Как бы подстава со стороны Дианы не ожидалась, Саша всё-таки правильно сказала, что знает бывшую подругу достаточно хорошо для того, чтобы утверждать, что угрозы судом на неё подействуют. Триместр закончился, и неаттестации по физкультуре все-таки не случилось, даже пятёрка стояла, а не трояк, который, зная их взаимоотношения, был вероятнее всего. Саша своего вознаграждения всё-таки дождалась и почти сразу же затащила школьницу в лаборантскую рядом со своим кабинетом, откуда не выпускала около получаса. В итоге во всём триместре не было ни одной тройки, да и четверок было даже меньше, чем пятёрок, что не могло не радовать после трёх месяцев стараний и подлизывания преподавателям.
Контрольную по физике Соня кое как, но написала, пускай на твердую тройку, но без чьей-либо помощи своими силами. От смешков одноклассниц, выпросивших себе ответы, её это не спасло, но условия спора не были нарушены, она написала на более-менее приемлемую оценку, которая триместровую оценку не нарушила. Да и забыли об этом странном споре быстро, особенно благодаря химику, который всё-таки пожадничал и влепил некоторым тройки.
Шла первая неделя декабря, которую все благополучно просыпали после долгих стараний с исправлением оценок. Жук пару дней школы даже пропустила, провалялась дома, оправдываясь тем, что голова кружилась и самочувствие резко стало настолько плохим, что ходить в школу вот вообще не получалось. Отчасти это даже было правдой, голова и правда кружилась, а самочувствие прихрамывало, правда неизвестно отчего. Улучшаться оно никак не хотело, и в школу пришлось идти не в лучшем расположении духа. Пришлось идти, хоть она не видела в этом смысла, потому что ещё несколько дней можно было бы поваляться дома, пропустить какой-нибудь материал по учебе она не боялась, а повеселиться с кем-нибудь за углом состояние не позволяло. А идти в школу уроков так на восемь с плохим самочувствием, без возможности трахнуться с кем-нибудь только себе же во вред. Но она всё равно почему-то поплелась в школу, надеясь, что там станет лучше и она сможет рассчитывать хоть на что-то.
Но в школе лучше не стало, наоборот, какая-то слабая тошнота то и дело подкатывала к горлу, так и норовя погнать бледную как мел Соню в туалет. Она за все прошедшие три урока уже раз десять успела попросить саму себя о том, чтобы проблеваться один раз и избавиться наконец-то от этих мучений. Но эта проклятая тошнота только припугивала и мучала дальше, из-за чего Жук весь день ходила как в воду опущенная, почти ни с кем не контактируя и даже не разговаривая. Даже не пригодились припасенные на перекус сырки, потому что от вида еды тошнить начинало только сильнее, и единственное, от чего её не выворачивало изнутри — вода и только. Даже Женя, который иногда мог не разговаривать и вообще не замечать подругу, сегодня несколько раз вывел её из себя вопросами о неразговорчивости и зеленом лице, которое со временем зеленело только быстрее.
И вот близился четвертый урок, за окном было всё так же темно, хоть время уже доходило до двенадцати дня, а девочке стало только хуже. К тошноте добавилась ещё и нестерпимая боль внизу живота, которая так и норовила разорвать на куски, вывернув наизнанку и хорошенько повредив пару органов. Она то приходила, то возвращалась, то давала сидеть спокойно, то скручивала внутренности так, что хотелось лезть на стену, или даже просто стоять, чтобы не усиливать болевые ощущения ёрзаньем на стуле. Она пару раз хотела попроситься выйти, но раз за разом отчего-то молчала, да и боль немного притуплялась, она всё терпела и терпела, хотя понимала, что это явно плохое решение. Ближе к концу урока, когда боль начала напоминать ощущения при глубоком ножевом ранении и последующем истязании им мягких тканей, она всё-таки решила, что это последний урок на сегодня и сразу же после него она свалит домой. Там хотя-бы лежит пара кассет с обезболивающими таблетками, можно будет выпить и улечься спать, может быть, к вечеру эта невесть откуда взявшаяся боль пройдет.
Оставшиеся десять минут урока она тревожными глазами, медленно становящимися влажными из-за нестерпимости этой дурацкой боли, таращилась в окно, хоть попытки сконцентрироваться на объяснениях учителя могли бы чуть отвлечь от всего этого. За окном, где всё ещё горели фонари, а небо было практически таким же темным, как и ранним утром, с самого утра крупными хлопьями валил снег, наверное, уже застеливший все дороги плотным слоем. Прогнозы погоды предвещали только его усиление, ближе к вечеру это всё вообще должно было перерасти в неплохую такую метель. Только это малость и пугало, как бы этот воющий на улице ветер не сдул её по дороге, потому что на ногах она сегодня держалась крайне плохо.
Тошнота снова усилилась, а боль накатила с новой силой, наглядно показывая измученной девочке, какие будут ощущения, если её пырнут охотничьим ножом в живот и будут медленно копаться им в её органах. Ещё и на спине снова чувствовался этот молчаливый взгляд, обладатель которого некоторое время не появлялся в школе и не мешал ей жить. Сейчас же он вернулся обратно, снова сидел на своей последней парте и, не моргая, таращился, будто развлекаясь, зная, что пугает этими гляделками одноклассницу. Когда Жук уже была готова пулей вылететь из кабинета, не дождавшись звонка, чтобы побыстрее скрыться от этого наблюдателя и попасть домой к таблеткам, которые могли бы знатно облегчить ей жизнь, за стеной наконец-то зазвенел спасительный звонок. Соня поднялась со своего места самой первой, чем явно задела учителя, на что ей сейчас было решительно всё равно, и одним движением руки сгребла всё лежащее на столе в рюкзак, стоявший на полу. Даже когда все остальные начали спешно собираться на следующий урок, этот проклятый взгляд со спины не исчез, как будто этот странный новенький вставать со стула на перемену вовсе не собирался.
Чуть не выбив головой хлипкую дверь, почти плачущая Соня выбежала в коридор и, стискивая зубы, побежала к лестнице, надеясь, что по дороге не обронит пару кишков. Когда все плелись на ненавистную геометрию, она на последних силах бежала в кабинет физики, просить освобождение. Раньше её это не заботило, она могла спокойно свалить и без согласия классного руководителя, потому что его просто не было, а сейчас без него смыться не могла. Ибо нервозная математичка могла всю школу перевернуть, чтобы узнать, куда делась беглянка, и была ли у неё уважительная причина на побег. Да и кто знает, может у Александры Олеговны обнаружится лишняя таблетка пенталгина, которая бы очень помогла ей спокойно добраться до дома.
— По-моему, ты появляешься в этом кабинете чаще всех. Даже чаще меня.
Саша очередному внезапному визиту своей ученицы уже не удивилась, с недавнего времени она уже начала им радоваться, в прочем, как и сейчас. В кабинете никого не было, предыдущий класс быстро смылся, а следующий ещё не пришёл. Хотя, наверное, даже наличие в помещении людей не помешало бы ей вальяжно развалиться в кресле, закинув ноги на стол. Искаженное болью лицо девушку не смутило, она только предвкушающе ухмыльнулась и встала со своего места, пружинящей походкой приближаясь к девочке, обессиленно оперевшейся о доску на стене.
— Ну и… зачем ты пришла на этот раз? — Заигрывающим голосом хмыкнула она, как обычно подойдя вплотную, чтобы слышать чужое дыхание.
— У меня живот болит… дай освобождение или таблетку какую-нибудь… — Натужно прохрипела Соня, держа руку на животе, второй держась за выступ доски, чтобы не свалиться на пол.
— Живот, говоришь, болит? То есть мне… вылечить тебя?
Не поверив ни подрагивающему от боли голосу, ни сжавшимся из-за сдерживаемого стона боли губам, Саша обхватила правой рукой подбородок ученицы и подняла вверх, заставляя смотреть на себя. Гримаса боли с лица младшей не пропала, что вроде как должно было смутить, но не смутило, и Саша безразлично провела большим пальцем по её губам, пробираясь сквозь них в рот. Жук таких приколов не оценила и слабо попыталась вырваться, на что её только прижали спиной к доске, протолкнувшись глубже, к языку.
— Да отпусти ты меня, блять… — Прохрипела Соня, невольно дав пальцу коснуться вяло двигающегося языка.
— Конечно, отпущу, но только после того, как хорошенько оттрахаю, прямо здесь. — Из-за пальца на языке Жук начинала давиться, изо всех сил пыталась выбраться и скинуть с себя все мешающие конечности, потому что из-за них к горлу с новой силой подкатила тошнота. — Знаешь, если всегда будешь так сопротивляться, буду даже по две пятерки ставить. Меня это так заводит…
Палец, будто нарочно издеваясь, начал медленно поглаживать язык всё ближе к корню, Жук ради безопасности своей одежды и чистых полов попыталась его прикусить, на что Саша горячо выдохнула и сжала челюсть другими пальцами сильнее, разжимая. Ярко-алая помада чуть размазалась по щеке, в голове что-то помутилось, изображение перед глазами начало вращаться, и Жук на секунду предсмертно закатила глаза, отчего-то начиная задыхаться. Старшая ещё и прижала колено к промежности, как это делала практически всегда, всё ещё будто нарочно не видя, что от этих манипуляций девочке становится только хуже и больнее.
— Как-то ты переигрываешь сегодня…
Не успела Александра договорить, как Соня в последний раз поперхнулась и, резким движением вырвавшись из хватки ладони и отвернувшись в сторону, выпустила все, что мешало жить весь день, на пол. Уборщицу, наверное, придётся искать по всей школе в такой час. Самочувствие от этого не улучшилось, и Жук снова скривилась, повиснув на руках остолбеневшей преподавательницы, продолжая хрипло кашлять и выкатывать язык. На этот раз Александра наконец-то пришла в себя и, потеряв и малейший намек на возбуждение, прижала школьницу к себе, чтобы та не упала на колени, ещё и головой в лужу собственных страданий. Та обессиленно схватилась ручкой за плечо её пиджака, который был велик ей на пару размеров и просто болтался под видом оверсайза, чтобы держаться хоть за что-то. После такого её просто обязаны были отправить домой, да даже не просто отправить, а прямо на руках донести.
— Эй-эй-эй, ты чего? Куда? — Хоть Жук вполне активно подавала признаки жизни, испугалась Саша так, будто держала на руках уже похолодевший труп. — Твою мать, что происходит?
Когда Соня перестала давиться и, глубоко вздохнув, запрокинула голову назад, прикрыв глаза, она обхватила её талию поудобнее и оттащила к своему креслу. В полулежачем положении Жук выглядела ещё более жалко и болезненно, объёмное худи с кошачьими ушами на капюшоне походило на мешок, в котором она сейчас утопала. В коридоре за дверью всё нарастал шум десятков снующих туда-сюда подростков, и один из них в полумертвом состоянии сейчас лежит в этом пустом кабинете, что ещё больше приводило и без того перепуганную Александру в ужас. Та, с видом студентки первого курса педагогического института стояла рядом и переводила нерешительный взгляд то на ученицу, то на дверь, видимо думая о побеге с рабочего места.
— Так… давай освобождение дам, ты… до дома-то дойти сможешь? — Болезненно стонущая лужица только прохрипела что-то тихое в ответ. — Видимо нет… так, давай я твоим родителям позвоню, они тебя заберут.
— Не заберут… — Послышался из-за навеса капюшона слабенький голос.
— Заберут, куда они денутся. Сейчас, у меня тут где-то номера были записаны…
Покопавшись в верхнем ящике стола, девушка вытащила из залежей бумаг какую-то тонкую папку и принялась трясущимися руками ворошить в ней файлы. Жук обреченно прикрыла глаза и положила руки на вновь заболевший живот, который с каждым приступом боли всё более детально демонстрировал ей всю гамму ощущений, которые можно испытать из-за торчащего под ребрами ножа. Саша продолжала копаться в бумагах, даже не желая узнать, почему она считает, что её собственные родители не приедут к ней на помощь. Да потому что им решительно всё равно на то, как ей плохо и что с ней происходит. Даже если она из-за этой невесть откуда взявшейся боли умрет на этом проклятом кресле, они только сочувствующе вздохнут и сразу же забудут. Она сейчас пока что вполне себе живая, так что они даже интереса к её проблеме не выкажут, максимум скажут только, что скинут деньги на могильную плиту и место на кладбище, забыв о её существовании на этом же. Уже давно разрушенная личная жизнь, которую они тщетно пытаются восстановить по частям, их волнует куда больше, чем ребенок, которого они сделали по ошибке и забросили в ящик с ненужными вещами, в который сейчас даже заглядывать не хотят.
Саша наконец-то нашла нужную бумажку и всё теми же трясущимися руками вытащила из кармана пиджака телефон, который теперь отказывался убирать экран блокировки из-за вспотевших пальцев, которые никак не могли набрать пароль. Наконец-то совладав с как никогда медлительным сейчас гаджетом, девушка залезла в набор номера, с которым так же долго сражалась, прежде чем из динамиков наконец-то послышались гудки.
— Вот, всё… сейчас тебя домой отправим… и не будешь меня больше до полусмерти здесь пугать. Я аж протрезвела, по-моему. Ало, здрасте, это Елена?
— Елена, а что вам, собственно, надо? — Раздраженно спросил явно раздраженный звонком какого-то незнакомого номера голос, не особо желающий говорить с кем-то сейчас.
— Да так, я по поводу вашей дочери, я её учитель и… ей тут немного плохо, вы не могли бы приехать и забрать её…? — Как будто испугавшись этой пренебрежительности к своему звонку, промямлила Саша, держа телефон чуть ли не на вытянутой руке перед собой.
— А что говорит?
— Она? Да… говорит, что живот болит и…
— Ну, дайте ей там какую-нибудь таблетку, в медпункт отправьте, что там ещё можно сделать? Короче, сделайте что-нибудь, не знаю, у меня нет времени. Пусть сама до дома дойдет.
— Но… подождите, а…? — Из динамиков послышались гудки, и говорить дальше уже не было смысла. Жук, лежащая на кресле только красноречиво хмыкнула, будто говоря, что она предрекала такой исход. — М-да… родители у тебя, конечно… Я думаю, отцу звонить смысла вообще нет. И что с тобой тогда делать?
Соня в ответ на этот предположительно риторический вопрос безразлично пожала плечами, видимо уже смирившись со своей скорейшей смертью в этом кабинете, на этом кресле. Отец скорее всего вообще трубку не возьмет. У обеих родителей сейчас работа, после которой они сразу же сорвутся к своим любовникам, у которых снова проведут весь вечер, после которого снова на работу и так по кругу. Про её существование они забыли, ещё когда она была в средней школе, только денег на еду и прочие мелочи скидывали и за квартиру, в которой она в одиночестве обитала, переводили, и на том спасибо. И сейчас всё происходит так, как она и говорила; пока она не умрет они и не подумают хоть что-то для неё сделать, тем более отвезти домой из-за, казалось бы, обычной боли в животе.
— Так, не умирать, попросим тогда кого-нибудь из твоих одноклассников тебя отнести.
— А ты думаешь, они захотят меня просто так, за «спасибо», нести на ручках пару кварталов?
Сразу несколько забракованных чуть ожившей Соней идей отправились в утиль, и Александра снова напряглась, опасно сжав в руке так и не выключенный телефон. Вроде бы и правду говорит, даже если отпросить кого-нибудь из парней, они вряд-ли согласятся тащить этого горе-ребёнка хрен знает куда. Может кто-то и согласится, только вот искать его по всей школе придётся полчаса, а Жук за это время успеет и сама дотащиться до дома. Да и судя по её предсмертному выражению лица до появления долгожданного спасителя она не доживет, нужно сделать что-то побыстрее.
— Так, я скорую вызываю. Не нравится что-то мне всё это.
— Зачем скорую? — Жук вздрогнула, будто даже испугавшись этого предложения.
— А что ещё делать? Ты, по-моему, сдохнешь скорее, чем я что-нибудь придумаю. Да и выглядишь ты как-то не особо здорово.
Возражать против поездки до больницы на карете скорой помощи Жук не стала, в конце концов других вариантов у неё нет, не идти же пару километров до дома в таком ужасном состоянии. Судя по количеству единиц боли, визит к какому-нибудь хирургу или гинекологу ей не повредит, тем более в таком экстренном формате прямо из школы. Зато абсолютно легально прогуляет одну физкультуру и две геометрии.
Вызвать скорую у нервной Александры получилось быстрее, чем родителей, оставалось только дождаться. Уже успел прозвенеть звонок, в класс одновременно с ним ввалилась орава восьмиклассников, которых эта странноватая картина смогла удивить и заинтересовать. В конце концов та самая лужа страданий на полу привлекала к себе внимание с порога. Жук хотела бы закинуть ногу на ногу, как это делала сама Саша в особенно веселом состоянии, но напомнивший о себе живот сразу же отбил это желание, и пришлось продолжать лежать подобно абсолютно парализованной амёбе. Саша наматывала круги рядом с ней, высчитывая секунды до того, когда можно было бы тащить школьницу каким бы то ни было образом вниз. Все уже разошлись по кабинетам, просить из соседнего кабинета двух мальчиков покрепче как-то неловко, да и не то время, а до первого этажа вот это вот вялое тело вряд-ли сможет.
— Так, ладно, пошли-ка вниз. — Подхватив с пола оставленный около доски рюкзак и торопливо всучив его Соне, девушку подхватила её за плечи и поставила на ноги, впервые в жизни безумно радуясь тому, что восьмиклассники перекрикиваются и не обращают на неё почти никакого внимания. Жук собрала остатки сил и самообладания в кулак и мелкими шаркающими шажками поплелась за преподавательницей, которая тащила её за руку за собой, как собаку на поводке. Плестись с этой слишком тихой для ходьбы скоростью старшая не хотела, поэтому регулярно слышала ругательства и болезненные хрипы себе в спину.
На первый этаж с третьего они кое как спустились и как раз вовремя, на площадку перед школой уже подъехала карета скорой помощи, наверняка привлекшая внимание нескольких учителей воем сирены. В холле первого этажа уже ждала Вероника Андреевна, взволнованно оглядываясь по сторонам в поисках того, кто мог бы поведать ей причину визита этих неожиданных гостей. Александра награждать её ответом не потрудилась, только целенаправленно продолжила волочить за собой умирающую на ходу Соню, чем напугала её только больше. Ударив себя ладонью по лбу прямо около дверей, девушка вместе с возмущающейся Соней сзади метнулась к раздевалке за её вещами, успев уже тысячу раз про себя проклясть этот день.
На улице, уже в салоне кареты скорой помощи Соне наконец-то позволили лечь, только уже на носилки. Сашу спросили о чем-то и почти сразу же уехали, видимо не особо много у неё выведав. Девушка ещё пару минут смотрела удаляющейся машине вслед, совсем забыв о ждущих её в кабинете учениках, и дождалась она за это время такую же перепуганную Веронику Андреевну, которой за все эти пару минут так ничего и не объяснили.
— Что случилось? Сонька нашла новый способ слинять? — С нервной усмешкой спросила она, почему-то не набросившись на коллегу с потоком вопросов сразу же ещё в здании школы.
— Не знаю, но походу да. Сказала, что живот болит, заблевала мне пол и начала угрожать своей смертью. Может последнее я и приврала, потому что сама придумала, но вот первое точно было.
— М, и с чего бы это… родителям не звонили?
— Звонили, но получили поручение разобраться с этим самостоятельно. Что с ними вообще не так? Могли бы хотя-бы поинтересоваться, а не сразу трубку бросать.
— Да ничего необычного. Особенно яркий пример ненужного ребёнка, который настолько неинтересен родителям, что уже второй год живет практически сам по себе.
У нас ещё пара таких тут есть, но таких, как она, я ещё не видела. Ну, вы спросите у неё потом, что случилось, они вряд-ли поинтересуются. А, и мне потом доложите.
Саша снова осталась на пороге в одиночестве с мыслями о том, что отношение родителей частично повлияло на слишком распутное поведение Жуковой, которая, может быть, не просто так отказалась от обычной жизни. Мысли эти на свежем воздухе быстро улетучились, пришлось возвращаться обратно в душный класс, в котором бесновались восьмиклассники, из-за которых на месте кабинета сейчас вполне вероятно было обнаружить только развалины.
Поездку на таком интересном виде транспорта как карета скорой помощи Жук не особо запомнила, только то, как над ней кружила женщина в маске, наверное, о чем-то её спрашивая, и слегка ослабевшую боль, которая с каждой своей вспышкой постепенно становилась слабее, будто тоже испугавшись госпитализации. Память на происходящее к ней вернулась уже в коридоре около двери в кабинет гинеколога, до которого она, на удивление, даже дошла сама. Гинеколог особо много не сказал, только пожелал скорее от неё отвертеться и послал к узисту, даже не сказав, в чем могла крыться причина этих вспышек боли.
В кабинете узиста стало даже скучно, он что-то высматривал в изображении на экране темно-сером монитора, водя по её животу какой-то странной холодной штукой. Больше всего сейчас волновала мысль о том, куда дели её вещи, с которыми она рассталась где-то на входе около регистратуры. Мужчина лет сорока с усталыми темными глазами что-то угукнул сам себе и наконец-то оторвался от монитора, не спеша оповещать пациентку о том, что всё-таки происходит. В кабинет зашла медсестра, которая с таким же безучастным видом встала рядом, как какой-то секретарь, и таким же усталым взглядом уставилась на аппаратуру, не особо сильно ей понятную, судя по взгляду.
— Ну, что я могу вам сказать… — Хрипло кашлянув, наконец-то заговорил врач, когда Жук уже настроилась на пятиминутный сон. — Вы беременны. Седьмая неделя.
Не то чтобы Жук удивилась такому диагнозу. После того, как её вырвало в кабинете физики и из-за этого она оказалась в кабинете узиста, скидывать всё произошедшее на простой приход месячных или какой-нибудь аппендицит было бы глупо. Да и с её образом жизни удивительно, что первая беременность пришла в шестнадцать, а не четырнадцать. Вот если бы ей было четырнадцать, можно было бы начинать паниковать, потому что в этом возрасте хоть и выдают паспорт, некоторые серьёзные решения без подписи родителей совершать нельзя. А её родителям было бы на это всё равно, пришлось бы за их согласием бегать, вылавливать в их бесконечных крестовых походах по любовникам, а там бы всё время потерялось.
— Что будете с этим делать? — Наконец-то переведя на задумчивую пациентку взгляд, спросил узист.
— Аборт. Принесите договор или как его там, я подпишу. — Абсолютно равнодушно пробормотала Соня, потихоньку начиная засыпать под тускловатым светом лампы.
— Но… подождите, как же, даже не подумаете? — Вдруг оживилась медсестра, сразу же подскочившая поближе, чтобы было удобнее демонстрировать ошарашенный взгляд безразличной пациентке.
— Нет. Мне не нужно ни время, чтоб подумать, ни ребёнок. Несите бумажку, что там подписать надо, мне бы желательно сегодня домой попасть.
— Ну поговорите хотя-бы с родителями, подождите пару дней, это же…
— Это сгусток клеток, который получился из-за ужасной случайности. И у меня есть права на своё тело, мне по закону должны предоставить позволение избавиться от неё. У меня с собой есть деньги, давайте хоть сейчас куда угодно переведу. Эту дурацкую неделю тишины давно отменили, вы обязаны дать мне документ на подпись прямо сейчас.
— Но подождите, это же…
— Насть, ну хватит уже девочку мучать, в самом деле. Подростки, че с них взять? — Наконец-то вмешался в этот диалог врач, видимо устав задерживаться на не особо удобном кресле из-за него. — Тебе лет-то сколько?
— Шестнадцать.
— Ну, вот. Шестнадцать лет, какие ей дети? Пускай гуляет, не хватает нам только вот таких вот мамашек. Мозгов ни у кого нет, ещё и детей стругать будут, что происходить будет? Принеси там согласие и ручку.
Медсестра недовольно фыркнула и ушла в сторону большого шкафа у противоположной стены, не оценив такой подставы от коллеги, не поддержавшего её в борьбе за какие-то нелепые личные принципы. По её внешности можно было бы понять, почему ей так не всё равно на ребёнка, которого таковым и назвать нельзя было, абсолютно чужой и незнакомой ей девушки. Ещё один божий одуванчик, у которого секс случается раз в год с мужем, обычно только таких, загнанных в пучину собственных принципов и установок, людей чужие жизни и чужие тела больше всего и волнуют. Таких ведь вообще нельзя пускать куда-то в гинекологию, оттуда и так ещё ни все предрассудки ушли, а вот с такими вот специалистами не уйдут никогда. В сфере образования с такими можно поиграться и посмеяться, а в сфере здравоохранения уже становится не до смеха, когда вот такой вот индивид присаживается на уши и мешает распоряжаться своим телом, хоть это даже закон позволяет.
Соглашение Жук подписала, потратила пару тысяч на операцию, даже поспать перед ней успела. Избавляться от нежелательных беременностей ей ещё не приходилось, она вроде бы всегда была крайне осторожна, предохранялась и за процессом следила, хоть избавиться и от беременности и от ЗППП можно было быстро и относительно недорого, что позволяло иногда терять бдительность. Но она этой бдительности даже с девушками не теряла, откуда этот сгусток клеток взялся? Вроде ей никто не подсыпал ей снотворного или ещё чего-то в бокал в клубах или барах. Она регулярно пьёт противозачаточные, которые хоть и достаточно дешевые, работают отлично. Может быть, как раз проскочила пара дней, когда она забыла принять таблетки, а действие предыдущих быстро закончилось. Но у неё же даже календарик был, когда она успела перепихнуться с кем-то из парней без презерватива?
Уже в самой операционной, когда вокруг сновали хирурги со всякими страшными, она, ловя последние моменты пребывания в сознании, проводила мини-расследование, направленное на выяснение личности этого преступника, из-за которого она теперь лежит здесь. Если седьмая неделя, случился этот не слишком мимолётный трах где-то в ноябре, предположительно в первой половине, а в первой половине ноября она с парнями особо не связывалась, по крайней мере так, чтобы от этого дети появлялись. Значит круг лиц достаточно узкий, остаётся только вспомнить всех возможных кандидатов и выбрать кого-то, от кого больше всего можно было ожидать вот такую подлянку. Она точно удостоверялась в том, что контрацепция не была послана далеко и надолго, значит этот подлец снял презерватив в тайне, по-другому быть и не могло.
В начале ноября она не уединялась ни с кем кроме нескольких парней из параллели, и большинству из них, судя по её наведённым справкам, не всё равно на то, что будет с их партнершами из-за их безрассудства и тупости. Собственно, с другими она предпочитает не связываться, в самом деле, не на помойке же себя нашла, чтоб спать со всякими подонками. Есть только парочка сомнительных личностей, которые вполне могли бы ничего ей не сказать и снять этот треклятый презерватив, из-за которого она сейчас тратит четыре тысячи на избавление от сгустка клеток, а не на новенькую портупею, на которую она пускала слюни уже месяц. К одной конкретной личности до введения наркоза она круг подозреваемых не сузила, но для этого будет достаточно только одного похода по нескольким параллельным классам и пары расспросов нескольких людей, которые точно ей в этом помогут.
Легкий страх перед страшными металлическими орудиями, пускавшими холодные блики от большой лампы над головой, она испытала только в самый последний момент, когда глаза незаметно для неё закрылись. Посмотреть информацию о абортах, которые с недавнего времени проводились ещё быстрее, безопаснее, проще и дешевле, она не успела, но проходил он, наверное, всего пару минут. Можно было бы и без наркоза всё сделать, если проводилась операция так легко, время бы хорошо сэкономило. Очнулась и снова увидела противный свет над собой она только когда её уже везли куда-то на кушетке по какому-то особенно многолюдному коридору. Оставили её в палате, где временно держали похожих на неё, в которой лежало ещё несколько человек, которых она не рассмотрела, снова отключившись.
Снова вернулась в этот мир она уже когда на улице был поздний вечер, хотя по темноте за окнами правильно определить время во второй половине дня в декабре месяце было невозможно. Наверное, наркоз помог отоспаться за последние несколько дней, иначе бы она проснулась ещё пару часов назад. Рядом с её сопалатниками сидели, судя по всему, родственники или друзья, из-за которых атмосфера беспробудного сна и болезни рассеивалась, и становилось даже как-то уютно. Жук же лежала в самом углу палаты, в самом пустом и темном месте, где как раз хотелось только спать, пусть условия для сна были не очень. На секунду из-за этого одиночества стало даже грустно, но это непозволительное чувство быстро прогнали куда подальше. Соня с трудом поднялась и села, к собственному облегчению, не обнаружив у себя признаков былой тошноты и боли. Чтобы позвать кружащего неподалёку медбрата пришлось остервенело махать руками, потому что тот несколько минут как на зло не обращал на неё никакого внимания и поворачивался спиной.
— В принципе, если самочувствие хорошее, можете идти. Вас кто-нибудь заберёт? — Усталым голосом спрашивал он, помогая хрипящей девочке слезть с высокой койки.
— Нет. — Коротко и ясно ответила Соня, аккуратно пробуя нагибаться к полу за вещами.
— Сразу после операции вообще-то не желательно много ходить. Хотя-бы такси себе вызовите.
На этом медбрат удалился, обратив внимание пациентки на свою не особо запущенную внешность, после чего та пару раз перепроверила целостность себя и своего нижнего белья. Бывали уже случаи, когда особенно красивые и, по правде сказать, озабоченные медбратья лезли к ней прямо в кабинетах у врачей, пытаясь уломать на что-то. Для неё уже было привычным, что к ней лезут все, кто может и кто не может, особенно яро желая воспользоваться её вынужденно беспомощным состоянием. На этот раз видимо попался ответственный медбрат. А может под конец дня вес мешков под глазами давил любую активность, в том числе и сексуальную.
Собравшись, девочка медленными, осторожными шагами направилась к выходу из этого темного сонного царства. В коридоре все ещё было слишком людно, что из-за расположения больницы было обыденностью здесь. Живот все же продолжил побаливать, пришлось ждать лифт, в котором ещё и пришлось жаться к стене, чтобы опуститься на первый этаж вместе с толпой каких-то громко разговаривающих женщин. Достаточно освещённая улица после пустынной палаты казалась такой же полумёртвой и пустой, темные силуэты людей виднелись только на противоположной стороне дороги, ограждавшей территорию двух больничных корпусов. В низу живота снова что-то туго скрутилось и начало покалывать, пришлось остановиться прямо в нескольких метрах от главных дверей.
Идти до дома своим ходом и правда было плохой идеей, а звонить кому-нибудь из знакомых с просьбой подвести или хотя-бы проводить до дома ещё хуже. Женя не вариант, во-первых, водительских прав у него нет, а денег на такси для подруги он зажмет. Родители уже отказались, а классная руководительница с ней только трахается и всё, тоже наверняка откажется. Да и не видела Жук у неё своей машины, а денег на такси ради неё не пожалеет разве что Макс из параллельного класса, который уже несколько месяцев не может вернуть ей долг в триста рублей.
Пришлось вызывать такси самостоятельно. Машина выехала, оставалось ждать где-то минут двадцать на морозе под медленно падающим с неба снегом, оседавшем на алых волосах, не прикрытых шапкой. В обычный день было бы быстрее, но сейчас из-за неустанно валящего снега на дорогах установилась тяжелая ситуация, мешавшая быстрому движению машин. Сейчас почему-то холод не приносил дискомфорта, было даже приятно, поэтому она так же одиноко продолжала стоять в двадцати метрах от дверей, за которыми горел яркий свет, разглядывая темные силуэты деревьев перед собой. Фонари горели где-то за спиной, и всё это скопление света сейчас билось в спину, что она снова игнорировала, отдавая предпочтение чарующей темноте.
Вдруг телефон, лежащий в кармане куртки, издал короткую вибрацию, за которой последовал короткий сигнал пришедшего сообщения. Это могло прийти уведомление о новом посте в каком-нибудь паблике, которые Жук чаще всего игнорировала и смотрела потом, когда было нечего делать. Но в этот раз, видимо от нечего делать, она выудила гаджет из кармана. На экране блокировки висело одно новое сообщение, но не в мессенджере, а в сообщениях самого телефона, которые были платными.
6996
ПрNвет
Н3 смОтрN н4з4д
Наверху высвечивался короткий номер, походивший на те, с которых приходят уведомления от всяких мобильных банков. Текст намеренно исказили, но он всё равно читался. Сначала написанное не вызвало почти никакой реакции, не в первый раз пишут всякие фрики, уже привыкла, уже не впечатляет. Но странный номер, который не походил на номера всяких извращенцев или приколистов, малость напрягал. С таких ей ещё никто не писал. А способ отправления сообщений с подобного номера не поддавался обдумыванию, в этом она не особо разбиралась, что не мешало понять, что простые, среднестатистические шутники такого ещё не проворачивали.
6996
.п04еМu 0dNа¿
Следующее сообщение напрягло уже больше. Можно было списать эти слова на приколы каких-нибудь одноклассников или ребят из параллели, которые решили посмеяться над тем, что знаменитая Жук за всю свою жизнь ни разу ни с кем не встречалась и держит образ холодной одиночки. Но сейчас, в объятиях темноты, ещё и вдалеке от других людей, становилось жутко. Она ведь сейчас стоит одна, можно ли списать это на совпадение?
6996
4т0 sLу4ил0сь seg0дNя¿
А вот сейчас стало по-настоящему страшно. Возможно, да и скорее всего, она сама себя пугает. Мало ли, каждый день же что-то происходит, такой вопрос можно задать кому угодно, и кто угодно на него ответит. Хоть словами о том, что спал весь день. Но именно из-за неё сегодня утром к школе вызвали карету скорой помощи, наверняка половина школы через окна это заметила. А приезд скорой это не обычное событие, скорее всего почти вся школа говорила об этом на следующей же перемене. Может быть, кто-то из школы? Но она вроде и не знает никого, кто бы так хорошо разбирался в технологиях, чтобы суметь вот с такого странного номера отправить подобное сообщение. Да и будет ли с виду здоровый психически человек заниматься таким?
6996
T3бе бь|л0 b0льNо¿
Поежившись, девочка наконец-то сдвинулась с места, не выключая телефон, лежащий в медленно онемевающей ладони. Боязливо распахнув глаза, будто они от этого стали бы видеть в темноте, она вытянула шею и перевела взгляд вдаль, всей душой надеясь, что не увидит там сейчас чей-то высокий черный силуэт. Но ни рядом с ярким зданием больницы, ни около неё, ни на противоположной стороне улицы никого не обнаружилось. Хоть никого и не было, даже прохожие, бродившие неподалеку, куда-то исчезли, оставив её одну на всем тротуаре. Хоть никого и не было замечено, перед глазами зияла ярко-красная неоновая табличка «Ты просто его не заметила. Он где-то здесь».
6996
Х043шь уviд3ть менR¿
Н3 смОтрN н4з4д
Страх, толкнувший в грудь изнутри, заставил подскочить на месте, подобно кошке, рядом с которой с грохотом упал тяжелый предмет. Теперь сомнений в том, что кто-то прямо сейчас на неё смотрит и отражает это в пугающих сообщениях, не осталось. Пускай, она его не видит, ему её из темноты видно прекрасно. Кто-то наблюдает за ней. Из укрытия неподалеку. Смотрит и глумится над ней. Считывает каждое движение, каждую каплю страха на её лице. Раньше если кто-то и пытался проследить за ней до её дома, на этом всё и оканчивалось. Но ещё ни один псих не вычислял координат больницы, в которую её увезли посреди урока, не прятался где-то в кустах рядом с ней и не писал ей вот таких сообщений. Не замечал каждое её действие и каждую эмоцию.
Он точно притаился где-то рядом. Только вот никаких мест, в которых можно было бы спрятаться рядом со зданием не было, все кусты, заборы, остановки и фонари находились далеко, оттуда заметить такие мелочи в темноте было бы невозможно. А может его силуэт виден в одном из окон ближайших домов? Вдруг он сейчас наблюдает за ней через бинокль? Она пытается его отыскать около себя, а он тихо хихикает и продолжает на неё таращиться с высоты пятого этажа. В высотных домах с другой стороны улицы горели одновременно сотни окон. И ещё сотни окон оставались темными, и в одном из них, вероятно, сейчас сидит некто с биноклем и тускло светящимся телефоном.
Страх медленно заполнял голову и пробирался стаями мурашек к кончикам пальцев. Отрывисто выдохнув, Жук сжала телефон в дрожащей руке сильнее и торопливыми шагами двинулась вдоль по улице, даже забыв, что ждет такси. Тротуар, по которому она уже практически бежала, что из-за легкой боли в животе выходило медленно и дергано, к концу улицы становился всё темнее, всё страшнее. Перепугавшись темноты, которая укрывала в себе неизвестное количество монстров, Соня рванулась обратно, становясь похожей на мотылька, мечущегося меж двух огней, не зная, куда лучше свернуть.
6996
БЕgi
БЕgi |-|е 0gLядыvайsя
Не сдержав внутри писклявого крика, Жук наконец-то выключила телефон, чуть не согнув его напополам в пальцах, и уже на полной скорости рванула к свету, являвшемуся островком спасения за стеклянными дверями. В пару мгновений преодолев расстояние в два десятка метров, она, чуть не выбив одну из дверей, ввалилась внутрь, напугав ещё и женщину за стойкой регистратуры. Если бы на неё непосредственно напали там, в темноте за дверями, она бы подняла на уши всех, чтобы получить защиту и возможность поймать этого психа. Но ей же просто написали странноватые сообщения, может быть просто прикол такой, волноваться же незачем? Она-то понимает, что это не простые сообщения, они связаны с недавними и нынешними событиями, за ней явно кто-то наблюдает. Но её максимум посчитают за сумасшедшую, если она разведет истерику.
На бешено дышащую и слегка потрясывающуюся девочку удивленно глянуло несколько человек и в общей суматохе быстро о ней забыло. Жук отрывисто выдохнула и, облокотившись о стену, сползла по ней вниз, присев на пол на корточки. Лавки в холле были заняты, так что на это никто уже не обратил внимания. Было страшно даже думать о том, что этот -псих-шутник сейчас пишет, пока телефон отключен и уведомления не приходят. Может смеется над тем, как трусливо она покинула его поле зрения и спряталась среди людей, не замечавших её. Да и не важно, что он там пишет, главное, чтобы он оставался в пределах телефона и не намеревался сказать ей что-либо в реальной жизни. Чтобы она сейчас перевела взгляд на двери, за которыми темнела улица, и не увидела там долговязый силуэт, который даже в свете десятков ламп холла был бы угольно черным, будто кусок черного картона, будто сгусток самой тьмы.
Когда рядом с людьми удалось успокоиться, Жук поднялась с пола, не без страха выглядывая на улицу. Там, к великому счастью, никого вроде бы не было. Зато около тротуара стояла белая машина, приехавшая за ней. Стоять около дверей и собираться с духом пришлось ещё пару минут, в течение которых голубоглазая старательно унимала дрожь в конечностях, которая могла бы помешать побегу. Побоявшись, что таксист устанет ждать и просто уедет, Жук наконец-то выбежала за дверь и, борясь с болью в низу живота, почти с закрытыми глазами домчалась до автомобиля. Водителя такая спешка тоже удивила, но он только недовольно буркнул что-то о том, что нельзя заставлять водителей ждать, и погнал машину к выезду на главную дорогу. Подальше от этого психа, всё ещё прячущегося в голых кустах рядом с высоким кованым забором. Всё ещё смотрящего ей в след немигающими глазами.
