Люблю тебя, больше чем БДСМ

Снова обыденная школьная рутина, как и в прошлом году, наконец-то весь этот неустойчивый период закончился и можно жить, как и всегда. Всего-то около недели понадобилось, в прошлом году больше было. Ходить по коридорам без дела и ждать, когда остаток класса наконец-то найдет нужный класс, быстро надоело, теперь вот хоть известно, в каком кабинете остаток одноклассников искать. Вот сейчас уже первый урок должен быть, а им наконец-то в силу устоявшегося расписания дали ключ от кабинета, в котором 10 «Б» ютился вместе со своим классным руководителем. Ее на месте еще не было, хоть она всегда приходила за час до первого урока, сидели десятиклассники в одиночестве, отсчитывая минуты до звонка на урок. Было даже несколько страшно из-за того, что в последний день, когда они с Александрой Олеговной виделись, всё закончилось не так хорошо, как хотелось бы. И вот теперь еще и на уроке её нет. Он ещё, конечно, не начался, но это и не важно. Обычно она уже сидит за своим столом и чем-то занимается чуть ли не с семи утра, а тут почти что восемь, сейчас уже урок, а ее нет. Она ведь и вправду тогда не подумала о том, что те волшебные капли могут вызывать аллергическую реакцию, вдруг ей плохо стало и сегодня её не будет? Вдруг она с самых выходных лежит в какой-нибудь больнице с отравлением? Хотя, что это за бред вообще? Обычный возбуждающий препарат, что такого из-за него могло случиться? Из-за чего она вообще о ней так беспокоится? Может быть из-за того, что ещё не успела выебать, а теперь боится, что не успеет уже никогда или по крайней мере не скоро. Ну и что в этом такого? Найдет кого-то еще, не беда. Да и возможность смерти из-за обычного возбудителя звучит как-то слишком уж абсурдно. Решив не нагружать особо пустую и слегка гудящую с утра голову, Жук и правда выкинула тяжелые мысли из головы, возвращаясь в реальность, от которой другому человеку, не знакомому с нынешними реалиями, отвлечься было бы сложно. Вокруг плотным кольцом стоят одноклассники, скандирующие какие-то слова, которые из-за легкого звона в ушах различить было сложно. Колени начинали пронзительно болеть, пол тут неудобный, дощатый, после него всегда все колени красные еще несколько дней, если на них и вовсе не появляются синяки. Атмосфера в этом кабинете подходящая, а вот пол все портит. Был бы тут линолеум, как и в некоторых других, было бы здорово, можно было бы и не уходить в другие места, чтобы не сталкиваться с ним. До ушей наконец-то донеслось яростно-азартное «Кончай!», которое скандировали подростки вокруг, что было непонятно; вроде для этого они все тут и стоят. Наверное тому, кому и были адресованы эти слова, было дико некомфортно, что по его лицу сейчас понятно не было. Пришел к ним сегодня новый одноклассник, пришлось знакомиться с ним без классной руководительницы, из-за чего, наверное, подростки и вытащили из него признание в своей невинности. Он на первый взгляд и не выглядел как совершенный девственник. Обычно это были невзрачные люди, выглядящие как ходячие мертвецы, не спавшие сотню лет, а он был просто каким-то несколько прозрачным и неживым. Наверное, для нахождения отношений без обязательств он был слишком робок, а из-за внешности комплексовал. Он явно ухаживал за собой, много тратил времени на внешний вид, из-за чего его вполне себе можно было принять за относительно обычного человека. Десятиклассники решили не оставлять нового одноклассника в таком виде и помочь преодолеть порог неловкости, мешающей жить полной жизнью, и сразу же затащили внутрь класса. Парень показался весьма приятным и дружелюбным, с красивыми светлыми кудрями и мягкими чертами лица и фигуры, из-за чего половина девушек класса, и даже несколько парней, минут десять спорили о том, кто удостоится чести забрать его невинность. Тот выглядел до невозможного сконфуженным и смущенным, вжался в угол и теребил в руках лямку сумки, из-за чего спорщикам даже стало жалко свою жертву. Кое как усмирив утренний недотрах, подростки угомонились и прекратили дискуссии, решив предоставить новенького всем известному «профессионалу», чтобы не покалечить психику и тихонько помастурбировать где-нибудь в углу, слушая звуки чужого удовольствия. Соня, уже давно перестав краснеть в ответ на эту лесть, а может даже и не лесть, со спокойствием удава вылезла из-за своей парты и, смущая парня напускной серьезностью и играющей на губах плотоядной ухмылкой, подошла вплотную, собирая на себе выжидающие взгляды одноклассников. Новенький смутился еще больше, когда без каких-либо прелюдий, в сопровождении только тихого-тихого шепота, который не слышал, казалось, никто, его одноклассница ловко расстегнула ремень и скинула брюки на пол, оголяя ранее скрытое ото всех достоинство. Из-за отсутствия опыта и подумать нельзя было, что пульсирующий орган становится настолько чувствительным, когда по нему медленно водят языком и одновременно гладят аккуратными пальчиками. Но все остальные, безотрывно наблюдающие и кричащие ободряющие слова, знали, что так искусно довести языком, и не только, до экстаза может не каждый. Поэтому голубоглазую и позвали, весь класс знал о ее пристрастии к девственникам и мастерской, чувственной технике, которая могла вогнать в дичайшее исступление абсолютно любого. Колени ныли, крики вызывали звон в ушах, а напряженная головка давила то на горло, то на верхнее нёбо. Наверное, отчасти из-за последнего раздражающего фактора она больше любит ублажать девушек, с парнями удовольствия намного меньше, не говоря уже о индивидах, плюющих на гигиену. К таким она больше не притрагивается, она все-таки не шлюха какая-то в самом деле, себя уважает и думает в первую очередь о себе, а не о тех, кто не может банально помыться. То ли дело с девушками, они и нежнее, и думают не только о себе, и вообще существ прекраснее в этом мире не найти, за секс с какой-нибудь особо горячей особой можно и побороться, и поунижаться, а на близость с парнями можно согласиться исключительно ради выгоды, а не удовольствия. Большинство хоть и строят из себе мачо, стараясь впечатлить заурядными способностями, совершенно не знают, как доставить партнерше удовольствие. А с девственницами еще прекраснее; они до безумия мило смущаются, неумело пытаются отвечать и так удивлённо и сладко стонут, что ради этого можно и человека убить. Такие в последнее время встречаются редко, поэтому и становятся еще желаннее. Отчаянно хрипящий и стонущий парень, видимо уже сжимаясь в судорогах подступающего оргазма, сжал в левой ладони край парты, в которую задом вжимался, чтобы не упасть, а правую положил на алую макушку, сжимая в кулаке волосы и чуть надавливая. Головка члена и без того терлась о горло, вызывая рвотный рефлекс, а тому видимо хотелось войти дальше в глотку, чтобы побыстрее сжаться и расслабиться. Девочке эта приложенная сила не понравилась, она недовольно прищурилась и нарочно задела чувствительную кожу зубами, давая понять, что главная тут она, и на чужих условиях она работать не будет. Парень, к своему счастью, понял, что сделал не так, и вцепился в парту уже двумя руками, пытаясь вонзиться глубже только движениями бёдер. Долго это всё не продлилось, и хоть крики со всех сторон порядком смущали, подошел к концу он слишком быстро. Горло залила теплая вязкая жидкость, которой она несколько лет назад постоянно давилась. Вкусом субстанция никогда не отличалась, да и рвало от неё еще сильнее, голубоглазая просто спокойно сглотнула, давно вытренировав способность глотать все на свете даже не морщась. Класс заполнили радостные крики и визг, на которые новенький наконец-то перестал обращать внимание, он слышал только стук крови в ушах, который только усилился, когда горячего и влажного органа коснулся прохладный воздух. Жук неторопливо поднялась, поправляя манжеты на закатанных рукавах белой рубашки, даже не удосужившись вытереть обо что-то испачканные смазкой руки, и хитрым, самодовольным взглядом оглядела свою легко доставшуюся добычу. — А Жук хватку за лето не потеряла. — Присвистнул кто-то из толпы, завидев исступленно закатившиеся глаза и вываленный наружу язык. — Пойду носик припудрю. — Сладко мурлыкнула Соня и кошачьей походкой направилась к выходу из класса, стирая пальцами остатки вспенившийся жидкости с уголков губ. В рекреации в отличие от кабинета было тихо и прохладно, в ушах от исчезнувшего шума снова зазвенело. Колени надоедливо ныли, она даже начала слегка прихрамывать, пытаясь размять суставы по дороге. Туалеты находились практически в паре метров от кабинета, долго мучаться с ломотой почти во всем теле пришлось недолго. Внутри было пусто, даже особо страстных, запирающихся в кабинках не было, хоть обычно из-за дверцы доносятся такие стоны, что даже страшно становится. Из отражения в зеркале на нее смотрела растрепанная старшеклассница, легкий макияж не повредился, хотелось как-то умыться, чтобы не повредить помаду и малость румян, хоть те всегда держались стойко. Волосы сами по себе были пушистыми и слегка кудрявыми, нужно было только чуть расчесать и привести возбужденный вид в порядок, чтобы не ходить весь день в мыле. Расчесывая спутавшиеся пряди пальцами, голубоглазая бегло прополоскала рот холодной водой из-под крана, дабы не ходить с неприятным послевкусием на языке весь оставшийся день. Щеки наконец-то потеряли свой нездорово-возбужденный цвет, красные пятна с них сошли и теперь они были привычно бледно-розоватыми, будто ничего пару минут назад не было вовсе. С ладоней смылась липковатая смазка, наполовину расстегнутая рубашка, вечно съезжавшая вбок и оголяющая плечо, вернулась в исходное приглаженное положение, все так же, как было утром, можно идти обратно. Чуть постояв у зеркала, любуясь своим отражением, девочка наконец-то избавилась от звона в ушах и поплелась обратно в класс. В коридоре было по-прежнему тихо и абсолютно пусто, что даже странно: обычно в коридоре слоняется пара человек, прогуливая неугодные им уроки или подыскивая себе пару для секса на оставшийся день. Но как она свернула за угол, уже к самой двери в кабинет, перед глазами появился знакомый зашуганный силуэт, растерянно оглядывающийся по сторонам, будто выискивая кого-то. Видимо смеющиеся взгляды двадцати трех пар глаз слишком смутили, и он тоже ретировался в коридор, перевести дух. Стоило ему заметить свою партнёршу, подарившую ему беглый, но крышесносный минет на его первый раз, он сразу распрямился и подскочил ближе, неловко заламывая пальцы. — Эм… Прости, там… так быстро все произошло, я даже ничего понять не успел. — Разговаривает так застенчиво, будто впервые видит перед собой противоположный пол. — Мне… очень понравилось вообще-то, я хотел спросить твоё имя и номер может быть… Может быть можно будет сходить с тобой куда-нибудь после уроков или… или в выходной когда-нибудь. Жук оглядела нового одноклассника смеющимися глазами, будто неловкие попытки пригласить её на свидание и тот факт, что, когда её звали на ответственную церемонию лишения девственности, её имя и фамилию назвали раз двадцать точно, её невероятно забавляли. Будь она обычным человеком, с пеной у рта ищущим себе отношений или человека, понимающего и поддерживающего её, наверняка бы согласилась на одну обычную прогулку или посиделки где-нибудь в кафе вечером. Но, во-первых, он парень, а с парнем у нее вряд-ли что-то получилось бы, она хоть и бисексуальна, к девушкам её влечет все-таки больше, а во-вторых, не нужен ей никто на эту должность. Она свободная и счастливая в одиночестве, а тут вот будет ходить какой-то кадр рядом, говорящий ей, что она не может идти туда-то и делать то-то, потому что он так хочет. Еще и кучей скандалов это все обернется, и зачем ей это, если кроме неудобств, сдержанности и нервотрепки оно не обернётся? И к тому же, наверняка скажет, что хочет быть единственным, а она ни в жизнь, ни за один миллион рублей не откажется от своей легкой жизни, в которой удовольствие ей доставляют все вокруг, а тут придется довольствоваться одним человеком. Похоть на любовь она никогда не променяет. — Детка, зовут меня Соня, а номерок мой тебе не скажу. Ты, конечно, очень милый, но я так просто никому не достаюсь, подыщи себе кого-нибудь другого. — Делая сочувствующий и одновременно дико насмешливый голосок, прощебетала девочка, уже намереваясь пройти мимо. — Н-но подожди…! Но мы же только что… Дай мне хотя-бы один шанс, я же ничего такого не прошу. — Не приняв резкого отказа, парень схватил голубоглазую за запястье, останавливая в паре метров от двери. — Детка, будешь меня за руки хватать, в следующий раз без своего прибора останешься. — На мгновение став серьёзней, фыркнула Соня и откинула в сторону чужую руку. — Запомни, если девушка сказала нет, это значит нет, переубеждать её не надо. Если мы по-быстрому трахнулись, между нами ничего нет и не будет, это не повод звать меня на свидание и подкатывать, тем более если я уже сказала нет. Найди себе кто-нибудь еще, может быть, она не будет такой прекрасной как я, но если ты хватаешься за любую возможность после секса без обязательств, для тебя будет самое то. Подбери слёзки и найди кого-нибудь, кому ты будешь нужен как человек, а не тело. Я для этой роли не подхожу. Лукаво подмигнув однокласснику на прощание, все так же виляя бёдрами, она все-таки зашла обратно в кабинет, начиная волноваться из-за десятиминутного отсутствия Александры Олеговны на рабочем месте. Класс поуспокоился и расселся по местам, не замечая отсутствия учителя, первая физика была просто сорока минутами разговоров после прихода новенького и торжественного обряда инициаций. Голубоглазая несколько боязливо поёжилась и прошла за свою дальнюю парту третьего ряда. Цели травить учительницу у неё не было, разве что совратить или сделать чуть решительнее, а она тогда так взбесилась и пригрозила ей своей смертью и больницей, а теперь вообще на работу идти не хочет. Сейчас внутри говорило чувство страха за чужую жизнь и необузданное желание первой завладеть никем не тронутой девушкой, из-за которых она молчаливо пристроилась на своём месте и даже приняла облик обычной тихони, витающей в облаках вдали ото всех. С ней даже рядом никто не сидел, по крайней мере на данный момент. С учетом её репутации в классе, да и во всей школе, от сальных комплиментов и прикосновений любопытных и наглых рук она спастись бы не смогла, а на постоянной основе это бы начало сильно раздражать. Она хоть и не славится загадочностью и недоступностью, надо же как-то совмещать в себе и открытость и лёгкую недосягаемость, чтоб совсем на шлюху не походить и не заниматься всё свободное время одним и тем же. Да и к тому же, у неё тут вроде как друг был, с которым они сидят за одной партой уже года два, это его место рядом с ней пока что пустует. Эта богатая особь с золотой ложкой в жопе опять смылась куда-то за границу покрывать эту самую жопу равномерным загаром Канарского солнца, уже первая неделя сентября пролетела, а его в школе всё нет и нет. Сообщения как обычно игнорит, неизвестно когда он вернётся, вернётся ли вообще и стоит ли его ждать. Характер у него своеобразный, но он хотя-бы не пристаёт, да и они вроде как общаются, можно и придержать для него место. По прошествии пары минут, когда волнение за никак не спешащую на собственный урок Александру Олеговну достигло своего апогея, в класс, будто услышав, что о нём думают, летящей походкой впорхнул высокий парень с полупустой сумкой наперевес. Темно-рыжие, почти что бурые, волосы, чуть удлинявшиеся на спине, а около лица державшие ровную линию вдоль подбородка, ровной гладкой волной лежали на голове, каким-то чудом не залезая в лицо. Видимо на первый школьный день он решил не наряжаться; на идеально гладкой светло-персиковой коже покоилась пара патчей, привычного яркого макияжа нет, будто только что проснулся и сразу же побежал грызть гранит науки. Клетчатые, будто пижамные штаны и мешковатое худи только подтверждали эту теорию. Несколько человек, заметивших нового вошедшего протянули какое-то вялое приветствие и так же слабо пожали руку новоприбывшему. — Ёпта, кого я вижу? — Развела руками ожившая Соня, когда извечный опоздун подошел к своему месту и закинул сумку на свой стул. — Евгений мать-твою-Евгеньевич! А че не на Мальдивах? Я ждала тебя сразу к февралю. — Доброго полудня, сучечка, непривычно тебя в одежде видеть, не узнал даже. — Не особо эмоционально и радостно пробормотал Евгений-мать-его-Евгеньевич, падая на стул рядом. — Вы вот мне поясните, что происходит с утра пораньше? С какого хуя мы в полном составе сидим на физике, ещё и первой, и нихрена не делаем? У нас её как два года уже не было, че это вдруг за событие, если мы все сюда попёрлись? Я вижу, вы все в сети сидите, подумал, мало ли что, решил прийти, а у вас тут какое-то собрание уже. — Видимо солнце слишком ослепило. У нас вот даже классрук появилась недавно, или ты как обычно в танке? К нам в группу же добавлялась некая Александра-не-дам-никому-и-помру-девственницей, неужели не заметил? — Эта что-ли? Я думал это какая-то новенькая припёрлась. И сколько ей? — Двадцать три, как говорит. — М-да, стыдно даже в таком-то возрасте не дать никому ни одного раза. И че, как? — Забавная. Даже забавнее Ирки, чтоб она сгорела. — Я так понимаю, начался сезон осенней охоты на девственников? И как успехи? — Достав телефон и не особо заинтересованно поддерживая диалог, хмыкнул Женя, параллельно проходясь по сухим губам гигиенической помадой. — Пока что не особо, но за ней крайне уморительно наблюдать, я не хочу, чтобы это заканчивалось. Клянусь своей давно утерянной девственностью, что через пару недель сломаю и трахну. Такие долго не ломаются, у неё на лбу это написано. Я ей вон виагры подлила на прошлой неделе, так она разоралась и ссаными тряпками меня погнала нахуй. Те, кто держатся дольше всех, обычно так не краснеют и не вырываются. Монашка редкостная, чуть истерику не развела, как я с Вероникой договариваться полезла. Я вон летом одну такую встречала, клялась чуть ли не мамой, что никому и никогда, и вообще ей это противно, а через пару дней уже попросила её отхлестать и сесть ей на лицо. Не удивлюсь, если и эта имеет какой-нибудь интересный фетиш. Ты-то сколько жоп себе за лето найти сумел? — Вопрос проигнорировали, будто не услышав, собственно, всё совсем как обычно. — Эй, геюга, не стесняйся, ничего стыдного в том, что тебе никто не дал за всё лето нет. Но парень снова пропустил слова мимо ушей и обернулся только на оклик какого-то своего приятеля из числа одноклассников. Соня скучающе выдохнула и чуть отодвинулась, подперев голову рукой. Думала, что хоть с кем-то можно будет поговорить и скоротать время в ожидании не торопящейся на урок Саши, а он опять отключается и выходит из разговора просто потому что хочет. Странно было бы назвать их дружбу дружбой, иногда казалось, что голубоглазой отвечают просто потому, что надо, а не из-за желания поговорить, скорее на отъебись. Она сама это замечала, делать с этим было особо нечего, они иногда перекидываются парой слов и ладно. Они и время на переменах вместе проводить начали только потому, что рыжеволосого девушки не особо интересовали, он до девочки не домогался, максимум по заднице шлёпал, когда получалось выстроить более-менее нормальный диалог. Он мог говорить о чем-то отвлечённом, а не только изъявлять ей желание отыметь её во все щели, что уже начинало утомлять. В класс вдруг вошел недавний знакомый, даже не представившийся ей в коридоре пару минут назад. Будто в воду опущенный он, опустив голову, прошествовал на своё место и притих, мокрыми глазами глядя на копну красных волос в стороне. Соня, сделав вид, что не заметила такого разочарования из-за отвержения, только усмехнулась. Не впервой видеть таких обиженных, она только за этот год зафрендзонила пару десятков вот таких, этот тоже поплачет и успокоится, в конце концов она не обязана отвечать взаимными чувствами всем, с кем по-быстрому перепихивалась где-либо. — Че это за обиженный на жизнь? В прошлом году не было. — Наконец-то оживился Женя, мимолётно разглядев новенького. — Да так. Девственности его лишила, а он решил, что я за это ещё и обязана на свидание с ним сходить и родить ему пять детей. Когда такие уже передохнут? — Ну, как обычно. Бедный мальчик, потом ещё спасибо скажет за то, что не стал встречаться со шлюхой. Кому это вообще надо? Голубоглазая поджала губы и уже хотела отвесить другу звонкую пощёчину в ответ на такое вот обращение, но тот снова отвернулась куда-то, из-за чего та кое как проглотила обиду и отвернулась, не желая дальше разговаривать. Весь класс переговаривался о чем-то своём, Женя как обычно в ауте и вряд-ли скрасит её досуг, остаётся только, как и некоторым остальным, уныло пялиться в телефон и ждать, когда не проведённый первый урок наконец-то закончится. Луше бы она вообще не приходила, не пришлось бы думать обо всём произошедшем на прошлой неделе, ждать весь этот долгий урок, лучше бы осталась валяться в кровати. Хотя, если бы осталась спать и не пришла, не узнала бы, что Александра Олеговна хоть и угрожала ей своей смертью, осталась жива. Запыхавшись, она вбежала в класс, попутно скидывая с себя лёгкую кофту и сумку. — Так, извиняюсь за опоздание, — Севшим из-за долгого бега голосом пропыхтела она, остановившись около своего кресла и освободившись наконец-то от всего лишнего. — На пол урока правда… ну ладно, пришлось задержаться у директора. — О, смотри. — Кивнула в сторону вошедшей Соня, показывая Жене новую классную руководительницу. — М-да… мне бы было стыдно. — Буркнул тот в ответ, оторвавшись от телефона только на пару секунд. Соседка по парте несколько недовольно и разочарованно отвела глаза к светловолосой, пытаясь найти у неё признаки аллергической реакции на теле в виде какой-то сыпи или ампутированной конечности. — Так, у нас нарисовалась проблема. Завтра с какого-то фига решили проводить то-ли концерт, то-ли что-то похожее, и почему-то именно от нашего класса нужен человек, который умеет что-то помимо прилюдного демонстрирования гениталий. Есть у нас такой? Класс притих и будто прижался к земле, пытаясь избежать участи цирковой обезьянки, которая будет выступать перед толпой учителей и целой школой учеников. Конечно, всем было всё равно на то, что будет дальше, что их вообще могут заставить делать? Если они и правда ничего особенного не умеют привлекать их не к чему, только позор публичный будет, кому это надо? Проблемы будут разве что у классного руководителя, их-то это не касается. Даже если бы кто-то что-то и умел, вряд-ли бы сказал, всем лень, не охота лишний раз шевелиться, силы тратить на что-то, за что даже пятёрку вряд-ли поставят. — Да ладно, прям совсем ничего не умеете? Хватит молчать, ну хоть что-то? Совсем ничего кроме секса не интересно? Десятиклассники по-прежнему молчали, опускали глаза в парту, как будто все всё умеют, но просто боятся того, что об этом узнают и заставят выступать и показывать это каким-то людям. Может быть на самом деле никто ничего не умел и за это просто было стыдно, но на лицах было написано обратное. Их долгое время не припахивали ни к чему такому, классного руководителя не было, а тут вот надо что-то делать. — Ясно… вы, наверное, не в курсе, но мне за такое надбавки к зарплате дают, а вам просто по шапке не достаётся. Я знаю, что так работать нельзя и всё такое, но я пыталась по-хорошему. Значит так, либо сейчас кто-нибудь находит в себе какой-нибудь скрытый талант и вызывается добровольцем, либо я на следующем уроке, при чем сегодня же, даю входную контрольную, которую вы решить, естественно, не сможете. Если никого одарённого так и не найдётся, будете писать её сами, а я буду ходить над душой и смотреть, чтоб точно никто не списал. Так что либо вы боретесь с ленью и что-то делаете, либо в журнале будет стоять колонка двоек, которые я потом не дам исправить, а потом ещё долгие дополнительные уроки после основных. Выбирайте. Подростки явно удивились такой необычно решительной речи и таким бесчеловечным условиям и возмущённо уставились на явно не шутящую девушку. Та отступать не хотела, ей в конце концов и правда бонус к зарплате добавят, так ещё и сказали, что, если она какое-нибудь юное дарование в своём классе не найдёт, ей грозит взбучка, а может даже и увольнение. Какой-то важный концерт, а выступать совсем никто не хочет, приходится давить, чтобы хоть кого-то нашли. Колонку двоек и ругань с учителем никто не любил, по классу пронёсся гул шепота, всё поворачивали головы друг на друга, надеясь, что кто-нибудь всё-таки сознается. Но никто по-прежнему не сознавался, пауза всё продолжала тянуться, а Александра Олеговна всё так же грозно оглядывала напрягшихся детей, не веря, что среди них нет хоть кого-то, кто занимался бы чем-то помимо секса и школьных занятий. — Я так понимаю, мы хотим по-плохому…? — А у нас тут вот Жук поёт вроде как, да. — Выкрикнул кто-то с задней парты, решив кинуть к мрачной девушке козла отпущения, дабы обезопасить и себя, и весь класс. — Так-так… серьёзно? Надо же, неожиданно… Неужели правда, а, Жук? Соня вздрогнула при упоминании своей фамилии и подняла несколько испуганные глаза на учительницу, смотрящую на неё с нескрываемым удивлением. Одноклассник, поставивший её под удар, виновато пожал плечами, на что ему с крайне недовольной физиономией показали средний палец. Саша явно уцепилась за возможность припахать маленькую певицу к работе и заполучить долгожданную надбавку к работе, не спускала с неё глаз, будто надеясь застыдить за молчание. — Не-не-не, не ко мне, не надо. — Забормотала она, отмахиваясь руками и неловко краснея. — Я ничего не умею, меня просто подставили. — Поздно, тебя уже сдали. Не стесняйся, помоги лучше товарищам по несчастью. Тебе вместе с ними придётся пахать, чтобы закрыть колонку двоек. — Они сами меня подставили, мне не жалко. Не-не-не, я протестую. Я пойду, если только не петь, а станцевать стриптиз, ещё и перед учителями… на другое я не согласна. — Не нужен нам твой стриптиз, ты и без повода можешь этим порадовать, я думаю. Что-ж то есть не хочешь помогать одноклассникам? — Одноклассники в ответ на эту скрытую угрозу напряженно загудели и повернулись на невозмутимую Соню, которой было вообще всё равно, кому что писать потом придётся. — Заткнулись, не надо было меня в жертву приносить. Не буду я ваши жопы спасать. — Ну, не хочешь, не надо. Товарищи, можете готовиться к двойкам в журнале сегодня вечером. — Совсем не расстроившись, а даже заулыбавшись, ухмыльнулась Саша, сразу же откидывая неудачу назад и ободряюще потирая руки. Десятиклассники ещё более недовольно закричали, бросая крайне недовольные взгляды на девочку, на что та всё так же безразлично молчала. Когда их стали так беспокоить оценки? В прошлом году всем было всё равно, а тут они видите-ли не хотят получать плохие оценки, что даже на неё орать начали. Сами виноваты, некоторые тоже кое-что умеют, а крайняя, как всегда, она. Ну и пусть сами от двоек спасаются. Как раз звонок с урока прозвенел, может быть на перемене хоть кто-то осмелеет, что вряд-ли. — Так, у нас ещё один урок сегодня, идите. Жук, останься, поговорить надо. — Ммм, посмотрим, о чем эта тебя попросит. — Двусмысленно двинул бровями Женя, быстро собирая вещи и ретируясь из кабинета, оставив девочку наедине с ещё несколькими неторопливыми людьми и копающейся в сумке Александрой Олеговной. Выступать перед неблагодарной публикой в лице всей школы и команды учителей не хотелось, а ее скорее всего сейчас к этому и припашут. Впервые подходить к объекту охоты не хотелось, если бы весь класс не смылся со скоростью света, она бы незаметно проскользнула в дверной проем и пряталась бы весь оставшийся день. Даже не понятно, чего это она так боится, выступать вроде бы привыкла, а сейчас выглядит как перепуганная первоклассница, которую хотят наказать за какой-то проступок, который в начальной школе казался страшнейшим преступлением. Хотя, может быть и не боится, скорее просто не хочет попасться на глаза и не суметь отвертеться от задания из-за этого. Женя быстро испарился, и когда Жук уже хотела плюнуть на все и рвануть следом за ним, как ее прямо в дверях схватили за плечо и затащили глубже в кабинет. — Где это ты свою смелость потеряла? Теперь мне за тобой бегать? — Было бы славно. Особенно если бы вы бегали не просто так. — Вернув на лицо лисью ухмылку и хитрый прищур, протянула Соня, мгновенно сделав вид, что это была не попытка бегства, а просто Саше показалось. — Так я и не просто так бегаю. Пошли поговорим. — Голубоглазую за шкирку дотащили до стола, ещё и прикрыв дверь в коридор. — Вау, не знала, что вы можете быть такой напористой, — Снова заулыбалась она, когда ее усадили в кресло и перегородили путь к выходу. — И чем будем заниматься? Сегодня светловолосая выглядела как-то иначе. На прошлой неделе шугалась почти всего подряд, а сейчас будто перестала бояться домогательств с её стороны. Спокойно стоит напротив и несколько насмешливо смотрит на растянувшуюся в кресле ученицу, которая нарочно выгибает спину и элегантно скрещивает ноги с такими же, как и недавно, болезненно-алыми коленями. Может пытается отвлечь её от темы разговора, а может просто пребывает в своем обычном состоянии и не пренебрегает им даже в такой ситуации. Александру Олеговну задранная практически до лобка юбка не впечатлила, она только ещё раз несколько неловко ухмыльнулась и скрестила руки на груди, будто смирившись с тем, что никого в этом мире поменять ей не удастся и остаётся только мириться и относиться ко всему вокруг проще. — Дело в том, что Вероника Андреевна настоятельно попросила найти хоть кого-то, кто хоть что-то помимо мастурбации делать умеет. Как я понимаю, у нас в классе таких не имеется, так что вся надежда на тебя, если ты и вправду что-то умеешь. — Мм, а что мне за это будет? — Какие мы деловые нашлись. Могу напомнить, как на прошлой неделе мне кое кто в кофе некий препарат подмешал, а потом ещё и попытался воспользоваться моим состоянием. Это уже не просто посмеяться и поприставать, если бы со мной что-то произошло, поход к инспектору тебе бы был обеспечен. Так что давай-ка соглашайся, и нам обеим будет классно. Мне плюсик к зарплате будет, и я так уж и быть закрою на произошедшее глаза и никому об этом не расскажу, дабы нам обеим не возиться с неприятностями. На это глаза просто так не закроют, поверь мне. Соня недовольно прищурилась, понимая, что найти лазейку, с помощью которой её можно было бы к чему-то припахать, нашли и воспользовались ею. Может быть, она, как всегда, смогла бы по-своему договориться с директрисой, чтобы не попасть к инспектору, о котором часто упоминали, но так ни разу и не приводили. Но у всего же есть предел. А если бы и правда что-то случилось? Это был бы не инспектор, а уже настоящее судебное разбирательство, шестнадцать ей всё-таки уже есть. Она раньше этим волшебным препаратом уже пользовалась, и всё всегда проходило гладко, никто не возмущался и не грозил ей смертью, а тут грозят ещё и судом плюсом ко всему. С другими всё проходило нормально, поэтому Вероника Андреевна об этом не знает, а сейчас до неё и донести могут, а как она на это отреагирует — неизвестно. Всякие афродизиаки, особенно ещё более небезопасные и неиспытанные как тот, который она хранит в кармане сумки, попавший к ней в руки от сомнительного человека, запрещено подмешивать кому-то без его согласия. Если бы это был препарат из аптеки, то ладно, а так всё становится только хуже. За это в прошлом году уже судили кого-то, по новостям показывали, с ней ведь так же могут. — Ну так что скажешь? — Злая вы женщина, Александра Олеговна. Ну вот только ради вас. И вообще у меня у гитары недавно колок поломался и пришлось на ремонт отнести, так что мне репетировать не на чем. — С явной неохотой признав своё поражение, проворчала голубоглазая, лениво растягиваясь в кресле и вытягивая порядком уставшие ноги. — Я как минимум девушка, мне двадцать три, а не сорок. Ничего страшного, сходим после уроков ко мне, у меня дома акустика есть, посмотрим заодно, что ты умеешь. — Оу, вы зовёте меня к себе домой? Вот так сразу? Сказали бы, я бы чулки свои любимые нашла и любимый комплект белья вытащила из ящика для особых встреч. — Лучше бы ты человека любимого вот так откуда-нибудь вытащила. И не надейся на что-то такое, я вчера наконец-то удосужилась зайти в магазин и взять перцовку, специально для встреч с тобой. — Неужели вы будете угрожать перцовкой собственной ученице? — Показательно, но не без доли реального удивления изумилась Жук, по-детски прикрывая лицо ладошками и поджимая ноги. — Если моя собственная ученица снова будет посягать на мое личное пространство, игнорируя мои слова, то да. Я не раз предупреждала. Всё, иди на следующий урок, и чтобы после седьмого как штык стояла в холле и ждала меня. — Ладно, но если и буду стоять, то не как штык, а как член. — Ну-ну. Главное, чтобы не лежала под кем-нибудь, как этот самый член. — Рассеянно пробормотала Саша себя под нос, как голубоглазая напоследок вильнула бёдрами и выскользнула в рекреацию.

***

Как ни странно, после седьмого урока Жук и правда оказалась там, где ей было велено стоять. Обнаружила её Александра Олеговна естественно не в одиночестве, а с компанией каких-то парней из одиннадцатого класса, едва ли знавших её. Голубоглазая с привычно довольной физиономией шептала одному что-то на ухо, не дотягиваясь до него от слова совсем, позволяя остальным троим бесстыже трогать везде, где вздумается. Видимо ощущение чужих рук на ягодицах стало настолько привычным, что даже когда их сжимали и её саму чуть ли не толкали вперёд из-за этого, она не реагировала от слова совсем, будто вовсе не замечая. В компании таких высоких и не особо хилых парней обычным людям оставаться, наверное, было бы как минимум неспокойно, а эта особа одним своим видом просит оторвать её от земли и утащить в какое-нибудь укромное место и делать с ней там все, что вздумается. Саша снова поежилась от уже привычного липкого и приставучего ощущения какой-то грязи на всем теле, в особенности почему-то на ключицах, и с физиономией легкого отвращения подошла ближе. Соня её даже не сразу заметила, хоть уже четвертая партия «друзьяшек на час» как она их называла, её не особо-то и интересовала. Пришлось даже самостоятельно намекать о себе, чтобы и Соня, и её компания обратила на неё внимание. — Я надеялась, что шутка про член была шуткой, а не… вот этим. — Что это за девственность на ножках тут пришла? Кто это, мы тебя раньше тут не видели. Хотя… по твоему виду понятно почему. — А, это Александра Олеговна. — Бросив краткий взгляд на преподавательницу, усмехнулась Соня, лёгкими движениями скидывая с себя чужие руки. — Училка типо? — Не поменявшись в лице, только сделав голос тупее, пробасил парень, всё не сводя взгляда с тяжело вздыхающей Саши. — Училка типо. — Фыркнула та в ответ и нетерпеливо глянула на часы. — Соизвольте отдать мне мою, кхм, несовершеннолетнюю ученицу и уйти по своим делам. — Откуда у нас такие зануды в школе взялись? Может лучше с нами, а? Я думаю, королева школы не откажется взять в групповушку ещё одну дырку. — Раздался громогласный хохот. — Хочу напомнить королеве школы, что, если она сейчас не возьмётся за голову, у неё будут большие неприятности. — Подавить рвотный рефлекс и желание уйти от этой пренеприятнейшей компании оказалось ещё сложнее, чем в предыдущие разы. — Да иду я, иду, проблемы у меня будут, угу. — Э, в смысле? А мы? — Не дав голубоглазой сделать и шага, возмутился кто-то, схватив ту за плечо. — Руки от меня убрал. — Голубоглазая снова резко скинула с себя чужие руки и отскочила к своей классной руководительнице, спешно уводя ту за руку к выходу. — Увы, сегодня вам не перепало. Тяжелые школьные двери наконец-то захлопнулись где-то за спиной, оставив за собой недовольные возгласы, летящие им в след, крики младших классов, торопящихся домой, духоту и запах секса, пропитавший стены здания, наверное, насквозь. Старшая облегчённо вздохнула и устало прикрыла глаза, стараясь оставить в этом месте весь ужас, увиденный за сегодня, и скинуть с души какую-то непонятную тяжесть. Соня, пританцовывая, шагала рядом, забавно щурясь и морщась, но всё равно не отворачиваясь от нещадно светившего в глаза солнца. Ей происходящее здесь приносит только наслаждение и кайф, она не считает свой статус «королевы школы», добытый весьма обыденным для современных реалий способом, постыдным или каким-то неправильным. Может это и вправду она какая-то не такая? Для всех, даже для директора, это нормально и почётно, а она как какая-то монашка ходит и блеет что-то о том, что это неправильно и стыдно. Адекватность, конечно, не оценивается мнением большинства, но мало ли. Может её воспитали как-то не так или она родилась странной. — В чем прикол трахаться со всеми подряд? — Спрашивая скорее у себя и у неба, а не у своей спутницы, пробормотала Саша. — А в чём прикол шарахаться от всех подряд и держаться за свою девственность как за самую важную вещь в жизни? — Непривычно беззаботным и расслабленным голосом, избавленным от придыхания и лёгкого пикантного хрипа, отозвалась младшая. — Ну это же настолько интимная и личная вещь, как вообще можно лечь вот так под кого-то, с кем даже в дружеских отношениях не состоишь? Тем более в школе у всех на виду. — Это всего лишь гениталии, ничего в них такого нет, чтобы беречь их для кого-то. Это такая же часть тела, с помощью которой можно расслабиться и покайфовать, нет смысла воздерживаться, зачем вообще? Это люди, такие как ты, делают это какой-то дофига важной вещью, которой можно заниматься только конкретно с кем-то. Любви не существует, расслабься. Беречься нет смысла, всю жизнь проведёшь как монашка и ничего в итоге не получишь, забей на это, не стоит какой-то человек, который тебя в итоге кинет, того, чтобы жить неполноценной жизнью. Саша хотела было что-то ответить, но слишком задумалась над этими философскими мыслями, которых от такого человека как Жук не ожидала услышать от слова совсем, и промолчала. Жук тоже слишком замечталась и, глядя то в небо, то на проплывающие мимо многоэтажки, шагнула на дорогу, по которой носились пока что немногочисленные машины. Саша каким-то чудом услышала и в последний момент успела схватить ту за руку, прежде чем в неё на скорости влетела какая-то легковушка. Она потащила ребёнка к себе домой, сейчас ещё и угробит его по дороге, а учитель вроде бы. Побоявшись не дотащить ученицу до дома, старшая не отпустила ладонь и потащила её за собой, стараясь делать вид, что не чувствует, как голубоглазая давит дьявольскую лыбу у неё за спиной. В чем-то она и права. Наверное, в мире, где секс в публичных местах можно увидеть чаще, чем простые поцелуи или прогулки за ручку, по-другому быть и не может. Может быть искать ту самую, которой она будет нужна не как кусок мяса, который хочется держать рядом только для исполнения похотливых желаний, а как человек. Чтобы был кто-то, с кем можно будет заниматься сексом ради того, чтобы сделать друг другу приятно, а не просто в погоне за удовольствием и нужными гормонами. Как и сказала Соня, таких сейчас почти не осталось, всю жизнь пропустишь, никого не найдёшь и всё равно умрёшь в одиночестве, только зря страдать и искать будет. Но не стоит же из-за этого ложиться буквально под каждого. Можно было бы найти кого-нибудь одного, если не захочется терпеть и воздерживаться до самой смерти, а то, что творится у них в школе, просто бесстыдное и откровенное блядство, которое слабые особи человеческого вида не могут удерживать в узде и не мешать этим остальным. И пусть многие говорят, что это просто она странная, но она же видит, что это откровенный пиздец, который почему-то никто пиздецом не признаёт. Она может и воспитывалась в кругах людей, живших в то время, когда люди старались хотя-бы прятаться по домам, чтобы уединиться, но всё равно имеет своё мнение, не ограниченное установками о том, что это грех и вообще фу. Просто понимать надо, что нормально, а что нет. Не животные же, чтобы спариваться прямо на улицах или там, где приспичит. А тут ещё у совсем детей, которым только-только шестнадцать исполнилось, половых партнёров больше, чем зубов во рту или оценок в триместре. При чем понять это можно прямо в школе, иногда прямо в коридоре или туалете. По телевизору совсем недавно говорили, что чтобы обезопасить детей от раннего вступления во взрослую жизнь нужно запретить какой-то фильм, где демонстрировались слишком подробные постельные сцены, да ещё и с людьми одного пола, что вообще верх безумия. Ага, да, хорошее решение, даже не понимают как будто, что дети в первую очередь подражают и берут пример со взрослых. А может проблема всё-таки и в ней, просто надо смириться с тем, что чужая личная жизнь — не её дело, и ничего в этом мире не изменится. Всё-таки сохранив жизнь своей ученице, которая отзывалась на каждый оклик от каждого встречного, предлагавшего быстрые отвратительные вещи за ближайшим углом, Саша доползла до дома, позволив себе облегчённо выдохнуть. Соня всю дорогу будто показательно лыбилась и оглядывалась по сторонам, размахивая рукой с переплетёнными пальцами вперёд-назад, будто впервые держа кого-то за руку. Казалось, что та даже не против своей воли идёт в чужую квартиру, чтобы петь и избавляться от угрозы жалоб директору, а просто в гости на чашку чая. — Ничего себе вы богатая, где такую квартиру откопали? — Пробормотала голубоглазая, оказавшись в просторной, хоть и однокомнатной, квартире. — Работала долгое время. Чем и тебе советую заняться, кстати. Как минимум учебой. — Скоро меня начнут бесить эти ежесекундные советы. Вау, а зачем вам двуспальная кровать? Всё ещё на что-то надеетесь? Или всё-таки изредка водите к себе кого-то? Слушайте, мы же сейчас одни, тут вот двуспальная кровать, по-моему, тут даже думать не надо. Давайте расслабимся перед тем, как начать серьёзно работать над… чем мы там собирались. — Младшая подкралась к девушке со спины и аккуратно положила руки той на плечи, снова закусывая губу, непонятно почему ещё целую после частых подобных жестов. Саша, устав отгонять от себя маленькую извращенку словами, молча разогнулась и вытянула перед собой руку с зажатой в пальцах перцовкой, останавливая её буквально в паре сантиметрах от её лица. Было даже несколько противно от самой себя, это же всего лишь ребёнок, скорее всего силой та её в кровать не затащит, а она угрожает ей такими серьёзными вещами просто потому, что ей не нравятся простые слова и упоминания секса, ещё и в её квартире. Она, конечно, не собиралась пользоваться средством самообороны, всё-таки серьёзные вещи, хотела просто этим поугрожать, чтобы отгородиться от домогательств. Не факт, что Соня восприняла маленький черный баллончик серьёзно, но всё же обиженно надулась, скрестила руки на груди и показательно отвернулась. — Ну и ладно. Ну не любите вы меня, ну и не надо. Ну и пожалуйста. Не дождавшись разрешения войти от хозяйки квартиры, девочка мелкими шажками засеменила в спальню, обнимая саму себя руками. Даже интересно стало; это она так на жалость давит, издевается или просто ведёт себя по уже заученной модели поведения? Не став вдаваться в подробности, девушка оставила сумку у двери, вытащив только телефон, и завалилась в маленькую кладовку рядом с кухней, в которой уже несколько дней ночевала её старая гитара. Быстро сменив школьную рубашку на домашнюю футболку и ополоснув лицо ледяной водой, дабы не походить на усталого бухгалтера после многочасовой смены, она потащилась следом за притихшей девочкой, попутно вытаскивая инструмент из чехла. Голубоглазая валялась на кровати в позе морской звезды, страдальчески прикрыв глаза руками. И что надо делать, чтобы это чудо вернулось к жизни и сыграло что-нибудь, а не валялось на кровати и ломало комедию? Может просто устала? Странно, что пару минут назад вприпрыжку бежала за ней по улице, а сейчас безжизненно валяется на кровати, не реагируя на какие-либо звуки. — Так, вот гитара, показывай, что умеешь. — Усевшись рядом и положив гитару сюда же, вздохнула светловолосая, надеясь, что Жук вернётся в привычное агрегатное состояние. Но та в ответ только молча перевернулась на бок, спиной к девушке, и прижала колени в груди, не утруждаясь даже оповестить её о том, что её поведение и размахивание перцовками её обидело. — Эй… ну что случилось? — Естественно ответа не последовало. Когда обижаются, на контакт не особо охотно идут. — Жук, ау? Сейчас двойку кому-то поставлю. — Ну и ставь, мне всё равно. И вот тут до неё наконец-то дошло, что хоть у неё работа непосредственно связана с детьми, разговаривать и контактировать с ними она совсем не умеет. В институте учили работе с макулатурой, писать конспекты, работать с разными учебниками, а разговаривать и нормально ладить с детьми не научили от слова совсем, судя по тому, что происходит. Что сейчас делать? Снова угрожать чем-то? И к чему они придут? Даже если это и сработает, голубоглазая её просто возненавидит. Ну, может быть, хоть тогда домогаться и проблемы создавать перестанет. Но разве она этого хотела? Она хотела быть тем самым классным учителем, которого любят, а не поливают дерьмом за спиной. Хотела построить нормальные взаимоотношения хотя-бы со своим классом, а в итоге угрожает своей ученице перцовкой, ещё и не видя в этом проблемы. Как минимум не по-человечески, не говоря уже о профессиональной точке зрения. Разучилась она взаимодействовать с людьми как человек, а не как учитель или какой-то надзиратель. А может и не умела никогда. — Жук, что за дела? Мы сюда шли зачем? — Не знаю, тебе надо было. И вообще у меня имя есть. Саша заметно напряглась, то ли от раздражения и такого растягивания её драгоценного времени, то ли от перспективы разговора не в рамках статуса ученик/учитель. Может быть зря она её вообще сюда притащила? Знала ведь, чем это чревато, знала и всё равно притащила, ещё и вот с этой внезапно появившейся проблемой теперь возиться надо. Кто ж знал, что ребёнок, который позволяет почти всем трогать себя везде, где им вздумается, может вот так легко на что-то обидеться? Она-то думала, для этого нужно как минимум убить пару человек, а тут хватило вот этой вот, казалось бы, заслуженной мелочи. И как за эту мелочь теперь извиняться? Сейчас ещё скажет, что перестанет дуться, только если ей отлижут и дадут выпить крови девственниц. — Ну прости, Сонь, ну не собиралась я эту перцовку на тебе использовать. Вставай, не обижайся на хреновую шутку. Пойдём, пойдём, не будь букой. — Не побоявшись снова навлечь на себя бесконечные домогательства, светловолосая вдруг положила ладонь на чужую ляшку, чуть потрясывая и гладя мягкую, нежную кожу. Может хоть это чем-то поможет её скупым извинениям. — Не умеешь ты ни шутить, ни жить нормально. — Проворчала младшая и всё-таки поднялась, всё не поворачиваясь к девушке лицом. — С последним я бы и поспорила, — Почти неслышно пробормотала Саша себе под нос, вытаскивая из-за спины уже заскучавшую гитару. — На, она должна быть настроенной, но не факт. Голубоглазая, всё ещё не убирая выражения лёгкой обиды с лица, взяла чужую гитару в руки, всё-таки повернувшись к девушке боком. У неё дома обычная деревянная, лакированная и покрытая наклейками гитара, а тут чёрно-зелёная, будто не из дерева, непривычно даже как-то. Зажав пару аккордов, приноровившись к новому инструменту, девочка откашлялась и наконец-то затянула какую-то неторопливую песню, на удивление на английском хоть и с весьма заметным акцентом. Старшая молча сидела рядом и завороженно слушала, ей хоть и говорили, что этот ребёнок умеет не только приставать, такого мастерского владения голосом она не ожидала. Он красиво переливался и мягко похрипывал в нужных моментах, отзываясь приятным теплом где-то в душе под рёбрами. Даже несколько обидно стало, что такое талантище называют королевой школы за умение раздвигать ноги, а не умение петь. Долго петь у талантища настроения не было, сократив песню на один куплет и пару припевных оборотов, она в последний раз ударила большим пальцем по струнам и неспешно отложила инструмент, всё ещё показательно не глядя на замершую девушку. День в сентябре уже начал сокращаться и за окном уже медленно начинало смеркаться, но Соня уходить не торопилась, будет не удивительно, если ещё откажется уходить и присвоит на ночь эту большую кровать, когда станет совсем темно. — Вау… я даже не ожидала. — Через пару секунд, когда дар речи наконец-то вернулся, пробормотала Саша, откладывая гитару в сторону. — Почему сопротивлялась сегодня? Хорошо же поёшь. — Не хотелось и всё. — Фыркнула Жук и не особо заинтересованно глядя в окно, за которым ближе к вечеру начали носиться ласточки, почему-то прибившиеся близко к земле. Дождь ночью будет, наверное. — Офигенно же, почему нет? Почему нельзя привлекать к себе внимание песнями, а не… сама знаешь чем? — А нахер мне эти песни? Они мне ничего не дают, толку от них нет. Я с ними никому нужна не буду, а так за мной бегает каждый второй, чтобы мне приятно сделать, зачем мне ещё что-то? Саша могла бы начать разглагольствовать о том, что с такими умениями можно было бы состроить музыкальную карьеру и потом зарабатывать на этом, но всё-таки промолчала. Её и так тут занудой считают, а она снова начнёт нотации читать, когда её опять же не просили об этом. Сама разберётся, это опять же не её дело. Больно, конечно, наблюдать за тем, как такой талант пропадает и его затмевает похоть и погоня за удовольствием, если бы она преподавала музыку, а не физику, то ещё ладно, а тут совсем некрасиво. Сама как-нибудь разберётся с тем, как и когда пользоваться своими способностями. Воцарилась несколько напряженная тишина, Соня всё так же таращилась в окно, прижав колени к груди и обхватив их руками, а Саша решала, что делать дальше. Вроде всё что надо сделано, но не выгонять же на улицу прямо сейчас? Как-то некрасиво. Вроде шли только ради этого, хочется уже отдохнуть от всего, а выставлять гостью за дверь после двадцати минут обид и неловких извинений ужасно неловко. — Пошли хоть чая тебе сделаю, а то сидим как эти самые. Пошли, пошли, хватит уже дуться. Как бы младшая не собиралась обижаться дальше, её всё-таки подняли и потащили на кухню. Там она не оттаяла, всё с тем же поникшим видом смотрела в стену, слушая свист чайника. Даже когда на стол перед ней опустилась кружка с тёмным черным чаем, от которого валил пар, она только чуть придвинула её к себе, не меняясь в лице, и понемногу потянула жидкость губами, даже не поднимая со стола. Саша уселась рядом и уставилась на несговорчивый комок обиды, надеясь, что он вернётся в обычное счастливое состояние, если на него смотреть не отрываясь. Это не сработало, и, когда чая уже не осталось, молчание так и не нарушилось, ну хотя-бы не стало ещё более напряженным. — Ты… может есть хочешь или… уже поздно просто и… Уже хотелось есть, а доставать еду и не предлагать гостье было тоже некрасиво. В наличии каких-либо продуктов в холодильнике она сильно сомневалась, но надо же сначала предложить, а не лезть искать. Жук наконец-то подняла глаза и уставилась на девушку, видимо надеясь, что её поймут только по одному взгляду. — Эм… это нет…? — Это да. У меня дома есть нечего. — М, а чего так? — Радуясь, что ей вообще ответили, спросила старшая, залезая в холодильник, выискивая там что-то, чем можно будет наестся и чего хватит на двоих. К самостоятельной жизни она ещё не привыкла, продукты в холодильнике сами собой не появлялись, из-за чего частенько приходилось питаться тем, что осталось. — Родителей дома нет, еды тоже нет, а готовить я не умею. — Пробормотала голубоглазая в ответ, снова поджимая колени к груди и уже жалея, что не взяла с собой кофту, без которой уже становилось холодно. — А чего родителей нет? — Снова по своим делам шароёбятся, я не знаю. Допрашивать дальше Саша не стала, намного больше сейчас волновал вопрос, что же поесть, потому что кроме пары сосисок и куска сыра ничего не осталось. — Так… я вообще-то изначально не планировала кого-то кормить, так что возражений по поводу простого доширака нет? Соня слабо улыбнулась, узнавая в таком неумении вести быт и готовить что-то из воздуха и воды себя. Светловолосая расслабленно выдохнула и снова поставила чайник. Молчание стало на порядок спокойнее, говорить было просто не о чем, а не неохота, как пару минут назад. Пара оставшихся сосисок упали в кипящий бульон, и пара тарелок опустилась на стол. Младшая уже охотнее притянула к себе тарелку и голодным взглядом уставилась на лапшу, накручивая её на вилку. Говорить за едой было неудобно, так что неловкость ушла окончательно. За окном окончательно стемнело, даже страшно отпускать ребёнка одного на улицу стало, мало ли что случится. — Ладно, я пошла. А то снова перцовкой своей трясти начнёшь, если я останусь слишком надолго. — Хмыкнула Соня, доев и уже устав сидеть в тишине. — Провожать не надо? А то там темно уже как-то… — Выходить, честно, не хотелось, но и отпускать этого похотливого ребёнка, который согласится на любую сомнительную авантюру, было страшновато. — Нет, зачем? А то мужик какой-нибудь на улице пристанет, у тебя ещё сердце остановится. Не став лишний раз прощаться, голубоглазая выскользнула на лестничную клетку и, ёжась из-за вечерней прохлады, от которой нельзя было укрыться курткой, побежала вниз по лестнице. Саша только после этого додумалась попросить написать ей о том, что ничего не случилось и она дошла, но девочки уже и след простыл, даже шаги внизу стихли. Потом дошло, что можно найти в беседе класса и написать самой, и на том спасибо. Людей на улицах было как грязи, повылезали всякие подозрительные личности, поглядывающие и зазывающие в страшные темные подворотни. Но страшно не было, у неё тоже в кармане перцовка была, которой она, в отличие от некоторых, не размахивала направо и налево. Достаточно было идти по тротуару рядом с дорогой по освещённой улице, и относительная безопасность была обеспечена. Иногда такое не срабатывало, но даже при своём ангельском внешнем виде постоять за себя она умела, удар ногой в пах был мастерски отработан. Даже не страшно было достать из сумки наушники с шумоподавлением, всё-таки на улицах много людей, это всё свидетели, можно и расслабиться. В том же расслабленном состоянии она относительно быстро добежала до дома, даже не собрав за собой толпу пьяных человекоподобных субъектов, мямлящих какие-то нечленораздельные комплименты. Это была относительно новая, необшарпанная многоэтажка кремового цвета, этажей десять, лифт снова не работает, какие-то уличные художники снова нарисовали произведение искусства в виде кривого граффити. Пришлось топать пешком на свой пятый этаж, пытаясь не умереть из-за недостатка кислорода под конец. Квартира снова встретила холодом и темнотой. Родителей сегодня скорее всего снова не будет, хорошо ещё, что её покормили, а то пришлось бы до магазина тащиться. Миновав кухню и гостиную, в которых делать и искать было нечего, она завалилась в свою комнату, совершенно не чураясь абсолютной темноты. Вспыхнула фиолетовая подсветка под потолком, сумка упала в угол, а голубоглазая на мягкую кровать, застеленную несколькими пушистыми пледами. Сил на что-то ещё не было, на уроки она времени никогда не тратила, хотелось просто полежать, возможно и поспать, тут уж как получится. Может быть, и проснётся через пару часов, тогда можно будет полежать в ванной и лечь уже нормально под одеяло. Завтра идти выступать, а чтобы не облениться и суметь выйти на сцену надо успеть нормально поспать. Хотя не факт, что она и без этого с малейшим желанием туда пойдёт.