***
Боруто помнил каждую деталь того дня, что уже давно потерялся в годах, но не в его сознании. Их встреча была отнюдь не романтичной, и если уж говорить честно, то она была ужасной. Отвратительной, выходящей за все рамки приличия и моральных устоев. Для нормальных людей. Но они с Сарадой ещё на стадии эмбриона были обречены стать новой ячейкой в Семьях якудза. В семь им набили первые отличительные татуировки, пока они были вынуждены корчиться от боли и крепче сжимать зубами мокрую тряпку, чтобы не зареветь в голос, а в двенадцать дали оружие. На, мол, стреляй. Всё в твоих руках. Первая перестрелка в пятнадцать, когда отец после долгих уговоров взял сына с собой, что-то сломала. Глубоко внутри что-то навсегда исчезло в том мальчишке, когда на глаза попались первые бездыханные тела так близко и откровенно в своей жестокости, что становилось всё дурнее. Сладкий запах крови и мёртвой плоти забивался в ноздри непростительно быстро и донельзя нахально, но повернуть назад, сбежать с той заброшки и зарыться с головой в нежные объятия матери было нельзя. Позор. Подрыв мужского самолюбия, что успело разрастись к пятнадцати слишком сильно, предательство Семьи и предательство надежд отца. А ведь Боруто — сын, первенец и наследник. Разве мог он? Нет, не мог. Боруто помнил розовые волосы и глаза, чистые такие, зелёные. Помнил лужу крови и дыру в брюхе, из которой сочилась она особенно сильно, с напором, бурно. Помнил, как отец устало выдохнул, опустив пистолет дрожащей рукой. Как что-то сказал под нос себе и отвернулся. Собрался уходить и позвал с собой, но Боруто стоял около мёртвого тела и не мог пошевелиться. Он помнил, как худенькая девочка, ровесница ему, с ошалевшими глазами подбежала к телу и рухнула вниз на колени. Как из глаз её, темнее чёрного, полились слёзы, такие непривычные для людей из Семей. Как, обхватив сухую ладонь трупа обеими руками, она тихо молила очнуться речами, пропитанными эгоистичным желанием. «Родственница» — пронеслось в голове, — «Может, и мать». Пусть и совсем непохожие они были. Но стала бы девчонка так убиваться по одной только розоволосой женщине, когда всё, что их окружало, — это трупы членов клана? Словно и дела не было до других. Развернувшаяся личная трагедия стала чем-то решающим. Переломным. И когда неподалёку кто-то из Семьи спросил, не осталось ли живых, которых не разглядели за горами трупов, то Боруто, смотря в чёрные мокрые глаза, ровно ответил: «Нет, можем возвращаться». Первый раз, когда преданный долгу и Семье сын Главы солгал. Он развернулся, засунув заряженный пистолет во внутренний карман куртки, и хотел было уйти, оставив выжившую девчонку самой разбираться в своих проблемах, но та остановила одним словом: «Спасибо». Прошептала она безэмоционально, но всё же в каждом звуке чувствовалась искренность. И её рука, сжимающая холодную ладонь матери, и дрожащая нижняя губа, и хрупкие, застывшие в жалком понуром виде плечики — ничто бы не дало ей права проявить фальшь. Тогда ответ был излишним. Да и к чему? Героем его было сложно назвать, и слова благодарности казались странными, инородными в той ситуации, в которой оказались два подростка пятнадцати лет…***
Вторая встреча случилась на кладбище. Неромантично совсем, не тянуло это на сцену из какой-нибудь мелодрамы, а ведь в двадцать лет так хотелось какого-то сердечного успокоения, любви, что могла приютить ненадолго разбитую душу. Но вопреки ожиданиям, Боруто было суждено встретиться лицом к лицу с той же черноволосой незнакомкой, что и пять лет назад. Могила младшей сестры в миг перестала быть приоритетом. Но вот глаза, глубокие, мрачные приковали к себе внимание. Девушка, теперь уж точно не девчонка, тоже стояла у надгробья. Она перебирала пальцами стебли нераскрытых тюльпанов и о чем-то шептала, едва шевеля губами. Её строгость и величавость резко спадала, когда незнакомка неловко поправляла длинными пальцами очки или по-детски невинно поджимала губы от грусти или даже от некой обиды. И наконец она заметила наблюдателя, но будто и не удивилась. Только слегка вскинула брови, оставила свежие цветы у могилы и бесстрашно прошла к нему. А в кармане пальто привычно холодом ощущался пистолет. Не боялась? Не боялась, что повторит судьбу матери? Доверится человеку, который однажды уже предал самое главное, что было в его пятнадцатилетней жизни на тот момент. А она особенная? Она не такая, как все? Возможно… — Сарада. — Боруто. Без конкретики, без фамилий. Лишь молодая девушка и он, сын убийцы её матери.***
Пляж Широ был таким же безлюдным и тихим, как и всегда. Прошло немало времени с тех пор, как Боруто встречался здесь с Сарадой, но, кажется, волны были всё теми же, песчинки под ногами привычно шуршали и облака, как и прежде, укрывали позор обеих семей от чужих глаз. Сарада стояла чуть подальше от спокойного моря, прислонившись к одному из бетонных столбов, на которых чуть повыше держался пирс. Лицо её выражало полное погружение в тяжёлые раздумья. Оно и понятно — когда на твоих плечах такой груз, хочешь-не хочешь, будешь размышлять об участи собственной и своего спутника. И никогда еще размышления не приводили к хорошему заключению. Сарада тоже понимала всю обреченность их связи, понимала, что рано или поздно кто-то станет вынужденной жертвой. И пусть это будет он. — Давно тебя не видел. — горло пересохло, и фраза вышла слишком тихой, какой-то тусклой, но Сарада всё равно услышала, вздрогнула и взглянула на Боруто нежно, смягчив пугающую черноту глаз. — В последнее время много дел навалилось. — она подошла к нему, оттолкнувшись от бетона, и хозяйски обхватила лицо холодными ладонями, — Как только освободилась, сразу захотела встретиться с тобой. Каждое её слово — самый сладкий мёд, но якудза никогда не были из тех, кто любит сладости, потому Боруто перехватывает одну из ладоней, крепко сжимает женские пальцы и смотрит пристально, серьёзно. — Я ждал. — и она улыбнулась. Неярко и нешироко, но оттого не менее красиво. Каким-то неясным шармом веяло от каждого её действия. — Сегодня прекрасный день для встречи. — последней. Их пальцы невольно переплелись, руки сцепились в крепкий замок, и обречённая пара устремила взгляд высоко в небо. Там дикими огоньками сияли звёзды, хаотично разбежавшись по всей черноте над землёй. Сарада молча стояла рядом с ним и дышала полной грудью, будто раньше что-то сковывало, что-то мешало. И Боруто знал, что именно. Обязанности, ответственность, стремление оправдать ожидания, боязнь провала. Боязнь совершения ошибки, которая может стоить жизни. Да, Сарада желала жить. Боруто — нет. — Здесь спокойно, правда? Когда-нибудь надо будет ещё раз прийти сюда. — сказала она и вновь замолчала, выжидая. Наверное, он должен был согласиться, но это было бы самым страшным лицемерием за всю его жизнь. Пообещать ей что-то и не выполнить — чудовищнейший кошмар. — Время покажет. — Иногда твои уклончивые ответы пугают. Слишком сильно. — серьёзно пробормотала Сарада, — Я бы хотела, чтоб ты пообещал мне, что мы вскоре встретимся здесь и ты снова будешь нежно сжимать мою ладонь в своей. Ему становилось дурно от её нереальных мечтаний. Даже сладость мёда могла обернуться страшнейшим ядом. — Но я прошу слишком многого, верно? — он был рад, что Сарада догадалась сама. Она не требовала от него того, что он не мог выполнить, даже если бы постарался. — Прости, Са… — Не надо. Прибереги извинения. Они точно ещё пригодятся в будущем. Боруто кивнул, пусть и не было больше у них никакого будущего. Была только эта ночь, только эти звёзды, это море и эта Сарада. Осунувшаяся, строгая видом и нежная сердцем. И стоило извиниться за всё перед ней прежде, чем извиняться станет некому. Прошло около получаса. Её отрывистые фразы и его краткие ответы прервались одним взглядом на наручные часы с тонкой цепочкой. Сарада вздохнула и посмотрела на Боруто с тоской. — Время так быстро пролетело. В следующий раз я постараюсь, чтобы… — Не загадывай. — а ему было так больно её оставлять одну, но не было для них иного выхода. Она сильная, справится. А Боруто слабый и без неё точно не проживёт. — Знаешь же, что в наших кругах не принято так. А Сарада смотрела на него всё так же нежно, и от этого рвало на куски, но Боруто не подавал вида. Улыбнулся устало, пока в кармане всё ещё сталь холодила кожу бедра. — …Знаю, но отчего-то так хочется загадать. — её мечтательный взгляд был таким умилительным, таким живым по сравнению с тем, что он увидел, когда только вышел к пляжу и застал её понурую, что Боруто не смог сдержать свой порыв. Сгрёб её тонкий стан в крепкие объятия и застыл так, почти не дыша. — Давай ещё немного постоим. — сегодня было особенно трудно прощаться. Наверно, потому что эта встреча точно будет последней. — Совсем чуть-чуть. И ответом стали лишь едва осязаемые касания спины её нежными руками. Тоже обняла, так трепетно и любяще, что Боруто был готов здесь же вытащить пистолет и приставить дуло к виску, лишь бы умереть действительно счастливым. Но это было бы слишком эгоистично даже для него. Наконец Боруто выпустил её из кольца рук и взглянул выжидающе. Они оба знали, что за этим должно последовать. — Прощаться, как всегда, не буду. — сглотнув, выдала она, и глаза её, всё ещё чёрные-чёрные, засияли тревожным блеском. — Скоро увидимся. Боруто надеялся, что слова её не станут пророческими. — Иди, Сарада. — он аккуратно взял узкую ладонь в свою и прижался губами к костяшкам невинно, но с долей страсти, которая всё ещё бурлила в нем при виде Сарады с течением десяти лет. — Прости меня, если сможешь. — её узкие плечи вздрогнули на этих словах, и вроде бы она даже хотела что-то возразить, но не успела. Боруто не позволил. — Иди. Сарада ушла. Не стала доказывать свою правоту. Боруто проследил, чтобы её тоненькая изящная фигурка скрылась из виду: не хотелось случайно убить себя у нее на глазах. Мотор автомобиля заревел, колёса заскрипели, разгоняясь всё сильнее, и вскоре на округу вновь напала гнетущая тишина, перебивая только шумом спокойных волн. Боруто вдохнул морской воздух, выверенным движением достал из кармана пистолет и, прижав дуло к горлу, спустил курок. Прогремел выстрел.