Люблю тебя, больше чем БДСМ

Темное и пустое здание тихо отдыхает от недавно ушедших людей, отзываясь недовольным гудением откуда-то из-под пола при каждом звуке шагов, семенящих по коридору. Казалось, если обронить какой-нибудь лишний звук, все строение задребезжит и звучно завозмущается из-за нарушения такого недолгого покоя. После долгого дня, пускай и последнего в учебной неделе, хотелось послушать тишину, а не извечные крики и ругань неугомонных подростков и детей. В этих стенах осталось только человек пять от силы, да и те скоро уйдут, оставив школу промерзать и дрогнуть до не менее холодного утра. Почти все из этих несчастных оставшихся уже собирают вещи, разобрались со всеми документами, проверили все тетради, заполнили все ведомости, и теперь с чистой совестью могут идти домой, разбираться уже там с примерно таким же количеством макулатуры. И одной из них повезло, наверное, меньше всего. Она бы предпочла сидеть за бумагами до поздней ночи, и выходить на улицу самой последней, взбесив этим сторожа, но ей нужно было ждать прихода толпы людей чуть ли не вдвое старше неё, дабы провести первое в учебном году родительское собрание. Александра даже не смогла усидеть в собственном кабинете, в котором ей и следовало дожидаться прихода гостей, теперь наворачивала круги по коридору, нервно потирая губы. Никто ещё не пришел, а страшно было так, будто все уже собрались, ждут только её, а она тут мнётся и не может взять себя в руки, чтобы просто зайти внутрь. Казалось бы, что тут такого? Ну, придут эти родители, им только и надо сказать, что надо по желанию сдать деньги на пробник по предстоящим экзаменам, обсудить всякие аспекты поведения и провалов в обучении и распустить всех по домам. Это было бы и не так страшно, если бы это не были родители её учеников, которых подарком назвать было сложновато. Если дитятки вот такими уродились, то думать о том, кто занимался их воспитанием становилось как минимум жутко. Зная, какие скандалы организовывали некоторые из её подопечных, не хотелось думать, от кого им достался такой резкий характер. Пару секунд назад она ещё и пришла к выводу, что ругаться и минимально стоять за себя во всяких перепалках она не особо умеет, хоть ни разу и не приходилось этого делать. Сейчас вся эта толпа на неё наедет, она сразу язык проглотит, в итоге ничего путного не получится, ещё и наорут, настроение испортив. Надо бы ей хоть у той же Дианы поучиться хотя-бы банально не сгибаться под напором всяких истеричек, а стоять прямо, не говоря уже о том, что отвечать что-то на нападки. У той всегда получалось, она к себе и к окружающим нормально относится и не позволяет принизить себя острым словом о том, что с её сексуальной активностью помалкивать надо бы. Где вообще изложены эти неписанные правила, что таким, как она нельзя иметь свою точку зрения, да и вообще быть полноправным членом общества? Ну не спит она со всеми направо и налево, и что её за это теперь дискриминировать по всем фронтам? Вроде бы взрослые люди, вполне адекватные, переходить на личности, ещё и в таком ключе, как-то совсем по-детски. Даже Жук во всяких непредвиденных спорах только подкалывала её за это, а некоторые и на полноценные оскорбления не скупятся. И вроде надо уметь отбиваться от этого, в конце концов она имеет право жить так, как считает нужным, а она почему-то не может. Знает ведь, что права, что её и в какой-то неправильной точке зрения уличить нельзя, и даже так может только мямлить что-то в ответ, ставя себя в ещё более неловкое положение. Может быть, годик-другой преподавательской практики она чему-то и научится, вот только перед этим придётся потерпеть и поучиться на болезненных ошибках пару лет. За окном уже давно горели фонари, хоть времени было только семь вечера. Темнота навалилась на город ещё около часа назад, не дав девушке и единственного шанса на то, чтобы добраться до дома хотя-бы под покровом сумерек. Каждый день дорога домой теперь пролегала через улицы, освещённые только вывесками всяких баров, борделей и клубов, неоновый свет которых почему-то не дарил чувства безопасности. И вот опять, вроде бы знает, что затащить её в одну из этих страшных дверей или подворотен рядом с центром города будет проблематично, всё равно сжимает перцовку в ладони так, что она, наверное, до своего дня и не доживет. Руки в карманах без перчаток мерзнут, но страх бьет по голове сильнее, чем холод, приходится терпеть и каждый раз судорожно нащупывать нужное место на баллончике, когда кто-то уже почти привычно свистит или окликает её из дверей или окон какого-нибудь злачного заведения. Интересно, все так боятся, или у неё просто паранойя? У всех же есть шанс быть схваченной или зажатой в каком-нибудь неприметном месте. Все с собой средства самообороны носят? Пускай связи со всякими незнакомцами и является почти ежедневным занятием для большинства, изнасилование всё-таки отличается от акта по согласия. Изнасилование сейчас, конечно, тяжело отличить от обычной встречи по обоюдному согласию, но разницу понимать надо. Некоторым может быть даже нравится ощущение опасности и отсутствие согласия или предупреждения, а остальные как? Наверное, всё-таки как-то и заботятся об этом, ситуации разные бывает. Только у остальных всё спокойно, а она как обычно это до истерии доводит и трясётся над этим так, что даже гулять нормально не получается, из-за чего она до сих пор город, в который так давно хотела попасть, не изучила даже на половину. Может успокоительные какие-нибудь пропить или к психологу сходить? Как-то не хочется жить в извечном страхе, который не отпускает иногда даже и в стенах её собственной квартиры. Тоскливо было смотреть в темноту, в которой кое где поблескивали голые ветки полысевших деревьев. Холода стоят практически как зимой, а снега ещё даже не намечалось, только иней по утрам изредка на разных поверхностях появлялся, от чего становилось ещё тоскливее. Но в выборе между видом на пустой школьный двор и на собственный стол, на котором лежали бумаги, нужные для собрания, она всё-таки выбрала первое, от него хотя-бы и без того сильное напряжение не возрастало ещё больше. Ещё и гробовая тишина начинала давить на уши, появлялось такое чувство, что скоро ей станут слышны даже звуки мигающих ламп на первом этаже, где все ещё горела пара ламп. — Какая красивая девуш-ш-ка, чего одна тут стоит? Можно составить вам компанию? — Вдруг послышалось слишком громко из-за спины, со стороны коридора, ведущего в эту рекреацию. Узнался уже слишком знакомый голос Жуковой из-за спины, который было уже даже не удивительно услышать в темном коридоре, в котором никого больше нет. Снова как кошка подкралась, даже не создав шума при ходьбе. — И что ты тут делаешь? — Тяжело вздохнула Александра, даже не сразу обернувшись на зов. — Это лишние вопросы, которые сейчас не должны волновать. Гораздо больше меня сейчас интересует темное уединенное помещение, в которое тебя можно будет затащить. А тут таких полно. — Приглушенно пробормотала Соня себе под нос, привычно улыбаясь, когда девушка так же лениво развернулась. — Сейчас семь вечера, что тебе сейчас-то от меня надо? — По-моему ты уже давно поняла, чего я хочу. Все учителя физики такие недалёкие и с первого раза не понимают? — Вот не верю, что ты притащилась сюда вечером для того, чтобы затащить меня куда-нибудь. — Ну ты же щас взрослым дядям и тётям будешь какую-то важную речь толкать, а у меня взрослых дядь и тёть для роли переговорщиков с тобой нет, так что я пришла сама. И вообще у меня мать та ещё женщина, не хочу, чтобы она увела тебя у меня из-под носа. А она может. — Понятно теперь, в кого ты такая пошла. — Саша устало и несколько напряженно вздохнула и отошла в сторону, ближе к стене на всякий случай. — А чего это она лично не пришла поговорить? Не твоих рук дело случаем? — Чего? Как это связано? Если она мне хотя-бы пару слов скажет, когда со своих блядок придет, это будет уже чудо. Если бы она приперлась к тебе, чтобы послушать, как ты на меня жалуешься, я бы ахуела. Но ей всё равно, я не ахуела, а тебе придется рассказывать всю эту важную фигню мне. У меня даже деньги на шторы с собой есть. — Ладно, — Всё ещё с нотками недоверия и былого напряжения протянула Саша, оперевшись о холодную стену плечом, всё продолжая игнорировать лениво заигрывающую с ней Соню, вставшую слишком близко. — Но всё равно что-то мне подсказывает, что она не пришла не только из-за того, что ей настолько всё равно. — Может быть. Может быть, я просто так шалю, не знаю. Здесь стою я, а не она, хватит уже говорить обо всём, кроме меня. — Возмутилась Жук и слабо толкнула старшую в плечо, заставив её наконец-то повернуться и облокотиться о стену уже спиной. Не став ждать, когда она снова куда-нибудь отойдёт или сбежит как обычно, Соня одним шагом подскочила совсем вплотную к своей жертве и оперлась о стену рукой, поставив её рядом с её плечом. Наверное, она хотела, чтобы этот жест выглядел как в каких-нибудь фильмах, где так делали какие-нибудь плохие парни, но с её ростом примерно девушке по плечо, это выглядело разве что забавно и несколько нелепо, а не пафосно. — Сюда сейчас куча народу вообще-то придёт. — Перестав вздыхать, да и дышать вовсе, выдавила из себя Саша, вжавшись в стену сильнее. — Не преувеличивай, на такие собрания приходит максимум шесть истеричных мамочек, которым в жизни не хватает срачей и истерик. Так что не ссы, если нас и застукают, то, во-первых, похуй, они не лучше, во-вторых, они не обидятся, если ты задержишься на пару минут. Со мной. В соседнем кабинете, там как раз никого нет. — Вот н-не надо, я вообще-то- — Учитель? — Резко перебила девушку Жук, встав на носочки и подтянувшись ближе к её лицу. — И что? Если ты воспринимаешь себя такой важной, могу быть пожёстче, ты ведь так и напрашиваешься, я же вижу. — Так, слушай, у меня вообще-то дела. Отойди, дай я буду заниматься своей работой. — Стоять. — Рука была не особо эффективной в удержании, и вместе с этим коротким и ёмким словом младшая резко прижала колено к стене, промеж ног девушки, ставя по обе стороны от неё уже две руки. — Не надо торопиться, я не договорила. — И о чем вообще тут можно договаривать? — Радуясь тому, что школьница всё-таки намного ниже неё и ей не приходится чувствовать её горячее дыхание на своем лице и шее, сквозь зубы процедила Саша, почему-то не двигаясь и не пытаясь выбраться из плена, который можно было разрушить движением плеча. — Ну… может и не договорить, а доделать… я тебя поймала, осталось только доделать начатое. — Ага, поймала она меня. — Стараясь сделать непринужденно-спокойный голос, хмыкнула старшая. — По-моему тебе для этого роста и сильных рук немного не хватает. — А, так я недостаточно высокая для тебя? — Раздосадовано прошипела младшая. Не успела Саша что-то додумать, как школьница резко оттолкнулась от стены и дала ей свободу. Не успела она и обрадоваться, как буквально в паре сантиметров от её головы о стену ударился тяжелый ботинок, легко разбивший бы ей голову, если бы голубоглазая чуть не рассчитала траекторию. Этот резкий взмах ногой заставил на пару секунд зажмуриться, и когда девушка наконец-то смогла открыть глаза и из-под прикрытых век осмотреться, Жук стояла уже на одной левой ноге, закинув правую на стену, растянувшись в неплохом таком шпагате. Руками о стену ей опираться не требовалось, она скрестила их на груди и теперь покачивалась вверх-вниз. Теперь просто её оттолкнуть и обойти было сложнее, по крайней мере, если не хотелось уронить её на кафельный пол головой вниз, ибо на одной ноге в таком почти что идеально вертикальном положении она бы не устояла. — Так нормально? — Самодовольно хмыкнула Жук, пригнувшись ближе, насколько это было возможно. — А м-можно как-нибудь в-вообще без этого? — Мечась между мыслями о том, как на девочке во время такого шпагата не рвутся джинсы, и как она всё ещё не умерла из-за этой выходки и этого крайне неловкого положения, промямлила старшая, неосознанно скользя ногами по полу и опускаясь из-за этого ниже. Когда Соня только подошла, она даже успела обрадоваться, что не глотает слова, а относительно спокойно говорит, а сейчас все эти достижения ушли на второй план. Наверное, надо было продолжать держать себя в руках и не подавать виду, даже когда её чуть не ударили ногой по голове, а она снова стушевалась и вжалась в стену как какой-то пугливый котёнок. Жук же вроде даже ничего не сделала, а она уже пережила один микроинфаркт. — А чего это без этого? По-моему, тебе очень даже нравится, вон как покраснела. — Наверное, девушка и правда слишком покраснела, даже не из-за смущения, а скорее из-за страха и неловкости. — Значит, хочешь, чтобы я действовала резче или… взяла тебя силой? — П-подожди, не надо…! Но Соне особое приглашение не понадобилось, она со скоростью пули встала на обе ноги и схватила свою жертву за воротник плотной черной рубашки, так, что с плеч чуть не слетел лёгкий вязаный кардиган, и потянула за собой в туалет, находившийся рядом. До кабинета она её скорее всего не дотащила бы, потому что та заплеталась в собственных ногах и инертно тащилась за ней как заправский пьяница, а тут было близко, да и надежно, не факт, что тот кабинет, про который она говорила ранее, открыт. Действовать надо было быстро, пока не вырвалась и не совладала с собой, чтобы вырваться, а то можно было и упустить или добычу, или момент. Дверь туалета, к счастью, была не заперта, и старшая с силой впечаталась в стену напротив зеркал, висящих над раковинами, к которой её сразу же прижала пара маленьких рук. Здесь было темно, только свет фонаря заглядывал в окно за углом, из-за чего видно было только очертания, и, как казалось Александре, красные пятна, покрывшие её щеки. Не было видно, что пару секунд делала Соня, но, когда старшая чуть пришла в себя и поняла, что происходит, она прижала её к стене уже всем телом и принялась жадно кусать за шею, даже не с целью оставить засосов, а просто покусать. Неуловимые руки не торопились яростно сдирать одежду, как ожидалось, а то и дело тянули воротник на себя, то просто с силой сжимали плечи, то снова впечатывали в стену за шею, чуть придушивая. Саша непонимающе вертела головой из стороны в сторону, стараясь глупыми разинутыми глазами разглядеть в темноте хоть что-то. И без того было понятно, что происходит, но ей почему-то слишком хотелось разглядеть это, ибо все ощущения гипертрофировались от страха и ощущались не как обычные прикосновения, а как стаи насекомых, обжигающих кожу, бегавших по ней табунами туда-сюда. — И чего ты не сопротивляешься? Неужели нравится? — Прошептала Жук, на пару секунд оторвавшись от искусанной шеи. Саша даже прохрипеть что-то похожее на «нет» в ответ не смогла, только тяжело выдохнула сдавленный в легких воздух и попыталась махать дико трясущимися руками, чтобы оттолкнуть от себя школьницу. Но та вжалась сильнее, навалившись всем телом, и с её трясущимися и обмякшими руками не получилось бы даже малость отстранить от себя, не то чтобы совсем оторвать. Обтрогав всё тело выше пояса, сжав и помяв там всё, что было можно, правая рука спустилась ниже и со всей силы ударила по тощей ляжке, заполнив помещение резким звуком шлепка на одну секунду. Старшая сжалась ещё сильнее, ещё и потеряла дар речи, даже неразборчивой и бессвязной, получалось только сдавленно хрипеть что-то, похожее на просьбы отпустить. — Не-не-не, пока я из тебя всю душу не вытрахаю, ты никуда не пойдёшь. — Хищно облизываясь, гортанно прохрипела Соня, всё продолжая водить кончиком носа по влажной шее, наслаждаясь долгожданным контактом. От этих слов стало ещё страшнее, из-за чего оставалось только отчаянно молиться на то, что тело всё-таки не подведёт и этот вечер не закончится удачной попыткой изнасилования. Через пару секунд, когда девушке удалось чуть-чуть расслабиться, маленькие пальцы пробежались по бедру и резко впились в промежность сквозь ткань джинс, выбив из девушки очередной сдавленный хрип. Думала ли младшая о том, что даже ей такие неаккуратные движения не принесли бы ничего, кроме боли, неизвестно, но остервенело тереть чувствительное место двумя пальцами она не переставала. Александра сморщилась и жалобно заскулила, не оставляя слабых попыток вырваться. Можно было легче убежать, если бы она сообразила и рванулась в сторону, а не вперёд, как сейчас, но в состоянии шока и дезориентации из-за темноты не получалось здраво обмозговать ситуацию и понять, куда лучше бежать. Ещё и голубоглазая при всей своей хрупкой внешности обладала силой танка, её даже чуть подвинуть или толкнуть не получалось, хоть она и держала только одной рукой, придавливая собой же. — Пусти… — Единственное, что смогла из себя выдавить Александра, чуть придя в себя, когда пальцы принялись нетерпеливо расстёгивать ширинку и возиться с бляхой ремня. — Куда? Мы только начали. Поняв, что сопротивление слишком ничтожно, левая рука наконец-то отпустила плечо, оставив на нём розоватый след, и тоже спустилась ниже. Опыт работы с ремнями у девочки явно был, даже одной рукой у неё получилось быстро расправиться с пряжкой и стянуть ремень совсем, оставив болтаться в петлях джинс. Левая рука нырнула под рубашку и пробежалась кончиками холодных пальцев по тонкой коже, обтягивающей ребра, неумолимо приближаясь к груди. Так странно: дыхание вроде горячее и даже обжигающее, а пальцы холодные как у трупа, что аж становилось ещё страшнее и неприятнее. И когда они наконец-то добрались до тонкой белой кожи, в голове что-то щёлкнуло, и тело наконец-то подало признаки жизни и начало слушаться. Не придумав, что крикнуть школьнице напоследок, Александра резко оттолкнула её от себя, что из-за неожиданности получилось удачно, и со скоростью пули рванулась в сторону выхода. В темноте очертания двери было практически не видно, отчего она с разбегу впечаталась в дверь и, с силой потирая ушибленный лоб, выбежала в такой же темный коридор. Сейчас даже не было страшно встретить кого-нибудь из родителей в рекреации, пусть у неё ремень безжизненно болтается, джинсы расстегнуты и почти спадают, рубашка задралась, и лицо покрыто красными пятнами, зато ей удалось сбежать и страшное голубоглазое чудовище осталось позади, в темноте, и оно её точно уже не догонит. — Сука… — Пронёсся тихий недовольный шепот по темному помещению, в слабом свете фонаря мелькнула пара голубых глаз, неотрывно таращившихся в дверной проем, в котором только что мелькнула удирающая фигура их жертвы. Саша же выбежала на свободу, где, пока не добежала до противоположного края рекреации, не смогла спокойно выдохнуть и прийти в себя. Монстр остался далеко позади, ощущение её рук с тела наконец-то пропали, что всё равно не дало ей перестать трястись и судорожно, сдавленно дышать. Произошедшее всё ещё стояло перед глазами, но точно она его не видела, ибо оно почему-то быстро выветривалось из сознания, оставляя только отголоски ужаса. То ли от страха, то ли от резкого бега стало жарко, по телу бегали волны какого-то лихорадочного тепла, не дававшего быстро продрогнуть из-за холодного воздуха, пробравшегося под расправленную рубашку. Только шея быстро остыла, ибо всё ещё блестела от слюны, и покрылась гусиной кожей, пришлось вжать голову в плечи. На ней наверняка останется пара десятков багровых пятен и алых следов от укусов, и подальше от стыда придётся прикрывать всё это воротником водолазки несколько дней, пока не сойдут и не сравняются с мертвенно-бледной кожей. Наручные часы показывали пятнадцать минут восьмого, прошло всего минут восемь, хотя казалось, что это время растянулось вдвое, и она пропустила все, что было нельзя. Но несмотря на то, что она всё-таки опоздала на десять минут, надо было поторапливаться, чтобы не навлекать на себя гнев нескольких неизвестных ей людей даже до того, как она скажет про сборы на пробники и поведение их отпрысков. Быстро поправив растрепанную одежду, прикрыв шею настолько, насколько можно, помолившись на то, что она ещё не успела полностью покрыться засосами, девушка поплелась в кабинет, собираясь с силами. После пережитого парой секунд назад собрание не казалось таким страшным, полностью волнение не уходило, но такая тотальная паника уже не накрывала. Пригладив растрепавшиеся волосы и вернув себе непринужденный вид, Александра наконец-то ввалилась в освещенное помещение, широко открытыми от волнения глазами оглядывая присутствующих. Жук, похоже, оказалась права. Она ожидала человек двадцать минимум, а в полупустом кабинете сидело только восемь женщин, скучающе глядящих в телефоны, при том, что учащихся в классе было двадцать с лишним. Две из присутствующих почти достигли предпенсионного возраста, и, как показалось, если бы все присутствующие были такими же, собрание прошло бы гораздо спокойнее. Ещё четыре девушки выглядели лет на сорок пять и, при одном только взгляде на них, в голову закрадывалось ощущение собственной беспомощности и предчувствие чего-то неизбежно плохого. Оставшиеся две девушки, как оказалось позже, обзавелись детьми в подростковом периоде и теперь, в возрасте ранних тридцати лет, с крайне недовольными и понурыми лицами нетерпеливо стучали по партам ногтями, всем своим видом показывая, как им не хочется сейчас тут присутствовать. Ещё и красивая и мягкая внешность давала понять, что такую как она, они невзлюбят, наверное, сразу же. — А… Добрый вечер, спасибо, что пришли. — Стараясь совладать с собой, девушка торопливо подбежала к своему столу и, притянув к себе стопку нужных бумаг, натянуто улыбнулась, ещё раз оглядывая присутствующих. — Если причина этого собрания не в смерти одного из детей по вине персонала школы, я считаю, что расходиться можно сразу же. — Не отрываясь от созерцания себя во фронтальной камере телефона, безэмоционально протянула одна из женщин, вогнав её в ступор ещё сильнее. — Эм… нет, но… Не только по этим причинам же собираться надо. — Подождите, то есть ты и есть…? Ну как её там? Вы тут наших детей пасёте? — Растерянно-недовольным голосом спросила одна из женщин с задней парты. — Ну… я, а что? — Тебе сколько вообще лет? Когда это школьницы, ещё и такие, начали других школьников учить? — И что вы тут тем более говорить собрались? Вы сколько тут вообще работаете? Как ей и говорили пару минут назад; пришли одни истеричные мамашки, которым бы только поругаться. Саша снова встала столбом и забыла, что говорить, получалось только водить руками в воздухе в немой просьбе замолчать и дать ей сказать что-нибудь в перерыве придирчивых реплик. Кто-то пытался возразить, кто-то добавить что-то своё в поток фраз, направленных на сжавшуюся девушку, из-за чего в классе образовался шум не хуже, чем в обычные дни, когда тут сидело двадцать с лишним человек. Перекричать такой гомон даже при желании бы не получилось, даже если бы у неё хватило смелости на то, чтобы перебить его и начать говорить, тем более с её умением спорить и кричать. Женщины начали спорить и ругаться уже между собой, девушка только смотрела на это испуганным взглядом и ждала момента, когда они притихнут хоть немного и ей получится хотя-бы напомнить о своем присутствии. Но те уже не замечали ничего, кроме друг друга и предмета своего спора, о котором в этом многоголосии даже расслышать ничего нельзя было, непонятно даже, сколько времени уже продолжается эта дискуссия. Минуты через две дверь кабинета резко распахнулась и в кабинет вальяжно продефилировала Соня, снисходительно глядя на ругающихся женщин. Её прибавление к компании было последним, чего сейчас хотелось, особенно после того, что произошло в туалете пару минут назад. Если она ещё и обиделась на то, что от неё убежали и оставили без желаемого, сейчас начнётся что-то в разы хуже того, что происходит сейчас. На удивление, все присутствующие на секунду прекратили ругаться и обернулись на вошедшую, глядя на неё как на кого-то чужого, кому тут быть запрещалось. Но Жук, в отличие от Александры, не растерялась, а только заулыбалась ещё шире и так же медленно прошествовала к первой парте третьего ряда. — Ой, дамы, вечеринка у вас тут отстой, конечно. — Она кинула свою сумку на стул, и сама упала на соседний, закинув ногу на ногу и развернувшись одним боком к Саше, а другим к притихшим женщинам. — А ты ещё кто? — Буркнула одна из них, вопросительно глядя на Александру, будто прося её выдворить отсюда зашедшего ребёнка. — Кто надо. О чем дискуссии ведём? — На этот раз все почему-то замялись и промолчали, судя по всему, поняв, что всё это время просто оскорбляли друг другу, вымещая эмоции, накопившиеся за тяжелый день. — Понятно, как обычно обсуждаем цены на гречку и стринги на рынке. Продолжай, Александра Олеговна, а остальным пора бы уже заткнуться. — Эм, ну… У нас тут пробники по экзаменам намечаются, они платные и… все желающие могут записаться, сдать по двести рублей и проверить уровень знаний на данный момент. — Шумно сглотнув и заломив пальцы на правой руке, прохрипела Саша, бегая глазами от одного недовольного лица к другому. — Господи, уже совсем не знают, под каким предлогом деньги содрать. — Устало выдохнула одна из женщин, подперев лицо рукой и недовольно закатив глаза. — Но это же только для желающих… — Ага, для желающих. А потом те, кто вам жертву не принесет, вообще до экзамена потом не допустится и вообще. Знаем мы эту вашу систему сбора податей, в которой варианта отказа нет. — Теть, вы бы помолчали. — Снова подала голос Соня, спасая Александру от разборок с ещё и этими придирками. — Вот вам в этой ситуации не рыпаться бы. Такими темпами ваш сына не сдаст эти несчастные экзамены даже с помощью пробников. Мы же все знаем, что вы сюда на мерсе приехали, вас вот эти двести рублей до банкротства не доведут, может хоть тогда вы увидите, что ваш долбоящер карманный два плюс два сложить не может. — Так, ну это уже совсем хамство. Мне тут весь вечер дерзят две малолетки, я куда вообще пришла? — А вы не замечаете, что вам все дерзят, потому что вы ведёте себя как последняя… — Так, хватит! — Вскрикнула Саша, испугавшись того, что сейчас ещё и Жук втянется в эту массовую дискуссию. — Кто захочет, пускай сдаёт, кто не хочет, просто сидите и молчите, в чем проблема? — О, неужели у кого-то яйца появились…? — Тихо хмыкнула Соня, отворачиваясь от недовольных лиц, сидящих поодаль. — Если все так хотят уйти, и никого не интересует то, как идут дела у ваших детей, идите, я тут никого не держу. Всё, что я хотела сказать, только по поводу поведения, но, глядя на вас, складывается ощущения, что вам это ни о чем говорить не будет. Если никто в воспитании и в целом в жизни детей не хочет участвовать, прошу на выход, у меня, знаете ли, тоже нет времени на бессмысленные истерики с теми, кто меня ни во что не ставит. Наверное, накопившиеся эмоции прорвались сквозь маску спокойствия и застенчивости. Все притихли, даже Соня удивленно вскинула брови, не ожидав, от бесхребетного существа перед собой хоть каких-то слов протеста. Александра порывисто выдохнула и опустила сжавшуюся ладонь на стол, оглядывая широко распахнутыми глазами наконец-то затихнувших женщин. На тех эта речь особого впечатления не произвела, возможно, если бы был смысл продолжать спор, кто-то из них сказал бы, что девушка не смеет с ними пререкаться и это её работа. Но вместо этого одна из них просто молча встала из-за парты и торопливо направилась к выходу, получив на это повод и позволение. Спустя пару секунд тишины встали ещё две, потом ещё, ещё и в конце концов осталась только ухмыляющаяся Соня, провожающая уходящих насмехающимся взглядом. Саша опустила повисшие руки и, устало потерев переносицу, отвернулась к окну, даже не боясь поворачиваться спиной к этой похотливой особе. Хотелось плакать и ругаться одновременно. Она была готова к тому, что все пройдёт далеко не гладко, но хотелось, чтобы её хотя-бы просто послушали, а не просто ушли, хоть она им и позволила. Это ещё её Соня из этого конфликта вытащила, а без неё, наверное, ей бы за весь вечер не получилось вставить в их ругань одно своё слово. И так дальше продолжаться будет? Как ей продолжать работать, да и существовать в принципе, если она не может нормально успокоить пару истеричек, а либо молчит, либо выгоняет подальше от себя? После всего этого ужаса страх, сидевший внутри до собрания, заменилось каким-то тяжелым чувством то ли злости, то ли разочарования во всем мире. Внезапно стала ненавистна и работа, и люди, окружающие непосредственно сейчас, и даже собственная личность, слишком слабая для того, чтобы нормально контактировать с людьми. Вечер и без того планировался тяжелым, а сейчас стал совершенно невыносимым. — Не ссы ты, с этими интересными дамами разговаривать по-другому нельзя. — Хмыкнула подошедшая сзади Соня. — Уйди, вот не до тебя вообще сейчас. — Буркнула в ответ Саша, сжимаясь уже не от страха, а от обиды и накопившегося разочарования. — У меня всё ещё перцовка в кармане лежит. — Ой, да разожми ты очко уже, че ты об одном всегда думаешь? — А чего ты тогда не уходишь как они? Конечно, сейчас же школа пустая, никого нет, отличное время изнасиловать кого-нибудь. — Расслабься уже, нету у меня времени на то, чтобы докапываться до твоей ссыкливой жопы. У меня сегодня интересные делишки в одном месте намечаются. На, запиши меня на математику какую-нибудь, узнаем, насколько всё плохо. — На стол опустилась пара сторублевых купюр. — Но надеюсь, что завтра или, может, послезавтра ты будешь идти на контакт охотнее. Я в любое время могу попросить ключик от кабинета, в котором никого никогда не бывает. Докапываться до понурой Александры Жук и правда дальше не стала, опустила деньги на стол и торопливо зашагала на выход, оставляя её наедине с собственными тяжелыми эмоциями в замкнутом пространстве. Дверь хлопнула, и девушка смогла тяжело выдохнуть и тихо всхлипнуть, всё равно сдерживая накатывающую истерику. Сначала её чуть не изнасиловали в туалете, потом наорали на собрании, поставили в какое-то унизительное положение и даже не удосужились дослушать до конца. Слишком много эмоций за последние пару месяцев накопилось и теперь отчаянно рвались наружу, подкрепляемые ещё и гневом и отчаянием после сегодняшнего собрания. В голову отчаянно лезли мысли о собственной ничтожности и беспомощности, ещё больше гипертрофируя произошедшее. Если этим родительницам, не особо заинтересованным в воспитании отпрысков, изначально ничего не надо было, то ничего удивительного в том, что всё закончилось так плохо нет. Но это же вроде её работа, это она должна была сделать так, чтобы всё прошло так, как ей нужно, а произошло ровно наоборот. Работа учителя, а тем более классного руководителя, состоит же не только в чтении учебника и написании формул на доске, учащиеся и их родители же прежде всего люди, надо уметь говорить с ними не как с условными единицами, а как с людьми. И сегодня как раз и всплыла её некомпетентность с этой стороны. По щекам всё-таки потекли предательские слезы, закапали на пол. Девушка даже плохо понимала, из-за чего конкретно они возникли, из-за стресса на фоне попытки изнасилования или неудачи в проведении собрания, по поводу которого она нервничала весь вечер. Она крепко сжала ладонями свои предплечья и прижала подбородок к груди, будто боясь увидеть в отражении окна, за которым зияла пугающая темнота, собственное лицо, залитое слезами. На него всё равно спадали волосы, липли к влажным щекам и норовили залезть в рот, из-за пелены влаги на глазах и без того сложно было разобрать что-либо перед собой, тем более свое собственное лицо в отражении. Хорошо, что в школе никого не было; не нужно было сдерживать и без того сдавленные всхлипы, иначе она бы точно захлебнулась воздухом, который жадными рывками захватывала, и ещё и на пол упала в попытке откашляться. За последние года два она плакала раза три, и сейчас возвращаться к этому было даже как-то страшно и стыдно. Во время подготовки к экзаменам в старшей школе и к сессии в институте времени на истерики и срывы банально не хватало, сейчас вроде тоже не самое лучшее время. Надо было садиться и работать раньше, быстро вытирать слёзы, убирать всю боль и усталость куда подальше, уже выработалась привычка подавлять абсолютно всё человеческое, мешающее работать. И сейчас всё накопившееся отчаянно рвалось наружу через нерушимую стену, воздвигавшуюся годами, добавляя к разбитому состоянию ещё и неловкость, вызванную нарушением привычных сценариев. Мышцы пресса непроизвольно сокращались, выталкивая откуда-то из глубины горькие слёзы, которым эти усилия и не были нужны для того, чтобы вырваться на свободу. Колени так и норовили подогнуться, согнувшись напополам в пояснице, девушка покачивалась то вперёд, то назад, в беззвучном крике разинув рот и выпучив глаза. Глядя на это со стороны, хотелось найти где-нибудь сбоку кнопку прибавления звука, чтобы услышать дикий вопль отчаяния, которого почему-то всё ещё не было. Его и не должно было быть, это была попытка избавиться от удушья, если бы она и смогла привести в движении голосовые связки и разразиться криком, всё равно получился бы только сухой хрип на вдохе. От такого неравномерного движения кислорода в крови похоже поднялось давление, и в ушах слишком громко застучала кровь, пуская болезненные импульсы в голову. Александра в перерыве между дико мечущимися в голове мыслями и воспоминаниями даже подумала о том, что такая истерика после такой, казалось бы, незначительной неудачи, нереалистично сильна. В пульсирующей голове ничего надолго не задерживалось, эта мысль тоже быстро исчезла в водовороте других вместе с вопросом о том, что бы сделала Соня, если бы до сих пор стояла здесь. На него и отвечать не надо было, чтобы не делать себе ещё хуже осознанием жестокой правды. Да и не важно это было, в радиусе нескольких метров никого не было, да и ей по-хорошему надо было направляться домой, чтобы ленивый охранник не закрыл её тут на ночь. Но видимо сегодня он решил пройтись и осмотреть этажи на наличие людей в кабинетах. По коридору разносились чьи-то шаги, определить владельца которых из-за звона в ушах было невозможно. Может быть, если бы Саша смогла расслышать их и взять себя в руки, притихла бы, чтобы не привлекать к себе внимания, но самообладание, и острота слуха её покинули несколько минут назад. — Нет, ну если ты и дальше будешь отсиживаться тут с утра до вечера, как сейчас, я всерьёз усомнюсь в твоей адекватности. Неужели квартира собственная так не нравится? Если бы Саша могла в данный момент различать голоса и вообще слышать то, что те ей говорили, она бы узнала в этом до боли знаком насмешливо-саркастичном голосе Диану, которая не выходила на связь весь этот вечер. Что она делает в школе в это время не особо интересовало, хоть и было странным. Девушка встала в дверях и, скрестив руки на груди, уставилась на стоящую к ней спиной Александру, выжидая от неё выученного смешка в ответ. Но та даже не обернулась, не сказала ничего, было заметно только как она мелко трясётся и вздрагивает всем телом, издавая странные нечленораздельные звуки. — Эй, что за ритуал связи с космосом происходит? — Всё ещё не войдя в ситуацию, протянула Диана, настороженно подходя к подруге. Она ни разу не видела каких-либо эмоций на её лице кроме слегка натянутой и неживой радости и выражения лёгкого разочарования в жизни и людях, ставшего уже её вторым лицом. Поэтому она до последнего и не распознавала в дрожи и тихих всхлипах истерику. Даже на долю секунды приняла их за сдавленное хихиканье, что было ещё неожиданнее и страннее, чем слёзы. Хотела она было что-то сказать, но решила повременить и спешно обошла девушку сбоку, встав перед ней. Наконец-то стало понятно, что слипшиеся от слёз волосы и воспалённо-красное лицо, прикрытое ими, стало таким не из-за великого счастья. — Так, блять, это что такое? Че случилось? Саша наконец-то подняла на подругу широко распахнутые мокрые глаза. С детской наивностью и отчаянием они смотрели прямо в душу, будто спрашивая, почему с ними обошлись так жестоко. Зрачки под линзами слёз казались совсем огромными и бездонными, наверное, свет им сейчас делал больно, пусть девушка и не пыталась закрыть глаза. Диана комментировать происходящее не торопилась, только растерянно разглядывала эту тихую истерику и, вероятно, подбирала слова. Чтобы прервать молчание, Саша сама что-то попыталась промямлить, но ничего хорошего из этого ожидаемо не вышло, только отрывистый скулёж, теряющийся в резких гортанных вздохах. — Тут… убили кого-то? Что должно было произойти, чтобы довести тебя до такого…? — Саша после этих слов только сильнее сжалась и снова опустила голову, не дождавшись ни нужной реакции, ни нужных действий. — Эй, эй, ну-ка не надо. Не падать, иди сюда. Когда та слишком опасно завалилась вперёд, чуть не упав на колени, Диана наконец-то подскочила ближе и обхватила тощие плечи подруги, спасая от падения головой вниз. Той от этого легче не стало, она даже не прильнула к чужому плечу, чтобы без боязни скривиться и выпустить новый поток слёз, по-прежнему обнимала саму себя руками и отрешенно отстранялась каждый раз, когда к ней пытались лишний раз прикоснуться. Девушки были примерно одного роста, от чего это действо даже объятиями назвать нельзя было. Диана просто вешалась на подругу сбоку, а та постоянно отворачивалась и сжималась сильнее, будто желая разделить истерику только с собой, чтобы полностью прочувствовать всю гамму страданий и самобичевания. Каких-либо звуков откуда-то изнутри, куда провалились все силы на простое существование, по-прежнему не вырывалось, даже короткие хрипы и скулёж превратились в подобие срывающейся икоты. — Может всё-таки расскажешь, что произошло? — Пробормотала Диана, когда прилетело минут двадцать, а Саша перестала дико трястись и сдавленно вздыхать. Если и сейчас ничего не расскажет, то просто разговаривать не хочет. — Мне надо увольняться. — Тихо проскулила Саша, стирая кулаком с зудящих щёк уже почти высохшие и похолодевшие слёзы. — Чего это? — У меня всё равно ничего не получается, з-зачем мне продолжать пытаться что-то тут делать? Всё равно это никому не надо. — Так, ну-ка не надо вот этого. — Устав стоять и придерживать пошатывающуюся подругу, Диана за плечи оттащила её к столу и усадила на кресло, чуть не уронив по дороге. — С хрена ли? Если ты про пиздюков, то им в их возрасте вообще ничего не надо, из-за этого расстраиваться тупо. — Да всем, не только им. Я что-то пытаюсь делать, а меня либо пытаются выебать, либо смешать с грязью. Зачем я вообще держусь за эту работу, если она мне кроме истерик ничего не приносит? — Истерики у всех бывают, не надо делать из этого повод для увольнения. Если тебя Жукова снова довела, сходи к Андреевне завтра, в чем проблема? — Да родители на собрание пришли, переругались между собой, назвали меня школьницей и ушли, ещё раз наорав на меня. И я вроде бы должна была как-то разрулить это, а в итоге… нихуя в итоге не получилось. — Ну и че? Было бы из-за чего расстраиваться. Твоя работа же не в проведении собраний, а в работе с похотливыми детьми. Если пришли какие-то истерички, то пусть идут лесом, с ними даже дипломированным психологам сложно договориться. Когда-нибудь научишься говорить со всякими психами, а увольняться из-за этого — как минимум неуважение к себе и к своим стараниям. — И что, мне просто терпеть? — Терпеть и работать над собой, и когда-нибудь они перестанут даже пытаться с тобой спорить. Саша в ответ только усталой лужей растеклась по креслу и устремила опустевший взгляд в потолок. Прошло только два месяца работы, а она уже хочет уехать куда подальше и от этой школы, и от этого города, и от цивилизации вообще. Что будет после года, после нескольких лет? Она в конец убьёт нервную систему и, может быть, научится работать и действовать хладнокровно в разных ситуациях, но надо ли ей оно? Она сюда шла для того, чтобы получать от предназначения своей работы хоть какое-то удовольствие, а не делать монотонные действия без какого-либо осознания их цели. В чем тогда смысл и работы, и жизни? Лучше уж найти другую работу, где не придётся контактировать с людьми и тем более подростками, или в конце концов уехать обратно в деревню, даже работа в местном ларьке лучше будет. — Так, не надо снова сопли на кулак наматывать. Слушай, я собиралась сегодня кое куда съездить, накатить пару бокалов веселящих напитков, и ты едешь со мной. Расслабишься, выпьешь, и вся эта хрень с увольнением из головы выйдет. А то домой сейчас попрешься и укатишься обратно в своё село завтра утром. — Не, я слишком устала от людей сегодня, мне домой надо. — Слабо пытаясь возражать, вздохнула Саша, потирая двумя пальцами красные от слёз веки. — Меня сегодня уже попались выебать, не хватало ещё по барам шляться. — Не-не-не, отказы не принимаются. — Отказы видимо реально не принимались, девушка отвернулась и принялась сгребать вещи подруги со стола и небрежно кидать их в её сумку. — Я ж рядом буду, никто тебя в туалет не потащит и не трахнет. Я не хочу работать тут среди извращенцев, ты нам нужна. Пошли, всего на часок, успеешь потом со своими бумажками разобраться, может хоть выветрятся все эти истеричные мамки из головы. Саша хотела что-то возразить, но тратить на это силы не захотелось, да и если черноволосая что-то задумала, отвертеться от этого не получится, как ни уговаривай. И почему бы и нет, надо отдыхать иногда. Может как раз из-за отсутствия нормального отдыха она сейчас сидит с красным от слёз лицом и теребит трясущимися руками края рубашки. Сегодня забудется в алкоголе, завтра перестанет так остро реагировать на всё подряд. Надо разбавить привычку отдыхать только в четырехчасовом сне, особенно после этого тяжелого дня. — Погнали. Подбираем слёзки и катимся бухать. Оправдаешь наконец-то свои старушачьи двадцать три года. Девушку подняли с кресла и поволокли к дверям, накидывая на плечи куртку, лежавшую неподалёку, по дороге. После долгих сотрясений в истерике вездесущий холод не тревожил так сильно, в куртке в стенах школы было даже жарко, только лицо быстро замёрзло и начало слабо зудить из-за высохших дорожек слез. Миновав темные коридоры школы, девушки вышли на холодную, темную улицу, освещаемую только одиноким фонарём на другом конце школьного двора. Когда Саша уже начала опасаться того, что ей придётся ползти за подругой до этого загадочного заведения пешком на ватных ногах, Диана отпустила её руку и подскочила к одиноко стоящей на небольшой парковке машине. Черный шевроле приветственно моргнул фарами, когда девушка выудила из своего рюкзака ключи и разглядела в темноте кнопку разблокировки дверей на них. — У тебя всё это время была машина? Откуда? — Чуть охрипшим голосом спросила Саша, сиротливо топчась в паре шагах от автомобиля. — Мой любимый папочка подогнал. — Кокетливо ухмыльнулась черноволосая, закидывая свою и чужую сумки на задние сидения. — Заебалась в один день ходить пешком до работы, вот подогнали. Решив не утруждаться дополнительными объяснениями, Диана уселась за руль и выжидающе похлопала рукой по соседнему сидению, призывая уже наконец-то сесть и не заставлять ждать. Саша почему-то снова засомневалась в надобности поездки неизвестно куда, ещё и с целью напиться. Но сумка всё равно уже в машине, да и она вроде как не одна едет, если что-то и случится, её бойкая подруга раскидает всё и всех, чтобы вытащить её из какой-нибудь жопы. Нерешительно поёжившись, она всё-таки села на переднее сидение, отмечая для себя совсем не тронутую кожу на нем, до сих пор блестящую после салона кожу на руле, и ещё не отполированную поверхность рычага коробки передач. Какой щедрый отец, подогнавшей почти двадцати четырёхлетней дочери такой автомобиль прямо из салона. Да ещё и неизвестно по какому поводу, день рождения у неё только будет, других памятных дат в октябре вроде не имеется. Машина заурчала и тронулась, плавными движениями выбираясь из колеи белых полос на асфальте. По лобовому стеклу скакали блики от пролетавших мимо фонарей, заглядывая в другие окна, слабо освещая тёмный салон. Саша так же затравленно жалась к двери, сидя на правой половине сидения, хоть ремень безопасности тянул её на середину, туда, где и положено сидеть. Она тоскливо смотрела в окно, уже смирившись с тем, что день был отвратительным, а его завершение будет ещё хуже. Диана всё пыталась завести диалог, но девушка ограничивалась односложными ответами, не пыталась как-то его развить и продолжить, из-за чего она быстро забросила попытки разбавить тишину и просто молча наблюдала за дорогой. Ехать пришлось недолго, через полчаса, половину которого они простояли на светофорах, и вот перед ними наконец-то возникло кирпичное здание с огромной неоновой вывеской над дверями. К тротуару, пролегающему перед ним, плотной шеренгой пристроились другие автомобили, так что ехать парковаться пришлось совсем к другому зданию. Людей, вышедших покурить и проветриться за углом, было почти вдвое больше, чем машин, гул голосов слышался за пару метров от здания. Из-за массивных распашных дверей слышался грохот клубной музыки и хор подпевающих голосов, судя по интонации и ровности, явно нетрезвых. Над ними зияла огромная неоновая вывеска, привлекавшая внимание за несколько кварталов от себя. Это был минималистичный силуэт девушки, кружившейся около шеста, светившийся ярко-алым светом, заливая им тротуар в радиусе пары метров. — Где мы? — Остановившись, увидев нескольких полураздетых девушек, выходивших из дверей заведения, пробормотала Саша. — В месте, где мешают самые ахуенные коктейли. — Загадочно подмигнула Диана и, подхватив подругу под ругу, почти побежала дальше. Та недоверчиво поплелась следом, обнимая себя одной рукой, будто боясь, что её сразу на входе разденут, украдут куртку и пустят по кругу. Когда порог заведения оказался позади, этот страх только усилился. Она надеялась, что это будет обычный клуб, которого при желании можно было бы и не бояться. Но перед ней расстилался не клуб, в котором поддатые люди дрыгались на огромном танцполе, а стрип-бар, в котором привилегия танцевать предоставлялась только раздетым практически догола девицам, неторопливо кружащим по сцене. Перед небольшой сценой с парой пилонов в центре, стояли столики, за которыми вальяжно распивали коктейли мужчины в костюмах, и только где-то в углу находился небольшой бар, с бегающим туда-сюда барменом за стойкой. — Дин, что мы тут забыли? — Трусливо сжавшись, вырвав руки из чужой хватки, прокричала Саша, надеясь, что её услышат в шуме музыки. — Что мы делаем в стрип-баре? — Да ладно тебе, какая разница где? Тут можно бахнуть классных коктейлей, а на сцену можно и не смотреть. — Давай пойдём в обычный бар, зачем тут это…? Тут должен быть какой-нибудь рядом. — Зашли уже, хватит ссать. Пошли, никто тебя трогать не будет, если ты денег не дашь. — Но девушку эти слова не успокоили, она всё продолжала медленно отступать к выходу, бегая испуганными глазами по помещению, залитому неоново-розовым светом. — Слушай, я похожа на человека, который спит со всеми подряд? Я такая же как ты, мне ты можешь доверять, мы просто посидим и выпьем. Ты не умрёшь, если посмотришь на танцующих девушек. Не во всех клубах обязательно нужно трахаться с незнакомцами, вполне можно выйти, не переспав ни с кем. Мириться с отказом и после этих слов Диана не захотела и, не дождавшись явного согласия, снова схватила подругу за руку и потащила ближе к сцене. Та уже не так явно сопротивлялась, но спокойно идти ближе к почти обнаженным девушкам не собиралась. Шарахаясь от любых поверхностей, будто боясь обжечься, она тащилась следом, стараясь прогнать невесть откуда взявшийся страх и успокоиться. Даже непонятно было ей самой, чего она так боится места, в котором просто танцуют. Её ведь не будут ни к чему принуждать, она не умрет, если посмотрит на человека без одежды, в конце концов она по углам школы такое регулярно видит. Видимо школа на неё плохо влияет, раньше она не боялась смотреть на красивых женщин, если те не угрожали её личному пространству, а сейчас как монашка крестится на входе в клуб. Диана протащила её мимо всей сцены и остановилась у столика сбоку от неё. Он, к счастью, находился за рядом других столиков и сидеть им предстояло не в метре от танцовщиц. Забившись в угол, Саша наконец-то скинула с себя куртку и накрыла ей захваченную из машины сумку, всё так же настороженно поглядывая на пару девушек, неторопливо кружащихся около пилонов. В нос бил и постепенно начинал душить плотный невидимый кальянный дух, не выветривающийся отсюда, наверное, даже утром на проветривании. Диана, оставив свою куртку на диванчике, сразу же унеслась в сторону бара за обещанными коктейлями. В одиночестве девушке снова стало жутко некомфортно, особенно когда танцовщицы подошли к краю сцены, позволяя зрителям потрогать их там, где им вздумается и оставить под резинкой ярких стрингов пару купюр. И ещё сильнее, когда они спрыгнули со сцены и пошли между столиков, видимо желая собрать больше денег. Когда Саша почти вросла в спинку дивана при виде направлявшейся к ней девушки, Диана наконец-то вернулась с двумя бокалами светло-голубой жидкостью, украшенных маленькими бумажными зонтиками. Опасность миновала и девушки наконец-то ушли за кулисы, уведя за собой вместе с парой тысяч пару парней с целью явно не дружеских бесед. — Ну вот, десять минут прошло, никто не умер. — Хмыкнула черноволосая, медленно опустошая бокал. — Ага, но я была близка. — Да ладно, тут охрана около приватных комнат стоит, даже если тебя кто-то попытается туда затащить, они вмешаются. Это не самое плохое заведение на районе, они репутацией пока что дорожат. Хотя, неизвестно как очередной трах может её порушить. Не подав виду, что замена слова «изнасилование» на «очередной трах» её задела и даже несколько обидела, Саша снова опустила взгляд в слабо подрагивающую жидкость в бокале. Вечер обещал быть скучным, если бы относительно спокойная клубная музыка резко не сменилась более энергичной, а свет неоновых ламп над сценой не притух и не обрёл более темный оттенок. Постоянные посетители предвкушающе загудели и даже отодвинули своё пойло, подняв головы и отвлёкшись от разговоров с собутыльниками. Когда некоторые особенно нетерпеливые даже захлопали и заорали что-то, из-за дальней кулисы показался невысокий силуэт, пока не слишком различимый в тени. Поняв, что начинается какое-то представление для избранных, которые бывают тут каждые выходные и знают, кто сейчас будет выступать. Но глядя на то, как напряглись и вытянулись все присутствующие, даже не особо заинтересованная сценой Саша подняла со столешницы голову и с любопытством уставилась на силуэт, прячась за головами впереди сидящих. Зрение у девушки было отменным, и через пару секунд в нём узналась до боли знакомая фигура, облачённая в черные стринги и только. Короткие красные волосы, которые час назад были спокойно зачёсаны назад, сейчас красиво растрепались и пришли в тотальный беспорядок. Видимо она алкоголем тоже не брезговала, и некоторые пряди отделялись от общей массы сосульками, видимо пропитавшись каплями случайно брызнувшего на них пива или чего-то подобного. Надевать какое-либо бельё помимо трусов на сцену она явно не хотела, а оголять соски для простора воображения зрителей было нельзя, поэтому она по-своему вышла из ситуации и заклеила их черной изолентой крест-накрест, не обременив грудь лифом. Как и полагалось, гарцевала она на высоких каблуках, не стеснявших её движения совсем, даже придававших ей ещё больше грациозности. Она изящно виляла бёдрами и совершенно спокойно вышагивала вперёд, к одному из пилонов, стоящему в центре. Глаза скрывала пара растушеванных черных стрелок, которые позволяли ей стрелять глазками даже неосознанно, губы были щедро обведены ярко-красной помадой, что делало её лицо даже неузнаваемым, в школе она красилась в разы скромнее и естественнее. Узнав в местной звезде, которой уже предвкушающе рукоплескала публика, свою ученицу, которая пыталась изнасиловать её в туалете двумя часами ранее, Александра сначала побелела, потом покраснела, потом схватилась за голову и снова пригнулась к столешнице. Абсолютно без одежды, в одном нижнем белье, ещё и частично, она Соню ещё не видела, а тут она буквально в двух метрах от неё водит руками по обнаженным бедрам, привлекая к себе десятки взглядов. Какой вообще была вероятность того, что они пересекутся именно сегодня, именно в этом баре, именно после собрания, именно после попытки изнасилования? Неизвестно, но, если Жук увидит её здесь, ещё и в рядах зрителей, от насмешек, вопросов, издевок и новых поводов для приставаний она не убережется на всю оставшуюся жизнь. Жук всё той же неторопливой походкой прошествовала к пилону и, свысока оглядев завороженную публику, обогнула правой ногой металлическую поверхность и плавно крутанулась на сто восемьдесят градусов, выгибая спину. Несколько десятков пар глаз безотрывно наблюдали за плавными, но и дико соблазнительными движениями, будто боясь упустить малейшую пикантную подробность. Девочка оставила шест, нарочито медленно провела по его поверхности языком снизу-вверх и вышла чуть вперёд, медленно опустилась на колени и вытянулась, почти ложась подтянутым животом на сцену. Ей не требовалось светиться рядом с шестом, она манила к себе, наверное, всех присутствующих просто прогибаясь и ползая около, только иногда хватаясь за него руками. Насмотревшись на сей танец сполна, Александра медленно, практически со скрипом, повернула голову на свою спутницу, без слов спрашивая у неё; какого хрена тут происходит. — Вот это нихуя себе… — Медленно протянула та, завороженно таращась на сцену, будто целью похода сюда была не выпивка, а просмотр этого сольного номера. — Ты специально? — Чего? Откуда я знала? — Воскликнув от столь неожиданно обвинения Диана, наконец-то отведя глаза от школьницы. — Я, конечно, подозревала, что эта блядь творит всякую дичь и за пределами школы, но откуда мне было знать, что она тут тусит? По крайней мере я её тут ни разу не видела. Саша в эти слова почему-то не поверила, слишком немыслимым было такое совпадение. Жук продолжала приседать, откровенно раздвигая ноги, от чего девушка то и дело невольно отводила взгляд от сцены, снова краснея. Удовольствия от этого она никакого не получала, только огромную порцию неловкости и даже некого страха, хотелось поскорее уйти, спрятаться дома под одеялом и побыстрее забыть об этом дне в целом. Зачем семнадцатилетней школьнице понадобилось идти стриптизёршей в бар? Деньги нужны? По ней вроде не скажешь. Наверняка и от этого удовольствие умудряется получать, танцует она по-своему красиво и притягательно, на неё восторженно смотрит куча людей, ещё и деньги за это дают, почему бы и нет? Вроде это никак не должно было никого задевать, но спустя пару минут изменения цвета лица Саше слишком поплохело, может быть даже из-за наполнявшего стены заведения кальянного дыма. Отхлебнув не особо выдающийся коктейль только единожды, девушка ослабшей рукой сгребла к себе сумку и куртку и медленно поднялась на ноги. Всё ещё стараясь подгибаться, чтобы голубые глаза не заметили её со сцены, она двинулась к выходу, постепенно переставая различать силуэты людей и столиков перед собой. — Эй, ты куда? — Очнулась завороженная Диана, заметив попытку бегства. — Что-то мне плохо стало… я… пойду, наверное. — Сдавленно прохрипела Саша и упорно двинулась дальше, заставляя себя глубже дышать, чтобы различать хоть что-то перед собой. — Что случилось-то? Ну, подумаешь, ученица твоя, чего уходить сразу? Сейчас закончится уже. — Отпускать подругу она явно не хотела, и, когда та всё-таки вырвалась из-за столика и практически побежала в сторону выхода, встала и побежала следом за ней, не забыв захватить собственные вещи. — Да подожди ты, хорошо же сидели! Чего ты на всё так остро реагируешь? — Когда девушка была в паре метров около дверей, она снова схватила ту за руку, довольно сильно сдавливая. — Мне просто плохо, я хочу домой, дай я просто уйду. — Жалобно пробормотала Саша, пытаясь вырваться. — Зачем я тебе тут так нужна? — Я же для тебя стараюсь, хочу посидеть, отдохнуть нормально. — Я не могу отдыхать в таких местах, тем более если у меня перед лицом ходит моя голая ученица. — Но она же сейчас уйдёт, всё нормально будет! — Мне плохо, в чем проблема это понять? Дай я спокойно уйду домой, сиди тут дальше одна, меня даже отвозить до дома не надо. — Давай я тебе принесу что-нибудь, лучше станет. — Диана, никак не желая отпускать подругу, потащила её обратно вглубь помещения, но на этот раз к барной стойке. — Пошли, сейчас водочки целебной накатим, и сразу лучше станет. Саша секунду не сопротивлялась, но потом резко вздрогнула и таким же резким движением вырвала руку из хватки и кинулась в сторону. Чуть не впечатавшись в стену рядом со стойкой, она согнулась напополам и с надрывным хрипом выпустила из себя всё, что делало ей плохо прямо на пол. Чуть не подавившись собственной рвотой, она вытерла губы тыльной стороной трясущейся ладони и, переведя дыхание, полумёртвой, заваливающейся походкой поплелась к выходу, не обменявшись с шокированной подругой и словом. Несколько зашедших внутрь людей с некоторым отвращением и удивлением обернулись, когда та чуть не упала им в ноги. Навалившись на одну из дверей всем телом, девушка наконец-то вырвалась на свежий воздух, чуть не растянувшись на асфальте, запнувшись о собственную ногу, походящую на гнущуюся во все стороны макаронину. — Да, такого я ещё не видела… — Отрешенно протянула так и не двинувшаяся с места Диана. Побоявшись увидеть на утро новости о том, что какую-то невменяемую девушку сбила машина, она торопливо накинула на плечи куртку и побежала следом, смирившись с тем, что этим вечером придётся ограничиться только одним коктейлем.