Всё.
В аромате чужих духов ему неуютно; в ощущении иного присутствия ему неспокойно; рядом с ней Леону по-настоящему страшно. Жутко. Неправильно. Внутри болезненно скребётся это пустошное «Мисс Мур», расщепляясь до короткого и кроткого «Эвер». Почему? Ему было бы проще объяснить всё праздным беспокойством. Эвер уже поставили под удар и начали хоронить, а Кеннеди, в самом деле, не хотел быть тем, кто бросит последнюю горсть земли на её гроб. Не хотеть чей-то смерти — это нормально. Это человечно, но Леон всякий раз спешит напомнить себе, что — он не — и внезапные чувства в нём говорят о другом. Ты привязываешься. На нитку, на верёвку, на цепь. Совсем неважно, если шея уже застряла в петле. Игнорировать чувства и душевную близость — норма и порядок вещей, который Леон не хотел нарушать, чтобы сохранить то малое и ничтожное, что у него осталось: трезвость ума, холодная работоспособность и одиночество, в котором его никто не ждёт. Не ждут и от него. Леону чертовски не везло с женщинами, а женщинам не везло с ним — и это аксиома. Но до чего всё дошло теперь? Мисс Мур в его квартире: делит с ним общую площадь и полотенце; бутылку виски, распитую с горя, и неразложенный диван. Странно. Сочетание явно не в его пользу, а для Эвер едва ли что-то лучшее скорой, неминуемой гибели. Раз уж на то пошло, лучше бы он её не спасал. Нет. Лучше бы ему просто не быть Леоном Кеннеди. Эспрессо проваливается в пустой желудок, вызывая отвращение. Леон лениво болтает бумажный стаканчик в руке и смотрит на время, не застывшее на циферблате наручных часов. По-хорошему, ему стоило бы вернуться домой: в конце концов, Эвер одна, и ей страшно. Ей должно быть страшно. Затёкшие ноги ведут его мимо только что открывшихся пекарен и очаровательных лавок с фермерскими продуктами. Отчего-то на Леона накатывает: мисс Мур здесь бы понравилось. И следом вдогонку бьёт с размаху в сплетение ёмкое — идиот. С какой стати ему думать об этом? И всё же булочка синнабон с корицей звучит не так уж плохо; к ней в покупную корзину летит что-то свежее и полезное — как полагается, без ГМО, химии и сублиматов. Опять же: мисс Мур должно понравиться. Домой Кеннеди возвращается ближе к девяти, тихо брякая связкой ключей, шуршит пакетом, замирает на пороге, прислушиваясь. Эвер выскальзывает из гостиной, обеспокоенная и, кажется, немного заплаканная. Испуганная. Леон не знает, как это объяснить, но в груди всё сжимается, будто сунулся сейчас без подготовки в ледяную воду и почти захлебнулся. — Леон? — мисс Мур беспокойно моргает и смотрит так, будто видит впервые. Рассеянный свет падает на её лицо, подсвечивая опухшие после слёз глаза. Кристаллики соли стягивают кожу и грызут царапину одну за другой. Наконец Эвер облегчённо выдыхает, будто страшное осталось позади. Но Леон-то знает, что нет, и знание это оседает на языке душной яркостью. Прости. — Я проснулась пару часов назад, а ты уже ушёл. Кеннеди молчит, растягивая неловкую паузу непозволительно долго. Говорить с ней сейчас выше его сил, а смотреть уж тем более — потому что он делает это неправильно. Долго, так до жадного изучающе, что мисс Мур прорастает на его сетчатке и жжётся лазерами под закрытыми веками. — Ходил проветриться, — натянутый, снисходительный ответ заставляет Эвер озадаченно замереть. Измождённое лицо Эвер вытягивается в удивлении, а Леон продолжает источать зябкий холод. — Почему не позвонила? — Ты забыл телефон на столике. В гостиной, — девушка поджимает губы, отворачиваясь. Угрюмо, обидчиво морщится, не понимая причины таких перемен. Вчера всё было хорошо. Нормально. Леон смеялся, Леон улыбался, и Леон не смотрел на неё волком, готовым вот-вот вцепиться кому-нибудь в глотку. — Точно. Извини. В следующий раз оставлю записку, — Кеннеди огибает Эвер по кривой, уходя в сторону кухни. Она торопливо следует за ним, застывая в дверном проёме, и не решается сделать следующий шаг. — Беспокоит что-то ещё? Я купил немного готовой еды к завтраку. Эвер сглатывает, кивая. От того, как Леон выжимает из себя связную речь, становится худо. Ей казалось, что они перебороли взаимную неприязнь и злобу, хотя мисс Мур, в самом деле, никогда не воспринимала свой яркий эмоциональный спектр всерьёз: ненависть к Леону прошла также быстро, как вспыхнула, стоило ему просочиться в подвал под гектарами заброшенных доков. Плохие люди не спасают, а хороших не ненавидят, и заскорузлая злость Эвер затянулась, оставив после себя лишь розовую, нежную корочку, которую так легко было ранить. И Леон это делал — именно так, ранил. Прошёлся лезвием по больному, надеясь причинить боль, а на деле всколыхнул лишь ограниченную наивность, и не встретил сопротивления. В конце концов, он ей не по зубам, а Кеннеди переломит её пополам, даже не разминаясь. Если захочет. А хочет ли? Эвер неуверенно топчется на месте, пытаясь собраться с духом, чтобы прояснить ситуацию как можно скорее. Мысли перекатываются одна за другой, резонируя на височной кости, и напрочь глушат всё остальное. — После того, как мы выпили ночью… я сделала что-то неправильное? Леон замирает мгновенно, не удосуживаясь обернуться. Широкая спина напрягается, и Эвер может поклясться, что видит, как под чёрной тканью футболки лопатки смыкаются в неестественном положении. Кеннеди поднимает голову, вглядываясь в застывшую мисс Мур, отразившуюся на мутном стекле кухонного гарнитура — она ныряет в него, как нарисованная рыбка, и нелепо открывает рот, почти задохнувшись. — Нет, ты просто уснула, — Леон отвечает сухо, поджимая губы, и возвращает внимание к шуршащей бумаге. — Ничего не было. И не будет впредь, мисс Мур. — Мисс Мур? — Эвер озадаченно выдыхает, часто моргая. Искусанные губы наливаются кислотой спелой вишни, когда передние зубы нервозно прикусывают тонкую кожу. Странно, но Леон чувствует себя ещё большим ублюдком, чем прежде, и ему становится физически больно. — Понятно. Значит, мистер Кеннеди? — Не передёргивай, — Леон оборачивается резче, чем требуется, раздражённо сжимая челюсти и едва ли не скрипит зубами. — Я просто расставляю границы между нами. Мы не друзья, Эвер, и с недавних пор мы даже не коллеги. Болезненно бледные щёки расцветают багрянцем, и краска заливает всю кожу до век. Леон мог поклясться, что сейчас заржавевшие шестерёнки в её голове медленно двигаются, генерируя какой-нибудь колючий, из разряда «наотмашь» ответ, чтобы, укусить его в самые пальцы, как комнатная собачка. Она уже лязгает маленькими клыками, пытаясь добраться до плоти, но выдаёт лишь скулящее: — Я хочу вернуться домой. Кеннеди выгибает бровь, не сдерживая короткую, грубую усмешку. Рыбка Эвер бултыхается на поверхности, безмолвно открывая рот, и пускает в воздух маленькие пузырьки. Кислород в помещении сгущается, становясь плотным и осязаемым — и это скорее ядовитый газ, который выжигает лёгкие до полых, сквозных дыр. — Это невозможно. Твоя квартира опечатана на время расследования. — И как долго она будет опечатана? — мисс Мур мрачно хмурится, отзываясь натянутым, дрогнувшим придыханием. — Столько, сколько потребуется. Не мне знать, когда закончится эта игра в кошки-мышки, — голубые глаза хищно прищуриваются. Вчера, поддавшись беспокойству, Леон позволил себе упустить из памяти лаконичную фразу Дерека. Ответы будут у Эвер, и чёрт разберёшь, что Мур-старший подразумевал. — Я могу снять другое жильё, — Эвер настойчиво протестует, хотя даже это звучит слабо. Так, словно пытается вывернуться перед Кеннеди мягкой изнанкой, доказывая свою крошечную правоту. Он ведь и сам знает, что уйти ей отсюда было бы правильно, но… — Нет. Не терпится снова оказаться в подвале? — жёсткая правда режет, входя в пошатнувшееся сознание, как нож в подтаявшее масло. Лицо Эвер искажается опустошающим страхом, а в глазах застывают блестящие, слезливые крапинки. — И что дальше, мистер Кеннеди? Запрёте меня в своих апартаментах? Кто я? Жертва, подозреваемая? Определись уже наконец, ты сам себе противоречишь! — Мои подозрения тебя не касаются. К делу ты больше не имеешь никакого отношения, пока вышестоящие не решат вопрос о твоём дальнейшем участии в расследовании. Ты отстранена, и лучшее, что сейчас ты можешь сделать, Эвер, не мешать мне делать мою работу. Так достаточно понятно? Голос Леона отдаётся шипящим, злым эхом. Девушка молчит, и Леону не нужно раздумывать всерьёз, чтобы понять: ей больно; она задета и открыта перед ним, словно свежая рана — и он с циничным, доступным лишь ему осмыслением насыпает новую порцию соли. — Ты жесток, Кеннеди, — ничем неприкрытое осуждение плавится и посыпает его голову пеплом. — Разве? А мне казалось, что нет. Но, если ты настаиваешь, в свою защиту скажу: подавляющему большинству людей свойственна жестокость, и от этого никуда не деться. Я бы сказал «всем», но не хочу ранить твои нежные чувства. Боюсь, ты неправильно меня поймёшь. Как и всегда. — Так говорят лишь те, кому удобно оправдывать свою жажду крови, — мисс Мур презрительно кривится. В покрасневших глазах тлеют угли, и Леону, удивительным образом, это зрелище приходится по странному, извращённому вкусу. — Неужели? Значит, когда я, как бы выразиться помягче, осквернял последнее пристанище Дерека, ты совсем ничего не почувствовала? — он наблюдает, как эмоции сменяют друг друга в ярком, взрывном калейдоскопе. Эвер рядом сжимается всем телом, уменьшаясь в размерах. Действительно, трясущаяся мышка и хищник, брызжущий ядовитой слюной. — Ради собственного блага, ты слишком добра. Не будь такой хорошей. В её волосах купается заглянувшее в окно солнце. Затянувшуюся гарротой тишину не слышат, потому что сердце — лучше бы у неё остановилось, потому что у Леона уже давно — бьёт кровавыми волнами в уши и фонтанирует багряными брызгами. Ему с ней так можно и нужно, потому что отношения у них такие сложные и, в общем-то, их совсем не должно быть, поэтому Леон подбирает острые грани жестокосердия, но если бы мисс Мур могла видеть дальше улик и своего носа, она бы узрела, как на дне глазниц едва заметно разливается ущербная, обглоданная вина. — К чёрту, я всё равно уйду, — наконец Эвер порывисто вспыхивает, шевеля дрожащими губами в такт резкой фразе. Её ни к чему не обязывали, и с Кеннеди она связана лишь бутылкой и чужой смертью. Хватит ли этого, чтобы удержать человека? — Конечно, мисс Мур, — Кеннеди сардонически скалится, скрещивая руки на груди. — Вы вольны делать всё, что вам вздумается. Только учтите, что комендантский час в девять. Не придёте вовремя, и свободная камера всегда найдётся.***
Леон приезжает в офис к обеду, раздражённый и мрачный. Утренняя перепалка с Эвер, пусть и незначительная по его меркам, энергии не добавила. Наоборот. Кеннеди не мог не чувствовать саднящей в нём вины за случившееся, но так будет лучше — прежде всего, для мисс Мур. Он же, в самом деле, не дурак, и глаза у него нараспашку: эти неловкие прикосновения, непозволительно долгие взгляды и недопустимые фразы. «Ты красивый, Леон». Это всё было во благо — пресечь на корню то, чего ещё нет, легче, чем потом вырывать сердце без скальпеля и анестезии. Эвер не сгорит в его огне, если не подойдёт достаточно близко — а Леон не позволит случиться ни тому, ни другому. Марк встречает Кеннеди, вскакивая с просиженного стула, и взвинчено содрогается. — Эвер… как она? Всё в порядке? — Да. С мисс Мур всё хорошо, она в полном порядке. — Фух, слава богу, чувак, — Марк растекается чернильным пятном на фоне белой, криво выкрашенной стены. — Ты не представляешь, как я волновался за неё, Леон. Кто бы мог подумать, что она станет частью этого кошмара. — Случившееся действительно ужасно, но невозможно предусмотреть всё, — Кеннеди терпеливо участвует в беседе, хотя желание заткнуть Марка внезапно хватает его за язык. Просто заткнись, и у нас не будет проблем. Конечно, он этого не озвучит. — Главное, что сейчас Эвер в безопасности, и ей ничего не угрожает. — Да-да, само собой, — Марк до мерзкого наивно сияет энтузиазмом, кивая болванчиком. — Кстати, где она? В больнице? Я бы хотел навестить её. Сейчас такое время, Эвер нужна поддержка близкого человека. Сильное плечо, чувство защищённости. Ну, ты понимаешь. Леон кривит губы, едва ли скрывая своё отвращение, и не знает, что делать: то ли осадить Марка всерьёз (это у него-то здесь сильное плечо?), то ли проблеваться от умиления. Впрочем, озвученный вопрос плавал на поверхности, а наивные глазки-бусинки напротив отчаянно требовали с него хоть толику разъяснений. — Нет, она не в больнице, — Кеннеди занимает своё рабочее место, выдерживая паузу. Внутри что-то зловеще рычит, предвкушая. — Она у меня дома. Цвет сходит с лица, когда коллега осознает сказанное. Его плечи напрягаются, ровняясь по линейке, пока Леон напротив делает вид, что Эвер, живущая с ним в квартире — это нечто правильное и само собой разумеющееся. — Ч-что? Погоди-ка, в каком это смысле? Вы же не… — Марк задерживает дыхание, гоняя воздух в полости, и раздувается похлеще воздушного шарика. Поднеси к нему Леон остро заточенный карандаш, и тот взорвётся, разлетаясь ошмётками. — Только не говори мне, что у вас с ней что-то было. — Хорошо, не скажу, — Кеннеди пожимает плечами, не удостаивая коллегу ни толикой своего внимания. Это наталкивает на размышления, о которых Леон думал, но не развивал: Дерек-наёмный-убийца объявляется так внезапно и раскручивает этот поганый клубок, постоянно намекая на что-то, что Кеннеди следует знать, но никогда не говорит прямо; ответы (какого рода, когда и зачем) будут у Эвер, но её наивности хватает лишь на то, чтобы устроить ему — Леону — истерику и хлопнуть дверью; Марк — местный влюблённый дурачок, этакий клоун, зацикленный на мисс Мур и своих чувствах к ней. Хорошая, однако, собралась здесь компания. Если следовать инструкции, Леону стоило бы написать рапорт с требовательно-слезливой просьбой к начальству расформировать это разношёрстное сборище связанных и влюблённых, назначив компетентных специалистов, но… что-то не давало. То ли ручка с подтекающими чернилами, то ли ощущение, что все эти люди — цельный, единый механизм их большой истории. Уберёшь одного, и картинка сотрётся. Леон смотрит на Марка под иными углами и едва ли не освежёвывает, хотя, ему ли здесь возмущаться? — Между мной и мисс Мур ничего нет и быть не может. Её квартира опечатана, и ей негде остановиться. Или мне стоило оставить девушку на улице? — Я могу забрать Эвер к себе, это не проблема, — Марк порывисто вскакивает, звучно хлопая ладонью по столу. Леон замирает, наблюдая за приступом агрессии, казалось, совсем не свойственной этому простачку. Неужели так сильно влюблён? Или… Кеннеди отмахивается от проскочившей мимолётом идеи. Говорить о чём-то большем пока слишком рано. В конце концов, навязчивое желание обвинять всех вокруг ещё никто не отменял. — Нет, это уже лишнее, — Леон откидывается на спинку офисного кресла, слегка наклоняя голову вбок. — Буду предельно краток. Мисс Мур больше не имеет доступа к расследованию и, следовательно, материалам дела. Но, зная её неугомонную натуру, сидеть на месте и никуда не встревать, ей, увы, не по силам. А ещё я знаю тебя, Марк. И то, что у тебя не хватит яиц отказать Эвер. Утечки информации я не допущу. — Перегибаешь, Леон, — Марк раздражённо шипит, наклоняясь над столом. Рука цепляется за край стола, сжимая дерево до болезненных выстрелов в суставах. Ещё немного, и здесь начнётся драка. — То есть жить со мной Эвер не может, но ты у нас, конечно же, золотое исключение из правил, да? Кем ты себя возомнил вообще… — Я руковожу расследованием, Марк. Что-то не нравится, можешь доложить, куда следует. Я не обижусь, обещаю, — Кеннеди насмешливо фыркает, разминая чуть затёкшую шею. — К тому же… может, стоит учесть мнение самой Эвер? Я не держу её взаперти. Захочет уйти, уйдёт, но это будет её решение. Только вот она понимает, что в моём доме ей безопасно. — Все озабоченные так говорят, — Леон звучно фыркает, ничуть не задетый колким замечанием парня. Ну, и кто из них двоих выиграет конкурс на звание главного извращенца в отделе? — Я сказал чётко, и ты меня слышал. Если мисс Мур что-то не устроит, я подыщу ей другой вариант, который устроит нас обоих. Марк, уязвлённый, не находит, что ответить. Кеннеди не сводит с него предупреждающего взгляда, и это — оголённая, ничем неприкрытая угроза. — Ладно, ладно, — Марк понуро опускает голову, тихо цокая языком, и не прячет своего разочарования. — Только… она ведь будет в порядке? Эвер нужна… — Нужна? — Кеннеди прищуривается, немного поддавшись вперёд, и сцепляет руки в замок. Парнишка замирает, на мгновение переставая дышать. Глаза стекленеют, словно игрушечные. — Кому? — Что? Ну, мне, конечно же, — Марк нелепо посмеивается, запуская ладонь в волосы, и взъерошивает несколько густых прядей. — Я хотел сказать «важна», но вышло «нужна». Чёрт, но это же одно и то же. — Да, конечно, — Леон опускает взгляд на разбросанные перед ним листы на столе и мерно постукивает грифелем по бумаге. «Эвер» вписывается чёрным по белому, и «Марк» появляется следом с жирным знаком вопроса. — Одно и то же. Оговорки, как и завещал доктор Фрейд, но в действительности значило ли это нечто большее? Всё становилось только запутаннее, и у Леона распухала голова, стоило только вцепиться в хоть какую-то мало-мальски понятную ему деталь. Толку с Дерека не было, тот лишь морочил ему голову, указывая пальцем на Эвер, а у неё — как и на неё — у Кеннеди ничего не было. В каком-то смысле, она и сама стала жертвой. Её вина была косвенной, и связана она далеко не с тем, что мисс Мур, якобы, имела криминальные связи. Она просто была. И мешалась — сильно. Путалась под ногами, отвлекала, дурила голову. С одной стороны, Леону проще было бы признать её причастность, чтобы потом нечто мерзкое, делящее с ним одну голову на двоих, победоносно потрясло сцепленными кулаками, добавив: «А ведь я знал с самого начала! Знал-знал-знал…». Похищение могло быть частью большого плана, чтобы отвести подозрения, ведь Кеннеди с самого начала делал ей недвусмысленные намёки. Кто станет убивать своих? Опять же: кто оставляет в живых тех, кто несёт в себе угрозу? Даже картинка этого так называемого «похищения» выглядела странно: никто ничего не видел, не слышал; Дерек знал точные координаты; место без охраны, хотя, определённо, кто-то там был и скрылся перед его, Леона, приходом. Крыса? Кеннеди вёл дела с Крисом, доверяя ему и только ему; посвящал мисс Мур в то, что ей следовало знать, но никогда — больше. Марка Леон никогда не считал значимой фигурой, потому что… объективно, тот значительно уступал всем, кому ему доводилось знать. Не особо умный, сообразительный, слишком болтливый — как говорится, находка для шпиона. Знал ли Марк о Дереке — точнее, сказала ли ему Эвер? Хотелось мысленно прокричать: «Исключено!». Мисс Мур, при всех её недостатках, не особо болтлива, несколько осторожна, как пугливый котёнок, и этот парень, очевидно, очень досаждал девушке своей навязчивостью. Она бы ему не доверилась. Не открылась, также, как не впускала Леона в своё ограниченное пространство — только вот незадача, его-то учили прорываться сквозь баррикады и обходить любые замки. Он уже там, в этом самом пространстве, рыщет, как пёс. Но Эвер тоже в его пространстве, живёт в нём, неуклюже хозяйничая в нём одной здоровой рукой. И кто из них подобрался ближе? Трупы не встают, сказала она, но вот — он уже здесь. Стоит, ходит, пьёт кофе, курит по пачке в день, минимум, и пытается не показывать мертвечину, копошащуюся в нём плотоядными червями — люди, те, что живые, его не поймут. Леон мрачно вздыхает, небрежно откидывая карандаш в сторону канцелярского стаканчика, и поднимает взгляд на притихшего Марка. Щупленький парнишка, агент — господи, до чего же громко это сказано — ФБР. Кто вообще впустил сюда этого мальчугана? Добрый, наивно моргающий; только кто ты на самом деле? — Марк, — Кеннеди зовёт тихо, а названный вскидывает голову, удивлённо вскидывая брови. — Есть поручение. Свяжись со специалистами, которые занимаются осмотром квартиры мисс Мур. Истребуй акты и отчёты, они нужны мне как можно скорее. Поторопи их. — Квартира, да… — он бормочет себе под нос, кивая. На Леона предусмотрительно не смотрит, избегая взгляда стылых голубых глаз. — Хорошо, я понял. Сделаю в лучшем виде. Можешь положиться на меня. — Само собой, — Кеннеди задумчиво усмехается, незаметно поджав губы, и вместе с тем пытается подавить нарастающее раздражение. Упаси бог, опуститься ему до такого. Когда Марк вылетает из кабинета быстрее пущенной стрелы, Леону наконец-то становится тихо. Он откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза, и медленно массирует пульсирующую переносицу. В голове приятно пусто, и это ощущение хочется сохранить на долгое-долгое время. Жаль, что его у него нет. Так и выходит. Тишина вибрирует и дребезжит в такт зазвонившему телефону, и Леон досадливо постанывает, хмурясь. Абонент, значившийся Крисом, начинает без промедления и приветствия, стоит Леону сдвинуть зелёный, расплывчатый кружочек с телефоном вправо. — Леон, тебе ещё не сообщили? — Не сообщили что? — он напрягается мгновенно, облокачиваясь локтями на стол. — Помнишь, что гонца, принёсшего дурную весть, убивают первым? — В целом, мыслишь в правильном направлении. Дерек мёртв, — Рэдфилд понижает голос, хрипло выдыхая в воздух никотиновое облачко дыма. — Конвоир нашёл его утром, вздёрнутым на решётке. Леон привык к смерти, но отчего-то сердце сжимают невидимым кулаком, трепля и тормоша его из стороны в сторону. Ему бы подумать о том, что ценная улика отправилась вперёд ногами прямо у него под носом, но страх, необъяснимый страх перед Эвер пускает в нём глубокие, крепкие корни. — Сам? — Кеннеди нервно треплет себя по растрепавшимся волосам, оттягивая у корней. — Вскрытия ещё не было, скоро заберут тело и отвезут в лабораторию. Но выглядит как самоубийство. Посторонних в блок не пускали, в камере содержался один. Надзиратели ничего не слышали, а с таким бугаем по-тихому не разберёшься. К тому же, это вполне в стиле Дерека. Он не из тех, кто будет дожидаться, пока придут за его головой. — Ладно, я понял, — Леон понуро кивает, чувствуя, как позвоночник сводит мурашками. — Дай знать позже. — Мог бы и не просить, — Крис отзывается с коротким пониманием и неловко молчит в трубку. Голос, настоявшийся в табаке, заметно смягчается, чтобы спросить вдогонку. — Как она? — Нормально. По крайней мере, была. Теперь уже не знаю, — Кеннеди не может сокрыть проскользнувшую тревогу в просевшем тембре. — Ей лучше об этом не знать, предупреди всех, чтобы не сообщали. — Леон… — Рэдфилд отзывается с укором. — Так не поступают. Он её брат. Будешь держать Эвер в неведении, сделаешь лишь больнее. Леон мысленно возражает: нет, ты не понимаешь. Никто, блять, не понимает. Ведь это он, а не кто-то другой, стал первопричиной, запустив в ход машину для убийства. Дерек же ведь предупреждал, что умрёт, если ему развяжут язык. А ещё предупреждал и о том, что пока живёт он, не тронут и Эвер. Нет, Мур, каким бы тот ни был, не пустил бы в расход ни себя, ни сестру. Ублюдок он для Леона, но, по факту, у самого-то локти лопаются от въевшейся крови, ведь ты-ничем-не-лучше. Нет, Дерек бы так не поступил, зная о последствиях. Молчал бы до последнего, как и собирался, а тут он даже не сказал ничего конкретного. Но заставил усомниться в своей преданности — в конце концов, Мур старший не тявкающий щенок, а волк, и волк одинокий без привязки к хозяину. А Эвер? Стоило подумать о том, как преподнести ей эту трагичную новость. Он скажет: «Примите мои соболезнования, мисс Мур». А она услышит: «Я довёл твоего брата до петли».Я.
Если Эвер не ненавидела его до сих пор, то сделает это сейчас. Ты ведь хотел расставить границы — чудесно, шанс полностью твой. Хорошо, когда всё складывается в его пользу. Но Леон, правда, добивался не этого. — Я расскажу, — Леон обещает, Крису или себе, и на выдохе обрывает провод. Гудки тянут и тянутся к мисс Мур, сокрытой в квадрате его отнюдь неуютной и теперь небезопасной квартиры. Рыбка Эвер обязательно утонет, ведь в морях Леона Кеннеди не выжил ещё никто.