Bertie Bott's

      — Что же могу сказать, зелье получилось вполне сносным, мисс Гринвоу. — Прохладный воздух подземелий заставляет меня зябко вздрогнуть. Профессор Шарп критично пробует мою работу на разные реактивы уже добрые минут пять и, наконец, сдается: — Вы справились немного хуже Уизли. Поставлю вам оценку «Выше ожидаемого», но не смейте меня за это благодарить. От своих учеников я всегда жду большего и… — хрипящий голос профессора приводит в чувство, и мое желание громко зевнуть испаряется. — Не терплю никаких отработок. Вы меня понимаете?       Ещё бы. Пол ночи, проведенной под одеялом с тетрадкой и волшебной палочкой, с лихвой хватило, чтобы в очередной раз понять, что трепаться на уроках зельеварения опасно для ментального здоровья.       Я робко киваю, устремляя взгляд на стол перед собой: около котелка все еще валяются остатки школьной роскоши в виде пустых пробирочек и закрытых склянок с необходимым сырьем. Руки тянутся расправить складки на форменной клетчатой юбке, и я ругаю себя за то, что вчера слишком поздно заметила на своих любимых штанах ужасное пятно прямо на коленке. Экскуро хорошо очищает от таких проблем, однако противный запах не убирает, и теперь мне придется весь день мёрзнуть в тонких чулках и без мантии. Слава Мэрлину, хотя бы мой шарф не воняет этой лавандой.       — Можете быть свободными, — гнусаво говорит Шарп, и я почти вскакиваю с неудобного табурета. — Не желаю вас больше видеть на своих отработках, мисс Гринвоу.       — Поверьте, мне тоже этого мало хочется. До свидания, профессор! — уже на вылете из кабинета щебечу я радостно и, обернувшись, вижу, как мужчина хмурится от моего приподнятого настроения.       В коридоре змеиных подземелий ещё холоднее, но я вынуждаю себя стянуть со своих плеч шарф, завидев так удачно стоящего спиной рыжика Гаррета.       — От винта! — конец зелёного шарфа с хлопком ударяется о поясницу друга, и пока тот пытается осознать происходящее, я со злорадством повторяю щадящий удар, но уже по месту чуть ниже. — Квоффл пролетает через кольцо соперника. Десять очков команде Слизерина! Слава охотнику Гринвоу, слава!       — Совсем дурная? — с недовольством шипит Гаррет, хватаясь за конец моего шарфа. Тянет на себя и сквозь зубы цедит: — Безумная женщина.       — Соответствую своему прозвищу, — ухмыляясь, отвечаю я, и Гаррет покорно отпускает шарф из рук, театрально закатывая глаза. — Профессор сказал, что ты отработал на хорошую оценку. Ты заколдовал его что ли? Или на самом деле учил?       Дёргаю Гаррета за ухо, и тот краснеет, пытаясь отогнать меня как надоедливую муху. Но я ему не муха. Я гадюка, вцепившаяся клыками в жертву. Так просто не отпущу.       — Представь себе, учил, — оценивающий взгляд Гаррета заставляет меня пустить смешок. — Ну а ты, я погляжу, тоже отмучилась, и вполне успешно?       — Честно говоря, я вчера до… — перевожу с трудом дыхание. — Допоздна учила, сидя под одеялом с палочкой в руках. Спина теперь болит страшно, — в подтверждение я вытягиваюсь на носочках и тяну руки к высокому потолку. Позвоночник болезненно хрустит, а Гаррет морщится. — Но, слава Мэрлину, смогла получить «Выше ожидаемого».       — Да ты же моя молодец, возьми с полки огурец, — я цокаю, а рыжик весело протягивает ладонь. — Ну раз и ты всё отработала, можем быть свободными. У меня есть просто потрясающая идея для совместных тренировок.       Гаррет мягко берет меня за руку и ведёт к лестнице, и я ему не противлюсь.       — Отборочные матчи уже так скоро, Зейн, — щеки Гаррета заметно розовеют. — Хочу возобновить наши пробежки и упражнения. Предлагаю после уроков начать.       — Отборочные? Вот это новость! Не знала, — саркастично отвечаю я, вспоминая, что за прошедшие недели Имельда мне все уши прожужжала; зелёный шарф щекочет голую шею, а Гаррет поджимает от раздражения губы.       — Рейес тебе что-то говорила о новом плане тренировок?       Улица встречает осенним порывом ветра, в мгновение ока убивающим мою укладку на голове. Гаррет, ухмыляясь, окидывает взглядом голодных и ещё сонных учеников, будто толпа лунтелят на кормежку. В нашем случае, на простой завтрак. Кажется, кто-то проболтался ненароком, что сегодня будет пудинг и тыквенная каша. Могу с уверенностью предположить, что вся эта толпа жаждет именно первого.       — Говорила, — я шмыгаю громко носом, продолжая делать мелкие шажки ко входу в вестибюль. — Но не уверена, что останусь жива, если все расскажу. Это же… «Уникальная тренировочная программа, разработанная самой Имельдой Рейес». — под конец мой клоунский голос предательски срывается на почти хрипящий.       — И то верно, — хихикает Гаррет, дёргая мой конец шарфа, как будто кот играется с клубком пряжи. Я вижу, как его взгляд то и дело скользит по моему телу. — Кстати... Ты сегодня при параде. Даже юбку надела? Удивительно. Зейн, ты, что, девочка?       Прохладный уличный воздух сменяется на комфортный теплый внутри помещения школы. Внутри толпа оказывается ещё больше, чем снаружи, и я обречённо выдыхаю, обдумывая, повернется ли мне сегодня удача лицом, и смогу ли я занять место рядом с Оминисом на завтраке.       — Как ты догадался, Гаррет? Неужели, на прорицания талант проснулся? — не сдерживаю ехидной усмешки. А уголки его губ всё ползут и ползут вверх.       — Наверно, и лифчики носишь, да?       — А вот тут мимо, дружок, — я демонстративно поправляю корсет под грудью, на что Гаррет странно кривит губы, и его взгляд шустро отскакивает от моей блузки куда-то в сторону. — Кстати, сходишь со мной в Хогсмид завтра? — высматривая себе место за слизеринским столом, бурчу под нос, зная, что Гаррет и так прекрасно услышит. — Мне нужно кое-что прикупить.       — М? — блаженная улыбка на конопатом лице рыжика меня только нервирует. — Почему бы тебе не пригласить Оминиса? Думаю, ему будет приятно.       Я справедливо хмыкаю, мысленно гадая, через сколько секунд у Гаррета начнет трещать рот от еще более широкой улыбки.       — Всего лишь сходить за пудрой и конфетами, — на последнем слове язык начинает липнуть к небу, выдавая с потрохами смущение. Говорить становится тяжело, когда Гаррет мягко поворачивает мою голову в ту сторону слизеринского стола, где я сразу замечаю Оминиса.       Слава Мэрлину, ещё никто к нему не подсел. Я кусаю себя за щеку от нетерпения занять это место под солнцем. Нездоровый спортивный интерес манипулирует мной абсолютно виртуозно.       — Да-да. Уверен, вы просто отлично проведёте время.       — А ты в этом сомневаешься?       — Ни сколько, Гадючка.       Гаррет загадочно улыбается и, развернувшись, направляется к столу своего факультета. Я же, успокаивая учащенное дыхание, спешу занять место среди своих сокурсников. Оминис лениво ковыряется ложкой в шоколадном пудинге и почти незаметно вздрагивает, когда я плюхаюсь на скамью рядом с ним. Мой голодный взгляд цепляется и за миски с печеньями, и за фруктовые корзинки, и даже за розовые ладони парня рядом с собо… Ой.       — Доброе утро, Оминис. — бодро произношу я, тянусь рукой за своей порцией пудинга, совершенно заслуженной.       Друг медленно поворачивает голову в мою сторону. На секунду кажется, что даже его глаза вспыхивают ярким голубым свечением, когда губ Оминиса трогает лёгкая улыбка.       — Доброе утро, Зейн.       В ушах стоит гул учеников: одних взбудораженных, других — ещё немного сонных. Я с удивлением замечаю, что Оминис перестает есть, просто уткнувшись невидящим взглядом в меня. Но я стараюсь не придавать этому особого значения, уделяя все свое внимание на наслаждение десертом.       — Как отработала зелье? — вдруг серьезно спрашивает он, красиво складывая руки на груди. Мой взгляд то и дело мечется от недоеденного пудинга до вывернутого капюшона Оминиса.       Колет обида. Больно. Неужели ему никто не помог поправить мантию? Даже не предложил?       — На удивление, неплохо справилась. — Тянусь несмело рукой к его спине и ловким движением привожу капюшон в приличный вид. — Я успела неплохо выучить рецепт зелья и с горем пополам его приготовила. Но Гаррет все равно справился лучше.       Уголки губ Оминиса заметно ползут вниз, стоит мне только упомянуть своего лохматого рыжика. Стараюсь тихо вернуть свою руку назад, пока он странно кривит губы, будто борется с желанием что-то сказать.       — Как спалось? — спрашивает хрипло, беря в руки ложку.       — Доброе утро, Оминис, Зейн… — не успеваю я и рта раскрыть, как мысли грубо перебивает всплывшая из неоткуда красная, как листья мака, Имельда. Она совершенно недвусмысленно останавливается около скамьи, где мою тушку и Оминиса отделяют какие-то дюймов восемь. — Зейн, подвинешься?       Конечно, подвинусь. Куда я денусь?       Садись прямо рядом со мной и тем олухом с шестого курса, который подпалил мне мантию год назад. Но я не обидчивая. Нет, совсем нет. Но если ты наберёшься наглости влезть между мной и Оминисом... Лучше не знать, какой я бываю, когда кровь в венах достигает точки кипения.       И я юрко двигаюсь к Оминису вплотную, бесстыдно хвастаясь за такую возможность. Имельда смущённо поджимает губы и без слов усаживается на скамью между мной и тем самым неумехой в заклинаниях.       — Зейн, у меня серьезный разговор к тебе, — строго обращается ко мне Рейес, стоит ей ухватить последнюю порцию пудинга на столе. Везучая она, сказать нечего, но иногда глупит ужасно.       Например, полтора года назад, когда проболталась мне о симпатии к Оминису. К слову, это никак не подкосило нашу дружбу, по правде говоря, она была единственной из слизеринок, кто — цитирую с её же слов — ещё как-то мирился с моим характером. И я ей была в какой-то степени благодарна.       — Я хотела с тобой обсудить тренировочный план на ближайшую неделю, — аккуратно поддевая от пудинга сочный кусок ложкой, бурчит Имельда. — Я намерена вывести нашу команду на совершенно новый уровень, чтобы все стали быстрее, сильнее и ловчее. Что думаешь?       Оминис с гулким звоном оставляет ложку на пустой тарелке, и мое сердце взволнованно стучит. Мэрлин милостивый…       Не уходи, пожалуйста, не уходи.       — Хорошо спала; спасибо, что поинтересовался. Правда, спина ужасно затекла. Учить под одеялом не очень удобно…       Имельда тихо «ойкает», стоит Оминису сухо улыбнуться. Он опускает свою руку на мою ладонь и слабо сжимает её. Я двигаюсь к нему ближе, ведомая желанием снова прикоснуться бедром, прямо как вчера. Волнующие воспоминания греют сердце и немного сбивают дыхание.       Чувствую кожей недоверчивый взгляд Имельды, но ничего ей пока не отвечаю. Всё-таки, она сама виновата. Перебивать чужой разговор нехорошо.       — Ты пробовала эти печенья? — снова интересуется у меня Оминис, и я лениво мотаю головой.       Зачем? Не знаю. Для него этот жест ничего не значит. Наверно, как и любой устный ответ. Ведь я точно — совершенно точно — догадываюсь, что намеревается сделать Оминис, потянувшись свободной от палочки рукой до миски со сладостями.       — Открывай рот, птичка летит.       Иногда я жалею, что мой язык имеет крайне неприятное свойство проваливаться куда-то глубоко в горло, лишая меня напрочь возможности что-либо сказать.       Оминис робко улыбается и отламывает от печенюшки скромный кусок, поднося его к моему лицу, но не так близко, как делала вчера я. Всё-таки, образ скромного юноши на нем держался слишком натурально в присутствии других людей.       — Так мило с твоей стороны, — хохочу я и неожиданно для Оминиса поддаюсь корпусом вперёд, выхватывая зубами из его пальцев крошащийся кусочек печенья. Вкусы имбиря и мёда вяжут на языке, и я облизываю губы. — Ой, дай ещё.       — Что тебе дать? — совершенно невинно спрашивает Оминис, отодвигая рукой тарелку подальше от меня. Усмехается.       Поиграть ему захотелось? Как же не вовремя — я есть хочу. Мэрлин, помилуй!       — Издеваешься?       — Да как я могу?       Я до сих пор не могу понять, нравится ли мне в нем эта черта, или нет: бесперебойное стремление быть хозяином положения. Или оно у него вспыхивает только при желании подразнить меня?       — Дай мне насладиться печеньями! — клянусь, на мое капризную интонацию обернулось человек двадцать.       — Ну попробуй, отбери у меня, — и я теряю всякое терпение, тянувшись за волшебной палочкой, а Оминис нахально улыбается.       Попробую, ещё как попробую!       Но не успеваю я произнести волшебное и спасительное Акцио, меня резко остужает Имельда, положив ладонь на плечо и с нажимом заставляет мое приподнятое мягкое место, называемое братом ласково "попа", пригвоздиться намертво к скамье. Она вдруг наклоняется к нам двоим и угрожающе — а ещё немного неразборчиво — шепчет так, будто пытается пародировать парселтанг!       — Что ты творишь?!       Ещё немного, и на её лбу лопнет вена. Я виновато смотрю на подругу, сжимая губы, и совершенно поздно вспоминаю, что Имельда о чем-то говорила мне, когда только села за стол.       — Зейн, веди себя прилично, — я задохнулась возмущениями, застрявшими в горле, ибо Имельда не дала ни секунды на возможность перебить её. — Не подобает девушке баловаться за столом!       — Да он сам…!       Виноват? Да! Спровоцировал? Да! И я ему устрою ещё!       — Я всё прекрасно видела. И слышала. Ты первая начала, — кажется, Имельда теряет всякий интерес к обсуждению квиддича: разочарованная и подавленная она возвращается к поеданию шоколадного пудинга, пока я думаю, как бы незаметно для других подразнить Оминиса.       А пока я тянусь руками под стол, желая поправить свою задравшуюся от вечных елозаний юбку, и случайно касаюсь ноги друга. Бессвязные мысли перебивает безумная идея. Ох. Это будет жестоко даже для меня. Но я, конечно же, попробую. Чего-чего, а этого Имельда точно не заметит.       — И на чем я только остановилась? — наигранно строгим голосом заговорила Имельда. — Нам нужно начать тренировки с мышц рук. Потом идут ноги. Это все очень важно, Зейн.       Мои пальцы касаются ноги Оминиса чуть выше коленки и слегка оттягивают ткань форменных брюк. В такой близости с ним легко уловить любой неровный вздох. Да, абсолютно любой. А еще знаю, что он не выносит щекотки.       — Даю тебе задание. По тридцать отжиманий утром и вечером.       Чего-чего, Имельда?       Оминис опаляет пылким шепотом кончик моего уха, когда рукой я немного задираю его брюки и скольжу рукой под гольфы.       — Что ты...       Да я и сама не знаю, честно.       Мэрлин, прости. Соблазн ослепляющий, соблазн одурманивающий, это всё он виноват! Не я!       — Пресс тоже очень важен. Нужно стремиться к идеалам всегда и везде.       Его кожа под коленкой необычно горячая, обжигает мои юркие пальцы. Я легонько шевелю ими, раздражая нежную кожу Оминиса. Когда он шумно сглатывает, я победно усмехаюсь.       — Ну, я тебя поднатаскаю ещё. Ты мне нужна на играх в лучшей форме. Я не прощу себе, если Гриффиндор нас снова обыграет! — в сердцах щебечет Имельда.       — Ага, — коротко выбрасываю я и наклоняюсь ближе к груди Оминиса. О том, как это странно может выглядеть со стороны, я особо не думаю. Да и кому такому сообразительному хватит ума посмотреть под стол?       А даже если и посмотрит, то что? Побежит жаловаться учителям? Зейн негодяйка мальчиков по коленкам гладит, пока никто не видит? Возможно, моя мама бы смутилась, узнав о таком. Ну а младший брат точно бы посмеялся.       Кстати о нем, где этот мелкий сорванец с утра шляется?       Когда мои односложные ответы наконец наскучивают Имельде, она отворачивается, вовлекая в новый разговор других слизеринцев. Я облегчённо выдыхаю, убирая руку с коленки Оминиса.       — Прекрати, пожалуйста, — сдавленным голосом просит он.       — Сам виноват, — я смущённо отодвигаюсь на безопасное расстояние. — Ты завтра свободен кстати? У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — иду ва-банк.       — Так уверена в этом? — тихо спрашивает Оминис всё ещё чуть дрожащим голосом, отодвигая тарелку от себя.       — Прогуляемся до Хогсмида вместе?       Оминис пару раз усиленно моргает и я слишком поздно осознаю, как громко это предложение было озвучено. Пара слизеринцев напротив нас вмиг прекращают разговоры и цепляются за нас двоих изучающими взглядами.       — Это что, свидание?       Оминис, да что ты такое говоришь? У меня сердце уже колотится там, где никогда не колотилось.       — А ты со мной заигрываешь? — что в голову забредает, то изо рта и вылетает. Чувствую, как мои мозги уже уплывают из черепушки.       Мы сидим молча секунд пять, пока сидящие за столом напротив нас слизеринцы не начинают демонстративно перешептываться друг с другом, робко показывая на меня пальцем. Я не успеваю опешить от такой наглости и невоспитанности — хотя мне ли их вообще судить? — Оминис бережно берет мою ладонь в свою и медленно встаёт со скамьи, предлагая мне последовать за ним сразу на занятия.       — Если для тебя это имеет значение, то да.       Громко глотаю и, кажется, язык проваливается в глотку, на этот раз окончательно. Все, что остаётся доступным, влюбленно улыбаться и самозабвенно семенить рядом.       — Аналогично, Оминис, — пожимаю плечами. — Можешь так и воспринимать мое предложение. Ну так что?       — Ну тогда я согласен.       Мэрлин милостивый… У нас на самом деле будет настоящее свидание? Не помню, чтобы утром успела выпить Феликс Фелицис.

⌑ ⌑ ⌑

      — Давай, давай, — хохочет Гаррет, устроив подбородок между моими сжатыми коленками. — Семьдесят один…       Я загнанно дышу, изо всех сил отрывая корпус от пола. Гаррет надёжно прижимает мои лодыжки, чтобы я даже не думала схалтурить. С забавой наблюдает за тем, как я качаю пресс и стону от бессилия, вспоминая, что впереди меня ждут ещё приседания.       Ну, хотя бы я не одна сегодня так мучаюсь. Мой рыжик решил составить мне компанию.       — Семьдесят два!       — Я устала! Гаррет, ради Мэрлина… Отпусти! — слова застревают в горле.       — А кто говорил, что станет лучшим охотником сезона? — ухмыляясь, мурлыкает Гаррет, пока я, раскинув руки в стороны, восстанавливаю дыхание. — Давай до восьмидесяти хотя бы добьем. Сосиски поплотнее держи! — с этими словами друг рывком сводит мои раздвинутые бедра.       Я смыкаю руки за головой снова и стараюсь дышать на счёт. Раз — вдох, два — выдох, будто это меня как-то спасет. Но самовнушение — лучшее средство от нервозности.       — Семьдесят три…       Пресс от интенсивных упражнений горит страшно, кажется, завтра я просто не поднимусь с постели. Но Гаррет снова оказывается в чем-то прав. Мысль о блестящем результате и натренированном теле слишком сладостна и не позволяет мне сдаваться так просто.       — Семьдесят четыре, семьдесят пять. Зейн, полегче. Как ты себя чувствуешь?       — Считай, ради Мэрлина, считай вслух! — хныча, прошу я и снова касаюсь локтями коленок. Гаррет плотнее прижимает мои пятки к полу.       — Семьдесят шесть, семьдесят семь!       Шумно глотаю ртом воздух и стону от боли так громко при каждом повторении упражнения, что картинка перед глазами начинает меркнуть.       — Семьдесят восемь, семьдесят девять!       Последний раз подняв корпус, я слышу спасительное и долгожданное «Восемьдесят!», а потом без сил сваливаюсь назад на пол. Гаррет ползет на четвереньках ближе ко мне и ласково убирает мокрые пряди со лба.       К сожалению, ещё не придумали заклинания для увеличения мышечной массы, поэтому нам, спортсменам, приходится тренировать тело самостоятельно. Как брезгливо выражается один мой клоун одногруппник: «Маггловскими методами». Хотя его мнение для меня имеет вес меньше пушинки. Сам-то и минуты на метле не может продержаться.       Я вытираю тыльной стороной ладони пот с лица и хватаю ртом воздух.       — Оминис будет в восторге! — хлопает меня по плечу Гаррет. Блузка влажная и неприятно липнет к разгоряченной коже. У меня не остаётся сил элементарно что-то съязвить другу в ответ на его очередные шутки. — Уверен, он по достоинству оценит твои усилия.       — Каким способом? — притворяясь дурочкой, шепчу я.       Всё-таки зря я другу так рано проболталась о грядущем свидании.       Гаррет ничего не отвечает, лишь загадочно ухмыляется. Мое лицо горит от усталости и от крайне непристойной, но навязчивой мысли. Мэрлин милостивый...       — Мне кажется, ты точно в его вкусе. Уж слишком быстро он клюнул на твое предложение.       — Гаррет, прошу, избавь меня от своих этих… Догадок. Я и так устала.       — То есть ты со мной не согласна?       Я собираю все свои силы и шлепаю ладонью по шее Гаррета, чтобы замолк хотя бы на секунду. Но это рыжика только раззадоривает, и он вспыхивает новыми порциями глупых комментариев, как огонек при дуновении ветерка.       — Буду ждать завтрашнего дня так сильно, будто сам с ним на свидание иду.       Я закатываю глаза и не сдерживаю хриплого смеха.       — Тренировала уже поцелуи на помидорах? Признавайся!       — Ты дурак, и это, видимо, надолго, — почти хрюкаю я от накатывающего смеха и боли в животе.       Я прикрываю глаза, устало выталкивая из легких воздух, голова до сих пор кружится от тренировки, и одна только мысль, что впереди меня ждет серия приседаний, вызывает тошноту. Я собираю слюну во рту и тяжело сглатываю ее, ощущая знакомое тепло в ладонях. Глупо улыбаюсь, будто никчемные крохи древней маги в крови как-то помогут мне выдержать упражнения на ноги.       В любом случае, вечер в Выручай-комнате нам предстоял ещё длинный.