«Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем тебе славити».
Тонкий слаженный хор крестного хода воедино переплетался с колокольным звоном. Свет свечей в руках каждого причастного побеждал кромешную тьму как смерть. Вместе с музыкой он спасал души, от чего дыхание Господа ощущалось совсем рядом. Практически у тебя за спиной, стоит только повернуть голову. Макушкой Байбл чувствовал это присутствие. Причём чем громче он пел вместе со всеми, тем сердце начинало колотиться сильнее от святости происходящего момента. Хотелось разрыдаться прямо среди этой небольшой толпы, которая собралась в Храме Святой Троицы, чтобы поучаствовать на пасхальной полнунощнице. В этом году Вичапасу позволили нести фонарь в начале колонны, чему он был несказанно рад. Не каждому доверят нести Божий свет — истинный пламень веры, ничем не гасимый и не задуваемый. Удерживая фонарь в обеих руках Байбл чувствовал, что несёт огромную ответственность. Не только перед верой остальных людей, но и перед своей собственной. Как жены-мироносицы, бежавшие к телу Иисуса на помазание, Байбл шествовал ко гробу Господню, чтобы почувствовать не только кожей, но и душой воскрешение Христа. Впитать в себя ту радость, которая накрывает всех верующих в Святую Пасху. Среди них были не только православные-турисы, проводящие свои отпуска в Таиланде, но и коренные жители, которые нашли Господа. Все они — женщины в алых платках, символизирующих кровь Иисуса, мужчины тайской и славянской внешности, были целым. Как одна душа они жили, дышали и пели. Пели от всего сердца, с накатывающимися на глаза слезами, но все до единого были неимоверно счастливыми. Байбл видел их улыбки, когда оборачивался назад. Этот блеск в глазах было не сравнить ни с чем другим. Именно так дети Господи любят своего Небесного Отца. Совершенной, всепоглощающей любовью. Среди десятков лиц Вичапас выцепил взглядом одно оглядывающееся по сторонам и с интересом рассматривающее шествующую колонну. Биу от неумелости обжигал руки о плавящуюся свечку, то и дело перекладывая её из ладони в ладонь. Но даже несмотря на причинённый дискомфорт, он как ребёнок искренне интересовался происходящим вокруг него. Когда Байбл после их поездки в город предложил Биу поучаствовать в крестном ходе перед Пасхой, то думал, что Джакапан откажется. Сошлется на какую-нибудь глупую причину или озвучит одну из сбивающих с толку шуток. Но вместо всего он лишь сказал одну фразу: «Ты видел, чем я живу в душе, поэтому хочу узнать, чем ты живёшь в своей». Так и произошло, что Сонгкран медленно перетек в ночную полунощницу перед Пасхой. Будто праздники двух совершенно разных религий намеренно решили объединиться. Или это Господь хочет показать, что они, наоборот, имеют общую составляющую: непоколебимую веру. Улыбка тут же озарила лицо Биу, достаточно ему было пересечься с Байблом взглядом. Кивком головы тот дал понять, что всё идёт хорошо. А Вичапас лишь закивав в ответ продолжил нести фонарь, чтобы позже остановиться перед дверьми, которые вели внутрь храма. Ничего не было плохого в том, чтобы дать шанс грешнику, как выражался его отец. Возможно, внезапная поездка в город и правда как-то связывалась с наркотиками, но Байбл не верил, что Биу может принимать. Если только запутаться в своей жизни, как слепой котёнок среди детских пелёнок. Вичапас лишь предложил ему руку помощи. И Биу уже не зная того, принял её. Подтверждением тому сейчас было его участие в крестном ходе вместе с Байблом. Колокольный звон постепенно сошел на нет. Вперёд вышел отец Даниэль, чтобы окропить иконы и прихожан святой водой. В этот день от него исходила особенная энергия благодати и яркого примера смирения ради Господа. Папа знал, на чей крест положил свою жизнь. Байбл бы тоже хотел идти по его стопам, но Господь будто шептал парню на ухо, что он может служить иначе. А как именно, Вичапас пока не знал. — Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав, — пропел отец Дэниел, не скупясь окропляя всех присутствующих святой водой. Затем отец принялся читать стихи из пророческого псалма: «Да воскреснет Бог», по окончанию которого вся процессия хором произнесла: «Христос Воскресе». Кто чисто на русском языке, кто ломано с тайским акцентом, а кто-то на латинском. Во время молитвы Байбл заинтересованно смотрел на Биу, который топтался чуть в стороне от кучки прихожан, но не собирался уходить. В голове крутился лишь один вопрос: «Неужели ему не хочется пойти завалиться спать вместо того, чтобы слушать молитвы на чужом языке?». Байбл думал, что Биу так хочет впечатлить отца Даниэла, чтобы тот больше доверял ему. Но где-то в глубине души чувствовал несказанный трепет. Будто бы в эту сторону его жизни кто-то заинтересованно приоткрыл шторку и заглянул внутрь. И не сбежал.* * *
Весна 2009 г. В Америке ему не было места даже после трёх лет жизни там. Потому что здесь не было мамы. В прочем, как и в Тайланде. Как и везде. Отец быстро нашёл работу в небольшой православной церкви в городе Джексон, в штате Нью-Джерси. Куда бы он ни приезжал, везде он мог найти своё предназначение. Даже во времена, когда с плеч отца не слезала скорбь, он находил в себе силы благодарить Бога и идти вперёд. Сегодня был один из тех дней, когда отец приводил Байбла посмотреть на службы. Вичапас ещё с детства интересовался двумя разными верами своих родителей, но теперь всё начинало терять смысл. После смерти мамы мальчику не хотелось думать ни о чем, кроме несправедливости. Он ходил на служения только для того, чтобы поддержать отца. Потому что всё ещё знал, как тот страдает. Каждое воскресенье одиннадцатилетний мальчик надевал идеально выглаженный костюм и отправлялся на новую службу к отцу в церковь. Они ехали в машине под христианскую музыку, как и всегда, но тут из динамиков начала играть новая мелодия, ещё не услышанная им раннее.«Scattered words and empty thoughts Seem to pour from my heart I′ve never felt so torn before Seems I don't know where to start»
Байбл прислушался. Краем глаз он заметил, как дрогнула рука отца, покоившаяся на руле, явно желавшая переключить. Но по какой-то причине он не стал этого делать, позволяя сыну дослушать до припева.«Cause I still believe in your faithfulness Cause I still believe in your truth Cause I still believe in your holy word Even when I don′t see, I still believe»
Смерть мамы для них была неожиданной. Даже её бог, Будда, не смог уберечь от произошедшего. Не уж, тем более, Небесный Отец, в которого верил папа. Но в песне пелось не о недовольстве и жалобах на Бога. Не о принижениях его неограниченных возможностей. А о вере: когда ты не видишь, во что нужно верить. В ней пелось о том, что даже в самые тяжёлые дни, Господь даёт испытания не просто так. И в таких ужасных вещах, как смерть, он милосерден. Подъезжая к церкви отец с сыном плакали вдвоём. Ещё никогда после потери мамы, они не были так близки. Будто присутствие Бога подтолкнуло их обоих в родные объятия. — Пап, я хочу принять Иисуса своим спасителем, — твёрдо произнёс Байбл, едва они переступили порог церкви и до ушей донёсся ровный хор, восхваляющий Господа. Наверное, за последнее время не было ничего твёрже, чем это решение. Никогда раньше сердце мальчика не тянулось к православию так, как сейчас. Тонкими пальцами оно цеплялось за руку Христа в надежде на помощь. И он помог. В тот вечер, присутствуя на самой последней литургии, Байбл чувствовал поддержку свыше. Он смотрел на стоящих пожилых женщин с клюками, сгорбившихся чуть ли не пополам, но сложивших руки в молитве. На молодых девушек, поражённых раком, чьи головы венчали особенные платки, скрывающие полную потерю волос. На целые семьи, которых объединял поход в церковь и их широкие улыбки друг другу после богослужения. Байбл понимал, что он такой же, как они, со своими шрамами прошлого и страхами. Даже у маленького мальчика в душе может разверзнуться бездна. Вопрос только в том, насколько продолжительно она будет расширяться, если не начать строить мост с одной стороны на другую. — Отец, что я должен сделать, чтобы стать, как они? — Вичапас подошёл к папе по окончанию литургии, кивая в сторону на кучку людей, ставящих свечи святым. — Делать то, к чему тебя призвал Господь. Не просто же так ты сегодня захотел принять его в своём сердце. Значит, у него на тебя есть свой план, и ты должен следовать ему. — Неоднозначно ответил отец Даниэль, от чего мальчик ещё сильнее запутался. — Но какой у него план? — искренне удивлялся Байбл, а его маленькое сердце переполняло волнение. — Как мне узнать его? — Поговори с Господом нашим. Через Библию, или молитву. Он тебе подскажет. Отец мягко вложил в руки мальчика книгу в чёрном кожаном переплёте, ласково потрепал по макушке и вернулся к остальным священникам. Байблу же ничего не оставалось, кроме как найти укромное местечко в церкви и полностью окунуться в Писание. Библия читалась легче прежнего. Наверно, потому что раньше Байбл не особо стремился вникнуть в смысл. Теперь же истину можно было прочитать прямо между строк. И эти слова эхом отражались в огромной мальчишеской душе, затрагивая каждую струнку своих детских воспоминаний. В каждом дне теперь Вичапас видел присутствие Божье. В каждом событии, которое происходило. И даже в смерти мамы. Что, если она должна была уйти на небеса, чтобы сын смог найти себя в Господе? И что, если и правда, как сказал отец, у Бога есть большие планы на его жизнь? У ребёнка не было ответа ни на один вопрос. Он лишь чувствовал, что может справиться с горькой болью внутри, пока внутри светил божественный огонь. Именно с этим чувством Байбл позже крестился, чтобы стать максимально ближе к Иисусу Христу, который умер на кресте за его грехи. Он не просто восхвалял Бога, он глубочайшие любил и уважал его, как не смог бы ни один мальчик в его возрасте. Возможно поэтому в школе никто не разделял его взглядов. Сверстники непонимающе на него смотрели, когда Вичапас рассказывал о Боге. Так уж вышло, что некоторые дети католиков ещё не понимали всей ценности присутствия Господа в их жизни. И уж тем более им тяжело было понять православие, которое было так популярно у русских. Так причиной унижений и насмешек стала не только вера Байбла, но и происхождение его отца. Нередко мальчик находил на своей парте карикатуры на своего папу, где его изображали пьющим водку в рясе вместе с медведем. Или записки самому Байблу, где его называли сектантом и сумасшедшим. Вичапас мог бы стерпеть всё. Но только не унизительные короткие письма, где обливали грязью Иисуса Христа. Из-за этих мерзких бумажек сердце мальчика обливалось кровью, он яростно рвал всё и спускал в унитаз, от чего однажды образовался засор и мужской туалет чинили пол дня. С каждым днём Байбл начал говорить меньше, больше избегать огромного скопления людей и отказывался ходить в какие-либо кружки. Лишь когда учительница по математике настояла посещать хотя бы какой-нибудь творческий кружок, чтобы в будущем это сыграло положительную роль в учёбе, Вичапас согласился. Лишь бы после обучаться в православной школе. Выбор пал на кружок пения. Наверно потому, что учительница верила в Бога, но в отличие от Байбла, была католичкой. На её занятиях иногда хором пели «Ave Maria» или «I can only imagine». А ещё там пахло святостью. Никто не поверил бы, но святость и правда имела запах. Для каждого он разный, но мальчик чувствовал её в страницах Библии, нотных листах, на чьих страницах музыка прославляла Господа. А ещё в клубах пыли, танцующих в золотистом свете уходящего дня и счастливых улыбках окружающих людей. Святость пахла ладаном, сладким перцем и лавандой. И этот запах заполнял полностью все лёгкие. Именно в этом музыкальном классе, наполненном различным запахами, Байбл впервые обрёл своё прибежище. А точнее: нашёл себе друга по имени Марк. Непоседливого мальчика, который постоянно веселил своими шутками всю группу, но всегда на свои выходки получал лишь снисходительную улыбку учительницы. На воскресных службах в католической церкви Марк появлялся без единого пропуска. В нём не было ни капли смирения, но этот взбалмошный мальчик глубочайше уважал Господа. И когда Байбл рассказал о православии, Марк подложил руку ему на плечо и сообщил, что знает, какого это — верить. Они были абсолютно разные, но сдружились очень быстро. Возможно потому, что Марк не любил сидеть на месте, а постоянно искал приключения, в которые втягивал Байбла. То сбегать на футбольное поле, погонять мяч, то в лес по близости, построить «шалаш для тусовок», то попугать девчонок в масках орков. Вдвоём мальчики были, как солнце и луна — совершенно несовместимые, но дополняющие смыслы друг друга. Светловолосый кудрявый Марк с россыпью веснушек на щеках и белокожий Байбл со своей азиатской внешностью и вороными длинными волосами. В их ребяческом мирке им было всё нипочём. Только знал бы Байбл, что это не навсегда. И скоро самый лучший друг в жизни исчезнет, оставив после себя терпкую горечь разочарования в людях.* * *
25 декабря, 2012 г. Снежное пуховое одеяло шапками накрыло крыши соседних домов. Улица пустовала и шёл крупный пушистый снег, превращая сугробы на дорожке в огромные горы. Выделялись лишь разнообразно украшенные домики: в разноцветных гирляндах, всё ещё светящиеся Санта Клаусы у крыльца и еловые венки с красными шарами на дверях. Вся эта тишина и благодать была по ту сторону окна, в то время как в доме, дотепла нагретом камином, проснулся Байбл и разглядывал праздничную ёлку. А точнее подарки, которые находились под ней. Только Вичапас собрался вскрыть коробки в переливающейся фольге, рядом с ним перевернулся на бок Марк и громко засопел. Байбл еле сдержал смех, чтобы не разбудить его, когда увидел, как тот забавно причмокивает во сне. В утреннем полумраке Марк был особенно красив: растрёпанные кудрявые волосы нелепо прилипали к макушке, а веснушчатое лицо, непривычно светящееся сквозь темноту, напоминало какого-то святого. Только Байбл не мог понять какого, потому что не мог оторвать глаз от розоватых губ, всё ещё причмокивающих воздух. Ко всему прочему, одеяло сбилось практически наполовину, открывая взгляду худые плечи с острыми ключицами. И сильную шею с подрагивающим во сне кадыком. Почему-то сразу появилось непреодолимое желание провести пальцем по этой мягкой коже, обвести контур плеч и приложить ладонь к сердцу. Щеки тут же вспыхнули жаром. Байбл никогда раньше не видел своего друга таким: беззащитным и невероятно притягательным. Будто в сегодняшний день, едва парню исполнилось пятнадцать лет, все тайные качества Марка раскрылись и обнажили нутро. Ту самую суть, которая полыхала в молодом юношеском теле. Вичапас придвинулся ближе, подоткнув под голову руку и наблюдая сверху за светлыми дрожащими ресницами. Аккуратно, не касаясь лица, он провёл пальцем по длинному носу с горбинкой и тонким сплюснутым губам. Чертовски сильно хотелось прикоснуться. Байбл понимал, что так нельзя. Так не делают лучшие друзья. Так вообще не делают парни! Но сердце отбивало сумасшедший ритм в груди, когда Вичапас застыл в сантиметре от лица Марка. Тот пока ещё ничего не подозревал и Байбл надеялся, что друг не проснётся и вообще ничего не почувствует. Ничего же страшного не случится, если он просто слегка коснётся своими губами его губ. Просто, чтобы попробовать. На вкус губы Марка были, как сырный «Lays», но почему-то хотелось ещё. Не просто прикосновения губ к губам, а более взрослого и серьёзного поцелуя. Так, чтобы лёгкие сжало стальной рукой, а сердце лопнуло от перенагрузки. Байбл углубил поцелуй, а Марк во сне протестующе замычал. Тепло от сердца быстро упало в живот, расплавляя все внутренности в жидкий металл, который позже застывал и менял всё его нутро. Происходило полное разрушение Байбла, как прошлого человека и горели все мосты. И в эту минуту он почему-то вообще не вспомнил о Боге. — Байбл, что здесь происходит?! — гремящий отцовский голос и с силой ударившая о стену дверь в спальню, окончательно разбудила Марка. Байбл никогда не забудет постепенно расширяющиеся глаза друга, а затем болезненный толчок в грудь, от чего парень отлетел в сторону и приложился спиной о батарею. — Какого хрена ты творишь?! — выкрикнул Марк, вытирая свои губы, будто его только что облизнула бродячая собака. — Ты что, педик? В ушах зазвенело, а всё вокруг вдруг стало каким-то неживым. Поэтому Байбл не почувствовал, как отец рывком поднял его с пола и с силой сжал предплечье. Будто боялся, что сын снова сможет натворить непотребностей. Но Вичапас и так уже сгорал от стыда. Особенно под презрительным взглядом своего друга, который в спешке пялил на себя свитер и даже не застегивая ширинки на джинсах, уже собирался покинуть комнату. — Прости, я не хотел. Это вышло случайно, — решил соврать Байбл и дёрнулся к Марку, но отец не позволил: крепкая рука сжимала кожу до боли. — Ты в курсе, что за такое будешь гореть в аду? — практически выплюнул друг, в чьих глазах полыхала ненависть. — Не звони мне больше. Марк собрал остатки своих вещей в рюкзак и выбежал из дома так стремительно, что Байблу оставалось лишь наблюдать, как его фигура в утепленной кожанке быстро пробирается сквозь сугробы к своему дому. — Зачем ты его поцеловал? — Отец встряхнул его так сильно, от чего в голове снова поднялся шум: видимо на время парень отключился от реальности и лишь смотрел на одинокого человека среди Рождественской сказки. — Я очень разочарован в тебе, Байбл. А Господь особенно. — Он вознёс глаза к потолку и пылко зашептал. — Прости моего сына, Господи. После этого инцидента вместо праздничного завтрака произошла длительная беседа. Затем вместо торта на день рождения, молитвы, молитвы и ещё раз молитвы. Причём, Байбл был не против поговорить с Богом, но вот только он ему не отвечал. Не мог подсказать, что делать дальше. Лишь в Библии не раз подчёркивал, как это мерзко — мужчине испытывать нежные чувства к другому мужчине. Всё бы ничего, но после рождественских каникул Марк больше не разговаривал с Байблом, как бы тот ни старался это сделать. Только лишь грозился рассказать всем в школе о наклонностях Вичапаса, если тот не перестанет к нему приставать. И Байбл перестал. Позволил другу отвернуться от него насовсем. И всё ещё верил, что Бог не отвернется от него просто так. Поэтому ради Него старался больше не думать о том, что произошло, как бы тяжело это ни было. Оставил всё позади. Включая свою истинную суть.* * *
Наше время В столовой на Пасху было практически не протолкнуться. Небольшая, она вмещала в себя около пятидесяти человек, но явилось гораздо больше. Байбл даже не представлял, что может прибыть так много гостей. Обычно они отмечали Пасху в узком кругу служащих храма и постоянных прихожан. Но сегодня радость от воскрешения Иисуса Христа распространилась на всех без разбора, что не могло не радовать. Стол чуть ли не ломился от пасхальных куличей с различными украшениями, крашенных яиц и традиционной «Пасхи»: творога с изюмом. При всем изобилии пищи присутствующие поздравляли друг друга, обменивались яйцами и куличами, от чего на столах священников н абралась немаленькая горка угощений. — Байбл, нам нужно отойти поговорить, — шепнул отец Даниэль и Байбл извинился перед всеми, чтобы отойти в сторону от шумной столовой вслед за родителем. Почему-то ему заранее не нравился этот тон отца. Не бывало ещё такого, чтобы во время праздничного завтрака Пасхи он отрывался от трапезы и просил отойти. Поэтому Байбл начал изрядно нервничать, стараясь припомнить, что мог сделать не так на крестном ходе. — Сегодня мы нашли у Биу в комнате это. — Вичапас напрягся, ожидая увидеть упаковку презервативов, но вместо этого различил в руках отца коробочку с нейролептиками. — Эти таблетки можно принимать, как наркотики. Вот во что, а в то, что Джакапан — наркоман Байбл отказывался верить. Даже когда перед его носом звенела баночка с нейролептиками. Даже, когда Вичапас понял, что Биу солгал. А точнее, не договорил правды. И почему-то именно это оседало горьким осадком на душе. — Не думаю, что он принимает, пап. — Снова повторил то же самое Байбл, когда отец отпустил его вместе с Биу в город ради пристальной слежки. — У него ломка, Байбл. Если Биу хватился кокаина, то перешёл на таблетки, лишь бы облегчить свою боль. И знаешь, что ещё хуже? Наркоманы способны на всё ради дозы. — Папа говорил настолько чётко и резко, от чего душа уходила куда-то в пятки, в голове рисовались картинки, как Джакапана выворачивает от боли. — Он может принести большие проблемы всему Храму. Заливистый смех и весёлый взгляд из-под чёлки совсем не вязался с иглами. Даже те синяки, которые заживали на Биу, скорее напоминали в нём жертву обстоятельств. Только не наркомана, пытающегося любыми способами отыскать себе дозу. — А что, если он болеет? — На слова сына, отец Даниэль лишь усмехнулся краешком рта. — Такие люди болеют, разве что, своей гордыней. — Ты хочешь его выгнать? — мягко спросил Байбл, на что отец милостиво помотал седовласой головой из стороны в сторону. — Я даю тебе возможность следить за ним и дальше. Биу под твоей ответственностью, раз ты так отстаиваешь его невиновность. — Отец сжал плечо сына и мягко улыбнулся. — У тебя всегда было большое сердце, я понимаю, что ты хочешь как лучше. Но будь осторожен. Я не шутил, когда говорил, что люди в ломке способны на многое. Что значила эта расплывчатая фраза, Байбл, конечно, не знал. Очень часто отец любил говорить загадками, каждая из которых не всегда была разгадана. Но одно он понял точно: парню позволили дать шанс грешнику при условии, что тот сможет его контролировать. И в этот же день на Пасху Биу исчез из его поля зрения. После праздничного обеда его не было нигде поблизости. Даже Тонг бродил по округе один, помогая убраться в столовой и по всему периметру храма. Байблу не хотелось бы бить тревогу и думать, что отец прав и тот побежал за новой дозой наркотиков, раз таблетки пропали. Но в голову лезли только такие мысли. Обдолбанный образ Биу под кустами в лесу становился всё реальнее.* * *
Вечер мягко обнимал его за плечи. Разгоряченное тело после полного дня пребывания в рясе взмокло, от чего теперь прохладный ветер приятно холодил спину. А волосы, наконец распущенные, Байбл то и дело зачесывал назад, чтобы лучше видеть исчезающую пену на берегу пляжа. Конец долгого дня, наполненного литургиями в храме, наконец, приблизился и появилась возможность побыть в моменте. Поблагодарить Бога за прошедший день, полный множеством счастливых моментов. Воскрешение Господне всегда было для Вичапаса особенным праздником, ведь Иисус воскрес назло всем своим противникам. Он со смирением принял смерть, чтобы после продемонстрировать людям любовь Бога. Потому что даже в мученической смерти присутствовала любовь. Послышался хруст веток и Байбл обернулся назад, где в полутьме сразу различил Биу, который нёс в руках какой-то свёрток. Пошатывающейся походкой, он добрался до парня и плюхнулся рядом, ни говоря ни слова. Байбл тоже молчал. Всего лишь искоса смотрел на худые запястья Биу, местами испачканные в белом порошке. Невольно взглянул на его лицо, которое выражало лишь глубокую задумчивость. Карие глаза наблюдали за луной, а руки уже привычно сминали свёрток в бумажной обёртке. — Никогда не видел сиреневую Луну. — Внезапно оповестил Джакапан, а Байбл тут же перевёл взгляд на небо, где Луна была привычного белого цвета. — Наверно, там растут красивые цветы. — Это кокаин? — Не вытерпел Байбл и резко спросил, указывая на перепачканные пальцы. — Это? — Биу улыбнулся, разглядывая свои ладони, а затем начал облизывать пальцы по очереди. — А ведь и правда похоже на кокс. Его бредовое состояние напоминало эйфорию после принятия наркотиков. Расширенные зрачки так же свидетельствовали об этом. Это открытие больно укололо сердце. — Тогда что это? — решил не отставать Байбл, на что Биу молча впихнул ему в руки свёрток в бумаге. — Остатки от моего подарка тебе. Можешь открыть. — Глаза Джакапана мигом заблестели, а на губах появилась широкая улыбка. Теперь он выжидающе смотрел на Байбла, который даже не двинулся с места. — Чего ты ждёшь? Подарки никогда не получал? Вичапас нарочито долго распаковывал свёрток, пока на глаза не попалась пластмассовая коробка, внутри которой лежал небольшой кулич, обсыпанный сверху голубыми шариками, жёлтыми и розовыми звёздочками. Подтеки белой глазури по бокам всё ещё липли к рукам, а сама шапка ещё не застыла. Почему-то при виде этого «произведения искусства» Байбл заулыбался, мгновенно осознавая в чем были испачканы руки волонтёра. — Пек целый день на кухне вместе с Кхун'Ламаи. Я испоганил целый десяток, представляешь? — засмеялся Джакапан, от чего на щеках у него выступили небольшие ямочки. — А ещё на кухне не было звёздочек и синего красителя. Пришлось вместе с Кхун ехать в город за ними. Но оно того стоило... Стало стыдно за свои мысли по поводу того, что всё это время Биу валялся где-то обкуренный или обколотый. Он старался испечь Байблу подарок, который был необычен не только со стороны разноцветных звёздочек. Но и надписи на нём. Вместо привычного ХВ, на куличе была кривая надпись синей глазурью, которая утекала куда-то в бок, но всё равно читалась как: «You will be mine..?». — Тебе так много людей дарило куличи, что я подумал, как безответственно подошёл к твоему празднику. Мы обливали друг друга водой на Сонгкран, а я не смог найти кулич. — Биу всё говорил и говорил о подробностях выпечки, как его чуть не огрела тряпкой уборщица за рассыпанный мешок муки, а Байбл в немом вопросе смотрел на надпись, которая плыла перед глазами. Сердце ускорило свой темп, едва Джакапан замолчал. Это означало, что нужно спросить об этой надписи. Только у Байбла в лёгких не хватало воздуха. Биу забрал его одним своим взглядом, который заставлял провалиться в обжигающий ад и вернуться на землю. Потому что его глаза вмиг посерьезнели и забегали по лицу Байбла. — Как это понимать? — Наконец, через силу, выдавил из себя Вичапас, на что получил многозначительную улыбку Биу. — Надо закончить фразу, не видишь? — Биу присел чуть ближе, наклоняя голову вбок, чтобы самому прочитать надпись, от чего их виски практически соприкоснулись. — Хотя, мне сама по себе эта фраза очень нравится. В глазах Джакапана плясали огоньки и Байбл бы не солгал, если бы сказал, что видит в них чёртиков, танцующих подле костра. Они гипнотизировали и заставляли затаить дыхание. Внутри его глаз было всё: отчаяние, надежда, свет и тьма. И Вичапас не знал, чего из этого больше. Он просто смотрел. А в следующую минуту почувствовал дыхание на своих губах и мягкое прикосновение к ним. Наверно, вот что почувствовали Адам и Ева, когда вкусили запретный плод. Невероятное наслаждение и жажду. И в дополнение покалывание на кончиках пальцев, когда Байбл аккуратно дотронулся до лёгкой ткани рубашки Биу на рёбрах. Ладони Джакапана обвили его шею, заставляя дрожать всё внутри. Он держал его подле себя, специально чуть наклонив, и настойчиво не выпуская из своих рук. Продолжал целовать уже смелее, а Байбл не смог не ответить. Хотя бы потому, что сердце замерло в груди и билось только тогда, когда парень касался волонтёра в хлопковой рубашке с вышитым чёрным котиком на воротнике. Оно никогда так не билось. Даже при молитве и вознесении славы Господу. Никогда, кроме одного раза в рождественское утро. За что Байблу тут же стало стыдно. Он словно нутром почувствовал, как Небесный Отец тяжело вздохнул и покачал головой. Поэтому пришлось прервать поцелуй резко, толкнув Биу в плечо, от чего он ошалело уставился на парня. А у Вичапаса не хватало слов, чтобы объясниться. Перед глазами, почему-то мгновенно начавшими слезиться, стояло лицо Марка, полное отвращения и ненависти. А затем лицо отца, который умолял Господа простить его сына. — Я что-то сделал не так? — Биу мягко положил руку на ладонь Байбла, но тот отдернул её, словно от огня. — Это неправильно, — пробубнил Вичапас, поспешно поднимаясь со своего места. — Этого не должно быть. — Что неправильно, Байбен? От этого ласкового обращения на душе образовался огромный камень. Хотелось, чтобы Бог не слышал этих слов, но он всё прекрасно видел. Особенно то, что сейчас творилось в сердце Байбла. — Спасибо за кулич, мне нужно идти. Биу сказал что-то вслед, но Вичапас уже не слышал его. По пути домой он повторил лишь одну фразу: «Прости меня, Господи, грешного сына твоего». Потому что не знал, как отмыться от чувства, когда посторонние губы парня вдруг сделались самым манящим образом из всех, что были. Ни одни эмоции от иконы, молитвы, ни даже от песни, восхваляющей Бога, не могли сравниться с желанием иметь человека и принадлежать ему. Эта страстная жажда считалась грехом и получалось так, что Байбл захлебывался в нём. На секунду он позволил сместить Господа из своего сердца в сторону, чтобы впустить туда Биу. Всего лишь на мизерную секунду, которая пустила свои глубокие корни порочности в душу. Вичапас избавлялся от этих сорняков годами. Следил, чтобы ни одно семя не упало в святой дух, живший внутри него. И всё стало бесполезным, достаточно было Биу посмотреть на него взглядом, обнажающим сердце. Он не знал, что делать с этим, но понимал одно: раз вкусивши запретный плод захочется больше. И тогда Байбл лишится самого главного — Господней любви.