Люблю тебя, больше чем БДСМ

Начало февраля ознаменовалось стремительно тающим снегом и блядским настроением, в самом хорошем смысле этого слова. Несколько дней прогуливания школы выдавили все накопившиеся за долгое время слёзы, и настроение снова стало привычным, сразу и желание сношаться со всем, что движется, вернулось. Последнюю неделю января Жук, под предлогом болезни, провела всё в том же паршивом настроении, которое она старательно изгоняла из самой себя шоколадками и просмотром фильмов для взрослых. После долгих сомнений телефон она отключила на всю неделю, чтобы хоть немного отвлечься от постоянно приходящих сообщений с короткого номера, который она уже пыталась блокировать, а тот всё не унимался. К страху ещё одной встречи с их отправителем добавилась ещё и, наверное, вполне обоснованная паранойя по поводу того, что их отправитель вычислит её адрес и ещё будет стоять под окнами по ночам. Из-за этого она все семь дней в четырех стенах и провела, не вылезая, потому что было страшно встретить около подъезда того, кто пытался изнасиловать её недавно, всё равно еды хватило почти на всё время с приездами доставки, да и не мешало бы чуть-чуть за своим телом последить, оно от секса стройнее не становится. На Александру Олеговну она держала злейшую обиду ещё несколько дней, проклиная её всевозможными способами, даже порчу один раз навести пыталась. Но вместе со страхом перед постоянно наблюдавшим за ней сталкером эта обида так же незаметно ушла, оставив после себя противоположные чувства и желания. После всего пережитого с ней внутри загорелось какое-то странное чувство несправедливости, которое требовало явиться в школу, повалить эту зазнобу, не ценящую её компании, куда-нибудь и хорошенько оттрахать, наконец-то поменявшись местами. Она пока что не придумала, где конкретно осуществит этот план, но точно для себя решила, что невоплощённой она эту идею не оставит. Очередным длинно тянущимся из-за безделья часом она заглянула на страницу классной руководительницы в соц-сети, в которой она изредка писала какую-то особо важную информацию в беседу класса. Когда она была тут в последний раз, когда девушка свято верила в любовь и прочие сопли, тут была пара каких-то обычных фотографий просто ради заполнения профиля. На фоне какой-то серой стены с меланхоличным взглядом вдаль, на каком-то семейном празднике рядом с такими же сорокалетними девственниками, люто гордящимися этим. Сейчас же тут появились новые фотографии уже поудачнее, либо появилась смелость попросить кого-то прохожего сфотографировать на фоне светящейся останкинской башни, либо руки встали на место и смогли установить телефон на удачный ракурс. Но на них она смотрела потом, уже менее внимательно, потому что самой свежей, и следственно самой первой на странице, была фотография, сделанная около какого-то клуба вместе, как ни странно, с той самой новенькой. Увидев сразу две безумно раздражавших её морды, Жук даже поперхнулась свежезаваренным чаем. И что они забыли около какого-то клуба вместе? Какого хрена они вообще вместе где-то вне стен школы? И какого хрена они ещё и фоткаются вместе? Ещё и с такими довольными лицами? Ну, в убуханном в хлам лице старшей не было ни счастья, ни вообще чего-либо ещё, но для её алкалоидного образа жизни это вообще не показатель. Не ожидав от самой же себя, Соня крайне недовольно сморщилась, выплюнула сквозь зубы тихое проклятие в сторону этой никем не званной бестии, которая уводит у неё объект для насмешек, и откинула всё ещё включенный телефон в сторону, обиженно отвернувшись к стене. Откуда снова взялось это поганое чувство, толкающее на убийства ради того, чтобы к этой никому не сдавшейся физичке просто никто не подходил? Во имя её дьявольских планов на неё, разумеется. Долго обижаться на абсолютно невиновный телефон не получилось, а на место обидам и ничем не обоснованной пассивной агрессии пришла мотивация к решительным действиям. Если эта выскочка такая дерзкая нашлась, надо убрать её с дороги иными действиями, если простые уговоры и недобрые движения бровями не помогли. В какой-то момент в голову пришел вопрос; почему она ни с того ни с сего начала страдать этой херней, если уже давно закончила восьмой класс? Именно восьмиклассницы обычно с дикими визгами бегают по школе за смазливыми старшеклассниками, наблюдая за ними из-за угла, хотя те вроде не прочь познакомиться и даже уединиться где-нибудь в туалете. Почему тогда она, будто откатившись на пару лет назад в своём развитии, так же как они, бегает по школе за какой-то вполне себе обычной физичкой, и так же, как они, не может высказать ей всё, что думает, в лицо? Так же всем было бы проще. Хотя, что говорить-то? Что она с нездоровой пеной у рта хочет выебать её где-нибудь, и чтобы к ней вообще никто не подходил, потому что вид любых людей рядом вызывает у неё приступы ярости? Когда она стала такой странной? Условившись с консультирующим голосом в голове, Жук закинула эти вопросы куда подальше и уползла в сторону шкафа, готовиться к завтрашнему дню. Завтра она точно не будет выглядеть, как последняя стесняшка, которая ходит в мешках, скрывающих всё. Как раз погода смилостивилась, и на улице не хотелось надеть вторую куртку на первую, хотя если бы первая куртку была достаточно длинной и толстой, таких проблем вообще бы не было. Хоть на улице ещё стоял последний месяц зимы, он с морозами был менее агрессивен, и с помощью нехитрых манипуляций с гамашами и колготками, можно было снова носить любимую, ничего не прикрывающую юбку. Особо четкого плана она так и не придумала, наверное, потому, что в глубине души знала, что всё сто процентов пойдёт не так. Да и импровизировать у неё всегда получалось лучше, чем следовать четко поставленным целям, которые одним своим существованием доказывали абсурдность её намерений. Так и не придя ни к чему более-менее четкому за весь вечер, Жук так и уснула рядом с тускло мерцающим телефоном, на утро проснувшись в крайне неудобном положении, из-за которого львиную долю времени от сборов пришлось потратить на массаж шеи. Кипящее внутри желание трахнуть кого-нибудь, а именно определенную особь женского пола, заставило натянуть непривычный даже для одноклассников прикид — черное платье из глубин шкафа, которое почему-то надевала редко, может быть, потому что подол не дотягивал пяти сантиметров до колен, а это по привычной длине всяких юбок было слишком длинно. Прозрачные сетчатые рукава не трогали плеч и ключиц, а начинались прямо на предплечьях и доходили до запястий, спереди была V-образная шнуровка, которую можно было быстро распустить в случае необходимости. Всё те же теплые колготки, чтоб не подхватить цистит по дороге, которые не особо подходили по цвету, делая абсолютно всё, кроме волос и кожи черным, но все теплые колготки других цветов ей порвали и выкинули в порыве страсти, поэтому приходилось довольствоваться этими до покупки новых. Слабый мороз всё равно пощипывал ляжки, заставляя двигаться быстрее, хоть не опаздывала на первый урок совсем. Сейчас опять придётся сидеть на лавке в коридоре ожидая звонка. В понедельник подцепить какую-нибудь симпатичную девчонку из класса постарше, или на крайняк помладше, трудно будет; в понедельник так рано никто не приходит. А первым ещё и биология будет, можно было бы хотя-бы в класс зайти и подремать, а так придётся сидеть где-то в коридоре, чтобы не попасться раньше времени на глаза странноватой биологичке, которую хлебом не корми, дай только к доске именно Жукову вызвать и очень палевно пускать на неё слюни из-за своего стола. Может быть, повезёт и она столкнётся в коридоре с этой Агатой, до уроков успеют отношения выяснить. В такое раннее утро на улице было темнее, чем ночью, и, если бы не одиноко горящие окна в темном силуэте школы, она спросонья вполне могла пройти мимо. В глубине школьного двора всё-таки горели фонари, освещая два темных силуэта около стены, на которой было меньше всего окон. Силуэты предположительно курили, это место даже учителя использовали как курилку и центр передачи сплетен. Рассматривая этих рано подорвавшихся курильщиков и уже почти поравнявшись с ними, Жук узнала в них Александру Олеговну, уже порядком замёрзшую, и, какие волны ярости это бы ни вызывало, Агату в длинном пуховике, и комичными с ним на контрасте голыми ногами. Хотела Соня как-нибудь пройти мимо, но в последний момент свернула на скользкую протоптанную ленивыми тропинку и, нацепив дежурную соблазнительно-невинную маску, решительным шагом подошла прямо к ним. — Ой, как вы тут удачно обе стоите, как раз искала, у кого бы стрельнуть. — Вклинившись ровно между сонной Александрой, которая, судя по лицу, не особо понимала, как переместилась из своей теплой кровати сюда, и её подругой по сигарете, мурлыкнула Соня. — А чего марихуану сразу не раскурите? Встав на носочки, показательно даже не оборачиваясь на оставшуюся за спиной одноклассницу, Жук выхватила из заледеневших пальцев совсем новую сигарету, не прерывая зрительный контакт с пустыми и безразличными глазами, которые из-за утренней мглы казались совсем черными. Из-за угашенного вида их обладательницы сейчас можно было бы и поспорить, пробовала ли она сегодня курить что-либо пожестче табака или нет. Дым оказался явно не дешевым, купленным не в ларьке на последние сто рублей, прошелся по лёгким и мягко лёг на и без того бледно-сероватое лицо, заставив поморщиться и вяло помахать рукой, чтобы отогнать от слезящихся глаз. Жук самодовольно ухмыльнулась и, так и не отдав сигарету, чеканящей походкой направилась дальше, чувствуя на спине два недоумевающих взгляда. Хоть и было понятно, что Александра после этой кражи просто стрельнет у рядом стоящей школьницы ещё одну, в душе она всё равно отчего-то ликовала. Странно, иногда по утрам нужна какая-то мелочь, чтобы день не начался слишком плохо. В холле без верхней одежды она оказалась не так уж и рано, можно было уже идти в кабинет с надеждой на отсутствие биологички в нём. У неё перед уроком было одно крайне важное дело было намечено, а она своими странными подобиями подкатов, вроде того раза, когда она подробнейше нарисовала на доске вагину и потом почти час мучила свою любимую в этом классе ученицу вопросами о её анатомии и расположении всяких вещей вроде клитора, могла отвлечь от всего на свете эдак на пару часов. Настороженно оглянувшись вокруг, сразу из-за двух причин, она шагнула внутрь кабинета на втором этаже, где уже откисала пара человек. К её ужасу, в привычном месте обитания обнаружился Рома, снова сверлящий стену немигающим взглядом, а в противоположной стороне, уже к счастью, более оживленный Женя, от присутствия которого становилось как-то менее страшно. Ещё пара человек стрекотала о чем-то за первой партой, если что сейчас хотя-бы есть свидетели. — О, мать, так ты живая? Где была-то? — Возможно обрадовался, а возможно просто удивился такому долгому отсутствию соседки по парте Женя. — На блядки ездила. — Как ни в чем не бывало умолчав истинную причину отсутствия, буркнула ему в ответ Соня, копаясь в положенной на стул сумке. — На всю неделю? — Ну да, а для меня это типо ахуеть как много? Мне вообще не хватило, я вот решила раньше вернуться и уже успела об этом пожалеть. — Чего это ты стала предпочитать нам какую-то другую компанию для блядок? — А вот из-за одного индивида. Пошли, кстати, поможешь мне с ним разобраться, как ты любишь. — Прямо как я люблю? — Парень сразу коварно заулыбался и хищно облизал губы, привставая со своего места. — Как ты любишь. Можешь даже никаких шоколадок в качестве платы потом не приносить. Вытащив перцовку, каким-то чудом не оставленную в тот злосчастный день в кабинете математики, Жук в сопровождении своей голубой охраны направилась к последней парте, с которой за ней с самого момента её захода в класс велось пристальное наблюдение. Но даже её наличие наблюдателя не смутило, он всё продолжал таращиться на одноклассников, будто нарочно, даже не разглядывая, а просто сверля две дыры. Соня, шумно сглотнув, подошла максимально близко, на сколько позволял холодеющий где-то внутри страх, и скрестила руки на груди, презрительно прищурившись. — Слышь, че это за инцидент, позволь спросить, в прошлую среду был? Как и ожидалось, ответа не последовало. — Если не захочешь разговаривать со мной, будешь говорить с тем, у кого терпения на долгое молчание нет. — Последовала ещё одна долгая пауза. — Жень, он твой. Женя, которого такой интересный разговор смутил не меньше, уже менее уверенно встал на место подруги и, оперевшись рукой о столешницу, приблизился к абсолютно безэмоциональному лицу. — Что у нас тут за сладкая жопка сидит? Не разговаривает, стесняется, наверное? Помочь тебе раскрепоститься? У меня со связанными руками даже немые стонут громче всех. — Несмотря на нахально-самоуверенное лицо, по всему телу пробежала волна мурашек, когда два пальца медленно огладили совершенно ледяную кожу щеки. — Может, тебе за щеку присунуть, чтобы глотку прочистить? Когда пальцы так же медленно переместились на шею, чуть сдавив её, Рома, всё так же не моргая, наконец-то зашевелился и схватил одноклассника за футболку в районе груди. Тот уже было заулыбался шире, думая, что ему так ответили взаимностью, но стоило ему мельком опустить взгляд вниз, расслабленное лицо моментально исказила гримаса ужаса. В грудь сквозь футболку упиралось блестящее в холодном свете ламп острое лезвие раскладного ножа. Пока что не поранив, оно угрожало оставить на месте грудной пазухи глубокий надрез. — Блять! — Женя подобно коту отпрыгнул назад, поднявшись почти на метр от земли и чуть не сбив с ног не понимающую Соню, которая стояла чуть поодаль и причины такого испуга не заметила. — Ебанутый что-ли?! Хоть рука с ножом быстро нырнула в карман, Жук в последнюю секунду уловила мелькнувшее лезвие, скрывшееся в рукояти из лакированного черного дерева. Не сразу осознав, что этот псих ещё и холодное оружие в школу притащил, она медленно побледнела на пару тонов, что пока что не могло сравниться с оттенком лица её полуживого от страха сообщника, и попятилась назад, боясь упустить эти безмолвно смеющиеся над ней глаза. Все отступая к стене, она судорожно решала, что делать дальше; сесть к себе за парту и наблюдать за ним до того, как начнется урок и придет учитель, или рвануть за дверь и без остановок бежать прямо до кабинета директора, параллельно набирая номер полиции и заодно ещё и сапёров. Оставаться тут с вооруженным психопатом было страшно, а бежать до директора далеко, а школа только-только начинает наполняться людьми, что, если догонит и зажмет с этим ножом около туалетов или лестницы? — На. — Разбавив всеобщее молчание, парень наконец-то удостоил одноклассников всего одним словом. Глядя на бледную Соню, он вытащил из рюкзака, стоящего на соседнем стуле, какой-то пухлый белый конверт и протянул его ей. Девочка к психу с ножом подходить отчаянно не хотела и ещё пару секунд стояла будто окаменев, даже боясь дышать отчего-то. Она уже хотела резко ринуться к двери, чтобы убежать как можно дальше, но тогда в голову пришла очередная параноидальная мысль о том, что если не возьмет этот странный подарок сейчас, то найдёт потом его под своей дверью в своем подъезде. А до такой степени портить себе жизнь ощущением постоянного наблюдения она пока что не хотела. Уловив на себе не менее перепуганный взгляд Жени, на трясущихся ногах она медленно подползла ближе и, вытянув только руку, чтобы оставить хоть чуть-чуть расстояния, взяла конверт двумя пальцами. Роман наверняка продолжил бы наблюдать за реакцией, не моргая и не отрываясь, если бы не звонок и не вбежавшая в класс вместе с ним толпа людей. Они прервали зрительный контакт и голубоглазой удалось пробраться к своей парте, за которой стало чуть поспокойнее. А новенький всё равно в толпе быстро потерял интерес и теперь равнодушно таращился в стену. — Ахуеть, это что было? — Так же осторожно, будто готовясь срываться с места и спасаться бегством, присел рядом Женя, понимая при взгляде на соседку, что такого поворота событий тоже не ожидала. — Нахуй тебе с ним вообще говорить о чем-то надо было? — Да так… Тебя он чуть не зарезал, а меня чуть не трахнул без согласия. Но откуда-ж я, блять, знала, что он настолько отбитый, чтобы носить с собой нож и ещё тыкать им в кого-то. Радуйся ещё, что не порезал. Судя по роже, мог бы. — В смысле чуть не трахнул? Твою мать, это он тебя трогал? Блять, ты как ещё живая вообще? — Да его сразу в сумасшедший дом отсюда депортировать надо. — А это че? — Указал он на конверт, лежащий на столе. — Надеюсь не отрубленный палец твоей матери? — Да если бы она его интересовала… Жук боязливо протянула руку к конверту и чуть приподняла один его край двумя пальцами. Внутри лежала стопка каких-то глянцевых бумажек. Не обнаружив внутри кроме них какого-нибудь хитро сконструированного взрывного устройства, она вытащила их на свет и раскинула небольшим веером на столе. В коридоре как предгрозовой гром прозвенел второй звонок, через пять минут после которого в класс обычно заваливалась вечно опаздывающая биологичка. Бумажки оказались фотографиями, снятыми на телефон и напечатанными на глянцевой бумаге, видимо, чтобы было ещё более пугающе и порвать было сложнее. К ещё большему своему ужасу, Жук узнала на них себя; на одной она стоит где-то около столовой, когда она впервые за месяц решилась сходить на физкультуру. На другой она коротает перемену, сидя в телефоне с закинутыми на стол ногами, на другой был пойман момент, пойманный во время открытия двери в женский туалет, в котором она курила. Ещё куча каких-то смазанных кадров, пойманных в школе, еще один кадр совсем недавний, снятый издалека, где она идёт в шубе на новогоднюю оргию. На последней фотографии был какой-то дом, который она долго разглядывала и не могла понять какую-либо причастность к своей персоне. Но минутой позже в нём вдруг узнался соседняя пятиэтажка, которая находится буквально через дорогу от её собственного дома. Оставив общую массу на растерзание любопытного соседа по парте, она взяла фотографию в трясущиеся руки и зачем-то перевернула. На обратной стороне корявым почерком были выведены какие-то цифры. — Ахуеть… да у тебя сталкер завёлся… — Каким-то слишком спокойным для этой ситуации голосом протянул Женя, рассмотревший всю стопку. — Говоришь так, будто я радоваться этому должна. — Нервно хмыкнула Жук и подсунула ему практически под нос листок с цифрами. — Че это? — Координаты, что-ж ещё. Закладку тебе походу оставили. Ща, погоди, найдём, может реально закладка. Снюс лишний никогда не помешает. Уже забывший, что его пару минут назад чуть не пырнули ножом в живот, Женя выудил из кармана телефон и открыл навигатор, в который вбил цифры с бумажки. Не дождавшись результатов, Соня выхватила гаджет из его рук и с жадностью уставилась в экран, молясь про себя на то, чтобы сейчас на нем не появилось изображение её многоэтажки. Поискав на карте опознавательные знаки, она узнала свой район и ещё одно здание рядом, которое и было помечено красным маячком. К великому облегчению, это снова оказалась многоэтажка неподалёку, пока что не точное расположение её квартиры. Если бы он указал прямо её адрес, она без полиции домой сегодня бы не вернулась. — Пиздец… — Прошипела Жук себе под нос и, вернув телефон на родину, откинулась на спинку стула, устало прикрыв глаза. — Точно маньяк какой-то. Поздравляю, Галочка, ты щас умрёшь. — Легко говорить. Мне эта мразь ещё и пишет какую-то хрень постоянно. — А ты пробовала говорить кому-нибудь… о, тут ещё что-то есть. Успев омрачить хорошо начавшийся день подруги ещё больше, парень вытащил из, казалось бы, пустого конверта аккуратно отстриженную прядь алых волос. — Так… а вот тут уже порчей на понос пахнет. — Несколько брезгливо брошенный трофей упал на стол. — Да откуда, блять? Где он… посмотри, у меня сзади всё ровно? — М-м-м… бля, нет, вот тут прям отрезано ровно. — Спустя минуту разглядывания волос на затылке в ряду идеально ровных волос и правда обнаружилась прядь на пару сантиметров короче, укороченная ножницами. — Вопрос только — где и как, блять? — А ты думаешь, я знаю? Если б я вообще знала, какого хрена ему сдалась именно я. — Ага, ну да, а ты у нас прямо самая серая мышь из царства серых мышей. Ну не говори, что ты реально не понимаешь, почему он выбрал тебя. И вообще, может он за кем-то ещё так шпионит. — Да мне от этого легче как-то не становится. Больше в конверте, к счастью, ничего не было, иначе голубоглазая в страхе свалила бы домой сразу же прямо перед первым уроком. В кабинет наконец-то завалилась биологичка, с которой было хотя-бы на толику спокойней. Оставалось терпеть нудные лекции про устройство разных отделов человеческого мозга, которые могли бы быть интереснее, если бы их не объясняли так неумело. Даже Александра Олеговна про свою диффузию в сентябре интереснее трепалась, чем эта неловкая женщина у доски, которая явно боится публичных выступлений, но никак не стремится с этим бороться. По наблюдениям, даже под конец урока курившая около школы Агата так на биологию и не явилась, наверняка оставшись где-то рядом с классной руководительницей. Ибо куда ещё она могла пропасть? А её она каждый раз прогоняет из кабинета, стоит только кончить. Почему кому-то можно остаться даже на урок, а кто-то идёт нахрен сразу, как становится неинтересным? Эту проблему Жук поклялась решить сразу после окончания урока, поэтому со звонком вылетела за дверь, подальше от этого ебанутого с ножом, и понеслась в кабинет физики. Было мало надежды на то, что классный руководитель хоть немного озаботится тем, что её ученика могут зарезать прямо в школе, но сначала надо было попробовать дойти именно до неё. Потом уже, если ничего не сделает, идти к Веронике Андреевны, она хотя-бы трезвая, может и прислушается. Кабинет как всегда пустой, как всегда, Александра валяется на кресле, откинувшись назад почти на сто шестьдесят градусов. — Здарова, алкаш. — Голосом пропитого гопника со двора бросила Соня в её сторону, прошла к столу и сразу же по-хозяйски на него уселась. — Здарова, куртизанка. — Таким же голосом прохрипела Саша, лениво подняв голову. — Ну, хотя-б куртизанка, и на том спасибо. — Опять куртизанить пришла? — Ха-ха, нет, пришла заставлять алкаша работать. Ты в курсе, что один твой ученик может нахуй перерезать весь класс? — Вау… и чем же? — А чем это можно сделать? Ты опять под кайфом? Можно хоть иногда выходить из запоя и делать свою работу? — Ну, вообще с такими вопросами можно подойти к кому-нибудь ещё… так-то. — А ты тут рассиживаешься, как я понимаю, в качестве бухого живого уголка? Короче, иди сделай с этим что-нибудь, эта твоя прямая обязанность. У этого новенького, фамилию которого ты нам не сказала, нож с собой в кармане какого-то хрена, и он тыкает им во всех ходит. И это я тебе только малую часть той хуйни, которую он творит, рассказала. А если кого-нибудь из нас зарежут, тебя в тюрьму за хреновую работу кинут. А там с алкашкой трудно. Так что тебя это тоже касается. — Ну попроси кого-нибудь другого… тогда меня не посадят, а тебя не зарежут. — Девушка с максимально ленивым видом пыталась прогнать надоедавшую этими мелкими проблемами школьницу, параллельно копаясь в сумке. Пока та возмущенно тараторила что-то в ответ, она вытащила из какого-то дальнего кармана зиплок с парой круглых белых таблеток, переломанных пополам, внутри. — А ты, я смотрю, вообще ничего делать не хочешь? — Ну, ты же у нас любишь физру прогуливать, а вообще, как бы обязана на неё ходить. Но не ходишь же. Ты можешь разобраться с этим без меня, сходи к директору, например, не знаю. Я сейчас занята. — И чем же? Таблетки жрешь? Хочешь умереть от наркомании, а не от алкоголизма? Интересный, конечно, выбор. Где ты вообще попробовать успела? — С некой жалостью глядя на пока что одну половинку таблетки в двух тощих пальцах, пробормотала Соня. — Даже не поделишься с дамой? — А ты хочешь? — Нет, но предложить же надо было. — Ну и ладно, мне больше достанется. — Таблетки так же быстро, как порошки, не действовали, да и закидывала она по половинке за полдня, чтобы не совсем не ехать, ещё и после не до конца опустошенной бутылки слабого алкоголя, стоящего за столом, чтобы лишние глаза не увидели. — Ладно, мне не до объяснений морали сейчас. Но если ты не сделаешь что-нибудь с этим чертилой, доиграешься, и я сделаю всё возможное, чтобы его отчислили, а тебя уволили. Потому что я, в отличие от некоторых, ещё пожить хочу. — Да ладно тебе, за что сразу уволить-то? — А за то. За то, что работать не хочешь. — Ну как так-то? Ты же меня любишь, как увольнять тогда собралась? — Че сказала? — А вот здесь можно было возмутиться по-настоящему. — Это я… ты? Ахуеть, Шерлок, сама придумала? — А, по-моему, это видно. — Явно наслаждаясь такой умилительно злобной реакцией, хмыкнула Саша, откидывая голову назад. — Глаза шире открой тогда, если тебе там что-то видно. И забудь об этих своих мыслях идиотских. Сначала протрезвей, а потом говори подобную хуйню. — Ну чего так грубо сразу? Почему ты со мной не можешь говорить, как с остальными? Ты же меня вроде… — Ещё раз эту хуйню скажешь, я тебе язык вырву. — Заранее предчувствовав, какие слова последуют далее, Жук молниеносно соскочила со стола и, оперевшись ногой о край кресла, предупредительно схватила девушку за горло, несильно сжав. — Вот прям вырвешь? — Насмешливо прохрипела Саша в ответ, откинувшись на спинку кресла из-за кружащейся от веществ головы, а теперь ещё и легкого удушья. — То есть работать ты не хочешь? — Когда старшая начала синеть, её пришлось всё-таки отпустить и сесть обратно на стол. — Ну почему не хочу… просто не сейчас. — И когда же? Если не сейчас? Наверное, ответом на этот вопрос было бы «когда помру» или «когда уволят», но её прервал скрип двери, прорвавшийся сквозь шум коридора, доносящийся из-за стены. В проёме показалась, как бы не хотелось её сейчас видеть, Агата, держащая сумку за обе ручке, будто боясь, что одна из них сейчас точно порвётся. Кожаная сумка позвякивала так, что её хотелось отдать в пункт приёма стеклотары. Жук неприязненно скривилась, сразу же отвернувшись, чтобы не прельщать её своим вниманием. — Красное, как вы и заказывали. Креплёное взяла, чтоб веселее было. — Девушка самодовольно ухмыльнулась и, виляя бёдрами, подошла к Александре, вынув из сумки две бутылки вина, каким-то образом добытые в ближайшем алкомаркете. Как ей вообще продали? Жук около пары месяцев мучалась, устанавливая контакт с тамошними продавцами, которые долго не хотели дружить и продавать что-либо без паспорта. А эта вот женщина, не выглядящая на свой возраст, с первого раза достала креплёное вино. — Ну зачем креплёное-то? Мы же в школе всё-таки. — Капризным тоном отозвалась Саша, явно не радовавшаяся возможности быстро наклюкаться до состояния амёбы на рабочем месте. — Зато веселее будет. Бутылки опустились на стол рядом с понурой Соней, которая всё ещё старалась делать крайне равнодушное лицо, через которое всё равно явно проступал рвущийся наружу гнев. — А вы теперь вдвоём на рабочем месте бухаете? Слыш, чтобы это рабочее место вообще осталось, можно было бы пойти и заняться проблемой, которая угрожает, блять, всему классу, и тебе возможно тоже. У тебя в классе с ножами расхаживают, тебе вообще насрать? — А как давно мы с учителями на «ты» разговариваем? — Рассматривая медленно светлеющее небо через окно, пробормотала Агата, словно разговаривая с самой собой. — С тех пор, с которых тебя об этом не спрашивали. И вообще, субординацию я соблюдаю с теми, кто этого заслуживает. А не вот с такими вот. Кстати, давно ты в её секретари заделалась? — А как давно ты стала такой злюкой? — Александра как будто до этого уже успела опустошить одну бутылку креплёного и на все недовольства своей ученицы отвечала развязными смешками, даже не глядя в её сторону в своём полулежачем положении, которые злили ту только сильнее. — С тех, когда в моем классе стал расхаживать психопат с ножом! И когда тот, кто по идее должен меня защищать, клал хуй на то, что меня средь бела дня могут убить! — Да не убьет он. Я не хочу, чтобы меня уволили, а он не хочет, чтобы его посадили за убийство. Просто не беси его, и он ничего не сделает. — Да ты… У тебя вообще уже мозг атрофировался?! Ты вообще понимаешь, что говоришь?! — Слушай, если это так важно, сходи к директору, разве не она должна с этим разбираться? — Снова подала голос Агата, стоящая за креслом, которой эти предъявления к работе тоже мешали отпить глоток из принесённых ею же бутылок. — Заткнись уже, тебя не спрашивали. Ты какого хрена вообще тут тусуешься? Ты с нами сидеть должна, хули я одна боюсь умереть из-за того, что кто-то своей работой не хочет заниматься? — А ты вроде бы тоже не особо хочешь в школу ходить, чего тебя неделю тогда не было? — А у меня уважительная причина была. И вот этот вот алкаш в кресле, кстати, знает, почему меня не было. И почему бы тебе не заткнуться? Не с тобой разговариваю. — А чего ты хочешь дождаться, разговаривая таким тоном? Ты с учителем говоришь, как с какой-то подружкой, а потом удивляешься, что тебя не хотят слушать. — Меня не хотят слушать, потому что закинулись таблетками и алкашкой, а ещё, потому что из-за какого-то нелепого предательства она теперь хреново относится и к работе, и ко всем остальным. — Но это же ты так думаешь. Откуда тебе знать наверняка, ты что, психолог? — Я может и не психолог, но я хотя-бы хожу сюда с начала года, а не с середины триместра. И у меня хотя-бы мозг есть в отличие от некоторых. — Забыв даже о какой-то слишком пассивной сегодня для самой же себя Александре Олеговне, Жук спрыгнула со стола и подошла к как и прежде спокойной Агате. — В отличие от вас двоих. Одну скоро уволят, а вторую зарежут, судя по всему. — А чего ты так печешься по поводу того, что её уволят? Если тебе не наплевать только на себя, чего ты о ней постоянно говоришь? — Потому что она должна отвечать за мою безопасность, а в итоге просто бухает на рабочем месте. — Ну иди тогда со своими проблемами к директору, а не трать время здесь. — Слу-у-ушайте, чего мы тут просто так ссоримся? — Саше видимо надоело слушать эту перепалку, и она наконец-то поднялась со своего места и встала между школьницами, уже было готовыми броситься друг на друга. — Нас тут трое… даже вино есть… может тройничок, а? Жук же точно не против? На плечо ещё шире открывшей рот Сони опустилась холодная рука. Тройничок вот с этой вот? Да ни в жизни! Чтоб она вообще ещё раз рядом с ней просто так оказалась, не говоря уже о чем-то связанном с пастелью. Пусть идут обе куда подальше с такими предложениями. — По-моему классное предложение, а? — Отличное предложение. — Хитро ухмыльнулась Агата, скрещивая руки на груди, с вызовом глядя на возмущенную Соню. — Я так понимаю, меня сегодня слушать вообще никто не будет…? — А разве шлюх вообще когда-нибудь слушали? — Так… ну это уже за гранью… У меня терпение, знаете ли, не резиновое. — Жук с силой скинула с себя руку и, отскочив в сторону, схватила одноклассницу, посмевшую так её оскорбить, за предплечье и поволокла к двери. — Пошли поговорим. — А… — А ты, алкаш, сиди здесь. Без тебя разберемся. Агата на своих высоченных каблуках сопротивляться не могла и беспомощно потащилась следом, несколько испуганно оглядываясь на такую же оторопевшую Александру. За всё ею сегодня сказанное, хотелось как следует выругаться и проораться, чтобы больше не повадно было так оскорблять тех, кто здесь являлся авторитетом. Если тут все подряд начнут называть её шлюхой, даже те, кто только пришел и вообще ещё ничего не знает, какой хаос начнётся. Только в другую школу и переходить, если так будет. И чтобы какая-то новенькая, которая в шестнадцать выглядит на тридцать, вот так с ней обращалась, стояла сзади и поддакивала, говоря, что она видите-ли неправильно с учителем разговаривает, когда такое вообще было? Да никогда! Надо сразу показывать всяким новеньким их место, иначе скоро её все вокруг ни во что ставить будут. Надо как-то бороться за своё место в иерархии всей этой школы. Хлопнув дверью и оказавшись в коридоре, Жук наконец-то отпустила чужое предплечье, оставив на нём красноватый след от ладони. Агата, чуть не свалившись, оперлась спиной о стену, смеша одноклассницу своими неумелыми попытками устоять на явно неудобных для неё каблуках. — Ты кем себя возомнила, а? Ты кто такая, чтобы называть меня так? — Ну, ты же сама предложила мне в первый же день перепихнуться с кем-нибудь. Разве это о твоем легком поведении не говорит? — Это говорит только о том, что ты выглядишь намного шлюшавее, чем я. Иначе бы я и не предложила. — Ага, но я хотя-бы не трахаюсь со всеми подряд. Мне тут много чего рассказали, пока тебя не было. И почему, интересно, с такими взглядами на жизнь ты на меня агришься? Разве тебе не всё равно? Или я тебе чем-то мешаю? — О да, ещё как мешаешь. Глаза мне мозолишь очень сильно. — Да? И почему же? Таких как я тут много, а ненавидишь ты почему-то именно меня. Может, потому что я мешаю докапываться до Александры? — Да нахуй мне сдалась твоя Александра? Ты меня бесишь, и на этом всё. — Жук снова даже чуть покраснела от ярости и сжала кулаки, глядя на девушку чуть выше неё снизу-вверх из-под нахмуренных бровей. — Если ты так сильно злишься даже из-за того, что я тебе о ней напоминаю, то я явно права. Она же тебе не безразлична? — Единственное, что мне небезразлично — возможность начистить тебе рожу за такие мысли. — Значит ты у нас правду не любишь? Ну в чем же проблема так и сказать, что ты… — Вот только посмей… — Влюбилась. В алкашку, как ты её называешь. На то, чтобы дальше что-то доказывать, у Сони терпения не хватило, и она, не сказав ни слова, накинулась на злорадно улыбающуюся одноклассницу с кулаками. Ну, вернее, не с кулаками, а просто так, вцепилась в блестящие волосы руками и изо всех сил мотнула в сторону, не скинув с каблуков, на удивление. Вырывая эти волосы клочьями в порыве безудержной ярости, она совсем не замечала попыток защиты в виде нарощённых ногтей, оставлявших красные полосы на шее и ключицах, да и в принципе везде, докуда дотягивались. В коридоре во время урока уже никого не было, поэтому свидетелей этой драки не было, иначе тут бы давно собралась толпа зевак, которые бы болели за кого-нибудь и дезориентировали своими криками. Может, отрывистые крики, изредка вырывавшиеся эхом в пустынную рекреацию, наверное, могли привлечь внимание, но обычно никто на них не выходит, если кто-то и слышит, только смеется про себя. Жук кровожадностью вроде никогда не отличалось, но сейчас почему-то было так приятно царапать чужую кожу почти до крови и с тихим хрустом вырывать небольшие клочья волос, заставляя их обладательницу болезненно морщиться. Странно, ей наверняка в ответ тоже нехило досталось, но это вообще не чувствовалось. Заболит потом. Сейчас чувствуется только безграничная ярость и желание окончательно прикончить эту самодовольную дуру, чтобы навсегда закрыть ей рот. Чтобы он не посмел открыться даже чтобы сказать, что, если после этих роковых слов началась драка, они были не пустым звуком и какую-то минимальную долю правды в себе несли. Чтобы больше не хватало смелости говорить подобную ересь. Агата взвыла громче и попыталась отстраниться, чтобы сохранить остатки лица и всего того, что попадало под удар. Но глубоко оскорблённая Жук только сильнее вцепилась в корни волос, не желая так просто отпускать обидчицу, которая ещё не потеряла несколько конечностей, а уже пытается сдаться и сбежать. Когда по коридору снова разлетелся сдавленный хрип боли, её наконец удалось сбить с ног и повалить на спину, чуть не свалившись на неё сверху. Саша этого видимо не видела и не слышала, а может из-за такого бесплатного кина прямо перед глазами на радостях закинулась второй половиной таблетки и теперь не замечала вообще ничего, тем более за стеной. Возможно, если бы признаков этой ожесточенной драки никто так и не заметил, Агату бы наверняка пришлось увозить домой как минимум на инвалидном кресле. Но, к счастью последней, мимо проходила одна из завучей, которая не поленилась разнять эту хрипящую и кряхтящую массу, уже катавшуюся по полу как клубок сцепившихся кошек. — Так, так, что тут происходит? Эй! Эй! — Женщина с туго зачесанными назад волосами хотела раскинуть этих двоих, но явно побаивалась как-то прикасаться хоть к одной из них. Девушкам было вообще не до неё, они, наверное, попыток вмешательства из вне вообще не заметили, хотя Агата за руку помощи сейчас отчаянно бы схватилась. Пометавшись рядом, размахивая руками, будто это как-то помогало развеивать негативные вибрации вокруг драки, женщина наконец-то поняла, что её жалкие попытки бесплодны и, подумав о чем-то пару секунд, забежала в ближайший кабинет за помощью. По интересному совпадению через минуту она выбежала из-за двери с вялой Александрой Олеговной, которая, увидев сбежавших от неё школьниц на полу, искренне удивилась, будто происходило это вообще в другом корпусе, а не прямо у неё за дверью. — Ну что вы стоите, надо что-то делать же! — Уже явно волнуясь за здоровье дерущихся, воскликнула женщина, подталкивая свою внезапно появившуюся помощницу ближе. — Вы как вообще не заметили этого? — Да я вообще думала, что они пошли… в туалет это самое… — Саша, растерянно почесав затылок, всё-таки подошла ближе, не успев выбрать, с какой стороны подступиться. — Так, разошлись, драчуньи, хватит пол пачкать. Пошли, пошли, хватит позорить меня. Когда Жук снова оказалась сверху и схватила противницу уже за воротник, девушка подхватила школьницу за талию и потянула на себя. Та потянула одноклассницу за собой и предупреждающе зарычала на преподавательницу, даже не обернувшись в её сторону. Саша же руки в бою потерять не боялась и не отпустила, прижала несчастную Агату правой ногой к полу, чтобы не тянуть за собой, и кое-как всё-таки разъединила эту дерущуюся живую массу. Соня извивалась в руках как глист, но девушка её не отпустила, оттащила подальше и, прижав к себе, отошла на спасительные пару метров. — Тихо, тихо, отключите машину для убийств кто-нибудь. — На чужих руках Жук рычать и таращиться дикими глазами на валяющуюся на полу Агату, разве что чуть остыла и устало обмякла. — Что вообще происходит? Вы двое почему не на уроках? А вы почему уроки не ведёте? — Подала голос завуч, круглыми глазами оглядывая красное лицо Агаты, исполосованное красноватыми царапинами и с неплохой кровавой ссадиной над бровью. — А… хороший вопрос, вы двое, почему не на уроках, а? — Поступок, конечно, подлый, просто переместить фокус внимания на двух школьниц, которые привлекли этой дракой к себе внимание, чтобы отвести внимание от себя. Потому что вряд-ли её сейчас поймут и оправдают то, что она отправила класс, у которого сейчас должна была вести урок, гулять по своим делам и сидеть тихо, чтобы отдохнуть и хорошо провести время в компании вина и Агаты. По сути ведь, если бы она добросовестно работала, этой драки, возможно, и не было бы. — Наверное, надо к директору отвести, да? Не считаете? Пошли, объясняться будете. Отпустив притихшую Соню, девушка подняла жалобно стонущую Агату с пола и, придерживая за предплечье, поволокла по направлению к кабинету директора. — Жук, тебя это тоже касается! Завуч попыталась сказать что-то вслед, но быстро поняла, что что-то умнее предложения сходить к директору она не сможет, и недоумевающе уставилась на Соню, стирающую с нижней половины лица кровь. Ей в порыве рассекли губу и не раз дали по носу, от чего кровь из него каплями разбрызгалась по платью, тоже подранному в некоторых местах. Дальше выдерживать этот неловкий зрительный контакт Жук не сумела и с крайне недовольной физиономией, прихрамывая на левую ногу, поплелась на разговор к Веронике Андреевне. В спину Александре Олеговне, которая под руку сейчас вела не того, кого надо, смотрела пара по-прежнему злющих глаз, которым отсутствие к ним внимания явно не нравилось. А какого хрена, она тут практически из-за неё подралась, а она снова возится с этой своей… Её это тоже касается, да конечно! Почему тогда её не конвоируют, как особо опасную преступницу, которая всё это и затеяла? Почему её не тащат за руки и даже не смотрят в её сторону? Она же ведь может спокойно свернуть куда-нибудь в сторону и исчезнуть, чтобы не объясняться. Даже если на то пошло, почему на эшафот ведут не преступника, а потерпевшего? Агата, хоть и еле ходит, сама сможет дойти, чтобы наговорить всякого, для того чтобы наказать обидчицу, а она и сбежать сможет. Где тут вообще логика? Конечно, тут вино замешано, как она вообще может тут присутствовать? В таком же невзрачном настроении Жук доползла до кабинета, у которого её с такими же недовольными лицами ожидали нервная Александра и потрепанная Агата, приводившая растерзанное гнездо на голове в порядок. — Ой, какие недовольные все. — Буркнула в их сторону Соня, которую подтолкнули вперёд, как зачинщицу. Вероника Андреевна, сегодня в отличном расположении духа, увидеть такую компанию в таком виде явно не ожидала, поэтому так привстала и даже ничего не сказала в первую пару секунд. Соня, портящая своим крайне недовольным видом всё настроение, да и атмосферу в помещении в принципе, бросила на неё очень красноречивый взгляд, полный ненависти ко всему живому и просьбы не обвинять её во всех смертных грехах хотя-бы здесь. Перед широким столом из лакированного темного дерева стояло два стула, на один из которых голубоглазая и уселась, поначалу намеревавшись закинуть на второй ноги. Но до того, как она успела это сделать, на него опустилась полуживая Агата, которая подобной злобой не отличалась. Александра Олеговна встала меж ними чуть поодаль и с крайне важным видом скрестила руки на груди, делая вид крайне озабоченного дисциплиной педагога. — Эм… мне стоит спрашивать, что произошло? — Снова опустившись в кресло и чуть обдумав обстоятельства появления этих боевых ранений, пробормотала Вероника Андреевна. — Нет. — Хрипло буркнула Соня, обиженно вжав голову в плечи. — А вообще-то, по-моему, ещё как стоит. Мне очень интересно, что там вообще произошло, если всё закончилось этим. — У меня к тебе тот же вопрос. Какого хрена ты уроки не ведёшь сейчас? У тебя в расписании сегодня окон вроде бы не должно быть. — А вот стрелки переводить и отвечать вопросом на вопрос нехорошо. — Так… подождите… а по порядку можно? Что произошло? — Да вот подраться кое-кто решил средь бела дня. Жук, что за дела, а? — Изо всех сил стараясь сделать возмущённый таким дерзким поступком вид, хмурилась Александра, вымогающе трепля безмолвно обижающуюся Соню по плечу. — А кто-то средь бела дня решил… всю вину на меня свалить. И вот запомни, я тебя не сдаю, как крыса какая-нибудь! — Яростно скинув руку с плеча, рыкнула девочка и, ещё сильнее нахохлившись и вжав голову в плечи, отвернулась к стене, подальше от всех остальных присутствующих. — А мы не обо мне вообще-то говорили. Драку не я устраивала. Давайте лучше Агату спросим о том, как это всё вообще началось. А? Агата испуганно вздрогнула, когда её призвали к ответу, тряхнув за плечо, но ничего не ответила. Так и продолжала пялиться в стол пустыми глазами и автоматическими движениями потирать рассечённую бровь, на которой алым наростом запеклась кровь. Видимо до этого бедолагу никто и пальцем не трогал, а сейчас без предупреждения отходили так, что на одну ногу наступать больно, на растрепанные волосы страшно смотреть в зеркало, а на лицо и подавно. Ещё и белый воротничок на платье придётся от собственной крови отстирывать. Наверное, при взгляде на неё и на её обидчицу сразу становилось понятно, кто из них нападал, а кто только пытался защититься. У Сони буквально на лице было написано, что она ни о чем не жалеет и даже гордится собой, хоть и пытается делать крайне обиженный и оскорблённый вид. В то время как её одноклассница с опустошенным видом сидит рядом и даже как-то не так смотреть в её сторону боится, чтобы не схлопотать пару пощёчин сверху. — Это… это она на меня просто так набросилась, я вроде вообще ничего не говорила! — Словно по щелчку пальцев девушка вдруг пришла в себя и косо обернулась на одноклассницу. — Я вообще… я просто сказала правду, что она в… — Тебе ещё раз вломить или ты всё-таки сегодня научишься фильтровать базар?! — Жук снова сорвалась с цепи и дернулась в сторону второго стула, намереваясь оставить на таком же искаженном злобой лице ещё пару царапин. — Так, давайте без рукоприкладства, мы же культурные люди, да? По крайней мере большинство. — Между двумя скалящимися друг на друга школьницами снова вклинилась уже красная от перенапряжения Александра, разводя их в стороны как сцепившихся на улице собак. — Подождите, из-за ваших выяснений отношений понятнее не становится. — Устав слушать эти попытки перекинуть ответственность друг на друга, Вероника Андреевна тихо ударила кулаком по столу, прося хотя-бы не перебивать и не молчать потом с напряженным видом. — Жук, что случилось-то? Я по тебе вижу, что ты не просто в сторонке стояла. Александра Олеговна сделала очень страшное лицо, просящее раскаяния во всех преступных деяниях, и скосилась на сжавшуюся Соню, на что та только обиженно фыркнула и снова отвернулась, опять потеряв всё желание говорить. В помещении вновь воцарилось неловкое молчание, Саша языком жеста пыталась выпросить у Сони раскаяния, Соня молчаливо бастовала против присутствия на допросе тех, с кем она на него пришла, а Агата, судя по всему, просто хотела домой. — Так… я отчаянно не понимаю, почему, если в этом году происходят всякие неприятности, в них всегда замешаны именно вы двое? Между вами химия такая сильная, раз вы попадаете в происшествия только вместе? — Теперь пришло время Соне делать очень страшное лицо и мимикой просить директрису не продолжать мысль последнего предложения. — А что тогда? Что мне с вами обеими делать? Одна не хочет говорить, другая не хочет говорить, теперь ещё и третью ко мне привели. Вы там шведскую семью из разбойников собираете? — Да тут такое дело, понимаете… — Так и не дождавшись слов от Сони, замялась Александра, стараясь придумать правдоподобную отговорку своему отлыниванию от работы. — Молчите. Если здесь и сейчас говорить не хотите, будете объясняться по отдельности. Александра, прости господи, Олеговна, отведите девушку в медпункт. Завтра перед первым уроком ко мне на ковёр, посмотрим, что вы об этом расскажете. Жук, поняв, что её с допроса не выпускали, распрямилась и сделала лицо чуть попроще, когда за девушками сзади хлопнула дверь. — Ну? Боец раненый. Чего на одноклассников кидаешься? Не надо мордочку свою делать, думаешь не знаю, что ты первой полезла? Соня снова обречённо поникла и, скрестив руки на груди, сползла по стулу чуть вниз, так, что со стороны директрисы была видна только голова. Теперь ей приходилось придумывать отговорки, чтобы оправдать это нападение. — Всё, видишь, никого нет. Рассказывай давай. А то, как рассказывать в восьмом классе о том, как ты разнесла подсобку уволившемуся после тебя Михаилу Викторовичу, так это ладно, а когда располосовала лицо только-только пришедшей новенькой, так нет. Как будто я тебя ругаю за всё подряд. Ты вообще как-то редко заходить ко мне стала, что происходит? — Да так… она сама напросилась. И вообще, я её предупреждала, это она сама всегда нарывается! — А как нарывается-то? Что она такого сказала? — Хрень полную сказала. — Так… когда у тебя от меня были какие-то секреты? Что такого она говорит, о чем мне не стоит знать? — Жук всё равно молчала как партизан и подозрительно избегала зрительного контакта с глазами напротив, которые пытались заглянуть в душу и вычитать эту великую тайну там. — Я ж ведь всё равно узнаю. Я завтра Агату позову, она мне наверняка расскажет, о чем ты сейчас молчишь. — Да говорит постоянно… что я якобы в физичку нашу втюрилась и всё такое. Но я вообще не понимаю, почему она б….блин, так в этом уверена! Она вообще-то только недавно пришла, а меня неделю нет, и она вот этот бред несёт, а ещё трётся около неё постоянно и чуть ли жопу ей не лижет! И вообще она меня бесит! Пришла такая, я вся такая фифа, и буду всем отказывать и не отказывать только ей, потому что, видимо, других развлечений в жизни нет, кроме как меня бесить! Почему вообще всяких тварей переводят именно к нам? Почему нельзя их в какой-нибудь «Г» закинуть, она там как своя среди своих будет! — Стой, стой, стой, остановить словесный понос. Говорит, что ты… влюбилась вот в только что ушедшую Александру Олеговну? — Не идёт ей кличка по имени и отчеству. — Да подожди, серьёзно? — Ну Вероника Андреевна… — Сделав крайне печальную мордочку и положив подбородок на стол, Жук подняла на недоумевающую собеседницу осуждающе-не верящие глаза. — Ну, и вы туда же? Ну какой мне, а? У меня нет сердца, а они все какую-то хрень молотят. Позорят только. — Но если это всё не правда, чего ты тогда на них с кулаками кидаешься? Раньше про тебя вроде тоже много чего говорили, ты же не дралась. Может и порывалась, но было же никогда. Было же, значит, что-то, что задело. — Прост она меня бесит. И все меня бесят, кто так говорит. Почему они считают, что знают лучше меня, кого я люблю, а кого нет? И умею ли вообще. — Людям свойственно распускать слухи. Если они не правдивы, не обращай на них внимания, и они сами скоро перестанут, а если правдивы… то тоже не обращай внимания. Ты же их слова только подтверждаешь. И, знаешь, что скажу? Глядя сейчас на тебя, правда создаётся ощущение, что ты не на пустом месте бесишься. Ты же вон сама говорила, что не крыса, чтобы выдавать её или как ты там говорила? Почему ты не хочешь рассказать, в чем она провинилась, если это имеет отношение к ситуации? Не с конкуренцией ли ты борешься, если говоришь, что тебя бесит то, что она постоянно вокруг да около трётся? — Просто я пыталась сообщить о важной проблеме, а она вокруг ходит и говорит: не отвлекай нас своими проблемами, иди кому-нибудь другому расскажи. — Снова надувшись и нахохлившись, Жук потупила глаза в пол, держась изо всех сил, чтобы не разреветься, не убежать и не начать орать, и чтобы это не произошло одновременно. — Меня убить могли, а её волнует только… неважно. Какого хрена мне мешают с классным руководителем разговаривать? — Ну-ка… о какой проблеме? — Вероника Андреевна насторожилась и выпрямилась, сложив руки в замок. — Да сегодня вот этот новенький… Рома, который. С ножом сегодня пришел, и чуть одного из наших не зарезал. Ей-то все равно, её на уроках сегодня почему-то не было, а я еще пожить хочу! Желательно без вот таких вот психов в классе. — Нож? Неужели? Прямо нож? — Прямо нож, и я им об этом не раз сказала, а они… а им вообще всё равно было! Сказали сидеть в углу, и типо тогда он не нападёт. — Подростки с ножами… я займусь, посмотрим. Если у него действительно найдут нож или что-нибудь похуже, это же инспектора, ещё и из участка придётся вызывать. Чтобы у нас по школе с ножами разгуливали! Это когда вообще такой беспредел был? — Женщина вытащила из стола блокнот и принялась что-то старательно там записывать, как будто о такой вещи, как школьник с ножом, можно легко забыть, не занеся в ежедневник. — Но вообще… согласись, драка же произошла не из-за того, что твои рассказы про опасность никто не выслушал? — Д-да при чем тут это? Мы вообще не об этом говорим. — Мы говорили об этом пару минут назад. Я же вижу, что ты какая-то нервная и помятая сидишь, не просто же так это. Раньше могло и не такое происходить, ты же так не реагировала. — Вы специально, да? — Жук снова сжалась и стала какой-то слишком маленькой для самой себя, глядя на хитро ухмыляющуюся директрису, которая будто всю жизнь ждала момента, когда можно будет поиграть в сваху и поговорить с кем-нибудь о неразделённой любви, даже если это всё слухи и вообще неправда. — Я просто хочу знать, всё ли хорошо и могу ли я чем-то помочь. Может там… не знаю, заставить обратить на тебя внимание, поговорить серьёзно, чтобы тебя так больше не игнорировали, оставить вас обеих полы после уроков драить или… эй, стой, куда? Прежде, чем Вероника Андреевна закончила оглашать свой список вариантов помощи в такой ситуации, Соня скривилась и внезапно подорвалась с места и убежала к двери, не сумев дослушать из-за бесновавшихся внутри эмоций. Она же ей русским языком говорила, что все эти слухи про эту глупую любовь — всего лишь слухи и не стоит к ним прислушиваться, тем более советовать всякую хрень из-за них потом. Она надеялась, что её хоть тут выслушают и поймут правильно, а не сведут всё к насмешкам над нелепыми случайностями, которые все почему-то сводят к чувствам, которых нет и быть не может. Не реагируя на просьбы вернуться и не ломать комедию, Соня выбежала из кабинета, почему-то не видя перед собой ничего. Наверное, снова сваливать с уроков будет как-то некрасиво, скорее всего просто успокоится и придёт в себя где-нибудь в туалете, потом вернётся мрачнее тучи на уроки. Вот если бы умудрилась перцовку дома забыть, была бы вполне уважительная причина, чтобы прогулять, когда в классе сидит психопат с ножом, а защититься от него никак особо нельзя. Почти добежав до крыла, в котором располагались туалеты, школьница с размаху врезалась во что-то, не рассчитав угол заноса влево на повороте. — Ай! Блять… чего носятся всякие на переменах, как эти… О, чего это тебя так рано отпустили? — Впереди стояла уже надоевшая за сегодня Александра Олеговна, видимо сплавившая одну ученицу в медпункт, а теперь идущая подслушивать ход дел у второй, чтобы хотя-бы знать, насколько сильно она посвятить начальство в её темные делишки. Жук, видимо ударившись слишком сильно о чужие выпирающие рёбра, морщась стояла спереди и держалась за грудь, будто не влетела в девушку с разбега, а упала на неё с третьего этажа. — Эй-эй-эй, стой, чего сказала-то там? А о чем спрашивали? — Только оклемавшись, школьница снова рванулась бежать подальше от этого источника неприятностей, но её, на удивление, крепко схватили за локоть и остановили на месте, позже прижав к себе, чтобы не вырвалась на свободу, отбросив руку, как ящерица. — Тихо, тихо, тебе успокоительных каких-нибудь дать, может, а? Скажи просто, о чем спрашивали. Я твой классный руководитель в конце концов. — Про твою наркоманию ничего не спрашивали, расслабься. — Всё-таки сумев сдержать эмоции и слёзы, прохрипела Соня, беспомощно повиснув на чужих руках. — Но это не значит, что тебя об этом завтра не спросят. Саша, кряхтя, перевернула обмякшую девочку к себе лицом, по-прежнему не переставая маниакально прижимать к себе. — Но ты же не сдашь своего любимого учителя в случае чего, да? Этот безобидный подкол почему-то задел за живое, опрокинув чашу терпения, Жук одним резким движением вырвалась, и в следующую секунду щеку старшей обожгла смазанная пощёчина. — Как вы все меня заебали… Прежде, чем она успела разогнуться, потирая алый отпечаток от ладони на бледной щеке, голубоглазой уже и след простыл, слышался только отдалённый топот по коридорам. Жук, по правде сказать, сама не до конца поняла, зачем надо было пиздить ещё и Александру, но после того разговора с Агатой казалось, что ей всё рассказали, и она сейчас специально над ней издевается, ещё и пройти не давая. Просто рука зачесалась, и вот так получилось. И вообще она заслужила, если бы работу свою выполняла так, как надо, не было бы ни драки, ни похода к директору. Пусть у этого директора завтра сама за себя и отдувается. Надо было думать, прежде чем абсолютно бесстыдно жрать всякие таблетки на рабочем месте.