Вниз по лестнице

and what once was ours is no one's now i see you everywhere, the only thing we share is this small town

Себастьян Сэллоу был человеком, который ныряет с головой, не думая. Анна любила подшучивать, что его должны были определить на Гриффиндор, но было у слизеринца одно главное отличие от учеников безрассудного факультета — перед импульсивным прыжком он рассчитывал пользу и будут ли стоить возникшие проблемы конечного результата. Отправляясь в одиннадцать лет в Хогвартс вместе с сестрой-близняшкой, Себастьян знал — он сделает всё, чтобы выбраться из глуши под названием «Фелдкрофт». У них не было денег и знаменитой фамилии. Их родители, пусть и были покойными, имели магическое происхождение, но близнецы не знали свою родословную. Даже мать и отца почти не помнили, другие родственники умерли ещё до их рождения, остался только дядя. «Учитесь хорошо. Мракоборцами могут стать только самые достойные.» — Напутственные слова Соломона звучали в голове. Будто для Себастьяна и Анны его пример не был показателем отношения к этой «достойной» профессии. Благодарность в виде небольшой лачуги от Министерства была сродни плевку в лицо. С годами у них получилось сделать что-то достойное: появился второй этаж, отдельные комнаты у каждого, даже гостевая, которая впоследствии стала личной комнатой Оминиса, который с лета второго курса каждые июль и август проводил у них. Оминис был первым планом Себастьяна, который вышел из-под контроля. Отпрыски влиятельных семей давно были знакомы между собой, образовав небольшую группу, в которой близнецам Сэллоу не было места. Не было среди них только Мракса, который являлся самой сложной, но желанной мишенью. Его родство с Салазаром Слизерином не было секретом с первого дня. Себастьян даже не мог сказать, зачем ему нужен был Оминис Мракс. Слизеринец воспринимался им как трофей, возможность показать свой авторитет, перенять у потомка змеиного факультета немного величественности и ауры неприкосновенности, которую тот излучал. Анне не была близка тактика брата о получении полезных связей, но именно она дала ему совет подбираться к Мраксу осторожно. Ничего странного, что навязчивые попытки Себастьяна не приносили результата. Но сблизиться им помогло не это. Новогодние каникулы заканчивались, Себастьян остался в Хогвартсе, не желая обменивать высокие величественные стены на разваливающийся домик, Анна напротив — поехала навестить родную деревню и их единственного родственника, поэтому в эту вылазку он был один. Нарушать школьные правила и выбираться ночью за стены замка помогала мантия-невидимка. Себастьян в прошлом году обменял её у деревенского мальчишки на обычные камни. Сэллоу уверил его, что они лунные и предсказывают погоду, достаточно убедительно, чтобы тот повелся. Мантия уже начинала подводить: не скрывала какие-то части тела, просвечивала его силуэт, но пока что он не попался. Слизеринец знал маршрут, который не патрулируют старосты, поэтому чужие голоса заставили его остановиться и прислушаться. — Ну что, Нюнинюс, может пожалуешься папочке? Или уже смирился, что даже он тебе не поможет? — Голос Корвинуса Мракса, семикурсник и ещё один потомок Слизерина, брат Оминиса, — Думаешь, нашел укрытие и в родном доме можно не появляться? Депульсо! — Сильный грохот, Себастьян выглянул из-за поворота. Корвинус стоял к нему лицом, а в спине отброшенного ученика он узнал своего однокурсника: Оминиса. — Флиппендо, — не думая резко выскочил Сэллоу. Теперь к стене отлетел Мракс-старший. Заклинание было не достаточно мощным, чтобы тот потерял сознание, но достаточным, чтобы вызвать замешательство, — Бежим. Себастьян не был терпелив. Это качество сыграло с ним злую шутку на зельеварении, когда он добавлял компоненты на пару минут раньше и на теоретических предметах, где надо было спокойно сидеть и слушать. Но «Защита от тёмных искусств» вызывала в нем восторг и со второго месяца он, не без помощи Анны, начал практиковать более сильные заклинания, до которых им только предстояло дойти. — Что чёрт возьми произошло? — Спросил Себастьян, когда они зашли в спальню. Слишком громко для комнаты со спящими первокурсниками, от которых вмиг послышалось недовольное мычание. — Оставим этот разговор на потом, — ответил Оминис, пытаясь отдышаться, после чего, с неожиданной для Сэллоу теплотой, произнес, — спасибо. Так началась их дружба. Это был первый раз, когда корыстные цели Себастьяна помогли найти ему настоящего друга и напарника. *** — Зачем тебе нужна тёмная магия? — Сила. У меня должен быть запасной план, если не получится вернуть древнюю магию, а единственная альтернатива, сравнимая по мощи — темные искусства, — ответила Бетти, не отрываясь от учебника, пытаясь составить список, какие заклинания им надо выучить. Обычно их учили как защищаться, но не тому, от чего они защищаются, — помнишь, когда ты мог управлять инферналами? Чувство власти, могущества, ты не скучаешь по этому? — Немного, — соврал Себастьян. Он не скучал. Он пытался убежать от той силы, которую получил на короткое мгновенье. Воспоминания догоняли, являясь ему во снах, показывали слишком реалистичные картины параллельных миров, в которых его дядя мертв и все от него отвернулись. Каждый день он ненавидел себя за то, что могло бы произойти, не успей Элизабет вовремя. Первые месяцы после событий в катакомбах, ночи слизеринца не обходились без кошмаров. Он резко просыпался. Чувствовал свой нереализованный замысел, который когтями впивался в каждую частичку тела и души, стараясь затянуть его обратно, утащить в водоворот сожалений. Спустя полтора года изучения тёмных искусств, Себастьян понял, что хотел донести до него Оминис. Мракс спрашивал о произошедшем, зная, что Элизабет рассказала не всё. Себастьян не собирался выдавать их общий секрет. Он знал, что Оминис лучше любого легилимента различал ложь и недосказанность. Себастьяну казалось, что если он признается другому, даже своему лучшему другу, куда его завело знание непростительных заклинаний, если заговорит об этом, события станут более реальными. Ещё больше окутают его, сожмут в своих объятиях и не выпустят никогда. Эту тайну он решил оставить в катакомбах. Тёмная магия — второй план слизеринца, который не удался. Себастьян чувствовал себя обессиленным. Он не знал, какие ещё пути может исследовать для спасения сестры. Соломон не собирался ничего делать с её состоянием. Болезнь не прогрессировала. Было ли это связано со смертью Руквуда — для Себастьяна оставалось загадкой. Решать её он не хотел, ведь смерть человека, который принес его сестре эти страдания, не избавила её от них. Бледное лицо Анны было ежедневным напоминанием, что слизеринец всего лишь бесполезный маг, который не в состоянии спасти родного человека. Настолько слабый, что темнота поглотила его раньше, чем он смог ей помочь. Оставался только один неиспробованный вид магии — древняя. Та самая, которой обладала Бетти. Он чувствовал огромный долг перед ней за жизнь своего дяди и спокойное существование их семьи под одной крышей, но была ещё одна вещь, которую он хотел у неё попросить — вылечить Анну. Поэтому её слова о том, что древняя магия отныне запечатана под Хогвартсом и на том месте сейчас можно найти лишь руины, отозвалось в нём чувством жуткого холода. Чувством убитой последней надежды. И непреднамеренно, поддавшись своим эмоциям, сказал Элизабет то, что относилось только к нему — и этим он в этот день убил ещё их дружбу и чувства. Когда в начале учебного года девушка подошла к нему и озвучила условия «сотрудничества», сказав, что оба всё забудут — Себастьян разозлился. Он не имел права на это чувство в отношении Бетти. Он обязан был сделать всё, что она скажет, чтобы оплатить свой долг, но он не собирался забывать ни секунды, проведенной с ней. Ему не нужна была темная магия, сейчас для него она была сродни темному болоту, дьявольскими силками, которые если снова затянут его, не сможет помочь даже «Люмос». Но ирония в том, что его «Люмосом» была сама Элизабет. Он был готов помочь ей с возвращением древней магии даже за ту призрачную надежду, что однажды она ею сможет исцелить Анну, но он знал девушку. Элизабет не позволит делать для себя что-то, не давая стопроцентных гарантий взамен. И если помощь ей предполагала, что ему придется делать вид, что она помогает ему в тёмных искусствах — он готов был играть эту роль. Даже если их отношения станут более холодными, он сделает всё, чтобы просто иметь возможность находиться рядом с ней. **** У Себастьяна и Имельды никогда не было общих точек соприкосновения. Они были двумя параллельными линиями, которые скрещивались, когда речь заходила о Квиддиче, в остальном — она не была ему даже другом. Приглашение составить ей компанию после отбоя для патрулирования коридоров, было воспринято равнодушно, но слизеринец согласился. Он ожидал, что они обсудят планы, связанные с Квиддичем, а не то, что девушка поцелует его в одном из тёмных коридоров школы. Себастьян ответил, чувствуя в движении своих губ лишь горечь и обиду. Рейес была для него попыткой забыться. Себастьян не собирался искать отношения, но они нашли его сами. Слизеринец не противился, пользуясь этой возможностью и почти сразу пожалев о ней. Он пытался отгонять из мыслей Элизабет, пытался раствориться в другом человеке и в то же время искал их общие черты, стараясь представить на месте Имельды её. Безуспешно. У Бетти был сладкий, пудровый запах с цветочными нотами, её губы мягкие, поцелуи с привкусом корицы, чувственные и настойчивые, словно даже этот жест был для неё очередной битвой, её прикосновения были нежными и невесомыми, кожа рук мягкая, покрытая царапинами из-за многочисленных приключений. Даже форма рук идеально подходила под ладони Себастьяна. Имельда напротив. Она пахла свежескошенной травой, губы немного обветрены, а руки сухие и неудобные. Отличие находилось даже в волосах: у серьезной, собранной Рейес, темные волосы всегда были завязаны в аккуратный хвост, а у светловолосой Бетти лишь передние пряди неаккуратно были убраны назад. Сейчас, когда она сидела перед ним, листая книгу, одна прядь выбилась и Себастьян сдерживал все силы, чтобы не поправить её, как делал раньше. Утром Элизабет зашла к нему в комнату за своей мантией и заметно напряглась, когда увидела Имельду. Сегодня у них была первая встреча по плану. Крипта не была приспособлена для занятий, но уместить коробки и мешки так, чтобы создать подобие стола, у них получилось. Себастьяну льстила реакция Бетти, но в то же время вызывала недоумение. В их первый разговор она дала ему понять, что между ними ничего не может быть, что дело даже не в нём. Потом своими словами напоминала как ей всё равно, что и с кем он делает, будто пыталась убедить в этом в первую очередь себя. И Сэллоу не понимал причину перемены её настроения. Чувствовал себя изменщиком, будто он опять сделал всё неправильно и ему стоило подождать, немного надавить, не слушать её слова, показать, что несмотря на её попытки уйти от их чувств, она всё равно принадлежит ему. Элизабет не будет третьим планом, который он провалит.