Люблю тебя, больше чем БДСМ

Проклятые соседи, почему никто хотя-бы не посмотрит в глазок, чтобы узнать, что за бомбежка около двери рядом происходит. Снова никого живого рядом, только этот псих за дверью, которая держится из последних сил, и слишком сильно он хочет проникнуть в квартиру, чтобы успокоить ревущую одноклассницу, которая сегодня по пути домой не заметила за собой преследования. Дрожащий комок, небрежно укрытый одеялом, сидел на самом краю кровати и приглушенно скулил, боясь оборачиваться назад. За спиной слышалась возня и грохот ударов о дверь, не утихающий уже полчаса, если не больше или меньше. Время текло как-то странно, совсем не ощущалось, часы висели где-то сверху, куда поднимать взгляд было страшно, а эта долбежка все никак не утихала. Казалось, что она застряла во временной петле, которая все повторяется и повторяется уже не первый час. — Уйди… уйди, уйди, уйди… — Глотая слёзы, бормотала эту странную молитву себе под нос Соня, нервно расчесывая согнутые в коленях ноги. Слёзы текли уже сами собой, хоть на то, чтобы их из себя выдавливать, сил совсем не осталось. В один момент грохот из прихожей вдруг стих. Совсем, даже простой возни или шаркающих шагов около двери не слышалось. Когда в воспаленном сознании всплыла мысль об этом, где-то сзади вдруг совершенно отчетливо хлопнула дверь, и неторопливые шаги слышались уже по её внутреннюю сторону. Наверное, звучные причитания привлекли внимание зашедшего, и тот, поколебавшись минуту, двинулся прямо к самой последней комнате, откуда и доносилась тихая молитва из одного слова вперемешку с вымученными всхлипами. Не успела Жук испугаться, как на плечо, накрытое одеялом, легла чья-то ладонь. Может быть, ей показалось, может быть, она совсем сошла с ума, ведь как этот псих мог пробраться в квартиру, не разнеся дверь в щепки, но ощущение чьего-то присутствия рядом и лежащей на плече ладони было слишком явным, слишком реальным для того, чтобы думать о том, что это просто смесь ужаса и самовнушения. Соня вскрикнула что-то невнятное, и, извиваясь подобно змее в приступе судорог, попыталась бежать, что получалось откровенно плохо. Запутавшись в одеяле, она в ту же секунду с хриплым криком свалилась на пол, больно приложившись головой о подоконник, находившийся рядом. Девочка беспомощно свернулась в клубок и выставила перед собой руки, надеясь, что на неё сейчас не кинутся с ножом или ещё чем-нибудь острым. Голова от удара болела теперь ещё сильнее, откуда-то сверху снова появилась пара ладоней, хватавших её за трясущиеся руки. Когда её почти обездвижили, Жук снова жалобно взвыла и наконец распахнула залитые слезами глаза. Но вместо ожидаемой пары разных глаз над собой она увидела перепуганное лицо матери, которая видимо слишком удивилась доносящимся из комнаты дочери рыданиям. Спокойнее от этого не стало, и пока женщина ошарашенно разглядывала обезумевшую дочь, которая все пыталась вырваться и забиться в угол, Жук продолжала вопить и махать руками из последних сил, как бы больно из-за ушибленной головы не было. — Уйди! Уйди-и…! — Тихо, тихо, ты чего? — Наконец-то чуть придя в себя, пробормотала женщина, чуть отпустив тонкие руки, когда они перестали так яростно сопротивляться. Соня беспомощно распласталась по полу и когда её попытались с него поднять, на ноги встать не смогла и только поползла на четвереньках куда-то вперед, как бы её не пытались поднять обратно на кровать. Лоб дико саднило, голова теперь разрывалась не только изнутри, и её такую почти убитую и помятую кое-как всё-таки посадили на край кровати в кучу смявшейся простыни. — Что тут происходит? Кого ты сюда привела? — Когда Соня перестала душераздирающе вопить и поливать блестящую зону декольте остатками слёз, спросила тоже не особо спокойная женщина. Странно, что она не ушла сразу же, как это было обычно, даже не верилось, что какие-то слезы заставили её наконец-то обратить свое драгоценное внимание на своего же ревущего ребенка. Жук на вопрос не ответила, не желая даже упоминать того, кого она сюда «позвала». Как это вообще объяснить? Что одноклассник, который преследует её уже не первый месяц, проследил за ней до дома и потом полчаса долбился в дверь, пытаясь то ли проникнуть в квартиру, то ли просто напугать? А причина у него какая? Да никто причину не знает, даже он сам, наверное. Да и не нашла бы она в себе сил объясняться прямо сейчас, она до сих пор не отошла от всего пережитого, а сейчас опять все это ворошить надо, чтобы ей опять ни коим образом с этим не помогли. — Эй? Что случилось? И что за высокое искусство у нас на входной двери, позволь поинтересоваться? Жук думала, что под «высоким искусством» имелись в виду грязные следы от ботинок на нижней части двери. Но на фоне реальности, которую ей вскоре решили продемонстрировать, эта пара следов была вообще не заметна. Дверь была старенькой, железной, отскакивая от неё, удары становились в два раза громче. И с того ужасного дня прямо посередине каким-то гвоздем была выцарапана кривая надпись «I know». Позже Жук сумела объяснить, кто и когда это сделал. Когда ей ко лбу приложили кусок мяса из морозилки, а после прикрыли марлевым пластырем. Когда её снова оставили дома, потому что с температурой под сорок и не прекращающимся истерическим бредом в школу её отправлять было просто опасно. Её не водили по врачам, потому что некому было — мать уехала на следующий день, не уточнив, сделает ли она что-нибудь со всем этим, и, в частности, с надписью на двери. Но и без того было понятно, что в таком состоянии идти куда-либо, (что уж говорить о школе), явно плохая идея. Жук снова лежала с температурой, которая все никак не спадала, вероятно, ещё и из-за постоянной тревоги. Постоянный страх снова услышать настойчивый стук в дверь как поселился в её комнате, так и не хотел её покидать. Этот псих же теперь знает, где она живет. Он может в любой момент заявиться и снова стучать, чтобы просто напугать. Она тут совершенно одна, ещё и в таком плохом состоянии, отличный шанс прийти и довести до крайней стадии панического безумия. Но по прошествии практически недели никто так и не пришел, ни мать, ни псих-одноклассник. Она даже не вспомнила, что и когда в последний раз ела. Принести ещё что-нибудь в холодильник было страшно, да и не было на это сил, к тому же есть не хотелось, что было ещё одним симптомом этой странной болезни. Когда стало чуть лучше, в ход пошли сериалы, скрашивавшие одинаковые дни и отвлекавшие внимание от ожидания стука в дверь. И снова что странно; раньше она с них только смеялась, даже слегка презирала, если там сюжет вертелся не вокруг исключительно физической любви. А сейчас привычной неприязни не возникло. Интереса и любви к такому тоже не было, скорее просто хотелось посмотреть, как это бывает и как это должно быть. Странно, что сериалы про любовь и сопли вообще снимают, таких случаев случается крайне мало, да и никому особо не интересно. Наверное, для таких, как она и снимают. В реальной жизни такого нет, а посмотреть, как это бывает, хочется. Тем более, если на что-то такое в собственной жизни рассчитывать глупо. Прошла ещё где-то несколько дней, а она совсем раскисла, превратилась в дышащую массу, которая только и могла, что лежать, таращиться в экран ноутбука, показывающий какую-то сопливую мелодраму, и иногда поливать несчастную подушку под головой слезами. Рано или поздно из этой зоны тревожного комфорта придется выйти; на дворе уже конец апреля, скоро май месяц, а там куча всяких финальных экзаменов и прочей нервотрепки, ради которой всё-таки придется идти в школу. А сдаст ли она хоть один из экзаменов такими темпами? Вряд-ли. До этого момента она привыкла зарабатывать оценки своим телом и своей компанией, а теперь её исхудавшее и побледневшее тело годится только на то, чтобы лежать вот здесь и собирать на себе насмешливые взгляды. Да и не хочется ничего. Не хочется идти к этим извращенцам в старых кардиганах, которые привыкли плохо объяснять уроки, чтобы легче найти себе компанию для приятного досуга. Может быть, если бы получилось, у неё бы вышла пятерка по физике, да и только по ней. И это вряд-ли, для этого нужно дойти до кабинета физики и непосредственно поговорить с его обитательницей, а на это сил даже в фантазиях не хватало. Как классный руководитель эта обитательница будет обязана самостоятельно отыскать ученицу, у которой неаттестация почти по всем предметам. Но от этого ситуация лучше не становится. Всё равно это будет только для того, чтобы отделаться от вопросов Вероники Андреевны по поводу того, почему это у способной школьницы вдруг так упала успеваемость. О чем она вообще мечтает, если ей несколько дней назад прямым текстом сказали, что она и её неизлечимая болезнь будут мало того, что осмеяны, так ещё и отвергнуты самым жестоким способом. После такого даже мечтать становилось больно, не то, что планировать какие-то действия. За окном теплеющий апрель, а в комнате холодно, будто март всё ещё прятался за толстой стеной дома и водил по ней своими холодными руками. Может, надо было просто проветрить, а может это уже какая-то болезнь на фоне стресса и истощения, кто его знает. Даже под одеялом ноги в любимых носках мерзли и были какими-то ледяными, и когда в доме внепланово отключили отопление и электричество на пару часов, Жук жалобно сжалась в комок и обняла саму себя дрожащими от холода руками, отгоняя от себя невесть откуда взявшиеся мысли о том, что хотелось бы, чтобы на месте своих рук были чьи-то чужие. Чтобы согревало не два теплых одеяла, а чье-то горячее дыхание на шее, чтобы кто-то сжалился и принес ей чего-нибудь поесть, ну или заварил последний оставшийся доширак, на худой конец. Сейчас даже противится таким мыслям было лень. Хотя, пусть лучше никто не приходит, а то припрется снова тот псих с ножом, вообще отлично будет. Где-то в другом конце квартиры тихий звон дверного звонка прорезался сквозь тонны плавающей в воздухе пыли. Соня нервно вздрогнула и вжала голову в плечи, не покидая своего спасительного ложа. Снова он? Почему тогда стук такой тихий? Не его почерк вроде бы. А кого ещё к ней могло занести в такое время? Кому она нужна? Или это какие-нибудь счетчики проверять пришли? Если да, то и им она не откроет, мало ли, что эта проверка сможет с ней сделать в таком состоянии. Минуту постояла тишина, и звон снова повторился, такой короткий и неуверенный, точно не те тяжелые удары, стремившиеся снести дверь с петель. Хоть и было понятно, что это не псих-одноклассник, Жук с места не поднялась, только сильнее ткнулась лицом в подушку, чтобы не слышать звуков и не думать о них. Скоро они прекратились, и когда снова стало спокойно, на телефон, стоящий уже давно на беззвучном режиме, пришло сообщение. Снова сообщение странными исковерканными буквами? Но за дверью же вроде не он? Превозмогая тревогу, девочка все-таки подцепила краем ладони телефон и взглянула невидящими глазами в тусклый экран. Там, к величайшему облегчению, не нашлось короткого номера из четырех цифр. Это была короткая просьба открыть дверь и не делать вид, что никого нет дома, как бы ни было неожиданно, от самой Вероники Андреевны. Вроде бы её аккаунт, который в друзьях уже несколько лет, доверять же можно? А вдруг это он взломал её и теперь просит открыть ему дверь? Откинув параноидальные мысли о изощренных методов выманивания её из дома, Жук, не скидывая с плеч одеяла, на цыпочках поплелась к двери, вспомнив о том, что на двери вообще-то есть глазок. Он вроде бы подводить не должен. Стараясь не шуметь даже собственным тяжелым дыханием, Жук на цыпочках подползла к двери и осторожно примкнула к глазку, будто боясь, что сейчас же из него вылетит пуля или какая-нибудь острая штука. Но ничего такого не случилось, за дверью нарисовалась Вероника Андреевна, в обеспокоенных чувствах и своем легком алом пальто. За ее спиной никаких посторонних вроде бы не было, у горла нож никто не держал, в висок пистолетом не тыкал, все казалось нормальным. Только вот что ей тут делать незадолго после окончания уроков, еще и лично, а не через какого-нибудь посредника? Чуть помявшись, Соня все-таки тихо отперла дверь и так же трусливо выглянула в коридор, судорожно сжимая дверную ручку. — О, знала ведь, что ты дома. — Стараясь сохранять выражение лица более мягким и дружелюбным, не подпуская былого беспокойства, хмыкнула женщина. — Зайти-то пригласишь? Разговор есть. Жук ничего не ответила, но дверь отворила пошире, кутаясь в свое спасительное одеяло. Гостья, видя явно не пышущую энергией девочку перед собой, услужливо сняла пальто и сапоги и проследовала в дальнюю спальную, чтоб не держать ее на холодной кухне. — Ну, рассказывай. Что происходит? Почему тебя нет в школе последний месяц, а аттестат и аттестатом назвать нельзя? — Болею. — Явно не соврав, буркнула Жук в ответ. — Целый месяц? В больницу ходила? — Отрицательный кивок. — А в чем дело? Надо лечиться, если все так плохо. Проваляешься вот так еще всю жизнь, на второй год останешься, и дальше по накатанной. Делать что-то планируешь? — Это не лечится. — Рак что-ли? А ты вообще пыталась? Диагноз себе тоже сама поставила? — Нет, там сложно все. — Ну, постарайся объяснить, не дура, может быть и пойму, что там такого сложного, с чем врачи не справятся? Тут Соня замялась и помрачнела еще больше, явно не зная, как объяснить происхождение этой болезни, да и сам факт ее присутствия. — У моей классной спроси. — А при чем тут она? С каких это пор она у нас все знает? — Да в том и дело, что она ничего не знает! И не хочет знать! Потому что всем похуй на меня. — Не выдержав этого допроса всхлипнула Жук, все глубже залезая в кокон из одеяла, чтобы не показывать своего чрезмерного напряжения. Как бы не хотелось по-прежнему держать все в секрете, сейчас вся эта неизлечимая болезнь рвалась наружу. Все-таки директор в школе главенствует, может быть, знает, что там происходило, пока её не было. — Кому тут все равно на тебя? Я пришла сюда, чтобы посмотреть, что с тобой творится, если ты так странно себя ведешь и не ходишь в школу, кому тут все равно на тебя? Не значит ли, что я волнуюсь? Ты ко мне не заходила со второго триместра, что случилось? Стало нечего клянчить или я стала слишком старой для тебя? — Да нет… не в этом дело. Я ни к кому другому и не ходила за это время. Мне Денис чуть весь мозг не вынес, все ходил за мной, и не обращал внимания на то, что я несколько раз уже говорила, что не хочу. — А почему не хочешь? — Женщина закинула ногу на ногу и нервно потерла рукой подбородок, почти не узнавая в этом забившемся в угол существе свою энергичную и жизнерадостную девочку, которая из-за каких-то неведомых обстоятельств увядает прямо на глазах. — Что должно было случиться, чтобы сама Соня перестала хотеть трахнуть все, что движется? — Да вот… что-то случилось. Я сама не знаю. — А при чем тут Александра Олеговна тогда? Какая-то она тоже странная совсем стала… будто помешалась. Я когда в первый раз её увидела, она показалась такой порядочной, ответственной девушкой, а сейчас ведёт себя так странно. Постоянно от меня шарахается, даже когда я просто мимо прохожу, даже весь наш преподавательский состав это заметил. С ней даже поговорить нормально не получается, постоянно куда-то уйти пытается. Не знаешь, что с ней? И почему вообще надо про твоё состояние спрашивать у неё? Соня наконец-то подняла снова намокшие глаза на гостью и с недоверием её оглядела. Ну вот, все начали замечать, даже сама директриса. Такими темпами Александра до следующего учебного года в школе не продержится, скоро точно кто-нибудь заметит. Употребление всяких препаратов никогда не остаётся незамеченным. И что, ей сейчас вот так просто все рассказать? Возможно, так будет лучше, может ей окажут какую-нибудь помощь или на худой конец просто уволят, пока она прямо на глазах у школьников не схватила передоз. Но как же? Она так просто её сдаст? Нехорошо как-то это. Да и не хочется. Вдруг её за такое вообще в тюрьму посадят? Но если так и дальше пойдет, она имеет все шансы скончаться от своего образа жизни уже через год. Наркоманы живут не особо долго. Ведь если она скажет или сама попросит, ей помогут как-нибудь избавиться от зависимости? Но её же просили никому не говорить, даже если будут настаивать. Что делать? — Нет… не знаю. Меня же не было последний месяц… — Как бы выкручиваться она ни пыталась, лицо наверняка буквально кричало о том, что она врет. И Вероника Андреевна наверняка это заметила. Заметила, но дальше докапываться не стала, видимо не желая уводить разговор не в то русло и раздражать ещё больше. — Да? Мне кажется, что это раньше началось. Так почему она должна знать, что происходит с тобой? — Я не знаю, просто вырвалось, ничего она не знает. Просто болею и все, может просто простудилась где-то. — А ты в курсе, что некоторые болезни могут появляться по причине психосоматики? На фоне большого стресса или переживаний. Скажи, она вела себя как-то агрессивно по отношению к тебе? Шантажировала или может угрожала чем-то? Я никому не скажу, можешь мне верить. Если она представляет для тебя опасность, я сделаю все, чтобы её наказали по всей строгости закона. Если ты так и захочешь, я никому не расскажу, и мы сделаем что-нибудь сами. — Н-нет, всё нормально, она ничего, просто… просто это я… я… — После проклятого «я» рот искривился в болезненной судороге, и Соня только беспомощно захрипела, пытаясь договорить предложение. Но оно застревало где-то в горле, отказываясь выходить наружу даже в виде тихого-тихого шепота. — Мы просто трахались иногда и… и потом что-то случилось, я не знаю… и оно… и оно не проходит, я не знаю, как от этого избавиться. Я хотела, но не могла и… а она тогда только посмеялась и ушла… и… Когда Жук слишком сильно затряслась и весь этот ритуал признания стал походить на эпилептический припадок, до Вероники Андреевны, не понимающей, что ей хотят донести, наконец-то дошло, что надо это остановить. По и без того красным щекам снова покатились слёзы, а из горла снова вырывался только сиплый свист и обрывки каких-то слов. — Так, тихо, тихо, хватит. — Женщина затрясла ревущую девочку за плечо, призывая не говорить больше. — Хватит, я вроде и так всё поняла. Ну тихо, тихо, принести тебе воды? За водой пришлось идти на кухню и заодно захватить пачку бумажных полотенец, чтобы вытереть мешающие слёзы, разъедавшие глаза. Ещё пару минут пришлось успокаивать, чтобы продолжать диалог, пока Жук не перестала раскачиваться туда-сюда и отворачиваться, пряча заплаканное лицо. — Всё, успокаивайся… Молодец, что сказала, обещаю, об этом никто не узнает. — И она…? — И она тем более. Слушай, что бы ты не думала, всё с тобой нормально. И чувствовать что-то тоже нормально, не надо себя за это корить. — Я не… — Не надо. Я все понимаю, уже давно начала замечать, что ты к ней неровно дышишь. Я не буду тебя заставлять признаваться во всем, ты и так уже все сказала. Не нужна нам ещё одна истерика тут. Ты пыталась ей об этом сказать? — Н-нет, она и так… посмеялась надо мной тогда. Я не хочу… чтоб она снова… — Ладно, наверное, пока что и не надо. Странно, при виде на неё кажется, что вот кто угодно, но не она, может вот так посмеяться над кем-то. — Да конечно. Это я ей ещё ничего не сказала. — Даже перестав проливать слёзы, безрадостно хмыкнула Жук, ткнувшись красным носом в одеяло. — В любом случае, знай, что испытывать что-то такое — абсолютно нормально. Мы все люди, все хоть раз это чувствовали. Просто сейчас почему-то принято считать чувства слабостью. Я вот в разводе уже второй раз. Люди часто делают больно, грустно, что мы всё ещё не потеряли возможность любить их. Лучше бы просто и дальше довольствовались сексом без обязательств. Ладно… если ты не собираешься признаваться в том, что лю… — Из-за снова скривившейся физиономии Сони пришлось прервать слово на середине и перейти ближе к делу. — Кхм, даже не знаю, как ты тогда собираешься бороться с этой проблемой. Не думаю, что она догадается сама. — И не догадается. И не узнает. — М-да… даже у меня всё не так плохо было в первый раз. Я поговорю с Александрой, она больше не будет смеяться. А если посмеет, я её самолично заставлю драить после уроков этажи вместо уборщицы. Ты давай выздоравливай и возвращайся в школу хотя-бы на последний месяц. Если «это» всё, что тебя волнует, скоро всё будет хорошо. В конце концов ты её сейчас даже не видишь, скоро поправишься. — Вообще… это… не все. — Высунувшись из одеяльного кокона, пробормотала Соня, когда Вероника Андреевна уже собиралась уходить. — А? Что ещё? — Та сразу же опустилась обратно на край кровати. — Вы… видели, что у нас на двери написано было? — Ну да… я думала, что это ты постаралась. Что это тогда за письмена доисторическими скребками? — Это… сюда неделю назад приходил новый одноклассник… Рома, фамилию которого нам даже не сказали ни разу, по-моему. Он уже несколько месяцев пишет мне… какую-то хрень, и постоянно ходить за мной… Он уже ломился в дверь, когда мы были у Жени, и приходил в школу с ножом, и вообще он псих полный! Он как будто хочет меня с ума свести, как специально. — Подожди, тот самый, на который вы уже жаловались? Он до сих пор тебя в покое не оставил? — Нет, все только хуже стало! Мама пришла сюда прямо после того, как он ушел. Все говорят, что улик никаких нет и в полицию обращаться не вариант. В подъезде и на улице камер не было, а ножа у него не нашли, и ни в чем его нельзя обвинить. — Да, я уже видела. Все считают его странным, но инспектору субъективного мнения недостаточно. — Он точно убьёт меня… — Так, не переживай. Можно же установить камеру над дверью на случай, если он захочет ещё раз прийти прямо сюда. — Не удивлюсь, если она на следующий день магически исчезнет. Такое уже не раз бывало. — Да ладно, не волшебник же он в конце концов. Ладно, не волнуйся зря, а то так не вылечишься никогда. Короче, жду тебя в школе через неделю, попытаемся с твоими оценками что-нибудь сделать. Я попытаюсь как-нибудь повзаимодействовать с родителями этого психа, но кажется мне, что радикально это ничего не изменит. Но ты не волнуйся, вашу дверь он открыть не сможет. Но на всякий случай закрывайся на внутренний замок. От этих предостережений легче не стало, и Жук только снова закуталась в одеяло, испуганно опустив глаза в пол. Сказав ещё пару напутствий на прощание, Вероника Андреевна ушла, оставив школьницу дальше валяться в одиночестве. После разговора вроде бы стало чуть полегче, хоть слова о том, что чувствовать что-то, помимо желания, нормально, ситуацию не поправили. Даже если это нормально, Саша её динамить и смеяться не перестанет. Несмотря на это, бесплатная консультация с самопровозглашенным психологом помогла, и через неделю Жук уже собиралась в школу, напряженно поглядывая в окно, за которым стояли уже зеленеющие деревья. От Ромы не было ни слова, ни стука, и Соня даже успела чуть успокоиться, хоть всё равно постоянно проверяла новые сообщения и поглядывала в окно. Но внизу никаких наблюдателей не было, в дверь никто не долбился, сообщений странным шрифтом не писал. Решив не идти в школу к одноклассникам, которые наверняка её потеряли, в помятом виде, она наконец-то вытащила из уже запылившегося шкафа что покрасивше и даже потрудилась накраситься как раньше. Хоть она уже не выглядела так, как пару месяцев назад, вроде выглядело довольно неплохо. Короткие шорты и топ, поверх которых было накинуто полностью прозрачное платье, которое было скорее для формальности, чтобы не идти в учебное заведение почти полностью голой. Пройтись по улице, подышать свежим воздухом, после месяца консервирования в четырех стенах с затхлым воздухом, было даже весьма приятно. Нелюдимо оглядываясь вокруг, все ещё боясь увидеть за каким-нибудь углом слишком пугающий силуэт, она уверенной походкой направлялась к школе, дорогу к которой даже почти забыла. Снова смотрят люди, и как же она сейчас боялась, что смотреть станут не с восхищением, а со смехом. Но пока что смотрели как раньше, и от этого становилось спокойнее. В таком же полураздетом виде к школьному крыльцу подходили другие школьницы, уже не боящиеся застудить что-нибудь или замерзнуть. Теперь, после месяца отсутствия, в их толпе было как-то неуютно. Если раньше она чувствовала себя ярче, сексуальнее, да просто лучше всех их, то теперь присутствовало только какое-то странное ощущение, как будто она была тут лишней. Как будто её никто сюда не звал, как будто она на фоне всех остальных выглядела как-то странно и по-плохому особенно. Может просто от общества за месяц отвыкла, а может больше не причисляла себя к их обществу. Кто её знает? Впервые в жизни входить в класс было как-то страшно и неловко. Все были на месте, даже те, кто был заядлым любителем прогуливать, даже Женя уже сидел на своём месте, не опоздав по своему обыкновению. Как и ожидалось, завидев потерявшуюся на год одноклассницу, в кабинете поднялся приветственный шум, оглушивший слишком привыкшую к тишине школьницу. Оказалось, что к этому можно быстро привыкнуть, и уже через пять минут горделивых приветствий Соне уже не казалось, что она тут какая-то лишняя или слишком не такая как все. Все как и обычно: ей всё нравится, ею все восторгаются, потому что она особенная, она лучше их всех. Женя как обычно кинул пару каких-то фраз, чтобы не сидеть слишком молча. — Ну и где ты пропадала весь этот месяц? — Безучастно пробормотал он. — Надо было отдохнуть от всех вас. Слишком вы мне надоели. — Да? Тебя тут уже все учителя, по-моему, искали. Тут Жук промолчала и продолжила свысока смотреть куда-то вперед, слишком выдавая своё желание скрыть внутреннее волнение и отчуждённость. Наверное, многие это заметили, потому что в обычные дни она так себя не вела, но вида не подали. Так прошел первый урок, на котором ей влепили ещё один двояк, потому что вызвали к доске для исправления оценок, а сообразить что-либо для того, чтобы ответить хотя-бы на три не получилось. Исправлять после урока не было желания. Опять отдаваться женщине в два раза старше ради того, чтобы в дневнике стояли нужные цифры, что за бред? Пускай все будет по-прежнему плохо, лишь бы снова не оставаться с ними наедине. Как это грязно. Пока математичка пыталась окрикнуть ученицу, та быстро выскользнула за дверь и упорхала в другой кабинет. Так происходило постоянно, на географии ей даже удалось собственными усилиями получить первую в этом месяце четверку, хоть и выглядело это крайне стыдно и неловко. Последней была ненавистная физкультура, на которой шансы получить нормальную оценку были выше, чем где-либо. Главное, чтобы сейчас сдавали не какой-нибудь бег или отжимания. К Диане идти тоже не хотелось, всё-таки спустя месяц отсутствия она мразью быть не перестала, но хотя-бы сделать вид, что она пытается что-нибудь сделать, надо было. В конце концов просто потерпеть сорок минут, чтобы всё было хотя-бы на каплю менее плачевно, наверное, не так уж и сложно. Форма на физкультуру лежала уже несколько месяцев, по-хорошему надо было её постирать. Но выглядит и пахнет вроде нормально, никто не умрет, если она будет просто помятой. Когда Жук уже подходила к раздевалкам около спортзала, её вдруг резко схватили за руку и дернули в сторону, быстро затащив в какое-то полутёмное помещение. Прежде, чем школьница успела что-то понять, дверь в помещение заперли и перед глазами возникло знакомое лицо. — Кого я вижу? — Как уже стало понятно, это была Александра Олеговна, которую Соня каким-то чудом не заметила по дороге. — И где мы пропадали месяц? Мне тут Андреевна по ушам проехалась, говорит, что из-за тебя. Что происходит? — Н-ничего. — Быстро оклемавшись и взяв себя в руки, буркнула Соня, всё-таки вжавшись в стену, хоть особой свободы движений и без того не было. Всё былое спокойствие мигом куда-то улетучилось, задрожали колени, и губы поджались сами собой. — Отпусти меня, мне на физру надо. — С каких это пор? — Девушка, ожидаемо, не стала выглядеть лучше: снова расширенные до невозможного зрачки и ходящее движениями лицо. Теперь ещё и шатается то вверх, то вниз, будто пьяная в стельку, на щеках скулы появились и глаза как-то темнели слишком, словно та не спит постоянно, из-за чего тени под веками появились. — С каких пор ты ходишь на физру? — С тех пор, с которых у меня по ней неаттестация, и с этим никто не хочет мне помогать. С тех пор приходится ходить. — А чтоб никому не пришлось помогать, надо в школу ходить. И вообще, можно было подойти ко мне, как раньше, за особую плату со всем бы разобрались. И у тебя неаттестации бы не вышло, и мне бы от Андреевны бегать по всей школе не пришлось. — А ты заслужила? — Откуда-то вдруг вернулась прежняя способность кокетничать и подкалывать, которая рядом с Сашей в последнее время начала куда-то пропадать. — Ты в последнюю нашу встречу довела меня до истерики, а я к тебе ещё и приходить должна? Не слишком ли самооценку задрала? — А, то есть так? Я вообще-то учитель, у нас с тобой чисто деловые отношения. — А, то есть если ты учитель, я перед тобой просто так стелиться должна? Иди вон к своей Агате, я уверена, она тебе и за «спасибо» даст. — А ты не дашь? Что это с тобой произошло? С чего это у главной шлюхи школы вдруг так либидо упало? — А потому что она себя не на помойке нашла и не спит с теми, кто называет её шлюхой. Думаешь, если я за тобой в начале года ходила, так постоянно будет? Для этого не надо в говно превращаться. Сама ведь сейчас не понимает, для чего разводит все эти разглагольствования, если уже еле сдерживает себя. Только гордость сейчас не дает ей сделать что-нибудь грязное, если бы не обижалась на то, что её необоснованно обсмеяли при последней встрече, сейчас к стене была бы прижата не она. Странное смущение и желание смешивались во что-то странное, вроде хотелось сбежать на ненавистную физру, а вроде хотелось прогулять её здесь в такой неплохой компании. Неплохая компания снова заглядывала прямо в глаза, как обычно не обижаясь на всякие подколы. Хотя, если она как обычно бахнула дозу перед этим разговором, скорее всего теперь она просто пытается догнать, что ей вообще только что сказали и как на это ответить. — Если тебе больше нечего сказать, я пошла. Свои двойки в журнале можешь оставить себе, пускай будет хреновый аттестат. — Уходить просто так, конечно, не хотелось, но уже близился первый звонок, а опаздывать не хотелось, мало ли ещё чего-нибудь ляпнут в журнал. — Ну стой, куда такая спешка? — Саша наконец-то пришла в себя и за плечо вернула на прежнее место. — Наша любимая Диана сейчас на ковре у директора и вернётся нескоро. Так что у тебя ещё есть время. Я за месяц так по тебе соскучилась, ты не представляешь. — Когда Жук снова поджала губы и слегка покраснела, старшая потрясывающейся рукой вытащила что-то из кармана уже совсем висящих на ней джинс. — Поиграем? — На пальце висела пара вагинальных шариков, которые та почему-то решила взять с собой именно сегодня. — А-то мало ли пропадёшь ещё на месяц, когда в следующий раз вернешься? — Мне надо исправлять оценки… — Попыталась отстраниться Соня, хотя по ней и было понятно, что говорит она это из непонятной ей самой гордости и желания помучать ту, о которой думала все время, пока не было в школе. — И вообще, закончится ещё всё как обычно. Опять какой-то пиздец будет. — Расслабься, или ты не умеешь держать себя в руках? Куда делось твое прежнее желание творить всякую опасную хрень? Младшую резко развернули к стене лицом, прижав лбом к её холодной и слегка влажной из-за конденсации спускавшихся в углу труб поверхности. Под почти невидимую ткань пролезли холодные пальцами, очертили впалый живот и начали возиться с пуговицей на коротких шортах. — Не знаю, куда-то оно делось с тех пор, как кое-кто начал меня отталкивать. У него же теперь выбор большой. — А ты ревнуешь? Я думала, ты знаешь, что ты тут лучше всех. — А я лучше всех? Пальцы лезли всё ниже и ниже и наконец забрались под нижнее бельё, дразнящими круговыми движениями гладя. — Возможно. Если бы ещё не обижалась на всё подряд, вообще прекрасно бы было. Жук вздрогнула и прикусила губу, чтобы не издавать лишних звуков, которые душила внутри всё та же упрямая гордость. Силиконовая поверхность мягко коснулась давно не видевшей ласки плоти, пробралась ниже и надавила, проталкиваясь в горячее лоно. — У меня сейчас как раз ни у кого уроков нет, у нас будет прекрасная возможность поиграть. — Девушка положила голову на плечо тяжело дышащей Сони и теперь водила носом по мочке её уха, заставляя против воли выгибаться и сжимать ладони в кулаки. Оба шарика быстро нырнули внутрь, и Александра звучно ухмыльнулась на ухо, оставляя на изгибе шеи влажную дорожку от языка. — Только попробуй вытащить где-нибудь в раздевалке. — А если все-таки вытащу? — Жук слабо подвигала ногами, привыкая к уже забытым ощущениям. — Затащу в свой кабинет, а оценки не исправлю. А теперь иди. Ещё увидишь, как они работают. — Ладонь звонко ударила по ягодице, и Соня поплелась к раздевалке, в которую уже совсем расхотела идти. Лыбящаяся Саша осталась стоять в дверном проёме, на который не хотелось оборачиваться. В раздевалке женская половина класса уже сидела переодетая и недовольно переглядывалась, ожидая, когда в раздевалку заглянет Диана и выгонит всех в спортзал, в котором они в этом месяце были вынуждены наворачивать круги. На этот раз не разгуливая по всей раздевалке в одних трусах, показательно красуясь, она спокойно надела на себя такую же короткую форму, в которой зимой частенько мёрзла. Диану видимо и правда решили надолго задержать, урок шел уже минут пять, а она всё не заходила, даже другой класс, у которого был другой учитель, уже громко жаловался на данные нормативы. Снова не убрав назад волосы, чтоб не лезли в лицо, Жук сидела на лавочке, ёрзая и нервничая из-за мыслей о том, что Александра собралась творить с этой невесть откуда взявшейся штукой, которую засунула в неё и ушла куда-то. Она пока что не подавала никаких признаков жизни, что слишком сильно пугало сейчас. Раньше приносило только сладостное чувство неизведанного, а сейчас какой-то страх. — Так, чего не вышли-то до сих пор? Меня нет, весь урок просидите? — В дверную щель спустя десять минут урока наконец-то пролезла голова запыхавшейся Дианы, видимо бежавшей от директора, чтобы не пропустить весь урок. Пришлось вставать вслед за всеми и топать в светлый зал, в котором спустя долгую зиму наконец-то не было холодно. Стараясь не подавать виду и не выглядеть излишне дёргано, Жук вышагивала к стене, вдоль которой тянулся ряд шведских стенок, то и дело оглядывая саму себя, будто чувствовала, что все вокруг видят, что с ней что-то не так. Но никто виду не подавал, все, как и прежде, недовольно корчились и показывали, как не хотят сейчас заниматься хоть какими-то физическими нагрузками. Соня встала в самый конец шеренги, в прочем, как и обычно, морально настроившись на получасовую каторгу. Диана не стала утруждаться какими-то речами, просто сказала, что сегодня сдают подтягивания, и отправила класс бегать несколько кругов по залу. Где-то на втором круге, когда оставаться в тени уже не было сил, а пара шариков где-то внутри никак о себе не напоминала, Жук успокоилась и вспомнила, что физра не кажется такой нудной и тягомотной, если на бегу строить смазливые рожи и показательно двигать задом, чтобы кто-то смеялся, а кто-то недоумевал. Паясничать долго не получилось, и в середине урока всех усадили на скамейку рядом с турником, находившимся на самой высокой ступени одной из шведских стенок. — Давайте один турник поменьше ещё возьмем, у нас же там где-то должен был быть! — Нет, мы на урок не халтурить пришли. Если подтягиваться, то подтягиваться всем одинаково, а не заниматься вот этим вот выгибанием спины, уперевшись ногами в пол, как обычно вы делаете. Всё, по одному наверх, я тут снизу стою, пострадает разве что ваша триместровая оценка. И если так, то поделом! Диана, слегка задрав голову вверх, смотрела на турник, при одном взгляде на который ладони потели. Как обычно вызывали по журналу, и несчастные с фамилии, начинавшейся на «А» уже стояли около с бледными лицами, предвкушая грандиозное падение после первого же подтягивания, которого хватило бы максимум на три, и то для девушек. Жук сидела на месте ещё более-менее нормально, но ровно до того момента, пока не увидела скользнувший из коридора силуэт Александры Олеговны, вставшей около стены. Она смотрела ровно на Соню, одним взглядом говоря ей, что ту ждет очень увлекательная сдача нормативов. Агаты рядом не наблюдалось, наверное, снова где-то отдыхает, не страдая вместе со всеми на этой каторге, можно даже угадать, почему вот так поиграть девушка решила именно с ней. — Ой, чего это к нам пожаловали? — Несколько раздраженно крикнула коллеге Диана, каким-то чудом заметив её за спиной. — Да так, просто посмотреть. Я же знаю, как они любят прогуливать, особенно последние уроки. Десятиклассники недовольно фыркнули, а Саша ещё более гаденько заулыбалась, скрестив руки на груди. Пара сильных, в плане рук, парней быстро отстрелялись, и теперь на металлической перекладине корячились обычные люди, болтавшиеся в воздухе подобно червям на рыболовном крючке. Жук и так знала, что на нормальную оценку по подтягиванию с её руками ей рассчитывать не надо, но взгляд с противоположного конца зала буквально кричал о том, что не из-за этого этот урок станет каким-то необычным. Внезапно колени непроизвольно дрогнули, а шарики мягко завибрировали. Соня схватилась вспотевшими ладонями за лавочку и отсела подальше ото всех, как будто им было дело до того, как она странно ерзает. Так ёрзали абсолютно все, боясь взбираться наверх и пытаться подтягиваться там. Саша лыбилась шире, и с упоением наблюдала за тем, как Жук старалась держать себя в руках и не показывать виду. Та закинула ногу на ногу, стиснув бедра, и параноидально оглядывалась по сторонам, ища пути к отступлению. — Жукова, бегом дальше. — Невовремя крикнула в её сторону Диана, не дав сбежать в туалет, чтобы переждать время, когда тело тряслось как в лихорадке и совсем не слушалось. Спорить наверняка было бесполезно, да и вибрация вроде прекратилась. Может быть, её решили пощадить хотя-бы на время сдачи этих проклятых нормативов, чтобы в колонке не появилась ещё одна двойка. Многие из дееспособных присутствующих уже сдали и теперь переговаривались, не особо глядя на корчащихся в воздухе мучеников. Ладони снова вспотели только при виде этой металлической перекладины, за которую держалось уже столько пар потных ладоней. Наверное, она стояла на тонком мате под ним слишком долго, даже шарики дернулись пару раз, подгоняя, отчего она чуть не растянулась на этом жалком мате. Диана в последний раз что-то чиркнула в толстой тетради и подгоняюще глянула на ученицу, которая побледнела на пару тонов. Просто развернуться и уйти сейчас не было вариантом, и Жук с тем же обреченным видом поползла вверх по лестнице, так как роста, чтобы до турника просто допрыгнуть, не хватало. Шарики снова подали признаки жизни, и ладони крепче вцепились в перекладины, чтобы не упасть только на пути к цели. Саша, наверное, заулыбалась ещё гаже, может даже ближе подошла. Главное, чтобы пультик от этого вибратора положила куда подальше на эту пару минут. Влажные ладони обхватили турник, и Соня беспомощно повисла в воздухе, осознавая, что, если её сейчас не будут пытать, она подтянется только один раз. Саша вроде пока что её не подставляла, неимоверными усилиями ей удалось подтянуться этот один раз. После долгого больничного на отсутствие сил жаловаться не приходилось, и Жук самоотверженно потянулась вверх ещё раз. Руки тряслись как у алкоголика со стажем, но что-то даже начало получаться. Пока в один момент шарики снова не завибрировали, сразу заставив мышцы расслабиться, и беспомощно повиснуть. Скоро они снова застыли, позволив Соне снова собраться с силами и попробовать ещё раз. Но когда она уже почти касалась подбородком этой чертовой перекладины, низ живота снова пронзила пульсация, и все достигнутое снова полетело коту под хвост. Поняв, что нормальную оценку ей не заслужить, Соня уже было хотела слезть, дотянуться до лестницы, как это началось снова. Руки затряслись сильнее, ладони скользили, нужно было срочно слезать. Левая рука уже тянулась к деревянной шведской стенке, но правая не справилась со своей работой в одиночку. С криком ярости, посвященным блондинистой садистке, Жук полетела вниз. Только столкнувшись с тонким слоем мата под собой она поняла, что Диана поймать её не успела, хоть и обещала. Что-то беззвучно хрустнуло, и девочка уткнулась носом в грязную поверхность, тяжело выдохнув. — Твою ж… чего падаем-то? Надо было сразу аккуратно спрыгнуть, а не падать, тут не так высоко. — Диана недовольно фыркнула и, убрав подальше тетрадь, присела на корточки рядом с болезненно стонущей школьницей. — Давай, вставай, не занимай зря место. Но Жук, даже опираясь на чужую руку, подняться не смогла. Левую щиколотку пронзила вспышка острой боли, Соня сжала её все еще влажными ладонями и свернулась в клубок, отбиваясь от попыток поднять её или хотя-бы разогнуть. До Дианы наконец-то дошло, что Жук не встает не из-за вредности, она несколько брезгливыми движениями прикоснулась к левой лодыжке, отчего та сдавленно взвыла. — Ну тихо, дай посмотреть… ой… тут вывих походу… Александру это падение видимо тоже смутило, она подошла ближе и стояла где-то сбоку вместе с удивленными одноклассниками. — Так, помогите кто-нибудь, надо в медкабинет отнести. Диана подхватила корчащуюся Соню под правое плечо и не особо аккуратно поставила на неповрежденную ногу. Парней на роль живой костыли не нашлось, и под левую руку почти плачущую Соню под левую руку, ещё похуже ковыляя в сторону выхода из зала. Медсестра, которая в кои-то веки оказалась на рабочем месте, при такой сопровождающей компании испуганно ахнула и отшатнулась вглубь своего кабинета, пропуская. — Пиздец, чего же ты себя так не контролируешь? — Без тени вины хмыкнула Саша на ухо чуть притихшей Соне, когда Диана отвлеклась на оправдания перед побелевшей медсестрой. Но девочка только резко оттолкнула ту от себя локтем, встав на одну правую ногу без её помощи. — Мразь. — Шикнула она сквозь зубы. Реакцию на это лестное прозвище она не увидела, девушка осталась в коридоре и вскоре, поняв, что её помощи здесь не нужно, исчезла в неизвестном направлении. Медсестра с этой катастрофой активированным углем помочь не сумела, и пришлось вызывать скорую прямо в школу. Наверное, Соня ещё долгое время будет вспоминать, как в этом же кабинете бригада медиков будет вправлять ей пострадавшую ногу, кость щиколотки в которой торчала в сторону под каким-то невообразимым углом. Кричала она громко, нога потом болела долго, и пришлось сидеть на кушетке под неприятным светом ламп пару часов. Могли бы отвезти домой, чтобы она страдала хотя-бы в своей квартире, но скорая уехала, и пришлось бы так и так идти куда-то своим ходом. Пока некоторое время в тесном помещении никого более не было, Жук дерганными движениями залезла под свободные физкультурные шорты и, поморщившись, с грязным звуком наконец-то вытащила из себя виновника всей этой катастрофы. Посверлив пару шариков ненавидящим взглядом, она кинула их в стоящее рядом мусорное ведро, не заботясь о том, что их там кто-то может увидеть. — Пошли все эти твои ебанутые игры. На дворе даже медленно начало смеркаться, Жук, сиротски поджав перемотанную и зафиксированную ногу, одиноко стояла на школьном крыльце. Все уже давно ушли, надеяться на то, что хоть кто-нибудь её проводит до высоких кованых ворот было бесполезно. Время шло, а снова бледная Соня никак не решалась даже на шаг. На экране блокировки телефона висело сообщение:

6996 R зdесь

Не было понятно, к чему это, но этого вполне хватило, чтобы заставить бояться спокойно даже смотреть на улицу. Рома в школе сегодня не появлялся, из-за чего становилось ещё страшнее. Где он сейчас? Может он сидит на лавке около её дома? Или сейчас стоит где-то за деревом на школьном дворе и таращится прямо на неё. Может из-за паранойи, может взаправду чувствовался чей-то взгляд, упиравшийся прямо ей в глаза. На крыльце школы чувствовалась какая-то безопасность, а выход за ворота или даже за угол, казался обычным самоубийством. Можно было вызвать такси, но оно всё равно не сможет подъехать прямо сюда, а отвезти прямо до квартиры. Точно схватит по дороге, или проследит до подъезда и сделает что-нибудь там. По дороге точно что-нибудь случится. — Эй? Чего до сих пор тут стоишь? Сбоку вдруг нарисовалась Диана, которую, судя по всему, оставили на подольше из-за разборок с травмой на уроке прямо перед её глазами. Жук теми же круглыми глазами оглянулась на вымотавшуюся преподавательницу и сразу же снова уставилась куда-то вдаль, будто боясь, что, если её отвлекут, наблюдатель сразу же изменит своё местоположение и через секунду накинется на неё со спины. — Отвезти что-ли некому? Соня только молча кивнула. Девушка явно не горела желанием как-то помогать и вообще разговаривать дальше, но почему-то продолжала стоять рядом. — Ладно, криворучка, пошли домой закину. Может хоть так все перестанут считать, что я специально тебя не поймала. В компании учителя идти до её машины было не так страшно, и Жук мелкими хромающими шажками двинулась следом за ней. С такой скоростью они бы топали до парковки ещё полчаса, и через пару минут и пару метров Диана недовольно вздохнула и резким движением подхватила хрипящую школьницу на руки. Дело пошло быстрее, и через десять минут Жук уже сидела в удобном кожаном кресле, неловко обмозговывая тот факт, что та, кто дважды пыталась её убить, сейчас довозит её до дома. — Подняться-то хоть сама сможешь? Подняться по лестнице на несколько этажей вверх у криворучки бы не получилось, и тащить на руках её пришлось ещё и до самой квартиры. — Если спросят, я тебя не успела поймать не из-за личной неприязни. Не бесплатно же тебя возить.