О превратностях судьбы

Уэнсдей всегда восхищала точность, с которой производились расчеты количества вещества или определения оптической плотности растворов. Миллиметры правильно очищенных кювет создавали идеальные показатели. Незатейливость и лаконичность аналитических методов восхищали, придавая иллюзию грандиозности. Под широким свитером в полоску тонкая футболка, края которой выглядывали из-под низа. Легкая челка-шторка, смоляные тонкие брови. Как легко в этом всем затеряться. Потянуть один раз за предплечье не значит заставить прильнуть к своей груди. Он представлял, как Аддамс тяжело падает вперед, затем как пальцы его умело и не спеша ищут острые скулы и гладкие мочки ушей. Подлинный факт. Лицо его было донельзя сосредоточенным. После легких прикосновений Уэнсдей бы совершенно обмякла, но она бы не была собой, если бы не скрывалась под непробиваемым толстым дном. Ее нужно было бы добиваться. Долго и упорно. Как в диснеевских мультфильмах про принцессу в башне. О, Тайлеру бы понравился этот процесс. Он следил за реакцией Аддамс: задержит ли дыхание, приоткроет ли губы, что выкинет в очередной раз или будет просто молчать. Он подмечал бы каждый её вздох, дрожь её тонких пальцев, долготу томных взглядов. Тайлер ухмыльнулся собственным влажным мыслям, в которых он методично пробирался в ее приоткрытый рот своим языком и думал над тем, как вздрагивают ее узкие плечики. Он хоть и сказал, что этот поцелуй был необходим лишь с целью усмирения непрекращающихся болей, сам в глубине души понимал, что его притворный рационализм было всего лишь игрой. Он был способен остановить себя, контролировать совершаемые действия и следовать выдуманному за долю секунды плану, но знал, что положение его было по истине шатким: Уэнсдей была непредсказуема настолько же, насколько и прекрасна. Одним словом, пороховая бочка с бантиком сверху. Он не успевал делать корректировки, обдумывать собственные невнятные слова — приходилось действовать по созданной им же ситуации. Тайлер хотел подвести к сделке мягко, насколько это возможно ненавязчиво, однако из тысячи подготовленных слов была сказана лишь одна десятая часть. Да и то — слишком вычурная и местами глупая. Гондоны определенных зарядов, думал Галпин, Господи, как по-идиотски это звучало. Он осторожничал, цеплялся за любую подсказку: прислушивался к дыханию и интонации. И боялся, что секундной позже Аддамс будет более тверда и наконец достанет припасенную гранату в сумочке, чтобы засунуть ее ему в рот. Но все же рискнул, несмотря на зародившиеся сомнения. — Готова? — глупо, нелепо и совершенно не к месту. Кто такое спрашивает, когда целует девчонку? Мысленно он отвесил себе оплеуху. Впервые за долгие годы Уэнсдей была не уверена, спрятав сомнение и удивление под кривым изгибом губ. Потом вспомнила, как он оттянул ее к своей груди в коридоре колледжа. Как вспотели ее ладошки. Наверняка расширились зрачки. Как у нее перехватило дыхание от твердости груди Тайлера. Как бы ни пыталась, но ей не удавалось поглотить эти эмоции и сделать вид, что ничего не было. Аддамс ненавидела ложь и особенно — самой себе. И единственное, что ей оставалось, — подмечать детали и делать выводы о собственном возникшем слабоумии. И мириться с этим. Пристально, с грацией африканской гадюки, она смотрела на подрагивающие ресницы Тайлера, его выступающий кадык и вздымающуюся грудь от каждого тяжелого вдоха. Уэнсдей все не могла решить, сколько сил вложить в удар, который либо заставит его откашливаться ближайшие полчаса, либо непременно вызовет приступ удушья. На удивление, ей было известно достаточно способов причинить боль, и это накладывало на их ситуацию особый характер. — Свои безмозглые предложения прибереги на особый случай, — произнесла она, на свой взгляд, ласково. По крайней мере, обошлось без рукоприкладства. Аддамс воспринимала свой ответ практически как пересечение вражеских границ с белым флагом. Не надумал ведь Тайлер, что она действительно согласится на поцелуй ради благих целей? Галпин поджал губы, его брови свелись к переносице, и сам он напоминал один огромный вопросительный знак. Скрюченный, с большой точкой внизу и целым вихрем изумления. Нет, не пороховая бочка — целая атомная бомба с тротиловым эквивалентом в десять тысяч тонн. Уничтожает не только половину города, но и подчищает дочиста его уверенность и самооценку. — Все же ты в мазохистку решила сыграть, а не в детектива, — нарочито напускным тоном говорит Тайлер и трогается с места, — так бы сразу и сказала, чтобы я не строил никаких иллюзий. — Какого рода иллюзии ты построил? — вскинув бровь, спрашивает Уэнсдей и под его покачивание головой добавляет с явным отвращением: — Только не говори, что думал, что я соглашусь. — Ну... — мычит он. Психически неуравновешенный эгоцентричный хрен, думает она. — О, Дьявол, — шипит в негодовании, — если бы это решало мировые проблемы вроде голода, расизма или приобретения Пагсли хоть немного баллов айкью, я бы могла подумать. — То есть собственный комфорт ты отодвигаешь на второй план? — не унимается Галпин, считая, что в праве выжать из нее все соки. Молчание привычно становится ответом. — Спасибо, что хотя бы не назвала наши метки дьяволовой хренью, — и кидает на нее взгляд. Один, — идиотской чепухой для умственно отсталых, — второй, — сраным, паршивым дерьмом, — третий. И она все молчит. — Ты серьезно?! — Я предпочитаю никак это не называть. — А я бы на твоем месте еще разок подумал, Аддамс! — не унимается тот и бормочет уже скорее для себя: — Родственные души, соулмейты и вся прочая лабуда... Господи, неужели моя родственная душа — бесчувственная... — Душа? Мы — лишь набор химических элементов, не более, — перебивает Уэнсдей прежде, чем он охарактеризовал бы ее так, что непременно лишился бы одного из десяти пальцев руки. — Ну вот я об этом же, — он вскинул бы руки, если бы не пришлось держать их на руле. На него вдруг сошло самое настоящее озарение, для картинности не хватало только загоревшейся лампочки над головой, и Тайлер продолжил: — Смею спросить, с каких пор я стал твоим личным водителем? Уэнсдей тяжело выдыхает, проклиная, что действительно не вызвала такси вместо этого болтливого чучела по соседству. Была, по крайней мере, одна причина, по которой Аддамс продолжала его терпеть. — Потому что моя машина привлекла бы слишком много внимания, — чеканит как для дебилов она. — О, твой дорогущий порш? — вновь риторический вопрос. Ему все же стоило отучиться произносить бессмысленные фразы. — А права тебе выдали под дулом пистолета, который ты хранишь в своей крохотной сумочке? — Ты можешь помолчать хотя бы пять минут? Или твой неумный язык все же стоит вырвать? — не выдерживает Аддамс и демонстративно отворачивается в другую сторону, лишь бы не видеть его дурную привычку облизывать от волнения губы. Полные, часто растягивающиеся в нелепой улыбочке, от которой еще больше саднило под лопаткой. Подлинный факт. Сказать было что: для начала отметить то, как Уэнсдей была неразумна в тонкостях подобного рода, наверняка терпела боль, ничуть не уступающую его, добавить про отсутствие благодарности, что он как послушный пес заехал за ней, и не забыть про гадкий язык, которым она из раза в раз глушила любую его фразу. Однако в ответ Галпин все же выбрал молчание, из рыцарских побуждений решив оставить последнее слово за ней. На самом деле, он хотел вернуть ей ее же фразу, но в более удобном случае. Или после попытаться попросить что-то взамен его молчанию. Тайлер не был уверен, что из этого что-то выйдет, но попытаться стоило, хоть и заговаривать о родственных душах было все равно что ступать по тонкому льду, который вот-вот взорвется. Дорога до академии прошла в молчании, что стоило Галпину не малых усилий: он привык болтать много, без умолку, шутить и быть душой компании, и царившая в салоне тишина давила на него похлеще пульсации под лопаткой. Когда точка сбора была наконец достигнута, он не без удовольствия выполз из машины, чтобы размять затекшие мышцы. Уэнсдей быстро кинула через плечо: — Молчи и просто поддакивай. Он и не ожидал чего-то большего. Да уж, вот скандал бы разразился, спроси он их план по спасению задниц младших братьев. Поэтому ему ничего не оставалось, как принять роль молчаливого охранника, который в добавок ко всему со всем соглашался. Верный пес — не иначе. Верный и тупой. Ее план был надежен, как швейцарские часы: прикинуться волонтерами из своего института, которые были направлены в ближайшие школы и академии с целью донести информацию учащимся о Массачусетском технологическом институте и незаметно проникнуть в учительскую или архив, чтобы найти дела тех старшеклассников, которые задирали Нила. Для этого необходимо было два участника: первый — болтливый шут, который сможет надолго занять как учащихся, так и их преподавателей своими россказнями об их вузе, и второй, который будет действительно работать. Роли были распределены еще в тот момент, когда Аддамс глянула на старый ниссан за окном забегаловки. Дежурный охранник, невысокий круглый мужчина с гладкими щеками, был добр и покладист, сразу пустив их на территорию академии. Да тут можно было устроить целый теракт, подумала Уэнсдей, когда они с легкостью проникли в корпус. Ни камер, ни нормальной вооруженной охраны, ничего. Как там говорят — все было бы хорошо, если бы не было так плохо. Только тут наоборот. Она шла быстро, без оглядки, будто хотела перепрыгнуть расстояние, да вот не могла позволить себе подобную выходку. — И что мы скажем? — озираясь, спросил Тайлер и получил жест рукой. Аддамс пару раз стукнула костяшками по двери с надписью «учительская» и аккуратно открыла дверь. Поздоровалась она максимально доброжелательно, насколько это вообще возможно. Улыбка вышла кривая, но перманентно сияющее лицо Тайлера на фоне сгладило обстановку. Молодой учитель, мисс Грей, с густыми блондинистыми волосами непременно широко улыбаясь Галпину, с радостью поверила в их ложь, сразу же пригласила в класс, где должен был пройти следующий урок. То ли здесь действительно царила атмосфера доброжелательности и веры на слово первого встречного, думала Уэнсдей, то ли эта мисс Грей повелась на радушное лицо Тайлера. Еще бы: белозубая улыбка, чуть тронутая загаром кожа и добрые ореховые глаза — портреты таких парней обычно украшали лучшие калифорнийские школы серфинга и пакеты с молоком с социальной рекламой про идеальные семьи. Отчего-то ей это совсем не понравилось, но Аддамс предпочла откинуть эти мысли куда-то на периферию. Когда он узнал, что ему придется проводить некое подобие профориентации и заниматься пиаром своего вуза, Тайлер задался вопросом: «Почему я?». Когда Аддамс облила его эспрессо, и он почувствовал укол под лопаткой, он спросил у себя то же самое. Тайлер прошептал ей одними губами, пока мисс Грей звонко цокала каблучками по полу: «Что ты задумала?». Ответа, как и ожидалось, не последовало. Похоже, он был ей нужен не только в качестве личного таксиста и сторожевого пса, но и в качестве мальчика на побегушках. Прекрасно. Кто угодно, только не родственная душа, кем он и являлся по велению самой судьбы! А она это упорно игнорировала! И кто тут еще был умственно отсталым? Каким бы Тайлер не был болтливым, а провести последующие полчаса в компании двадцати незнакомых пар глаз, из-за которых выступил на лбу пот, — такое себе развлечение. Господи, если у него будут анальные полипы, он знал, в честь кого их назвать. Не успел он хоть что-то уточнить у Аддамс, как рядом ее просто не оказалось — самым наглым образом она слиняла под предлогом естественной нужды. Ну да, конечно, как вовремя, Уэнсдей, думал Тайлер и скосил глаза на старшеклассников, внутренне напрягаясь: милыми и дружелюбными они не казались. Берут ли таких в Массачусетский? Пожалуй, да, раз Аддамс была там. Будь у его семьи фамильный герб, на нём следовало бы изобразить плачущую капибару, как символ того, как ему всё это опостылело. Мысленно она металась, как уж на сковороде, между раздражением на него и его пухлые, очень соблазнительные губы, и раздражением на себя за то, что не успела осмотреть план академии с целью найти местный архив или что-то вроде него. Голова буквально трещала по швам, и Уэнсдей была не против приведения в исполнение смертной казни путем ее отсечения. Первым делом она решает проверить учительскую и на случай, если встретит кого-то из руководства, то состроить глупую дурочку, заблудившуюся в огромном здании, не составит труда. Может, ее актерские навыки оставляли желать лучшего, но выбирать не приходилось. По пути в учительскую Аддамс случайно заглянула за угол, где располагались достижения и награды академии. Прямо по центру стоял небольшой низкий столик с черно-белой фотографией совсем молодого юноши с выразительным подбородком и по-мальчишески заостренными скулами. Пара ваз с красными гвоздиками и одинокий плюшевый медведь с цветной пуговицей вместо одного глаза. Комната оказывается пуста. Одинокие столы с кучей бумаг, канцелярии и прочего мусора, пыльные экраны мониторов и крутящиеся офисные кресла, скучающие без своих хозяев. Ну да, скучающие. Скорее отдыхающие от тихого выбрасывания газов и протертых штанов. Уэнсдей поочередно открывает шкафы, пробегаясь глазами по полкам. Ей нужны были толстые папки, в которые обычно вставляют кучу файлов с никому ненужными бумажками. Чертова бюрократия. Она была уверена, что когда-нибудь людям надоест потреблять сумасшедшее количество бумаги, сжирая планету заживо, напрасно считая, что Бог подарит им другую. Очередной шкаф не дал никаких результатов. Заявления родителей, объяснительные, ворох тестов и еще тонкие папки под разного рода чушь. Периодически слышались то возрастающие, то утихающие звуки шагов, из-за чего Уэнсдей всякий раз откидывала папки, готовясь прятаться под стол. И когда ее терпение и время, отведенное Тайлеру на уроке, подходили к концу, она решительно собралась на поиски архива. Если дела находились не там, то... они просто не могли быть в другом месте. Аддамс выскользнула так же незаметно, как и зашла. На удивление, сильно напрягать мозги и петлять по заковыристым коридорам не пришлось — нужная комната находилась буквально за следующим поворотом с незамысловатой надписью «архив». Пожалуй, именно сейчас было кстати то выражение: все было бы хорошо, если бы не было так плохо — звуки шагов наполнили коридор. О, Дьявол, Пагсли будет должен ей по гроб своей никчемной жизни. Уэнсдей со всех кинулась к двери, цепляясь за тонкую ручку. Закрыто. Ну конечно, а как могло быть иначе? Похоже, сегодняшний генератор случайных чисел вновь вытащил ее номер. На этот раз день был театром абсурда с привкусом идиотизма. Пора было покупать кроличью лапку на удачу. Времени вскрывать замок совершенно не было. Шестеренки в голове крутились с немыслимой скоростью, даже пульсирующая боль в висках отошла на второй план. Ей нужно было попасть в архив незамеченной. И она почти решила испытать удачу и слиться со стеной, как на горизонте показалась кудрявая голова. Впервые она радовалась Тайлеру, не испытывая ощущение мерзости. Но ровно до того момента, пока он не открыл свой рот. — Да ты мастер по части максиров... — он не договорил, как Уэнсдей демонстративно приложила палец к губам и вопреки всем здравым смыслам потянула его за руку в узкий проем между шкафчиками. Настолько узкий, что находиться там впору было бы одной маленькой худенькой девочке с большими проблемами в пищевом поведении. Но никак не им двоим. — Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним? — усмехнулся он ей на ухо и задержал дыхание, совершенно обескураженный действиями брюнетки. Рвано вздохнув, Аддамс распахнула глаза, встречаясь взглядом с Тайлером, находившемся непозволительно близко. Он чуть наклонил голову в бок, чтобы заслонить собой лучи солнца, осмелившееся ее слепить. Уэнсдей уставилась на него снизу вверх, и, несмотря на окутывающее волнение из-за приближающихся шагов и разговоров, почувствовала, как тело начало лихорадить. Учащиеся были все ближе. Они почти слышали их тихое перешептывание. Два-три человека, не больше, мимолетно пролетело в голове брюнетки, прежде чем Галпин нахально прижал ее ближе к стене своим телом. Прикосновения чужих пальцев к своим плечам как касания раскаленного железа к холодной коже. Терпеть его горячее дыхание на макушке было практически невозможно, и она сильнее стиснула зубы. Если после он упомянет что-то о громких ударах из ее груди, намекая на сердечный ритм, то она лично закажет ему место на кладбище. — Их было двое... — сбивчивый, еле слышный шепот, растворяющийся в длинных коридорах. Уэнсдей напрягает слух, Тайлер — почти не дышит, окутанный запахом ее тяжелого парфюма. — Оба капитана из полиции... — Если они узнают... — пискляво, со страхом в голосе. — Нет, — голос более жесткий и уже охрипший. Шаги замедлелись. Они стояли где-то совсем близко. Может, даже в паре шкафчиков от них. — Мы будем молчать. Ни слова об этом. — Ай! — с шипением как у кошки. — Похоже, немного передержали. — Ничего, — третий голос, басистый и самый низкий, — у меня до сих пор не зажило и живу как-то. Галпин еле улавливает смысл слов, полностью поглощенный их незатейливым положением: придавливать к стене ее хрупкое тело было куда приятнее, чем он мог подумать. Он испытывает внезапное, почти неконтролируемое желание коснуться ее щек, провести пальцами по губам и вдохнуть тот витиеватый запах, что так опьянил его при каждом глубоком вдохе. Тяжело сглотнув, Тайлер перевел дыхание. И достаточно вовремя — Аддамс пихнула его в грудь, стоило шагам в коридоре утихнуть. Она была зла, что из-за спины Галпина ей не удалось рассмотреть лица говоривших, из-за чего услышанное можно было приписать доброй сотне учащихся этой академии. — Какого черта?! — не выдержала Уэнсдей. — Это ты мне? — удивился он, в недоумении уставившись на брюнетку. — Напомнить, кто меня вжал в этот закуток? Знакомый цокот каблучков — и на горизонте показывается мисс Грей. Ну прямо-таки место встреч всей академии. Прятаться не было смысла — она была одна и уже радостно махала Тайлеру, круто виляя бедрами. — Мистер Галпин, — лилейно произнесла блондинка и подошла почти вплотную, — а я вас везде ищу! — Немного заплутал, пока искал свою... коллегу, — скосил взгляд на Уэнсдей, на что та не обратила никакого внимания. Вежливость вдруг перестала быть необходимой, и она смерила взглядом исподлобья стоящего напротив учителя. — Мисс... — Грей, — добавляет она, участливо кивая, как игрушка на приборной панели в машине. Привычка в разговоре с подростками? Тихий ужас. — Мисс Грей, вы знали Нила О`Брайена? — и под удивленный, местами прискорбный взгляд Аддамс добавляет: — Я о том, кому принесли все те цветы. — Да, я поняла, о ком вы, — естественно, она поняла, подумала Уэнсдей, не каждый ведь день на территории академии погибали учащиеся. Разразившийся скандал должен был быть в самом разгаре. — Нил… был хорошим мальчиком. Усердным и трудолюбивым. Иногда баловался и чудил, но с кем не бывало в подростковом возрасте? — ответила мисс Грей и даже на пару секунд перестала откровенно пялиться на Тайлера. — Кто, по вашему мнению, был виновен в его смерти? — без промедления спросила Аддамс — терять время на пустые разговоры было не в ее планах. Учитель оторопела, быстро выдав: — Разве есть виновные? — О’Брайен умер у вас на территории. Лежал с пробитой головой на траве. Думаете, он сам там оказался? — О, мисс… — Уэнсдей не стала напоминать свою фамилию, и молодая женщина обратилась к Тайлеру: — Сегодня утром нам сообщили, что это был несчастный случай: мальчик споткнулся и приложился виском о камень. С кем… — С кем не бывает? — усмехнулся Галпин, чем вызвал у мисс Грей осознание своего длинного языка. — Простите, но почему вы этим интересуетесь? — Читали новости и стало интересно, — быстро ответила Аддамс и собралась уходить, как учитель с недоверием в голосе кинула в спину: — Но прессе ничего неизвестно! — У нас свои источники. — Мисс… — Мисс Грей, — включился Тайлер, — можно просто — Сара? — та позволительно кивнула, сраженная всей глупостью ситуации. Ее рот был приоткрыт не столько от удивления, сколько от нахального поведения брюнетки. — Сара, моя одногруппница и по совместительству коллега немного неординарна в своем поведении. У нее это врожденное. Я уже привык, — пожал плечами. — Галпин! — несдержанно отозвалось на другом конце коридора, и Тайлер виновато улыбнулся: — Нет, пожалуй, еще не привык, — и вежливо кивнув, пожал ей руку и добавил: — В следующий раз принесем буклеты из Массачусетского. До встречи! Когда они вылетели на парковку, Аддамс нетерпеливо дернула переднюю дверь и в одно движение оказалась в салоне. Тайлер проделал то же самое. В машине было так душно, что казалось, за время их отсутствия некто упорно откачивал кислород. Уэнсдей стала усиленно нажимать на кнопку открытия окон, но та ей упорно не поддавалась. — Черт, — пробурчала она недовольно, проклиная эту груду железа на колесах. И его хозяина в придачу. — Ничего не может сделать без меня, — скорее в пустоту, чем ей, произнес Тайлер и, наклонившись к ней, стал вручную опускать окно. Неожиданно мягкие кудряшки еле задели ее лицо. Как только Уэнсдей почувствовала ненавязчивый запах духов Галпина, ее будто что-то толкнуло назад, вжав в твердую спинку сидения. А после ударило прямо в грудь, да так сильно, что она согнулась от боли и почти навалилась на Тайлера. Пульсация переместилась с лопатки на все тело, внутри начал бушевать, разгораясь, настоящий огонь. На этот раз сосредоточившись в самых разнообразных точках. Что, черт возьми, происходило? Он почувствовал то же самое и весь сжался, почти лежа опираясь рукой о закрытую дверь со стороны Уэнсдей. Всё происходило так быстро, что она не могла проанализировать всю ситуацию — мозг куда охотнее впадал в панику, чем генерировал идеи. — Ты знаешь, что нужно делать, — просипел Галпин и оттолкнулся, возвращаясь в сидячее положение, все равно оказавшись достаточно близко к ее лицу. Она зажмурилась, будто чувствуя, как разрушаются ткани от мышечных до соединительных. — На лекции следовало рассказать о способах борьбы с этим дерьмом, нежели зачитывать вслух понятия из Википедии, — прошипела Аддамс, когда ее сердце сделало кульбит. — Это единственное, о чем ты можешь думать в такой момент! — и наклонился ближе. Из-за нервозности голос его был пронзительный. Уэнсдей в неверии покачала головой и инстинктивно оттолкнула его, но совсем невесомо, что позволило Тайлеру зайти дальше. Он всегда отличался особым напором. Наклонился к ее сосредоточенному лицу, рассматривая густые ресницы, угольного цвета глаза, нос с россыпью еле заметных веснушек и будто нарисованный контур губ. От этого внимательного взгляда ей стало еще хуже. — Не тормози, — стоило процедить ей сквозь зубы, как у Тайлера сорвало спусковой крючок. Сорвало башню в прямом смысле этого слова. Он настойчиво притянул ее к себе, кладя ладонь на тонкую шею, и на секунду задержался. Очередная заминка дала ей время приготовиться, и Уэнсдей была ему за это благодарна. Они должны были оба понимать, что поцелуй в их ситуации — это вынужденная мера. От него пахло пихтой: чуть горьковатый смолистый запах, какой бывает после использования мужского геля для душа. Назывался ли он вроде «для суровых мужчин» или «энергия и сила», или куда проще — «три в одном»? Противовес ее ожиданиям, поцелуй не был невесомым. Он был пылкий, чувственный, как он и обещал — взрослый. Губы его были сухие и потрескавшиеся — Уэнсдей почувствовала это, случайно или не совсем случайно задев языком. Её — мягкими наверняка благодаря бальзаму для губ. И неожиданно для себя Аддамс протестующе застонала, когда все прекратилось. Протест был истолкован им по-своему: этого недостаточно для снятия боли. И в ответ Тайлер поймал ее дыхание, притягивая еще ближе к себе, не оставляя между ни малейшего расстояния. Сколько стараний и страсти лишь для того, чтобы помочь им обоим. Можно ли было считать это проявлением эгоцентризма? — Ну как? — дыхание сбилось так, что он почти безуспешно контролировал этот процесс. Кожа на ее шее покрылась полотном мурашек, и Тайлер нежно погладил ее подушечками пальцев. — Лучше, — почти честно и, встряхнув головой, добавила еле дрожащим голосом: — А теперь прими прежнее положение и не приближайся ко мне. — Вот такая у тебя благодарность, — он усмехнулся, последовав ее приказу. — Это нужно было и тебе, — сквозь зубы, — так что не прикидывайся альтруистом. — Я и не пытался. Но мое мнение тебя вообще не интересует? — Не утруждай себя в разглагольствовании. Вновь повторюсь: я не намерена продолжать эту тему. То, что мы связаны нитями судьбы, метками соулмейтов — называй как хочешь — ещё ничего не значит. Можешь считать это ошибкой Вселенной, — она приняла для себя решение и стойко ему следовала. — Почему ты так настроена? — оскорбленным он не выглядел, но в голосе явно читалась досада. — Дело не в тебе, — ей стало стыдно за эту банальщину, но она бесцветно продолжила: — Я не заинтересована ни в общении, ни в отношениях. И если ты не идиот, то просто забудь об этом. — Ладно. Тайлер завел двигатель, и они молча тронулись. От поцелуя губы все еще горели. Ему хотелось провести по ним пальцами, но представив, как глупо будет выглядеть, откинул эту идею. Боль действительно отступила, оставив на своем месте подобие дыры, куда стекала вся его хваленая уверенность. Кто бы мог подумать, что выплеснутая порция эспрессо послужит катализатором зарождения их связи, и его соулмейтом окажется самая мрачная девчонка, которую он когда-либо видел; их спонтанная поездка в академию его младшего брата приведет к поцелую. А после она отошьет его самым непростительным образом. Просто. Слишком просто. И местами неприятно. У Вселенной были свои планы. Когда на горизонте показался знакомый перекресток, Аддамс сдержанно попросила остановить машину и вышла сразу, как только Тайлер нажал на педаль тормоза. Она надеялась, что он окажется более смышленым, чем может показаться, и не станет больше поднимать эту убогую тему. При этом чувствовала себя Уэнсдей достаточно непривычно и не могла понять, что именно было не так. Как бы ей не хотелось, но ехать в вуз было ни к чему — пары закончились, а это значило, что она могла наконец посвятить время своему хобби. К тому же, отвлеченные занятия всегда способствовали ее мозговым штурмам, поэтому Уэнсдей еще более охотно взялась за виолончель. И к счастью, заранее обеспеченная звукоизоляция спасала будни соседей и уменьшала вероятность, что кто-либо из жильцов многоквартирного дома будет жаловаться на ее игру. Быстро переодевшись и приняв легкий душ, Аддамс решила не медлить с едой и сразу приступить за смычок. Но прежде хлопнула себя по лбу, когда потянулась за телефоном. Кажется, кто-то из ее старых родственников называл это зомбированием. Пара сообщений от Энид, Ксавье и Пагсли. Последний мог прислать что-то важное, поэтому Уэнсдей быстро щелкнула на диалог с братом. Видео с котом. Возможно, танцующим — она не проверяла, быстро свернув вкладку, чтобы случайно не занести того в черный список. Она пытается разгрести его дерьмо, а он любуется на пушистых созданий. Маленький засранец, думала Аддамс, пока не наткнулась на сообщение от неизвестного. Тут можно говорить об удаче. Ну знаешь, вместо автомата я бы взял с собой счастливый четырехлистный клевер, подкову или... маленького лепрекона? Ах да, это был ее аноним, который догадался оставить надпись на книге Юнгера. Еще один умник. Хотя она могла бы поспорить с его умственными данными, что и сделала, написав: Лепрекон — не символ удачи. Он просто исполняет желания с горшочком золота подмышкой. Ну, если верить ирландскому фольклору. Сразу показались две синие галочки, что — она знала по опыту — значило, что человек прочитал сообщение. Последующие три точки заставили ее повременить с закрытием диалогового окна. А, точно, совсем вышло из головы. Это же тот зеленый маленький человечек с бочонком золота и пивом в руках? Его вопрос стал неожиданностью, и она не знала, был ли он риторическим. Общение с Галпиным сделало ее ненавистной к вопросам такого характера. Она понятия не имела, кто он такой, и почему диалог перетек в обсуждение подобного рода вещей. Внезапно раздраженная, Уэнсдей чуть не швырнула телефон на кровать, но вовремя остановила себя и напечатала ответ, игнорируя предупреждающий звон в затылке. Именно. Если ты владеешь интернетом, то можешь с легкостью найти его изображение. Ладно, я только пошутил. Люблю этих зеленых гоблинов. Но шутки в сторону! Почему тебе захотелось написать мне? Юнгер запал прямо в сердце? Если бы оно было, думала Аддамс, криво усмехнувшись одними губами. Но ведь что-то стучало в груди, когда чертов Тайлер прижал ее к стене всем своим телом? Не могу ответить на вопрос после упоминания зеленых гоблинов. Тогда воспринимаю это молчание как согласие. С недавних пор я занимаюсь этим постоянно. Это довольно раздражающе. Ко всему можно привыкнуть. Человек — как таракан. Такой себе социальный эксперимент, знаешь ли. Все, что содержит слово «социальный», меня абсолютно не интересует. Ну вот это точно неправда! Сейчас же ты общаешься, верно? После последнего сообщения Аддамс вдруг отчетливо почувствовала себя загнанной в угол. Ее будто переиграли и уничтожили. Ладно, это было громко сказано, но достаточно близко. Было трудно спорить — он был прав, и это значило, что она вынуждено (читать — охотно по собственной воле) вступила в общение с незнакомцем, да еще и продолжала это делать, отвечая на сообщения. Ей просто… Уэнсдей встряхнула головой и, откинув телефон дальше на кровать, взялась за смычок. И… недовольно шмыгнув носом: Туше.