Острое лезвие ножа.

Абсолютный ужас мгновенно вышиб из легких весь воздух, ударяя пугающей правдой прямо в статную спину. Каждое его слово, каждый выпад резали слух, заставляя все внутри запылать, сжаться от переполняющих эмоций, заполняющих до краев своей острой интенсивностью. Угроза нависла над Гермионой, опускаясь все ниже и ниже, играя с уязвленным разумом в безумную игру в прятки. Дрожь прошла через все тело, окутывая неприятную тяжестью. Горькое осознание собственного положения обожгло нервы, заставляя медленно обернуться, будто в попытке оттянуть неизбежное. Гермиона Грейнджер попалась. Она действительно угодила в ловушку. Их глаза встретились, и гриффиндорку тут же окатила волна арктического холода, проскальзывающего в его мутных, затянутых дымкой глазах. Смотрел ясно и прямо, направив на нее волшебную палочку в непоколебимом жесте. Одно небрежное движение и чертова грязнокровка закричит от боли, плавясь в агонии пожирающей ненависти. Гневный, воинственно-режущий взгляд приковал ее к полу, лишая возможности даже двинуться, сделать хоть шаг. Густая тишина пронизывала воздух, переполняясь с напряжением и шипящей яростью, проникающей под кожу как яд. — Я задал тебе вопрос, — прошипел Малфой, продолжая держать палочку на уровне ее груди. — Отвечай. Грязнокровка медленно сглотнула. Хотелось накричать на нее, дернуть за угловатые плечи, призывая к ответу. Это безумие. Кристально чистое, заставляющее все внутри клокотать от дикого, необузданного гнева, вызванного ее присутствием в его поле зрения. На побледневшем лице росло замешательство, а в глазах застыл страх, оттесняя все другие эмоции. Ресницы затрепетали, и она машинально еще сильнее сжала галстук. Чертова Грейнджер трогала его вещи, касалась их, оставляя свой след. Свой запах, так хорошо знакомый Малфою. Так хорошо знакомый, едва она смела нарушать его личностное пространство, стреляя своими большими, как блюдца, глазами в его сторону. Всякий раз, когда они пересекались в коридорах, когда завязывалась перепалка между гриффиндорцами и слизеринцами. Яблоки и чертова корица, окутывающая как второе объятие. — Я…Я…просто, — начала та и резко замолчала. Глаза расширились, когда рука с палочкой дрогнула. Сотни мыслей пронеслись в ее голове в тот момент, когда он небрежно взмахнул ей и что-то прошептал, едва шевеля губами. Дверь захлопнулась с характерным щелчком, отрезая Гермиону от внешнего мира, от единственной возможности спастись. Ловушка захлопнулась окончательно. — Чертова грязнокровка, — яростно прошипел Малфой, засовывая палочку в карман своей мантии. — Что ты здесь делала? Во что опять сунула свой длинный нос? Та поджала губы, чувствуя, как горло предательски обожгла горечь, а в глазах защипало. Все происходящее казалось нереальным, отдаленным, будто происходило во сне. В одном из ее кошмаров, которые иногда тревожили уязвленный, опустошенный после тяжелого дня разум, проецируя самые потаенные, глубокий страхи, связанные с возвращением Волан-де-Морта и трагедией, которая случилась в конце 5 курса. Безликие тени, далекие, приглушенные голоса, так отчаянно зовущие Гермиону по имени, и длинные пальцы, обхватывающие тонкую шею в попытке перекрыть доступ к драгоценному кислороду. Немного давления, и она со стороны наблюдала за тем, как ее безжизненное тело тряпичной куклой падало на мраморный пол с жутким стуком. Жизнь обрывалась, и в это мгновение девушка просыпалась в холодном поту, чувствуя, как участилось сердцебиение, чувствуя, как глаза застилала пелена предательских слез, затуманивающих обзор. Это всего лишь сон. Как и происходящее в данный момент. Она. Малфой. Закрытая комната. Он же не убьет ее, верно? Он же… Но едва Грейнджер успела сосредоточиться на этих мыслях, когда он резко прижал ее к стене. Рука едва касалась тонкой материи ее свитера, и его глубокий, злобный голос бил как хлыст, окутывая ее присутствием Малфоя, нарушающего личностное пространство. Он приблизился. Он, черт возьми, прикоснулся к ней. Кожа горела от невесомого прикосновения, даже сквозь свитер. Грязнокровка не слышала угрозы. Все слова, все проклятия, что Драко неумолимо обрушил на нее, пронеслись мимо, забываясь в ту же секунду, в то же мгновение. Херова дура. Ярость снова опалила сознание, заставляя его сжать тонкое запястье в угрожающем жесте. Она дернула рукой, в попытке освободиться. Еще один взгляд. Глаза в глаза. Осознание было таким внезапным, что пронзило насквозь. Он прикоснулся к Грейнджер. Он схватил гребаную грязнокровку и вдохнул ее запах. — Не смей…трогать меня, — задыхаясь, выпалила гриффиндорка, предпринимая еще одну отчаянную попытку выбраться. Упиралась руками в его грудь. Толкала, пытаясь ослабить то адское напряжение, что застыло между ними, опускаясь удушающим туманом. Губы задрожали, когда на нее обрушился шквал заполняющих эмоций, и бессильная ненависть, поражающая острой стрелой. — Отойди ты, чертов ублюдок. Только посмей тронуть меня… — Иначе что, Грейнджер? А? — перебил ее тот нарочито мягким тоном. Жар обжег грязнокровкины щеки, растекаясь пламенным румянцем. Спина выгнулась, демонстрируя ее готовность дать отпор, а глаза цвета густого молочного шоколада вспыхнули неистовым огнем, готовым поглотить без остатка. Снова толкнула, но Малфой все так же не двинулся с места, не поддался. Лишь продолжал изучать ее без малейшего следа жалости. — Ну, Грейнджер, что ты сделаешь? У тебя даже нет возможности использовать палочку. Я могу уничтожить тебя в мгновение ока. — Не посмеешь, — выдохнула, стараясь не поддаваться панике и не ступать по острому лезвию ножа, провоцируя его на действия. Глаза обжигали, выдавая взглядом ярость. Жгучую, неконтролируемую, оставляющую клеймо на ее нежной коже. В конце концов, если бы Малфой хотел ее прикончить, он бы сделал это сразу, как только увидел в своей комнате. Он бы уже отвел ее к декану своего факультета и все бы рассказал, предвкушая последствия глупой ошибки, допущенной Гермионой. Это всего лишь опасная игра его садистского разума, попытка запугать и манипулировать, нажимая на кнопки. Но факт остается фактом. Попалась. Она всегда старалась думать наперед, иметь запасные планы и рисковать по минимуму, но сегодня все ее устои рухнули в одно мгновение. Но гриффиндорка не будет играть по его правилам и поддаваться на глупые провокации. На лице грязнокровки пронеслось столько эмоций, что Драко удивленно заморгал, а затем издевательски рассмеялся, демонстрируя дьявольский оскал. — Херова дура, с чего ты вдруг решила, что не посмею? Минус одна грязнокровка. Мир станет чище. Он предвидел ее незамедлительную реакцию. Предвидел эту резкую, не поддающуюся Грейнджерскому контролю ненависть, ослепляющую глаза и клокочущую в груди. Тогда, на 3 курсе, он позволил ей ударить его, оставить красный след на коже. Победная улыбка окрасила грязнокровкины губы, а в глазах блестел триумф. Тогда, на 3 курсе, он позволил ей показать характер. Но не сейчас. Сейчас слизеринец диктует свои правила и все решает. Он перехватил ее руку прямо у своего лица и сильнее прижал к стене, вышибая весь воздух из легких и заставляя поморщиться от дискомфорта, связанного с трением о жесткую поверхность стены. Они были готовы развязать серьезный конфликт. Были готовы окунуться с головой в эту шипящую ярость, но быстрый стук в дверь заставил обоих застыть, напряженно прислушиваясь к шуму за закрытой дверью. Рука поднялась выше, закрывая Гермионе рот. Глаза наполнились ужасом. Снова. Трудно дышать, и она задергалась, потеряв последние крупицы самообладания, удерживающие ее в устойчивом состоянии. — Драко? — голос Пэнси лишился агрессивных ноток. Он звучал как-то слишком жалобно и слабо, будто она опять плакала в женском туалете, проклиная себя за собственную слабость к Малфою, не поддающуюся контролю здравого смысла. — Ты здесь? Мы можем поговорить? Надежда опасна. Она заставляет верить в то, чего никогда не существовало. — Не сейчас, Пэнс. Я занят. Уходи. — Но… — Сейчас же. Раздался пронзительный всхлип и быстрые шаги по ступенькам. Она ушла, а внимание слизеринца вернулось к грязнокровке, которая продолжала вести свою бессмысленную борьбу с ним за попытку освободиться. Сознание окончательно захватил запах корицы, который буквально ощущался на языке, как сладость, как запретный, вожделенный плод, который так отчаянно, так необходимо хотелось вкусить, медленно теряя рассудок от своих опрометчивых действий. Медленно, но верно избавляясь от предрассудков, которые упорно вдалбливались его отцом. Гермиона чувствовала то же самое, лихорадочно облизывая пересохшие от волнения губы. Отвела испытующий взгляд, продолжая шептать угрозы и прячась от интенсивности его взора. Руки бессильно опустились, и густые, непослушные волосы хаотичной копной обрамили лицо, пряча пылающие щеки. Жар растекался по венам, окутывая сознание с настойчивой смертностью яда. На точеном лице Малфоя виднелись острые углы неодобрения. В глазах — невиданная буря, когда тонкие пальцы прошлись по губам, очерчивая их контур и любовно прошлись по одежде, сминая выглаженную ткань юбки, достигающей девичьих колен. Грейнджер стала привлекать внимание. С тех самых пор, как он увидел ее на Цветочном балу. С тех самых пор, как она вырядилась ради жадного одобрения Крама, который буквально сжирал ее глазами, вальсируя в медленном танце. С тех самых пор, как он прижимался к обнаженной, алебастровой коже грязнокровки, шепча на ухо комплименты. А та сияла. Одаривала его фальшивыми улыбками, поправляя подол своего платья, растекающегося серебристой материей по тонкой талии. И с каждым годом эта херова дура все больше выводила из себя, иногда позволяя себе уложить непослушные локоны волшебным лаком. Сияющие, прямые как дождь, пряди падали на спину, привлекая внимание. Иногда позволяя себе нанести немного румян, оттеняя бледность лица. Иногда позволяя себе одеть юбку, демонстрирующую длинные, стройные ноги. Как сейчас. Она так чертовски выводила из себя. Что-то надломилось. Что-то, что было надломлено еще тогда, когда он страстно целовал Пэнси после Бала, представляя грязнокровку. Ее сочные, полные губы. Размазанные блеском, ее податливое тело, обтянутое тонкой тканью. И сейчас это вернулось с новой силой, провоцируя на действия. И сейчас тело гриффиндорки охотно отзывалось на столько невинные прикосновения, а сама она распахнула глаза еще больше, глядя с неподдельным недоумением, пытаясь совладать с собой. Сознание медленно отключилось, заставляя лишь сконцентрироваться на ощущениях, пронзающих каждую клеточку тела. — Что такое, Грейнджер? Тебе страшно? — выдохнул Малфой, придвинувшись еще ближе. Так неотвратимо близко, что чарующий, хриплый голос послал импульсы по всему телу, вырывая из нее жалобный всхлип. А руки тем временем скользили по бедрам, едва касаясь ткани. Обжигали. Создавали легкое трение. Пульсирующие волны омывали ее, концентрируясь внизу. Сжала бедра, в который раз облизнув губы под его жестким напором. Это было похоже на медленную, мучительную пытку, посылающую смертоносные заряды в каждый уголок ее отключающего разума. Это же чертов ублюдок Малой. Он не тот. Он… С нарастающим ужасом она поняла, что он успел задрать ее юбку, и неожиданно прохлада опалила разгоряченную кожу, демонстрируя полоску простого белья. — Пусти, Малфой. Ты не в себе, — голос охрип, и девушке хотелось думать, убеждать себя, что это все от шока, от разрывающих эмоций, а не от возбуждения, вызванного его действиями. Тот сдвинул брови, жадно впиваясь взглядом, будто в попытке сделать несколько аккуратных надрезов на смущенном лице. Будто в попытке вскрыть ее душу и прочитать мысли, что она так тщательно хранила в темных закоулках своего сознания, стыдливо прятала и выстраивала образ хорошей девочки. Отличницы. Лучшей подруги золотого, священного Поттера. Видели насквозь. Чувствовал, как она была готова разлететься на множество осколков всего лишь от той интенсивности, всего лишь от такого провокационного положения, загоняющего в ловушку, прямо в пасть к хищнику. К зверю. Стоит лишь немного надавать, и грязнокровка упадет к его ногам, умоляя об освобождении. Его рука опустилась, и, кажется, Гермиона могла воспользоваться этим секундным отвлечением, но… Тонкие пальцы любовно схватили ее за шею, несильно сдавливая, забирая контроль, показывая собственную позицию. Она задрожала. Но не могла отвести глаз, встречаясь с этим не угасающим огнем. — Сейчас ты возьмешь меня, как очень хорошая девочка, Грейнджер, какой ты и являешься в глазах своих драгоценных друзей. Но мы оба знаем, что твой разум- это порочное место, как и ты сама.