Люблю тебя, больше чем БДСМ

Наверное, многие с уверенностью сказали бы, что ни разу не видели, как человека рвало из-за переизбытка плохих эмоций, тревоги и догорающих где-то в голове остатков дикой истерики. Вот так и Диана подумала, что такого просто не может быть, более вероятным было предположение, что коктейль именно в том самом бокале был отравлен или просрочен, и стошнило девушку на пол исключительно из-за него. Лица людей из клуба, увидевших эту сцену, были не менее изумленными, чем её, хотя в подобных местах такие случаи должны быть частыми. Саше на свежем воздухе совсем поплохело, она, даже не накинув на озябшие плечи куртку, потащилась домой пешком. Компанию на дорогу она прогоняла чуть ли не палками, пока девушка не обхватила её талию своими сильными руками и не утащила к машине. В клуб её возвращать было опасно, да и как-то стыдно, пришлось сесть в машину и всё-таки направиться домой, не прикончив даже одного бокала. По приезде в квартиру девушка, не приняв в машине спокойного вида, вытолкала подругу за дверь, даже не дав войти внутрь. Та какое-то время стучалась в дверь, не желая оставлять подавленную девушку наедине с плохими мыслями, но, когда прошло пятнадцать минут, и та ушла в свою комнату, перестав орать через дверь просьбы оставить её в покое, махнула рукой и спустилась обратно на улицу. Саша долго бодрствовать не стала и, умыв всё ещё горящее после клуба лицо, рухнула на кровать, скинув одежду на пол. Даже во сне не удалось расслабиться, снилась Соня ожидаемо в обнаженном виде, сон постоянно прерывался, а потом долго не возвращался обратно. Восполнить недостаток сна за эту беспокойную ночь так и не получилось, утром пришлось буквально восставать из мёртвых, чтобы просто подняться на локтях и разлепить веки. Когда держать глаза открытыми становилось совсем невмоготу, до неё дошло, что на дворе среда, а в среду у неё в школе никаких уроков нет, и у неё, по сути, выходной. По средам она всегда отсыпалась и работала со всякой макулатурой дома, оставляя свой особо несносный класс без надзора. Облегченно выдохнув, Саша рухнула обратно на кровать и отключилась на беспробудные пять часов, за которые и без того обеспокоенная Диана успела позвонить ей двадцать раз и настрочить ещё пару десятков сообщений. Хоть ждать девушку в среду в школе было бессмысленно, она надеялась, что та хотя-бы появится в сети утром, а не пропадёт из неё на сутки, что, собственно, и произошло. Но ей сегодня, в отличие от некоторых, нужно было вести уроки, поэтому пришлось отложить телефон и идти вытряхивать прячущихся по углам школьников из раздевалки. Первым как раз был 10Б, и, зная их, было удивительно, что они явились практически полным составом. Парни из тесного помещения вышли практически без проблем, а вот девушек снова пришлось тащить чуть ли не за волосы, точнее, то их число, которое было готово к уроку. У половины снова нет формы, у другой справка о какой-нибудь фантомной болезни, и только пара человек добросовестно оделась и обреченно сидела на лавочке, заспанными глазами таращась в пол. — Ладно, достаточно. — Пятнадцать человек, стоящих в планке тридцатую секунду, с тяжелым выдохом рухнула на пол. — Не забываем, завтра сдаём нормативы, всем быть в форме, потом просьбы исправить двойку за неявку принимать не буду. Диана, вальяжно бродившая взад-вперед мимо этого поля страданий, наконец-то кинула тетрадь, исписанную именами учеников, на лавку у стены, поняв, что урок закончился уже как минут пять. Десятиклассники медленно поднимались на трясущиеся ноги, видимо тоже осознавая, что, если не поторопятся, опоздают на физику, что делать было опасно для жизни. В дальнем углу на полу в позе морской звезды валялась тяжело дышащая Соня, забавно сдувая с лица прилипшие к нему пряди. Хоть сталкиваться, слушать всякие команды и вообще видеть эту треклятую Диану ей не хотелось, посещать этот урок надо было, хотя бы ради минимального наличия оценок в табеле. Хотя куда больше её интересовала возможность пощеголять перед одноклассниками в слишком коротких шортах, едва закрывавших ягодицы, и топе, который при отсутствии бюстгалтера вызывающе обтягивал соски. Когда большинство измученных подростков уже расползлось по раздевалкам, Жук наконец-то решила сесть, потому что вид потолка, в который приходилось смотреть, надоел. Освобожденные смылись самыми первыми, те, кто был хорошо подготовлен физически, тоже давно скрылись за дверями, осталось только три человека, с таким же мертвым видом лежащих поодаль. Обмякшие после долгой нагрузки руки неприятно загудели, на физику было в принципе наплевать, голубоглазая всё продолжала сидеть на холодном полу, широко раскинув ноги, и таращиться пустыми глазами в стену. Но внезапно возник весомый повод для побега — к ней из другого конца зала целенаправленно шагала Диана, многообещающе потирая запястье. Удирать от неё, чтобы не предаваться плохим эмоциям с самого утра, когда уже заметила, было даже как-то стыдно, но шанс улизнуть, сделав вид, что этого взгляда на себе она не заметила, девочка не упустила. — Стоять. — Не успела она сделать и пары шагов, её неаккуратно схватили за предплечье и оттащили к стене, подальше от немногочисленных глаз. Вид у девушки был не особо доброжелательным, по одним только недобро блестящим глазам можно было понять, что она настроена на серьёзный и даже тяжелый разговор. Прижав ученицу к стене, перекрыв ей путь к бегству в раздевалку собой, она снова недобро глянула на неё сверху-вниз, презрительно прищурившись. — У тебя сегодня так глаза блестят, неужели удалось свою подружку по интересам в кровать затащить? — Решив не ставить себя в угнетённое положение молчанием, ухмыльнулась Соня, скрещивая руки на груди и опираясь о стену, всем видом показывая, как ей всё равно на то, с кем она говорит. — И кстати об этом. — Сухо ответила Диана, хмурясь все мрачнее. — По-моему, если кто и пытается затащить её в кровать, то это ты и только ты. Тебе вроде неоднократно говорили засунуть свои ручонки себе в одно место и даже не подходить к ней больше. — Ой, ты мне угрожать пытаешься? Ну-ну. Тебе-то что? Она тебя попросила со мной разобраться? — Может и не просила, но меня, знаешь ли, волнует то, что до моей подруги ежедневно домогаются и доводят до истерик. — Да мои ж вы нежные, прямо до истерик? Как она в Москве тогда до сих пор держится? Что с ней тогда на улицах происходит, если она так страдает из-за меня? — Ты тут не паясничай, я ж ведь и до директора дойти могу. — М-м-м, спасибо, что напомнила, как раз давно хотела до Вероники Андреевны дойти. Как-то плохо вы с ней дружбу дружите, она тебе не рассказывала, что уже пыталась до неё дойти? Да и для чего тебе вообще эти разборки? Она вроде бы взрослый человек, сама в состоянии поговорить со мной. Хотя, я в принципе догадываюсь, чего ты так за неё трясешься. Неужели хочешь со мной посоревноваться и пытаешься убрать конкурентов? Всё с тобой понятно. — Сказала бы я, что ты догадливая, но сюда больше подойдёт слово опрометчивая. Если ты ведёшь какое-то глупое соревнование хрен пойми с кем, твоё дело. Я просто не хочу, чтобы мою подругу терроризировала какая-то… извращенка. — Мне больше нравится слово развратница. Слушай, ты серьёзно считаешь меня такой тупой? Думаешь я не вижу, че ты пытаешься сделать? Кому она ещё бы сдалась, если бы не целка? По тебе же всё видно, ты её даже не знаешь особо, вот ни в жизни не поверю, что ты защищаешь её исключительно из благих целей. Так ведь, Диана… как там тебя? — А ты ведь всё равно никак ей не докажешь… — На лице старшей на мгновение мелькнула гримаса злобного умысла. — Можешь и дальше считать меня такой плохой, но я всё равно самый святой человек и для неё, и для остальных. Говори что хочешь, но у меня под ногами не путайся. — Сильная ладонь больно сжала плечо, будто показывая, какое наименьшее наказание может её постичь за путаницу под ногами. — Я на тебя управу найду. Диана на прощание предостерегающе сверкнула глазами и резко отдалилась. Соня потерла пульсирующее плечо озябшей ладонью и раздраженно оскалилась, отважно тыкая в спину уходящей к раздевалке преподавательнице средним пальцем. — Ага, конечно. Будет сделано, товарищ командир.

***

За окном, покрытым тонким слоем грязи и разводов от той же самой грязи, мелькали голые деревья и редкие темно-зеленые ели, создавая ещё более гнетущую обстановку в довесок к и без того непростому настроению. Место, на котором приходилось сидеть, никак не хотело становиться теплее, только с каждой секундой знобило сильнее. В вагоне сидели такие же молчаливые попутчики, пустыми глазами смотрящие в пространство, игнорируя людей, сидящих напротив. Даже не было детей, бегающих туда-сюда и кричащих какую-то бессмыслицу от нечего делать. В наушниках играла музыка из общего плейлиста, в котором по магическому совпадению попадались мрачные и печальные песни, перематывать которые было лень. Невыспавшаяся и задумчивая Саша сидела в углу электрички, грея руки в рюкзаке, лежащем на коленях. Сейчас, когда окружающий мир казался каким-то ненастоящим и неживым, с ней даже никто рядом не сидел. Вагон и так был полупустым, много кто сидел в одиночестве. В рабочий день в середине недели никому не надо было рваться из Москвы в какое-то захолустье рядом с ней. Может быть, хоть какая-то безмолвная компания смогла вернуть ощущение жизни, но подсаживаться к кому-то ради неё было неловко, приходилось мучаться от надоевшего одиночества и глазеть на других. Она сама приняла решение съездить домой в Подмосковье на пару дней пару часов назад, как проснулась. События всей прошедшей недели, все плохие мысли и накопившиеся эмоции разом ударили в голову, и она, за неимением особо понимающей компании для душевного разговора неожиданно даже для себя рванула к родителям, даже забыв предупредить их о визите. Хотелось просто излить душу, зная, что в ответ не назовут занудой, пожаловаться на жизнь, может быть попросить совета о том, как уживаться с этим миром, который давит на неё с каждым днём всё сильнее. Скорее всего ничего путного ей не посоветуют, всё-таки они в большой город за всю жизнь выбирались только один раз очень давно, а она там поселилась. Помочь себе она может только самостоятельно, а для этого неплохо было бы поговорить с теми, кто хоть немного её понимает. Можно было поговорить с Дианой, но она так странно вела себя вчера, что желание в принципе разговаривать с ней сегодня пропадало. Она не обижалась на неё, но к той попытке удержать её в душном клубе при неоднократных просьбах отвезти домой относилась не особо понимающе. Раз пять попросила, даже объяснить это как-то смогла, а она всё равно за руку тащит её обратно, точно не слышит. Ей и так не особо симпатизировали места на подобие клубов и баров, в особенности тех, в которые стекались люди в основном ради того, чтобы посмотреть на почти полностью обнаженных девушек, а её мало того, что затащили туда практически силой, так ещё и уйти нормально не давали. Для чего Диане так сильно нужна была компания для распития коктейлей. Может быть, одной и было одиноко, но не стоит же ради этого удерживать около себя силой подругу, которой стало уже физически плохо. Скорее всего она на неё не обижалась, просто не хотела разговаривать сегодня. Сама не понимала почему: наверное, потому что боялась сказать ей какое-нибудь особо эмоциональное слово, чтобы охарактеризовать свое вчерашнее состояние. А может просто не хотелось сегодня видеть кого-либо, даже ожидание встречи с родителями уже сейчас приносило лёгкое раздражение, хоть это и было то, за чем она вообще уехала из города. Дома лежала пара стопок непроверенных тетрадей, с которыми по-хорошему надо было разобраться сегодня же, но истерзанное и выжатое эмоциональное состояние отчаянно требовало отдыха и отказывалось давать девушке спокойно работать. Просило отдыха в каком-нибудь месте, где до неё не будут домогаться, где в принципе нет места разврату, по крайней мере рядом с ней. Завтра должно стать легче, главное не успеть отвыкнуть от постоянного напряжения за день, чтобы потом не привыкать к нему снова. Электричка между тем наконец-то доехала до конечной, правда уже в полупустом состоянии. Саша выпала из своего транса и, отчего-то пошатываясь, поплелась на выход, каким-то чудом не забыв на месте рядом с собой рюкзак. Шелест колёс стих, вокруг снова были знакомые пейзажи разбитых грунтовых дорог и глухих заборов, создававших промеж участков коридор. Всё те же дома, которым был уже не один десяток лет, их изо всех сил пытались привести в мало-мальски новый вид, от чего они становились всё несуразнее. Когда она уезжала, тут было красивее, сейчас всё было каким-то однотипно серым и грязным, тогда как в конце лета зелень деревьев и блестящая гладь далёкой реки делали пейзаж более живописным. Тогда и людей на улицах отчего-то было больше, сейчас все, наверное, по домам сидят, слишком зябко для того, чтобы просто сидеть на улице и смотреть в однотонное серое небо. С некоторым разочарованием оглядев пару домов, девушка наконец-то двинулась к своему бывшему месту жительства, потратив перед этим пару минут на то, чтобы вспомнить, где вообще оно находится. Раньше было легче ориентироваться, за два месяца как-то слишком быстро всё забылось. Забылся даже этот проклятый заброшенный дом, мимо которого она всегда пробегала, когда шла домой со школы, потому что при взгляде на него становилось слишком не по себе. Сейчас, в прочем, ничего не изменилось. Раньше заборы были сквозными, можно было разглядывать дома сквозь них, а сейчас они сплошные, к тому же по большинству ещё и серые. Из-за них становилось ещё тоскливее чем было, хотелось уехать обратно, а при мысли о возвращении в город похоти хотелось остаться здесь. В итоге мало того, что дико грустно и там, и тут, так ещё и хочется сбежать отовсюду одинокого. Наконец-то впереди показался знакомый дом, стоящий около реки почти в самом конце массива. Сейчас он, как и все выглядел как-то заброшенно, как будто там никто не жил уже как несколько лет. Население здесь было не особо большим, все знали друг друга в лицо, из-за чего почти у всех жителей имелась дурная привычка не закрывать калитку и дверь. Понадеявшись на то, что её родители были из их числа, Саша подошла к старой покосившейся двери, сначала постучала по её проржавевшей поверхности пару раз, потом дернула ручку, которая сразу же поддалась и позволила войти на участок. Снова всё серое, земля твердая как камень и покрытая трещинами, вся территория превратилась в один большой холодный камень. Тут тоже никого не было, она и рассчитывала увидеть только мать, занимавшуюся всю жизнь хозяйством и детьми за неимением нужды зарабатывать ещё больше денег, отец в это время обычно работал. Входить в дом без стука и разрешения было неловко, пришлось колотить в дверь изо всех сил, чтобы слышно было даже на втором этаже, и ещё минуты две ждать, как откроют. Вскоре за дверью послышались шаги и усталое бормотание. — Кого там… ой, Сашенька, ты какими судьбами здесь? — Из-за двери показалась женщина лет пятидесяти в старом потёртом халате, растрепанными светлыми волосами, сцепленными на затылке в небрежный пучок. На лице расцвела мягкая улыбка, потянувшая за собой десятки морщинок, собравшихся сеткой на лбу и в уголках глаз. — Я ожидала увидеть тебя в следующий раз только под новый год. Не представляешь, как я рада видеть тебя в прежнем виде. Заобнимав дочь до удушения, женщина наконец-то впустила её в теплый дом, пообещав той впредь закрывать калитку на всякий случай. Внутри всё оставалось по-старому, только полупрозрачные занавески в цветочек на окнах кухни сменились более плотными. Пока на плите свистел чайник, девушке наконец-то удалось согреться и снять куртку, не рискуя при этом подкосить с детства слабое здоровье легким сквозняком. — Ну, рассказывай, чего приехала без предупреждения. — Блин, мам, говоришь так, будто не хотела меня больше видеть. — Уставшим с дороги голосом хмыкнула Саша, крутя в руках кружку с темным, почти черным чаем. — Ты чего? Нет, конечно. Но ты же вроде учитель, а сейчас среда, в это время вроде бы уроки идут. Или ты прогуливаешь? — Да уже слишком старая для этого вроде. У меня выходной сегодня, решила вот съездить. — Просто так или нужно что-то. А то Анька вот как уехала, так её и не было. Я ей звоню, она отнекивается и трубку бросает. — Саша печально потупила взгляд в пол при упоминании своей старшей сестры. — С тобой она случаем не разговаривала? — Если она не разговаривала с тобой с того момента как сбежала, с чего бы ей говорить о чем бы то ни было со мной? — Тогда зачем ты здесь? — Мам, хватит так говорить, а то мне уже реально кажется, что мне здесь не рады. — Ну ты расскажи тогда, из-за чего ты уехала так далеко, если тебе ничего не надо. Могла бы приехать на каникулах или ещё когда-нибудь, у тебя же, наверное, работа какая-нибудь там осталась. — Да так… отдохнуть от всего просто. — Девушка вдруг опустила взгляд в кружку и стала какой-то задумчивой и опечаленной. — Столько всего произошло, и я так… устала от всего этого. Я ожидала, что там всё будет не так, как здесь, но не настолько же. Меня за первую неделю изнасиловать попытались раз десять. И типо… я понимаю, в большом городе разные извращенцы живут, но этим извращенцам по шестнадцать лет! Шестнадцать! Я у двадцатилетних людей таких наклонностей не видела, а тут шестнадцатилетние дети такой ужас прямо в школе вытворяют, что мне плохо становится. И ладно бы, если бы они отказы с первого раза понимали, так я даже к директору обращалась, и знаешь что? Эти дети… я даже не знаю, как сказать… Дети спят с директором прямо у неё в кабинете! Это же… одна из самых крутых школ во всей Москве. Если там ещё как-то это может быть и контролируют, то что творится в школах поменьше? — Неужели прямо в школе…? — Только и смогла выдавить из себя ошеломлённая женщина, даже опустившись на стул напротив, чтобы не падать с трясущихся от эмоций ног. — Прямо в школе! Несовершеннолетние дети! — Саша измученно выдохнула и подперла голову двумя руками, так чтобы из-за дерганных движений в процессе рассказа волосы не спадали пеленой на обезумевшие глаза. — И два месяца подряд, даже после того, как я пыталась угрожать, жаловаться и ещё что-то. Я так устала от того, что меня не слышат, не считают мои отказы стоящими словами, я как будто не человек, не учитель, а… предмет какой-то. Я может быть даже и закрыла глаза на то, что шестнадцатилетки творят в школе всякое, если бы они понимали слова и запреты, но они… они вообще неуправляемые! Я не знаю… мне кажется, мне надо увольняться. Видимо я недостаточно стрессоустойчивая для работы с этими… детьми, которых я так даже назвать не могу. Наверное, мне лучше работать где-нибудь подальше от Москвы и тем более от школы. По крайней мере для меня так будет лучше. Я, может быть, хотя бы не стану седым невротиком к тридцати годам. Если выживу вообще. К концу своего монолога былой азарт у девушки пропал, и она бессильно положила голову на стол, накрыв её руками, будто пытаясь укрыть её от взрыва за спиной. После этих слов и правда стало легче, тянущее чувство обиды и подавленной злости где-то внутри сменилось легким чувством пустоты, которое было не особо лучше, но хотя-бы не делало так больно. Женщина, вопреки её ожиданиям, не смотрела на неё с разочарованием или недовольством, а тоже с какой-то пустотой. Наверное, было глупо думать о том, что она станет отчитывать уже давно совершеннолетнюю и самостоятельную дочь за то, что она думает о принятии решения, которое скорее всего изменит её жизнь к лучшему. Она сама догадывалась, как тяжело будет такой, как она в городе полном извращенцев, поэтому в глубине души тоже хотела, чтобы девушка вернулась обратно, туда, где ей будет комфортно. — Ты точно решила? — Спросила она, поняв, что дочери говорить больше не о чем. — Нет ещё. Но не думаю, что продержусь ещё долгое время. У меня же вообще нету плюсов для того, чтобы держаться за это место. Если бы зарплата была в два раза больше, я бы подержалась ещё чуть-чуть, хотя я уже и в этом не уверена. — И что… ты за всё это время даже какого-нибудь друга или товарища по интересам не нашла? А то говоришь так, будто только целыми днями только в школе и сидишь, а времени на то, чтобы абстрагироваться от тамошней обстановки у тебя нет. — Ну… есть вообще-то. — На мертвенно бледном лице наконец-то появилась слабая, но искренняя улыбка, смотревшаяся в общей атмосфере безнадёги и отчаяния как-то жалко и скупо. — Я даже до сих пор думаю, что где-то есть подстава. Не верится, что в таком городе похожий на меня человек оказался прямо рядом. Если бы не она, я бы ушла уже в первый месяц. — Но из-за неё же до сих пор держишься. — Тоже заметно повеселев, произнесла женщина. — Может быть рядом с хорошими людьми будет легче справляться с трудностями. Может… пока что нужно повременить с выбором? Попробуй сосредоточиться и думать о том, что ты не одна, так будет легче и жить, и работать. А эти… дети скоро потеряют к тебе интерес и всё станет нормально, получится работать. Я там не была, точно не знаю, но могу посоветовать — подумай пару дней, принять поспешное решение и потерять потом слишком многое было бы обидно. Серьёзно, подумай пару дней, рядом с хорошими людьми жизнь имеет свойство меняться. Саша несколько недоверчиво оглядела мать, раздумывая над этими не особо жизнеутверждающими словами. С одной стороны она права, а с другой стороны можно прождать всю жизнь и в итоге умереть из-за нервного истощения. Но ведь и правда: если она уйдёт, может потерять связь с Дианой, в таком возрасте поддерживать контакт вне рабочей жизни трудно. Обеим надо заниматься работой, времени и сил из-за этого практически не остаётся, поддерживать контакт после неё будет практически невозможно. И это ведь будет самым меньшим из того, что она потеряет, если уйдет. Новую работу искать придётся долго, и, если говорить с собой честно, возвращаться в своё захолустье ей не хотелось. Да, может быть, там будет спокойнее, но убить всю жизнь среди стариков, которые единственные в этом месте и остались, пропустить все возможности, не хотелось. В конце концов это то, ради чего она работала большую часть жизни, а она на всём достигнутом просто сдается и уходит, не поборовшись даже года. Может быть, и правда стоит подумать над словами о том, что не в одиночестве она справится со всем этим. Ей ведь и правда стало легче, когда они познакомились с Дианой. Может быть так проявляется радость нахождения друга и сообщника по интересам и взглядам на жизнь, которого у неё не было, наверное, никогда. Наверное, стоит поговорить с Дианой завтра, может быть и правда легче станет. Вроде бы дружат уже около месяца, а до сих пор друг другу как чужие. Да, завтра точно надо будет сделать что-нибудь.