На ваш телефон пришло 99+ сообщений с одного номера. На ваш телефон поступило 50+ звонков с одного номера. Почему эти люди уже целый месяц не могут успокоиться и спамят каждый день? Давно надо было понять, что им не ответят, как часто они бы не названивали. Почему не отвечают? Неизвестно, она сама не понимает. Даже когда звонят в моменты её пребывания в сети, звонки сбрасываются, а телефон снова отправляется в тихий режим.
— Бля…
Раздался звук скрежета ногтей по полу, худая рука пыталась хвататься за пол и тащить полудохлое тело куда-то вперед. Красные глаза, тонущие в рассветной мгле, заполнявшей комнату, медленно оглядели серые стены, окно, за которым светлело утреннее небо, и закрылись снова. Вроде май на дворе, вроде должно быть тепло, но подрагивающее тело сковывал озноб, и оно лежало на ледяном полу в странной позе, скрюченной в три погибели. Прохрипев ещё пару ругательств, Саша всё-таки еле-еле поднялась с пола, чтобы больше не мёрзнуть из-за тесного контакта с полом. На лице в уголках губ остались остатки то ли пены, то ли рвоты, губы потрескались и теперь очень болезненно растягивались при попытке открыть рот. На голове стоял тотальнейший беспорядок, и это она ещё позавчера её мыла, а если бы не потрудилась, сейчас страшно было бы представить. Вытерев руку о домашнюю рубашку, уже давно потерявшую человеческий вид из-за пятен от всяких неведомых жидкостей, девушка неторопливо поднялась на ноги и потащилась к ванной.
Как закончился вчерашний день, она не помнила. Скорее всего переборщила с дозой и отключилась, провалялась так всю ночь, а сейчас каким-то чудом самостоятельно проснулась. На часах около семи утра, горло дико сушит и спать дальше даже не хочется. С кем она так вчера развлекалась в памяти тоже не отложилось, наверное, одна. Одна она в последнее время оставалась редко, обычно рядом часто была Агата, либо ещё кто-нибудь, а вчера видимо у всех были дела и пришлось сидеть в одиночестве. Агата не любила присутствовать при ритуале распаковки нового шприца или зиплока, не любила потом откачивать, постоянно ворчала, чем дико бесила. Но со вчерашнего вечера она не помнит облегчения, вызванного отсутствием недовольства рядом, наоборот, только какое-то странное чувство, делавшего одиночество некомфортным и неуютным.
Вода неприятным холодом окатила лицо, убирая сонливость и следы рвоты со рта. Хорошо, что сегодня выходной, не надо приводить себя в нормальный вид, чтобы не пугать коллег красными глазами и трещинами с запекшимися каплями крови на губах. Сегодня можно в таком виде ходить по дому и бесцельно биться головой о стены, потому что больше делать было нечего. В шкафу стояла гитара, но к ней прикасаться желания не было, лежала стопка давно оставленных тетрадей, но работы с бумажками хватало и в школе. А оставшийся порошок хранился на вечер, пустить его в ход прямо сейчас рука не поднималась. Есть, как всегда, не хотелось, ничего не хотелось, даже идти дальше спать не хотелось. Хотелось просто лечь и снова провалиться в бессознательность, чтобы не страдать пару часов от бездействия. Мочевой пузырь снова неприятно ныл и скручивал нижнюю половину тела. Но это уже пройденный этап, тратить время в туалете бесполезно, это очередной побочный эффект от препаратов, наверное, скоро проблемы с почками начнутся.
Скорее всего она скоро умрет. Из-за язвы или гастрита, из-за проблем с почками или поджелудочной. А может с дозой переборщит и захлебнётся рвотой, или просто не проснется после очередного трипа. И может пару месяцев назад эта мысль, это осознание стремительного приближения конца всего привела бы её в дичайший ужас. Но сейчас было абсолютно все равно. Может быть, это все героин, может быть, дела в личной жизни и карьере идут настолько плохо, что умереть уже даже не жалко. Коллеги от неё шарахаются и стараются не пересекаться, спят с ней по большинству ради оценок, даже та же самая Агата, она же ведь постоянно таскается за ней ради красного аттестата, и только. Не то, чтобы её такое расстраивало, но временами острое чувство одиночество накрывало прямо в компании тех, кто держался рядом из выгоды. Её ведь наверняка скоро уволят, даже у Вероники Андреевны в последнее время вопросы возникают. А может это всё тот же героин, притупивший даже страх перед смертью.
Из прихожей донесся звук дверного звонка, который Саша из ванной и не услышала бы, если б не поплелась обратно в комнату, чтобы проваляться на кровати весь свой законный выходной среди рабочей недели. Даже когда она услышала звон, хотела пройти мимо и переждать, когда по ту сторону двери успокоятся, но незваные гости слишком упорно ломились внутрь и уже параллельно стучали руками.
— Блять, да кто там? Почему именно в мой выходной?
Саша хрипло откашлялась, чтобы не мямлить сейчас что-то в ответ этим настырным людям, и недовольно зашаркала ногами в сторону двери. Смотреть в глазок было лень, если уж из коридора на неё сейчас внезапно набросятся с ножом, ну и пускай, не придется мучаться с сушняком.
— Что надо? — Девушка высунула крайне недоброжелательно настроенное лицо в щель, даже не взглянуть на гостя.
— Саш, это… о господи, это правда ты…?
На лестничной клетке стояла давно пропавшая с радаров сестра, та самая Анька, на которую жаловалась мать в начале года. Высокая девушка с крашенными каштановыми волосами, в облегающем черном платье с глубоким разрезом у правой ноги. Темный макияж и как-то иначе горящие глаза, не такие, как при их последней встрече. Кто бы сомневался, что сестра станет такой красивой и утонченной, не то, что та простоволосая девушка в монашеских одеяниях, которой она уезжала в большой город? Уехала на год раньше младшей сестры и полностью оборвала все контакты и с сестрой, и с родителями. Что она тут делает? Как она нашла свою сестру, которую не видела два года, и зачем ей это вообще?
— Ань? Ты… ты че тут забыла? — Не сумев из-за общей заторможенности в полной мере выразить удивление, пробормотала Саша, по-прежнему не открывая дверь чуть шире щели для головы.
— Пройти-то дай. — Чуть помолчав, буркнула старшая.
— Не хочу, говори здесь. Не думаю, что нам есть о чем долго беседовать.
— А… меня попросили родители. Они тебе звонили, писали, а ты внезапно отвечать перестала, вот я и пришла посмотреть, не умерла ли ты тут вообще.
— Ага, как будто тебе есть дело. — Хмыкнула Саша и все-таки оставила дверь, не сумев больше бороться с сушняком. Продолжая мрачно посмеиваться и что-то бормотать, она удалилась в кухню, бросив сестру за дверью. Та не растерялась и шагнула следом, притворив дверь. Если не закрыла — значит не прогнала, да и не ради этого короткого диалога она сюда тащилась, надо договорить.
Обстановка квартиры, да и внешний вид сестры быстро ввели её в состояние дичайшего шока. Она знала младшую Сашку, с которой возилась ещё с самых пелёнок, скромной и даже несколько зажатой девушкой, которая всегда держала саму себя в строгих рамках, чистоплотная и сдержанная, отдававшаяся работе всем своим естеством. И какого же было её удивление сейчас, когда место обитания этой серой мышки напоминало притон, заставленный пустыми бутылками из-под разнообразного алкоголя, занесённый слоями пыли и пропитанный неприятным духом алкоголя и ещё чего-то пугающего. По углам валяется скинутая в спешке одежда, так же покрытая пылью, шторы задвинуты, везде мрак, в котором все равно видно движение пыли в воздухе. За почти год проживания она в квартире не то, что не обжилась, а даже наоборот, придала своей квартире такой вид, будто в ней никто никогда не жил, а заходил только чтобы напиться и забыться.
— Моей дорогой сестрёнке, которая без прощания свалила в закат год назад, есть дела до того, почему я не отвечаю на звонки родителей. — Продолжала посмеиваться Саша, пугая сестру ещё больше, параллельно вытаскивая из горы немытой посуды более-менее чистую кружку для спасительной воды. — Да что ты? Сама не лучше. Где ты была весь этот год? Ты в курсе, что тебя мать искала, спрашивала, не знаю ли я, где ты колобродишь и стоит ли тебя вообще искать?
— Я пыталась устроить свою жизнь. — Напряженно буркнула Аня, встав около стены рядом с раковиной, побоявшись садиться на кухонный стул.
— Да что ты? А на один звонок времени совсем не было?
— Слушай, я пришла поговорить о тебе. Я к родителям вернулась, а ты продолжаешь их игнорить и на звонки не отвечать, а они волнуются. Я вот тоже не думаю, что у тебя так мало времени, чтобы ответить. Сейчас среда, чего ты не на работе? У тебя вообще есть работа? А-то по тебе и твоей квартире такое сказать нельзя.
— Нормально всё у меня. А кем ты вообще работаешь? А то поступила на менеджмент в колледж, уехала, и никто не знает, где ты, кто ты. — Даже не потрудившись помыть чашку, а только ополоснув, Саша налила воды прямо из-под крана и небрежно поднесла к губам, сразу же пролив пару капель на футболку.
— Я танцую. В клубах. С менеджментом как-то не сложилось.
— А, так ты тоже в шлюхи подалась? Кого из нас только Москва не сломала…?
— Я не шлюха, это просто танцы, и не все они сопровождаются этим. Приносят хорошие деньги, почему бы и нет? А чем ты занимаешься? Почему у тебя квартира выглядит как… как какой-то подвал?
— Учителем, кем же ещё?
— Учителям теперь видимо хорошо платят, если они позволяют себе так по-черному пить… — Оглядываясь на стаи бутылок, стоящих и на полу, и на столе, и даже на подоконнике, протянула Аня.
— Угу. Слушай, че тебе надо? Хватит отнимать у меня время от моего выходного. — Осушив около пяти кружек, прохрипела Саша, обернувшись к сестре лицом.
— Я просто пришла посмотреть на тебя и спросить, почему ты не отвечаешь родителям на звонки. Что с тобой произойти успело за девять месяцев? Я же помню тебя такой… ну вообще не такой. Ты же всегда такой чистоплотной была, разговаривала не так, как сейчас, тем более со мной. Что случилось?
— Жизнь со мной случилась. Если не просто крутишься на шесте перед мужиками, а работаешь по профессии, жизнь бывает сложной.
— Но не могла моя сестра вот так кардинально измениться за полгода, ну это же…
— Тебя не было в моей жизни уже сколько? Я тебя не признаю, как сестру, ты не знаешь, как и почему я могла измениться. Почему вообще ты не говоришь честно, почему ты не отвечала на звонки? Ты тоже куда-то пропала, тебя тоже искали, почему ты сейчас не говоришь об этом? Неужели прям так сильно времени не было? Ответь сначала — почему пропала ты? И может тогда поймешь, почему я теперь на звонки не отвечаю.
— Я может и не видела тебя долго, но я жила с тобой в одной комнате двадцать лет, и хоть немного тебя знаю. И знаю, что ты никогда не была такой язвительной и противной. Я же вижу, что что-то случилось. Ты же вообще даже бокала шампанского на новый год никогда не брала, откуда теперь эти стеклянные джунгли?
— Надо привыкать, что люди могут раздражаться, если к ним утром приходить в квартиру без приглашения и допрашивать о всякой хуйне. — И правда кипятясь с каждым словом все сильней, рычала Саша, сжимая ладонью край столешницы. — Если тебе теперь так не всё равно на то, что чувствуют родители — скажи им, что я тоже много работаю и у меня нет времени. У меня все нормально, не нужна мне никакая помощь. Тем более от тебя.
— Ну по тебе же видно, ты выглядишь буквально как ходячая проблема. Ты… боже, что это? — Зацепившись круглыми от страха и некой жалости глазами за руку сестры, которой та остервенело чесала шею пару секунд, ахнула Аня и подскочила ближе. Младшая пыталась вырвать руку из захвата, но девушка её удержала и уставилась на небольшую язву около локтя, не похожую на обычную ссадину или синяк. — Откуда это? У тебя со здоровьем какие-то проблемы?
— Пошла вон отсюда. — Саша резко дернула руку на себя, чуть не ударив сестру выше ростом по щеке, и этой же рукой толкнула девушку к выходу из кухни. — Дай мне провести выходной нормально, без всяких глупых допросов.
— Да подожди ты, тебе же к врачу обратиться надо! Тебя эта хрень на вообще не беспокоит? — Мелкими шажками отступая вперед под натиском Александры, бормотала Аня.
— Нет. — Младшая своими же руками дотолкала сестру до двери и, рывком отворив её, уже сильнее толкнула её в подъезд. — И передай родителям, что у меня слишком хорошая жизнь для того, чтобы отвечать на звонки.
Не успела старшая что-то ещё сказать, дверь захлопнулась и зашуршала механизмами, закрывшими её на замок. Оставшись наедине, Саша устало выдохнула и с тяжелым чувством усталости на плечах поплелась в спальню, чтобы наконец исполнить единственный план на сегодня — проваляться на кровати до конца дня. Приход сестры забрал и без того немногочисленные силы, в душу закрался неконтролируемый и беспричинный гнев, рвавшийся наружу. И если бы она была в состоянии, точно разбила о стены пару бутылок. С какого хрена ей вообще есть дело до неё? Она бросила всю свою семью год назад, а тут приперлась аж сюда, значит родители адрес сказали. Беспокойство родителей она понимает, а вот каким боком Аньку это заботит — непонятно. Сама пропала и не давала о себе знать, а теперь пытается ещё и её в этом обвинить. Сама вот не лучше.
Кровать под исхудавшим телом даже не скрипнула, девушка распласталась морской звездой по всей её плоскости, скинув с неё на пол скомканное одеяло. Где-то под головой лежал телефон, который спустя минуту, как она уже успела превратиться в неньютоновскую жидкость, вдруг тихо завибрировал. Каким-то чудом до сих пор не разрядился в ноль. Если бы всей этой короткой беседы с сестрой не состоялось, она бы точно проигнорировала это, но сейчас кипящий в крови гнев требовал выхода наружу. Звонила без сомнений сестра, которая наверняка продолжала стоять за дверью, чтобы уломать младшую на продолжение разговора. А эта попытка дозвониться — ещё один способ как следует выругаться на её излишнее любопытство, пусть по телефону это было не так приятно, как с глазу на глаз.
Сделав над собой усилие, Саша запустила руку куда-то под грязную подушку, вытащила из-под неё телефон и уже было хотела покрыть звонящую трехэтажным матом, как увидела номер на экране блокировки. Это была не сестра, чей номер давно пылился где-то в глубине списка контактов. Звонила Вероника Андреевна, которую на скорую руку Саша подписала как просто «директор». Пыл моментально, но скорее всего ненадолго, угас, и девушка круглыми глазами уставилась в тусклый экран, мысленно перебирая в голове причины, по которым ей в её выходной могла звонить сама директриса. Телефон показывает, что сегодня среда, точно выходной, что случилось? Неужели её раскрыли?
— Алё? — Стараясь скрыть внутреннее волнение, пробормотала Саша, решив, что в этом случае трубку лучше взять.
— Ну здравствуй. Спишь что-ли ещё? — Послышался привычно ехидный голос по ту сторону.
— Нет.
— О, а вот это хорошо. Надеюсь, ты не очень обидишься, если я тебя позову поработать сегодня. У нас тут Анну Юрьевну на одно мероприятие важное от школы позвали, а классы, у которых она ведёт, остались без присмотра. Иди-ка последи за ними денёк. К зарплате копеечку получишь.
— Подождите, но у меня сегодня законный выходной, вы не имеете права меня звать работать.
— А я тебе предлагаю чисто на добровольной основе. — С очень ярко играющим намёком в голосе говорила Вероника Андреевна. — И лучше бы тебе по доброй воле согласиться, если не хочешь, чтобы я позвала к себе Соню Жукову, если помнишь такую, и не заставила её признаться по поводу того случая со сломанной ногой на физкультуре. Она-то молчит и говорит, что с турника упала пока что, но я могу надавить, и уверена, что там все не так просто. Так что, если не хочешь иметь проблемы с этим, лучше иди и поработай сегодня. Всего лишь шесть уроков.
— В-вы меня шантажируете сейчас?
— Может быть, немного. Слишком у тебя сомнительная репутация, тут хочешь, не хочешь, на шантаж выйдешь. Ну тебе же не сложно, ты не спишь, сверхурочных немного получишь, да и темные делишки твои в секрете подольше побудут. Скажи спасибо Соне, я чувствую, что она про тебя что-то недоговаривает. Всё, давай без отговорок, чтоб через час на рабочем месте была.
— Но эта Анна Юрьевна, она же… она же вроде геометрию ведет? Что я на геометрии делать буду?
— А ты не волнуйся, там не особо много объяснять надо, просто к доске повызывать и заданий дать. Да и недалеко твоя физика от геометрии ушла. Расскажешь что-нибудь про векторы, они и там, и там есть. Всё, хватит время тратить.
— Вы что, сука, все сговорились сегодня? — Злостно прошипела себе под нос Саша, когда из телефона послышались гудки. Её в законный выходной вытащили на работу, ещё и путём шантажа, кто вообще так делает? Хорошо было бы на зло этой Веронике Андреевне взять и не прийти. И вообще больше не приходить, ей же всё равно помирать скоро. Таким образом она бы смогла уволиться уже несколько дней назад, но на днях как раз должна была быть получка, ради которой можно было бы и потерпеть ещё чуть-чуть. Да даже если бы ей выдали деньги прямо сейчас, она бы наверняка не ушла. Хорошее же место — всегда под рукой множество девиц, которых даже искать и уговаривать не приходится, вроде бы бутылки около стены до сих пор не отыскали. Особо трудиться не надо, все равно большинству детей физика вообще не нужна. Руки зачешутся, понадобится ещё доза, и сразу же поймет, что увольняться ей нельзя.
Выругавшись уже в полный голос, девушка все-таки слезла с кровати и поплелась обратно в ванную — приводить себя в адекватный вид, чтобы не вызывать лишних вопросов. Глаза вроде бы побелели, и после некоторых манипуляций остались только нездорово тёмные синяки под глазами, которые появились когда-то и даже при нормальном сне не уходили. Волосы непослушно лезли в лицо и закрывали глаза, что почему-то совсем не раздражало, зато защищало от непрошенных вопросов по поводу потасканного внешнего вида. На улице вроде как было тепло, но девушку по-прежнему знобило, она откопала в шкафу старенькую водолазку, в ней может и было бы все так же холодно, зато рукава длинные и все, что надо закрывают. Быстро накинув ещё повседневные джинсы, не убрав с лица ненавидящую мир мину, Александра выскочила в подъезд и дерганной походкой направилась к школе.
Позвонили ей поздновато, и на первый урок она точно уже опоздала. Ну и хорошо, не придется толкаться в коридорах с кучами первоклассников. Да и для первоклассников безопасно; попадись разгневанной Саше сейчас под руку, она бы без колебаний в стену кинула, если бы силёнок хватило, конечно. Тяжелая дверь главного входа сегодня грохнула громче, чем обычно, вахтерша испуганно ойкнула и не вымолвила ни слова, когда в окошко собственнически пробралась рука и сорвала с крючка ключ от кабинета. В пустых коридорах ничего не раздражало, но Саше от этого теплее не становилось. Ненависть ко всему живому продолжала булькать где-то внутри и рваться наружу через рот в обличие брани и злобного рычания. В главном холле сидели некоторые счастливчики, пережидавшие окно или просто прогуливавшие нелюбимый урок. По дороге на пути показалось несколько коллег, пытавшихся поздороваться, но получивших в ответ только ненавидящий взгляд и кривую ухмылку.
У поворота на лестницу на встречу выскочила раздражающе яркая алая макушка, всё ещё чуть прихрамывая, будто поджидавшая её за углом. Какая-то особо взволнованная сегодня Соня заметно вздрогнула, словив на себе холодный взгляд сверху, помялась и, заломив руки у груди, прерывисто вздохнула, все равно не начав говорить с первой попытки.
— А… эм, Саш, я тут это…
— Я — Александра Олеговна. — Перебила её девушка, без оглядки уйдя на лестницу и оставив в коридоре в одиночестве.
Жук побледнела ещё больше, больно выгнула указательный палец практически в прямой угол и, поджав губы от вопиющей неловкости, засеменила следом. Почему она назвала её именно так? Дура, блять. Только набралась духа, чтобы серьёзно поговорить, и облажалась прямо на первом же слове. Наверное, после целой ночи репетиций этого разговора она слишком привыкла называть её просто Сашей, чтобы не смущаться ещё больше. А может называть её по-другому уже просто не получалось, мысленно она пару раз называла её даже просто Сашкой, и ещё похуже, о чем даже вспоминать было неловко. Недавно был совет, к помощи которого она уже прибегала совсем недавно, и общим решением он вынес решение — надо сказать прямо. Чем быстрее скажешь, тем быстрее определишься со своим положением, тем скорее начнешь страдать и тем быстрее от этих страданий избавишься. И началась эта попытка разговора явно не очень хорошо.
— Подожди, у меня тут дело было… я сказать хотела…
— Мне некогда. — Снова буркнула Саша, даже не обернувшись.
— Н-ну это ненадолго, дай я пару слов просто скажу. — Что врать, она бы эту пару слов из себя выдавливала полчаса, не меньше. Из-за неизбежности следующего момента Жук вдруг самоуверенно выскочила вперёд и встала в проходе перед лестницей, перегородив путь. — Тут это…
— Жукова, свали в закат. Мне вообще фиолетово, что тебе там надо сказать, и так на урок опаздываю.
Видимо устав отнекиваться словами, Александра с силой двинула дрожащую Соню в грудь рукой, впечатав спиной в стену. Жук прижала руки к тому месту, в которое её толкнули, будто запоздало пытаясь ухватиться, и исподлобья уставилась на удаляющийся вверх по лестнице силуэт. Плакать было нельзя, хотя бы из уважения к себе. Плакать буквально из-за всего подряд уже даже как-то странно.
Саша с отдышкой и дико колотящимся из-за ускоренного подъема сердцем забралась на третий этаж и с той же недовольной миной ввалилась в кабинет математики. Настроение не поднималось ещё и из-за того, что бутылку она с собой не захватила, прятать их здесь было некуда, хороших мест не было. В дальнем кармане сумки валялся пакетик с порошком, но по-хорошему надо было его привести в жидкое состояние, что сделать в школе было почти невозможно. И из-за этого день предвиделся крайне скучный и долгий. Если бы на руках было хоть что-нибудь, что заменяло ей еду в последние месяцы, была бы возможность понизить уровень злобы, но даже тут все провалилось. Что-ж, если уж орать на детей и коллег, то не стыдясь.
Тут не было любимого кресла, а какой-то старенький сиротский стульчик, которые стояли ещё в той подмосковной школе, в которой училась она сама. На первый урок, судя по всему, дети не придут, ну и к лучшему, будет наслаждаться тишиной и спокойствием следующие полчаса. Эти полчаса промчались быстро, чего не скажешь о втором, третьем и четвертом уроке, на которых хотелось снять со стены часы и прокрутить часовую стрелку пальцем, чтобы она не ползла по циферблату так медленно. Работать желания не было совсем, она давала приходившим классам несколько заданий из учебника и падала обратно в кресло. Делать было нечего, и ближе к концу долгих сорока минут девушка кричала на вздрагивающих от внезапности детей уже даже за незначительные перешептывания, чтобы хоть как-то занять себя. Наверное, уходя, школьники материли её всевозможными словами, но это, на удивление, даже веселило.
На пятый урок подозрительно долго никто не приходил. Саша уже начала задумываться о том, что параллельный класс нажаловался, и отсутствовавший восьмой «Б» не явился, чтобы не отхватить люлей ни за что. Спустя пять минут урока девушка уже поднялась, чтобы идти ругаться с их классной руководительницей, но дверь отворили раньше неё. Из коридора в кабинет шагнула Вероника Андреевна собственной персоной со своей фирменной полуулыбкой на устах.
— О, ну вот, молодец. Как штык на работе. Не перевелись ещё Стахановцы в наше время. — Довольно ухмыльнулась женщина, когда Александра Олеговна снова нервно отскочила в сторону и напряженно оглядела её с ног до головы.
— Ага, а хотелось бы отдохнуть в свой законный выходной.
— Ну, я надеюсь, что ты простишь мне вызов в выходной день. Ты же шла в школу ради блага детей, верно?
— Не то слово. — Скрипя зубами, проворчала Саша, отстранившись и скрестив руки на груди. — Только вот дети просвещаться как-то не хотят. Где вот восьмой «Б» сейчас бродит?
— Ой, я об этом сказать и хотела. Восьмой «Б» повели на медосмотр, но вы же знаете этих детей, они халяву не упустят, и из медкабинета пойдут явно не на геометрию. Но ты не беспокойся! Я уже нашла тебе работу. — Крайне довольно заулыбавшись, воскликнула Вероника Андреевна и обернулась обратно на дверной проём. Из-за него высунулась запуганная Соня, видимо не хотевшая неловко стоять рядом во время этого обмена неискренними любезностями. Непривычно зажатая и напуганная девочка подползла ближе к той, которая её сюда, судя по всему, и привела, так же нерешительно смотря на свою классную. Та испепеляла её все тем же убийственным взглядом, уже проклиная за то, что из-за отказа на лестнице она приперлась в кабинет, ещё и вместе с директором.
— Ребёнок жалуется на то, что не может подготовиться к итоговой контрольной по твоему предмету самостоятельно. У тебя как раз сейчас время свободное, и делать нечего, наверное. Вот, займись как раз.
Наверное, можно было подумать, что и это окно, да и в принципе рабочий день в выходной спланирован этими двумя, но они же ведь в этом не признаются. Чего вот им всем от неё надо? Даже сорок минут посреди дня спокойно посидеть не дадут, и так припрутся, чтобы позаниматься всякой хренью. Вот Жук же сто процентов все это специально подстроила, и директрису притащила тоже не просто потому, что они шли одной и той же дорогой. Она же явно показала, что ей сейчас не до разборок с ученицами, которым не хватает внимания или просто хорошего траха.
— Ну так что? Надеюсь, это не проблема? — Снова явно намекая, спросила Вероника Андреевна, подтолкнув девочку вперёд.
— Не-е-т, конечно, не проблема. — Натянуто заулыбалась Саша, сделав максимально резиновое лицо, кричащее о том, что она возмущена до глубины души и хочет прямо сейчас и прямо здесь кого-нибудь прикончить. — Иди сюда, Жук, что-ж ты сразу мне не сказала? — Всё так же прошипела она сквозь зубы, не снимая растянутой до ушей ухмылки, и напряжёнными ладонями притянула Соню к себе за плечи. Та на деревянных ногах подошла совсем близко и напряглась от этого ещё больше. Руки развернули её спиной и прижали к себе, обвив плечи и сцепившись в замок где-то над грудью. Наверное, покрасневшая до кончиков ушей, но до ужаса довольная физиономия Сони Веронику Андреевну устроила, и та перестала в непонимании выгибать брови при взгляде на эту наигранную реакцию.
— Ну, вот и хорошо. Тогда я пошла, меня и так оторвали от дел.
Саша проводила женщину своей страшненькой улыбкой до двери, а когда та затворилась, облегченно выдохнула и вернула на лицо мину недовольства этой жизнью.
— Сука, как же вы все меня затрахали…
Маска исчезла окончательно, девушка убрала руки с чужих плеч и, устало потирая переносицу, отступила к двери. Жук, минуту назад почти сиявшая, снова стала какой-то забитой и испуганной. Все теми же жалобными глазами она следила за старшей, напрягаясь так, будто в руках у той был нож, и она вслух рассуждала о том, как лучше замахнуться.
— Так мы… будем…?
— Блять, Жук, не беси меня ещё больше. — Будто придя к какому-то решению с этими словами, Александра сорвалась с места и уверенными шагами вышла за дверь. Соня вытерла вспотевшие ладони о длинную черную рубашку, которую сегодня надела вновь, и шумно сглотнула. Этим давно пугавшим её бабочкам в животе последние слова явно не понравились, они стукались о стенки всё сильнее, будто пытаясь вырваться и вернуть сбежавшую от разговора девушку обратно. Что-то подсказывает, что разговор мирным и приятным точно не будет. Её оттолкнули с самой первой секунды, куда-то сбежали, оставили тут одну, хотя она особо и не надоедала. Ну да, может под руку попалась при опоздании, но сейчас-то всё нормально.
А Саша не стала утруждаться объяснениями своей раздражительности и скрылась от внезапно свалившийся на плечи проблемы в учительском туалете. Он был меньше, тут было спокойно и главное пусто, но из-за непонятной паранойи все-таки пришлось закрыться в самой дальней кабинке. Руки быстро нащупали переложенный в карман зиплок с остатками порошка. Рядом с ними лежала зажигалка, и когда девушка уже хотела использовать её не по назначению, вспомнила, что все шприцы и прочая утварь осталась в сумке. Возвращаться не хотелось, да и не очень на руку лишний раз сверкать всем этим перед лишней парой глаз. Да и не подходящее место это, руки и без того трясутся.
— Блять… блять…
Рыча от безысходности, девушка упала на опущенную крышку унитаза и зарылась руками в волосы. Надо было потратить пару минут перед выходом на эти дела, чтобы сейчас не мучаться с ломкой. Она же если сейчас в класс вернётся её вообще в дугу выгнет, мало ли что Жук сделает при виде этого. Ломка в класс просто так бы не пустила, надо было с этими остатками что-то да сделать. И через пару минут девушка уже почти падала на грязный пол, теряя равновесие и натирая кулаками глаза, будто стараясь убрать скачущие перед глазами разноцветные искры. Нюхать это она ещё не пробовала и вне дома пробовать в первый раз явно не надо было. Главное не упасть в обморок сейчас, если умирать или валяться в забытии, то только дома, чтобы сразу в наркодиспансер не увезли.
Жук наворачивала круги по пустому классу и нервно потирала руки, кусая губы. Урок медленно, но верно, подходил к концу, Саша всё никак не возвращалась, а разговор обещал быть далеко не коротким. Наверное, как-то косвенно объяснить ситуацию можно и за пять минут, но она уже на лестнице поняла, что она и пары слов за эти пять минут из себя выдавить не смогла бы. Неужели все эти уже пройденные моменты испанского стыда были зря? Скоро уже конец года, поводов встретиться со своей классной же вообще не будет. Она и сейчас наверняка уже догадалась, что Жук пришла далеко не ради того, чтобы готовиться к какой-то контрольной. По всем двойки, тут тоже двойка будет, никто же не умрет. А вот если она до начала лета даже не попытается признаться, то утверждать, что в одиннадцатый класс она придет в нормальном или вообще живом состоянии, нельзя будет.
Но Саша как специально не торопилась, и ведь даже нормально не объяснила, куда так внезапно ушла. Вот сто процентов не случайно какие-то дела из ниоткуда появились. А может она специально её избегает? Зачем? С ней настолько скучно? А с кем может быть не скучно готовиться к контрольным?
Когда от урока оставалось меньше пятнадцати минут, дверь наконец-то зашевелилась и в класс вошла уже менее разгневанная Александра. Сейчас гримаса ненависти ко всему сменилась абсолютно равнодушной миной, тронутой едва заметным недовольством. Но так всё-таки лучше, разговаривать легче, может хотя-бы не начнет ругаться просто так.
Жук начинать говорить не спешила, только еще сильнее вжалась в первую парту второго ряда и сжала края столешницы руками. Просто так же нельзя начать говорить. Как-то это странно будет.
— Ну… Значит контрольную завалить не хочешь? — Будто между прочим, пробормотала Саша, положив что-то на стол и снова устало потерев глаза пальцами. Голова всё ещё шла кругом, мир перед глазами плыл, но холодная вода более-менее привела в чувство, хоть ровно ходить по-прежнему было тяжело.
— Угу. — Еле слышно буркнула Жук, неосознанно отступая ближе к двери.
— Как неожиданно. Ну и чего тогда ждешь? Раздевайся.
— Н-не так. Без этого.
— Как без этого? Что ты тогда надеешься тут сделать? То есть двояки по другим предметам тебя не смущают, а физику сразу надо подтянуть?
— Просто хотела… провести время с… тобой. — Прилагая огромные усилия, чтобы сказать даже это, промямлила Соня, дико радуясь тому, что девушка не спешит оборачиваться в её сторону. Уже казалось, что сейчас ей в ответ скажут только очередную колкость, но послышался только какой-то сдавленный смех.
— Что, реально что-ли? Че это с тобой? Не можешь нормально прогулять?
— А что такого? Тебе же всё равно делать нечего.
— У меня всегда есть дела, а если тебя настолько нехуй делать, то это уже не мои проблемы. — Саша всё-таки развернулась и уже скорее просто холодным и надменным взглядом уставилась на какую-то особо тихую сегодня школьницу. Она уже догадывалась, почему та стала такой, но чтобы это так сильно меняло людей — даже смешно. — Так что хватит время тянуть, его и так немного осталось. Раздевайся давай.
Соня хотела ещё что-то сказать, но только обессиленно опустила голову и медленно потянулась подрагивающими руками к верхней пуговице. Если с ней так не хотят даже просто проводить время, не то, что разговаривать, может хоть так её не прогонят, не начнут игнорировать, просто обратят внимание? Если людям она только этим и интересна, может не надо пытаться понравиться чем-то другим? Да и что вообще у неё есть? Да ничего. Даже тело в последнее время подводить начало. Нужных гормонов не хватало, кожа сохла, глаза тускнели, волосы уже так красиво не вились, скоро станет похожа на ходячий труп, и это уже не будет выглядеть по-своему очаровательно и красиво. И что тогда будет? Отвернутся вообще все? Может даже она сама. Неудивительно будет, если без всего этого она окажется ненужной даже самой себе.
Снова предательские слёзы подкатили к глазам, губы задрожали, и, наверное, она сейчас как никогда жалко выглядела, всхлипывая и расстёгивая рубашку, будто добровольно отдаваясь на изнасилование. А не оно ли это будет? Она ещё никогда не рыдала перед сексом, тем более от осознания собственной ничтожности. Если бы она смогла нормально сказать о том, чего хочет, а чего не хочет, сейчас может быть и не пришлось бы раздеваться против собственной воли. Вроде и хочется, а вроде хочется просто поговорить, чтобы её выслушали, а не просто воспользовались и выкинули с глаз долой. Вот сейчас, наверное, она правда похожа на шлюху. Только расплачиваются с ней не деньгами, а вниманием, вроде бы такая глупая сделка. Снова эта грязь. Снова ощущение чужих рук, которые трогали не по доброй воле.
— Специально время тянешь? — Спустя где пуговицы, когда Жук уже слишком громко всхлипывала и дергала губами, спросила Саша.
— Я не… я не хочу… — Провыла в ответ Соня, стирая с глаз надоевшие слёзы.
— Ну тогда проваливай, нечего моё время тратить.
— Но… почему Агата твоё время не тратит, а я прямо все порчу? Я такая плохая? Или ты только её любишь?
— Ну, а ты не задумывалась за что тогда любить тебя? Если тебе этого от меня надо. Научись сначала представлять из себя хоть что-то кроме красивого тела, чтобы упрекать других за то, что они в тебе не заинтересованы.
За стеной послышался отдалённый треск звонка, оповещавшего конец урока. Саша, до этого копавшаяся в своей наспех собранной сегодня сумке, вытащила оттуда пачку сигарет, но только стиснула зубы и выдохнула сквозь них воздух, обнаружив её пустой.
— Ну, урок закончился, больше ничем не могу помочь, прошу на выход. — Все так же сквозь зубы прошипела она растерявшейся Соне, развернулась на пятках и быстрым шагом направилась к двери, пытаясь держать себя в руках и не возвращаться в свое утреннее состояние. Она точно знала, что у её коллеги на этом же этаже должны быть сигареты, противные и приторно сладкие правда, но хоть какие-то, уже хорошо.
— Н-но стой, я же не сказала… — Жук, схватив со стола почти пустую сумку, ринулась следом, всё порываясь схватить старшую за руку, чтобы остановить и не выпустить в коридор, который уже через минуту будет под завязку наполнен людьми.
— Мне не интересно, и уверена, тебе нечего такого важного мне сказать.
— Но я л… и… Я хотела сказать, что я л… я л… л-ла-а-а, я не могу! — Слова застревали в горле через одно, тонули где-то под глоткой, забивая проход и не давая выходить другим. Словно рвотный позыв, вызванный своими силами, Жук так же давилась на каждом слове и чуть не подавилась собственным языком, завалившимся назад на слове на букву «л».
— Ну вот видишь, нам не о чем разговаривать. — Так же равнодушно, даже не обернувшись, бросила себе за спину Саша, уже берясь за дверную ручку.
— Нет! — Жук всё-таки схватила её за руку и остановила, сцепив руку намертво из-за ударившего по голове страха. — Ты мне… ты мне нр-а-ав-вишся… ясно?
— Да что ты? Правда что-ли? Как-то ты совсем себя не уважаешь, если тебе нравятся такие, как я. Найди себе кого-нибудь хотя-бы нормального и живи спокойно. Аривидерчи, у меня очень важные дела. — Всё-таки вырвав руку из чужих одеревеневших пальцев, на которой осталась пара ярких следов, скоро обещавших превратиться в обычные синяки, старшая выскользнула за дверь. Но Соня, не дав себе провалиться в пучину тяжелых раздумий и самобичевания, поджала губы и выбежала за следом, уже даже не зная, о чем будет говорить дальше. Нельзя же бросать всё вот так, ей же даже нормально не отказали, а просто послали куда-то к кому-то.
— Но ты же… а что с тобой не так?
— Тебе прям перечислить? Или ты сразу меня копам по нескольким статьям сдашь?
— Но… но с этим же можно… это же можно исправить?
— А ты у меня спросила? Может я не хочу? — В коридор уже выскочили некоторые особо нетерпеливые старшеклассники, которые пока что, к счастью, не обращали внимания на идущих вдоль стенки девушек. Саша же теперь так не летела, а шла вполне умеренно, не торопясь вбегать к ещё занятой коллеге, что позволяло чуть прихрамывающей Соне догонять её и идти рядом. — Вспомни, я же говорила тебе в начале года; как можно трахаться со всеми встречными, как можно доверять это кому-либо кроме любимого человека? Ты же не хотела бросать этот образ жизни. И на мои слова тебе было как-то всё равно. Вот мне так же не хочется всё это бросать, тем более ради тебя. Это называется эгоизм, и ты эгоистка не меньше моего.
— Но ты же умереть можешь и…
— Ну и что? Тебе есть до этого какое-то дело?
Чаша все-таки дернулась и чуть не расплескала весь накопившийся гнев. Саша даже остановилась и теперь чеканила слова глядя в глаза уже более сдержанной Соне, так же не замечавшей людей, медленно окружавших их. Старшая постепенно перешла на повышенный тон, но сохраняла хладнокровное выражение лица, которое почему-то интересовало проходящих мимо старшеклассников. Все десятые классы же знали о том, что Жук себя странно ведёт рядом с этой Александрой, и та теперь вот таким голосом что-то говорит, хотя обычно голос повышать не любит. А Жук не агрится в ответ, а стоит как-то пристыженно и испуганно, она в последнее время вообще странно себя ведёт, но от этого не менее интересно. Да и к тому же, вдруг они сейчас наговорят на какую-нибудь новую школьную сплетню, будет что в подслушке обсудить.
Поэтому теперь вокруг не видящих вокруг ничего кроме друг друга девушек медленно собиралось кольцо из любопытных голов, скоро ставшего слишком плотным для того, чтобы спокойно из него вырваться.
— Есть вообще-то. Ты сама говорила тогда что-то про сердце. Где-то в начале года.
— А у тебя оно есть? Я и говорила о том, что сейчас его ни у кого нет, ни у тебя и не у меня. Так что не надо строить из себя мать Терезу, тебе так же все равно на меня, как и мне на тебя. Тем более у шлюх не бывает сердец, тебе ли не знать. Ты же ведь в последнее время даже не пытаешься со мной об этом спорить.
— Потому что ты все равно будешь меня так называть. — Обиженно буркнула Соня.
— А потому что на правду не принято обижаться.
— А это и не правда! И… и у меня есть сердце, в отличие от тебя.
— Да? Посмотрите, тут шлюхи утверждают, что любить умеют! — Обращаясь к толпе, вскрикнула Саша, делая крайне удивленное лицо. Толпа отозвалась дружным гулом, то ли насмехаясь, то ли так же удивляясь. Жук завертела головой, снова испуганно отступая ближе к стене, подальше от десятков глаз. — Ей кто-нибудь верит? — Снова тот же гул, на этот раз уже неприкрыто смеющийся, говорящий нет.
Пользуясь не смолкающим гулом, Саша нагнулась, оперевшись руками о колени, и подошла ближе, нависнув над снова начавшей всхлипывать Соней. Та вжала голову в плечи и отступила шаг назад, вздрогнув ещё и от страха врезаться в какого-нибудь зеваку спиной.
— Если так уверена в том, что умеешь любить — найди того, кому это надо. Но не плачь потом, если не найдешь или окажешься никому не нужной.
Легонько щелкнув младшую по носу холодным пальцем, девушка ядовито ухмыльнулась и, видимо вспомнив о своей изначальной цели выхода в коридор, развернулась. Расступился народ не сразу, но всё-таки выпустил, и Жук осталась совсем одна в самом центре беснующейся толпы. На секунду она будто исчезла, слышались только собственные всхлипы и рваное дыхание. Девочка медленно-медленно опустила голову, одна слеза все-таки скатилась вниз по щеке и капнула на мраморный пол. Теперь, наверное, точно конец.
Не потерявшую к происходящему интерес толпу это зрелище явно позабавило, в следующую секунду Жук снова слышала какие-то насмешливые выкрики в свою сторону. Что им надо? Им правда так весело? Так весело смотреть на разбитого человека, которого все привыкли видеть только в одном и том же приподнятом настроении? Они сами доводят её до слез и потом сами с этого смеются. Так всегда было?
Не хотелось вслушиваться в то, что они там кричат. В слова вроде «шлюшка плачет» и прочее, от чего на слезы пробивало ещё сильнее. Её и правда все вокруг шлюхой считали? С самого начала? Сколько бы она не доказывала всем вокруг, неужели все это время это выглядело как… жалкие оправдания?
— А что это мы плачем? Грустно, когда тебя отшивают? — На плечо со спины легла чья-то рука и грубо развернула назад. Чуть впереди толпы стоял один из одноклассников, не сразу вспомнившийся ей Андрей. Тот самый, с которым они очень горячо познакомились в день, когда он только пришел. Он тогда ещё звал её гулять, телефон просил. Она его тогда ещё так резко оттолкнула, даже разговаривать не захотела. Больно, когда отшивают? Да. Очень.
Соня слабо махнула рукой и отшатнулась в сторону, обронив неразборчивый вскрик. Снова она выглядит жалко, полностью залитое слезами лицо и не может выглядеть по-другому. Ноги почему-то подогнулись, и теперь со стороны она наверняка напоминала какого-нибудь маленького зверька, забитого в угол. Круг людей сужался, Андрей продолжал что-то недовольно говорить, а она всё больше нагибалась к земле, обнимая саму себя руками. Будто пытается сжаться и обрасти скорлупой, чтобы никто не достал. Круг всё сужался, голоса и тыкающие в неё пальцы все приближались, а на шее будто затягивалась верёвка. Дышать становилось труднее, слёзы катились уже от удушья, голова пошла кругом, Жук чуть не свалилась на бок, так и не оперевшись о стену руками, которые держала перед собой, будто защищаясь.
— Уйдите! Отстаньте! — В отчаянии завопила она, когда чья-то рука со снимающим телефоном приблизилась на расстояние пары жалких сантиметров.
— Но как же мы тебя тут оставим? — Издевательски захохотал чей-то громогласный голос позади, перекрывший на мгновение все остальные.
Снова все приближаются, давят и загоняют глубже в угол, зная, что душат и медленно убивают. Справа протянулась ещё чья-то рука, но не ткнула, как все, а схватила за предплечье и потащила ближе к чужим ногам. Не видя ничего из-за пелены слёз, Соня первое время пыталась отстраниться и отползти в сторону, чтобы не быть раздавленной этой живой изгородью. Но тут появилась и вторая рука, взявшая за другое предплечье, и потащили её в сторону уже вдвое сильнее. Неизвестно, как так получилось, но через секунду возни её вытащили из этого дьявольского круга на открытое пространство. Проморгавшись, Жук все-таки узнала в этих руках ещё одну одноклассницу — Аню, из-за которой они с Александрой в начале года чуть не подрались. Она такая незаметная, даже не всплывала в памяти с того случая, а тут вдруг вытащила, непонятно как вообще заметив и прорвавшись сквозь плотный круг.
— Ну, быстрее, уходи отсюда! — Тряся глупо вылупившуюся Соню за плечи, прокричала Аня, оглядываясь на толпу, огорченно гудящую из-за пропажи объекта их насмешек.
Когда круг расформировался и превратился в одну бесформенную живую массу, Жук наконец-то пришла в себя и все так же на четвереньках поползла в сторону лестницы. Её практически поставили на ноги, и под удаляющиеся крики толпы Соня поплелась вниз по ступенькам, отчего-то снова хромая сильнее. Ноги несли вперед, подальше отсюда, уже на автомате, даже слёзы не мешали. Один раз она чуть не скатилась кувырков со ступенек, но через пять минут уже неслась слишком быстро по школьному двору, левой рукой сжимая лямку сумки, а правой стирая с лица холодеющие на свежем воздухе слёзы.
Она так и не смогла сказать так, как надо было бы. А в целом, и хорошо. Если бы сказала как надо, её бы и не так мягко отвергли, ещё бы на всю школу об этом растрезвонили. Она, наверное, и не особо надеялась на положительный ответ. Неужели ей бы ответили взаимностью? Ответили взаимностью, когда есть эта Агата, когда она и до этого обращалась с ней отвратительно? Ответили взаимностью после того случая с Дианой и всей этой затянувшейся истории с наркотиками? Надежда была хотя-бы на то, что ей мягко откажут, так нет, сначала наорали, а потом ещё и опозорили перед всей школой. Натравили всех этих любителей крови и сплетен.
В кармане завибрировал телефон.
6996
4to ть| х0телА skа3ать?
Может не заметив, а может просто не желая отвлекаться на что-либо, на кого-то докопавшегося до неё, но Жук даже не посмотрела, кто это. Наверное, всё и так было ясно. В последнее время мало кто писал. Мало кто, кроме его одного.
Майское солнце почему-то не грело, бег времени и неровности дороги не ощущались, даже прямо перед собственной многоэтажкой Жук сначала не остановилась. Заблудившись в трёх соснах, она наконец-то отыскала нужный дом и нужный подъезд, только на поиск ключей в сумке много времени ушло. Но они и не пригодились, дверь открылась сама, выпустив нескольких человек, странно покосившись на зарёванную незнакомку. Кто-то даже хотел помощь предложить, но та быстро убежала и исчезла в темном коридоре. Около двери ключи всё-таки нашлись, правда пришлось выкинуть пару безделушек из сумки, которые сегодня утратили всю свою былую ценность. Уже знакомая ситуация; снова сумка валяется где-то в прихожей, снова рядом с сумкой лежит всхлипывающий комочек, снова дома никого нет, снова никто не слышит.
Она правда настолько плохая, что даже если и найдет кого-нибудь, то ей снова откажут? Она правда настолько никому не нужна? Только этому психу, строчащему сообщения? Значит, все кончено? Она точно не передумает? А есть ли вообще смысл жить дальше? Чего ждать? Наркотики ещё никому не помогали полюбить, ни жизнь, ни работу, ни человека, ни саму себя.
6996
: (
6996
Хvатит пLакАtь
В дверь вдруг постучали. Как ни странно, Жук это услышала, только вздрогнула сильнее и поползла по полу в кухню, подальше от двери. А она дверь закрыла? Почувствовав, как сердце пропустило пару ударов, девочка подорвалась с пола, сразу же свалившись на колени. Защёлка звякнула дважды, ручка снизу задергалась, будто подумав, что дверь открыли.
— Ещё и он… опять… — Провыла Соня, отшатываясь обратно на лестницу.
В дверь снова начали долбиться, казалось, загремела сразу вся квартира вместе с пластом полов и плафонами люстр.
6996
0ткRой Yжe дvеръ
Ноги снова подкосились, Жук в исступлении доползла до ближайшего стула, на мгновение забыв о том, что дверь сейчас штурмует этот ненормальный. Давно она не заглядывала на кухню, все осталось лежать с приезда матери пару недель назад. Небольшая коробка с таблетками, которые она уже пару лет зачем-то пьет. Правда ведь, если съесть слишком много таблеток сначала отключишься, а потом незаметно для себя умрешь? Хороший способ уйти от этого кома проблем, который именно сейчас собрался воедино и угрожает сегодня же убить её самым жестоким образом. Так хотя-бы не больно будет.
Будто зачарованная, Соня протянула к коробочке руку и вытащила пару первых попавшихся кассет с белыми продолговатыми таблетками. Они же незаметно действуют. Даже ничего не почувствует. Ничего не почувствует, и все разом закончится. Не придется больше бояться психов-сталкеров, страдать из-за прогрессирующей болезни, не поддающейся лечению. Только бесконечность, которая наконец-то позволит отдохнуть от всего этого дерьма.
Сухая и гладкая поверхность таблеток поначалу не лезла в горло, поэтому пришлось глотать по одной. Она не вспомнит точно, сколько съела, главное, чтобы этого количества хватило. Наверное, для того, чтобы подействовало быстрее надо было запить, но до воды так далеко ползти. Стук в дверь вроде иногда затихал, не железные же у этого психа кулаки, чтобы стучаться без перерывов так долго. Но со временем они, казалось, совсем прекратились, а может это просто она не слышала. В прочем, и хорошо, значит, все сработало.
Перед глазами наконец-то все поплыло, Жук даже умудрилась расслабиться и растянуться на стуле в красивую посмертную позу. Живот заболел, горло сдавило, наверное, больно всё-таки будет. Сделав самый-самый последний вдох, она уже запрокинула голову назад, как вдруг горло сдавил ещё один раз. Соня вдруг закашлялась, скрючилась, схватившись за живот, и упала коленями на кафельный пол. Желудок вытолкнул все ненужное назад, и вместо самоубийства получилось только испачкать пол сегодняшним скудным завтраком.
— Блять… у меня даже сдохнуть нормально не получается! — Ударив кулаком по полу, вскрикнула Жук.
Слёз уже не было, остались только хриплые крики и какой-то нервный смех. пуsДверь снова заходила ходуном.
6996
Vпуsтi мEnя
Вытерев лицо тыльной стороной руки, Жук поднялась на дрожащие ноги и, заходясь тихим хихиканьем, подползла к шкафчику с посудой. Ножи лежали как прежде, собственно, куда им ещё деваться?
— Пошли вы все нахуй…
Наверное, надо было это написать в предсмертной записке, но руки точно не смогли бы совладать с карандашом. Да и кому вообще будет интересно, что она вообще хотела сказать, перед тем как покончить с жизнью? Дрожащая рука крепче сжала рукоять и поднесла холодное лезвие совсем близко к нежной коже запястья. Резать себя никогда не приходилось, на мгновение стало страшно. Наверняка же больно будет. Лезвие, аккуратно и едва прикасаясь, прошлось по коже оставив едва заметный порез. Ойкнув, Жук сразу же выронила нож и зажала рану двумя пальцами. Вскрыться тоже не вариант, если она даже маленький надрез нормально не смогла сделать, что-то там перерезать просто не получится.
— Блять, блять, блять…
Нож отлетел в другой угол небольшой кухни. Стук на пару секунд прекратился, словно по ту сторону двери услышали стук ножа о пол. Соня даже обернулась на прихожую, уже думая облегченно вздохнуть.
6996
ГDe кLюч?
Вдруг стук сменился странным звуком, будто кто-то ковырялся железкой в замке. А вдруг у него есть отмычка? Или дубликат ключа? Вдруг он подгадал в школе момент, когда её не было в классе, залез к ней в сумку и сделал дубликат ключа? Звучит, конечно, глупо, но вдруг? Он же на многое способен. Он же сейчас дверь без особых усилий откроет и все. Кто знает, что дальше будет? Вдруг он утащит её куда-нибудь и будет мучать несколько месяцев? А может изнасилует, подберет её же нож и разрежет её на мелкие кусочки?
— А…! Н-не… Уйди!
Ковырялись в замке долго, наверное, правда какая-нибудь отмычка, а не ключ. Но скрежет становился все громче и страшнее, казалось, что у него и правда что-то, да получалось. Наверное, бездействие сейчас лучше всего помогло бы уйти из жизни. Но уходить из жизни путем изнасилования и ещё хрен знает каких манипуляций не хотелось. Она и так много натерпелась, терпеть ещё и физическое насилие перед смертью не хотелось.
Впав в ступор, даже не рассмотрев вариант пряток в других комнатах, Жук путем отступления вжалась спиной в стену около приоткрытого окна. Дождей давно не было, духота заставляла держать форточки и окна открытыми, чтобы не задохнуться. А может…? Четвертый этаж, наверное, плохая идея чтобы прыгать, но попытаться-то стоит? Если основную задачу не выполнит, то хотя-бы от этого психа сбежит. Всего мгновение удара об асфальт, нужно только решиться и потерпеть мгновение.
Звук снова стал каким-то тяжелым, затих на мгновение, и вернулся с новой силой, теперь ещё и вместе со звяканьем дергавшейся ручки. Ещё пара движений и дверь не выдержит. Не видя ничего перед собой, Жук потянулась к ручке, которая на кухонном окне всегда поддавалась плохо. Но на этот раз она практически сорвала её с места и распахнула окно, ударив створку о стену рядом. Дверь держалась последние секунды, Соня, уже не в силах думать о рациональности своих действий, закинула ногу на высокий подоконник. Сил вставать и разворачиваться не было, она беспомощно высунулась наружу по грудь, оттолкнулась от чего-то и со свистом полетела на встречу бетону.
