О превратностях судьбы

В детстве он хотел стать адвокатом. Таким, чтобы ни одно громкое дело не обходилось без его участия. Чтобы каждый, обратившийся к нему, получил качественную юридическую помощь и был твердо убежден в его компетентности. Может, создать свою небольшую конторку или снять офис на третьем авеню. Но на самом деле, Тайлеру хотелось побывать в здании суда и как можно ближе рассмотреть церемониальный молоточек судьи, которым тот пробьет ровно три раза, как в колокол, чтобы привлечь внимание нерадивых присяжных. Впоследствии он понял, что необязательно поступать на юридический, чтобы побывать в суде, и жизненный ориентир плавно сместился от законов правосудия в сторону законов химических. Авогадро стоя хлопал в ладоши, томик конституции молча махал ручкой на прощание. Анализ фазового равновесия жидкость–пар никак не шел: сначала данные из справочника неверно переписал, перепутав плывущие узкие строчки, потом коэффициент уравнения сосчитал с трудом, да и то после тычка Юджина в калькулятор, а когда единицы измерения неохотно стали подаваться переводу, так Галпин плюнул на задание и отложил тетрадь в самый дальний угол парты — все равно к доске не вызовут. Думать о способе решения откровенно не хотелось — тому мешала маячащая черная макушка за следующей партой. Пожалуй, Аддамс была из тех студентов, кто дотошно выполнял все задания, даже если можно было отложить их в долгий ящик и поджечь его к чертям. Тайлер же не отличался особой исполнительностью, но тонко чуял, что может стать причиной его проблем на сессии, и старался взять себя в руки в нужный момент. Наверняка бы она придумала тысячу и одну колкость, если бы увидела мой полупустой, местами перечеркнутый лист, думает Тайлер и взглядом обводит узкие плечики одногруппницы, вспомнить хотя бы, как Аддамс — черт бы ее побрал! — вновь напомнила, что отношения — далеко не ее прерогатива. Да еще и кому сказала об этом — абсолютному анониму по переписке. Учитывая, что откровения легче даются в присутствии незнакомцев, это еще больнее било по его эго хотя бы потому, что в этом случае Уэнсдей была полностью честна. Не было ведь у нее смысла лгать. Тайлер недовольно цокнул языком и оперся лицом о раскрытую ладонь. Смотреть в окно казалось куда приятнее, чем на предмет обожания и возмущения одновременно. Будь он блогером, он бы обязательно сделал заметку под фотографией: воздух вдруг становится прозрачным, лето остается далеко впереди, только рисунок лилии навис надо мной, как дамоклов меч, который вот-вот совершит тяжкое убийство первой степени и наверняка будет этим гордиться. Пожалуй, после фразы о лете можно было бы остановиться — подписчикам вряд ли бы понравилась такая драматургия с посягательством на спасение, которого, к слову и не было: он знал это так же явно, как количество протонов у водорода. Вновь прокрутив сообщения Уэнсдей в мессенджере, Тайлер вспомнил, как она деликатно его отшила. Тогда он хотел отступить, не нарушая те границы, которые с особым ожесточением выстроила Аддамс. Но был не способен справиться с теми чувствами, вдруг овладевшими им: неподдельный интерес, возникший, как это обычно бывает, буквально из ничего, порции обиды за отказ, капля досады и самое главное — желание завоевать. Однако добиться внимания Уэнсдей было сродни взятию Бастилии — без потерь было не обойтись. Но откровенность, с которой одногруппница подтвердила незнакомцу свою незаинтересованность, все рушила. Тайлер честно считал, что они уже прошли несколько стадий принятия горя: отрицание прошло как по маслу — поссориться успели вдоволь, гнев так вообще был синонимом ее имени, а торг был со вкусом ее мягких губ и случайно перемешался в гремучий коктейль с последующим выходом на вторую стадию. Что там было дальше по списку? Депрессия? Пожалуй, все действительно шло поэтапно. Точно, как в аптеке. Но положа руку на сердце, ее нескрываемое безразличие пережить было сложнее всего. Он даже не пытался это отрицать, зная, что это абсолютно бесполезное занятие. Куда полезнее было бы отвлечься: сыграть в приставку с Кевином, помочь Юджину с еще одной неприступной крепостью в виде Синклер, заказать пиццу, объесться и умереть в кровати. Вот так бы зрелище было и заголовки газет — хотя кто сейчас читает газеты?! — «Американец умер от переедания прямо в своей кровати». Пожалуй, так и слагались стереотипы. — Ты как в воду опущенный ходишь с утра, — первым делом говорит Юджин, когда они покидают территорию кампуса и направляются в сторону кафетерия. — Кевин опять чудит, или вновь Ева объявилась? — Да нет, просто не выспался, — поправляя съехавшие лямки рюкзака и пожимая плечами. — И не называй ее имя! Знаешь же, эта ведьма все чувствует! — Имя, которое нельзя произносить, — Оттингер картинно понижает голос, — да-да, я забыл, прости. — Простыми извинениями тут не обойтись — придется со мной пуститься во все тяжкие. — Ты про пятничную вечеринку в доме Петрополуса? — поправляя очки, спрашивает он и недовольно фыркает, когда друг утвердительно кивает. — Ну уж нет. Я лучше выберу спасение души, чем пиво. Тайлер выбирает мексиканское буррито с аппетитной фасолью внутри. — По соотношению цена-качество халявное пиво не имеет конкурентов, — изрекает он, заливая в бумажный стаканчик кипяток, — к тому же, это первая вечеринка с начала семестра. Мы обязаны на ней быть! — Не то что бы я не хочу потусоваться с однокурсниками, — Оттингер отставляет в сторону купленный батончик без сахара, — но Тай, там же будет она, — понижая голос до шепота на последнем слове, — как мне себя вести прикажешь? — Так, стоп, чувствую какой-то когнитивный диссонанс, — Галпин выставляет ладони вперед в предупреждающем жесте и, пораскинув мозгами, продолжает: — Нет, я так и не понял. Ну будет там Синклер — и что? Или у Аякса дом площадью три квадратных метра, что мы будем в затылок друг другу дышать? — Дом в три квадратных метра это не дом — конура, не больше, — отмахивается Юджин и барабанит пальцами по липкой столешнице. — Так в чем проблема? — Ну как же, Тай! Ей же нравится... он, — друг заговорщицки оглядывается, будто кто-то их мог подслушать в шумном кафетерии. Тайлер вскидывает бровями. — И если там буду я, это будет тупо, понимаешь? Нет, Тайлер не понимает, но очень хочет. Рвет пакетик с сахаром, ссыпает его содержимое в стакан, а потом вспоминает, что обещал поддержать Юджина в марафоне «месяц без сладкого», и отставляет напиток подальше. — Давай разберемся с самого начала. Там будет Энид, — и осекается под шипение друга, поправляясь: — Она. Но мы в этом на все сто процентов не уверены. — Уверены — она говорила это Аддамс на днях. Я случайно подслушал. — Хорошо, — соглашается Галпин, — она будет на вечеринке. И ты тоже. И он, — стреляя глазами на последнем слове. — В общем-то, это все вводные. Слушай, мы и сейчас все вместе ходим на пары, сидим в одной аудитории, типа учимся и все такое. И почему-то тебя это никак не смущает, разве нет? — Да, но... — Но подожди, — выставляет палец вперед и отхлебывает чай из стакана Оттингера, так как свой был безнадежно засахарен, — тебя никто не заставляет крутиться около нее. Просто повеселимся, расслабимся, выпьем по банке пива и разойдемся по домам. — Да, но... — И это еще не все. Ты слишком нетерпелив, — еще один глоток под внимательный взгляд Юджина, который и не подозревал, что друг выхлебывает весь его чай. — Мы даже не уверены, что он ей нравится. Она тебе об этом говорила? — тот качает головой. — Ну вот, о чем и идет речь. Знаешь, есть одна китайская мудрость: девушки ведут себя таким образом, чтобы такие, как мы, попадались на их крючок и начинали за ними бегать. На самом деле, они ждут, когда мы сделаем свой ход, понимаешь? — А это точно китайская мудрость? — переспрашивает Оттингер, в неверии следя за мимикой друга. Тайлер только отмахивается — Юджину знать необязательно, что это сказал ему младший брат, совсем не смыслящий в отношениях, но умеющий красиво садиться на уши. — Ну не знаю. Она не выглядит так, будто ждет от меня чего-то... — Выглядеть и хотеть — разные вещи, — и делает большой укус буррито под шумный выдох друга. На его языке это значило, что он подумает над словами и примет решение. — Так что ты там говорил об Аддамс? — как бы ненароком спрашивает и отводит глаза на перечницу, чтобы не встречаться взглядом с Оттингером — на удивление, тот был проницателен по отношению к другу и замечал, когда тот хотел от него что-то скрыть. — Я? Да ничего, — пожимает плечами. — Она тоже уговаривала ее пойти на вечеринку, только менее изощренными способами. — М-м, — изображая удовольствие от еды, — а она что? — Она или Уэнсдей? — Вторая, — кажется, ему передалось нежелание называть брюнетку по имени, боясь быть кем-то услышанным. Юджин заметно настораживается. Обед уверенным движением отставляется в сторону. — Я не понял: ты что-то от меня скрываешь, Тайлер Галпин? — пододвигается ближе, облокачиваясь локтями о твердую поверхность, и поправляет очки, чтобы лучше видеть каждый мускул на лице Галпина. — Каждая секунда молчания приравнивается одному баллу по шкале лжи. — Ну... — Мычание в ту же яму. — Ладно, — сдается он и делает еще глоток чая, прочищая горло. — Просто стало интересно, пойдет ли мрачная Барби на нашу вечеринку. — Нет, не просто, — не унимается Юджин, зная, что на того стоило давить до последнего, иначе весь разговор терял смысл. — Говори уже, раз начал. — Я ничего не начинал... — еще глоток — и чая не остается. Он встает и берет пустой стакан, направляясь к электрокипятильнику. Оттингер провожает его взглядом, пока Тайлер пытается собраться с мыслями. Как перед экзаменом, ей-богу. Раньше он не прикладывал какие-либо усилия, чтобы терпеть допрос от друга, потому что в его жизни не было язвы Аддамс, а значит, у него не возникало поводов что-то скрывать. Например, связь соулмейт Вселенной с той самой язвой. — Ладно, начинал, — продолжает, соглашаясь. — Только никому, ладно? У нас с Уэнсдей... Ну, как бы тебе сказать... — Юджин напрягает слух, потому что голос друга понизился ниже шепота — оставалось чуть ли не читать по губам. — В общем, она мне нравится, — как на духу, без лишних слов, все как есть. Не считая взволнованной капельки пота на лбу. — Ну это очевидно, — и не меняя положение, вдавливая локти в столешницу в попытке узнать что-то еще, продолжает: — Так что еще? — В каком смысле очевидно? — хлопает ресницами. — То, что ты сказал. Мне кажется, полгруппы в курсе. — А я почему не в курсе?! — вновь голос тише воды ниже травы, но с долей возмущения и раздутыми крыльями носа. Оттингер только виновато пожимает плечами и принимает прежнее положение. — А ты думал этот секрет унести с собой в могилу? — на слове «секрет» Юджин демонстративно сгибает по два пальца на каждой руке, изображая кавычки. Тайлер разочарованно качает головой. Хорошо хоть, что про метки в виде лилий никто еще не узнал, вот так шумиха бы поднялась, узнай об этом какая-нибудь балаболка Синклер. — Твои формулировки местами... не корректны. — Но смысл от этого не меняется, — заявляет друг и принимается за обед: овощи на пару и пышный омлет. И заметив поникшее лицо Тайлера, добавляет: — Не переживай, Тай, главное, что она не догадывается об этом. Это дает тебе некоторое преимущество. — Боюсь даже спросить, какое. — Как минимум, элемент неожиданности. Галпин кусает губы, мысленно продумывает фразу и выдает: — Третье правило Бойцовского клуба, Юджин. Вилка с проколотой цветной капустой зависает в воздухе, прежде чем тот отставляет ее на тарелку и с прищуром карих глаз говорит: — Боец крикнул «стоп», выдохся, отключился — бой окончен. — Именно. — Ты что... ее вырубил?! — восклицает он, заставляя Тайлера по-отцовски шикнуть, приложив палец к губам. Слава богу, кафетерий был заполнен голодными, оттого и шумными студентами, и звуки их беседы канули в лету. — Ты вырубил ее? — думая, что от перестановки слов смысл поменялся, спрашивает Оттингер. — Да нет же. Я что, похож на того, кто бьет женщин? — тот молчит, на что Галпин только почти разочарованно качает головой. — Просто меня отшили. Понимаешь? Я признался, получил отказ. Вот и дело с концом. — Ну и это вполне ожидаемо, — уже не повышая голос, — это же Аддамс. Чего ты еще хотел от нее? — Как минимум, взаимности. — Ничего себе ты замахнулся. Взаимности! — кривит голос, чем напоминает ему младшего брата. — Но подожди. Как ты признался? Когда? Прям взял и сказал ей это в лицо? — Ну не в коленку же! Конечно, в лицо. И не то что бы признался... Просто дал понять, что она мне небезразлична. Юджин хмурит густые брови, прикидывая обходные пути к сердцу одногруппницы, но ничего не находит — кажется, проще было заставить профессора Маклафлина сплясать чечетку, чем подобраться к Аддамс и не быть съеденным заживо. И если его друг, мистер я-заговорю-кого-угодно не справился, то о чем вообще шла речь? Даже Энид после этого не казалась такой уж недосягаемой звездой в сравнении с задачей Тайлера. — Слушай, похоже, у нас обоих есть причина идти на вечеринку, — в итоге выдыхает Юджин, подтягивая съехавшие дужки очков. Тайлер будто на секунду меняется лице и говорит: — Так она пойдет? — Она долго уговаривала ее, — упрямо не называя Синклер по имени, говорит тот, — даже угрожала, что будет спать у нее под дверью. В итоге Уэнсдей пошла на сделку. Я плохо слышал, о чем шла речь, но факт, что Аддамс в пятницу будет, остается фактом. На самом деле, Тайлер, несмотря на напускную самоуверенность и некогда поставленные цели, чувствовал себя, мягко говоря, не очень — задетое эго было сродни грубости в общественном транспорте: думаешь, что это пустяк, а осадок-то все равно остается. Вот и Уэнсдей задела его за живое, вновь четко обозначив свою позицию. Трижды ему повторять не нужно было — Тайлер был достаточно понятливым. И решил отступить. Не на совсем, конечно, — не дурак же он! — а так, чтобы передохнуть, по-новому взглянуть друг на друга. Хотя куда ему глядеть — и так уже рассмотрел ее вдоль и поперек... Скорее это было сделано для Аддамс, которая, он мог поклясться, только притворялась незаинтересованной. Ну не могла иначе она целовать его в ответ так, не имея никаких чувств! Но на вечеринку все же пошел. Сидеть взаперти, как говорила Уэнсдей, пить пиво, жрать «читос» и дрочить было, конечно, заманчивым времяпрепровождением, но Галпин боялся, что от этого будет больше вгонять себя в предпоследнюю стадию принятия горя, и решил отвлечься. Как он и предполагал, площадь дома Аякса была больше пресловутых трех квадратных метров, и никто друг другу в затылок не дышал. Только если очень этого хотел. Были не только ребята с его потока, но и с соседних факультетов: и айтишники, как их называли между собой, и ребята с механического, и физики, которым палец в рот не клади — дай поспорить насчет низкой энтропии у Вселенной в прошлом. Значения энтропии для разных веществ Тайлер мог только посмотреть в справочнике, да и то, если не ошибся бы таблицей, а спорить о каких-либо показателях вряд ли мог. Если только с должной стадией опьянения. Но напиваться в его планах не было. До определенного момента. — Йоу, Тай, — подставляет кулачок Кент, другой рукой хлопая того по плечу, — я думал, ты погряз в своих формулах пива и не заглянешь к нам на огонек. — Чувак, боюсь огорчить, но пиво — сложносоставная жидкость, там нет какой-то определенной формулы, — отбивает и приземляется на диван. — Вода, солод, хмель и пару десятков добавок, — принимает бутылку из рук проходящей девушки, не забывая игриво подмигнуть, и под характерный звук открывающейся жестяной крышки, добавляет: — Вот тебе и чудо напиток. — Ну, не такое уж это и чудо, — Кент окидывает взглядом бутылку Тайлера и салютует ему своей разноцветной банкой, — вот это — вещь. — Гозе? — морщится. — Слишком кисло для меня. — А мне нравится. Дискуссия о видах крафта была недолгой: пришли к выводу, что пить стоит только то, отчего блевать не тянет и следующий день можно не бояться проспать пару у мистера Джонсона, их преподавателя по философии, который за прогул любил спрашивать наизусть любое стихотворение. Мямлить что-то на всю аудиторию мало кто хотел, поэтому посещать лекции приходилось исправно. После Тайлер заметил, что Юджин перепутал студенческую вечеринку с игрой в покер: сидел тихо и не выделялся, боясь выдать волнение на своем лице. Только вот если в покере нужно было запутать всех игроков своей беспристрастной мимикой, в нужный момент отвлечь внимание и успеть перебрать в голове сотни стратегических приемов, то в жизни Оттингер вряд ли ушел дальше первого шага. — Отдыхаем, никого не трогаем, все в лучших традициях одиноких вечеринок, — за компанию подпирая стену, говорит Тайлер, делает глоток уже теплого пива и морщится. — Не вижу эликсир веселья в твоих руках! — Напиваться с горя это уже диагноз, — выдыхает Юджин и делает носком круг по полу. Галпин оглядывает полупустую бутылку, проверяя на свету, и ищет ближайшую урну. В собственном отражении застекленного шкафа пытается понять, почему последние сорок минут упрямо ищет мрачную одногруппницу среди вереницы людей. — Ну, это как посмотреть, — ставит на тумбу рядом, где образовалось целое кладбище из пустых бутылок. Вот потом уборка-то будет. — К тому же, почему сразу с горя? Может, я просто расслабляюсь! Оттингер демонстративно оглядывает друга с головы до ног и цокает, но это остается где-то за кадром, — они стоят совсем недалеко от шумных колонок, поглощающих половину издаваемых звуков. — Да понял я уже, — и осматриваясь, вдруг замирает на полпути: видит только спину блондинки и покатые плечи, которые Аякс, не стесняясь, обхватывает. Но этого хватает, чтобы успеть шумно выдохнуть. — Я же говорил... Тайлер следит за точкой, которую только что прожигал взглядом друг, и в самом буквальном смысле хлопает себя по лбу пятерней. — Ну бля-я-ять, — не сдерживаясь, встает напротив Юджина, чтобы стать некоторой преградой от душераздирающей сцены. — Так, не все потеряно! Еще... — Да нет, Тай, — отмахивается он и крутит головой, — это конец. Я так и знал, что так будет. Только зря пришел сюда... — Юджин, стоп, останавливаем поезд падающей самооценки, — Галпин хватает того за плечи и чуть встряхивает, привлекая внимание к себе. Чувствуя себя виноватым, говорит он с толикой раздражения. Непонятно откуда взявшейся. — Во-первых, это еще ничего не значит, — оборачиваясь, вновь натыкается взглядом на обнимающуюся парочку и возвращается обратно, и меняет ход своих мыслей: — Во-вторых, даже если и значит, то Синклер далеко не последняя девушка на этой планете. Знаю, это мало помогает в таких ситуациях, ведь нравится-то тебе она одна, но ты сделал все, что мог, и уже не твоя проблема, что она не ответила взаимностью. Такое бывает, понимаешь? Тот, кто нравится тебе, и тот, кому нравишься ты, не всегда могут быть одним человеком. Юджин смотрит внимательно. Смотрит так, словно находится на важной лекции и боится упустить что-то стоящее, что обязательно после спросят на зачете. И кивает. Кивает так часто, что любая игрушка на приборной панели автомобиля позавидовала бы этой частоте. И отводит взгляд, когда понимает: — Не делал я ничего... Даже признаться не смог. Тайлер качает головой: тот так и не понял. — Это неважно, — сильнее сжимая его плечи, говорит вкрадчиво, пытаясь донести смысл. — Она дурой была бы, если бы не заметила твою симпатию. Обычно девчонки такое за версту чуют. Признаться все же стоило, думает Галпин, но не озвучивает вслух: Юджин был и так подавлен, а рассуждать на тему «а что бы было» не имело никакого смысла — что сейчас, что после. Имело смысл только поддержать Оттингера, чтобы тот не ушел в мысленный запой и не выбрал себе общество пчел вместо людей. Хотя те все-таки прилюдно не зажимались на сомнительных вечеринках. — Ну хочешь, морду набьем этому мега гондону? — скорее иронично, чем действительно желая разукрасить ни в чем неповинного Петрополуса. — Ты хотел сказать — мегалодону? — тот привычным жестом поправляет очки. — Это кто? Акула большая что ли? — друг кивает, на что Тайлер отмахивается. — Да нет, я именно про мега гондона. — А-а-а... Дальше Галпин завлекает друга в алкогольную дегустацию: легкое светлое пиво, гозе Кента, оказавшееся похожим на детское фруктовое пюре, которое, на удивление, Юджину очень понравилось, сладкий сидр в компании девчонок с параллели — и Оттингер расслабляется. В прямом смысле этого слова. Непристойно шутит, смеется в новой компании, даже закидывает руку на плечо Синди с механического, что было для него вовсе не типичным. Тайлер только довольно кивает. По его задумке, завтра должно было остаться только легкое похмелье вкупе с раскрасневшимися щеками, но уже после того озвучивания вольностей, которые Оттингер себе позволял. Но каким бы большим не было его желание избежать только для него неловкой встречи с Аддамс, Тайлер, к его сожалению, был настоящим мастером делать эти ситуации неловкими без чьей-либо помощи. Посмотри она на него сейчас, в окружении незнакомых девиц, одна из которых настойчиво лезла ему под руку, Тайлер с непоколебимой уверенностью бы бросил все это, позабыв об обещании самому себе. Впрочем, этого уже было достаточно, чтобы клубок из тех мыслей завис в где-то невесомости: Уэнсдей появляется из-за угла, как всегда отличаясь от всех, держит заполненный наполовину хайболл и оглядывается, будто ищет кого-то. Ну не его же. Тайлер чувствует, как кончики ушей краснеют то ли от выпитого, то ли от внезапного появления Аддамс. Внезапное появление, которое он ждал с самого начала. Надеется, что никто не замечает его растерянности. Особенно Юджин: стерпеть свои разгоряченные щеки было куда проще, чем потом объяснять всем, что имел ввиду Оттингер, спрашивая какую-нибудь чушь про его симпатию к одногруппнице. Затем все по новой переворачивается вверх дном. Самоуверенность, которой он славился, заметно трещит по швам. С приходом Уэнсдей в его жизнь та в принципе стала похожей на сумасшедший дом. Аддамс останавливается напротив небольшой компании, расположившейся у окна. Барклай медленно затягивается, выдыхая дым в небольшую щель, Дивина что-то активно рассказывает и непременно жестикулирует, одна только Уэнсдей стоит молча, почти касаясь плечом Ксавье, который не менее оживленно учувствует в разговоре. По стечению обстоятельств или из-за режущего чувства обиды внутри, Галпин приподнимает плечо, и хрупкая блондинка льнет к нему, не теряя драгоценные минуты. Все внутри буквально кричит о неправильности происходящего, но этому всему упорно противостоит ревность, вдруг окатившая его с головы до ног. И прежде чем поймать ответный взгляд Аддамс, он быстро покидает место преступления, кривя губы от омерзения к самому себе. Напоследок блондинка улыбается, на что Тайлер также тянет губы вежливо и неискренне, но успокаивает себя тем, что вряд ли она была в состоянии это разглядеть. Когда в глазах местами плывет, он по всем законам жанра врезается в проходящего мимо парня. Отшатывается, смотря на того растерянно, бросает что-то вроде извинения и пытается прорваться сквозь толпу к выходу, но тут его цепко хватают за локоть. — Ты в порядке? Если до этого он стоял ровно только из-за того, что сидел, то сейчас его опорой становится Аддамс. В ушах все еще стоит ее вопрос вперемешку плывущими очертаниями размашистого фона. О каком таком порядке шла речь? Уэнсдей не давала ему никакого шанса, всячески толкая его с обрыва, не давая ровно стоять на ногах. Довольно знакомое ощущение. Точно также он прыгал с парашюта. Тогда ему исполнилось девятнадцать: слишком неопытен, чтобы прыгать одному, но достаточно смел, чтобы вообще решиться забраться в парящее нечто. Сначала было чувство свободы, небо было голубое, чистое, без единого облачка, а потом он увидел застывший страх в глазах таких же новичков — и запаниковал тоже. — Смотря что ты под этим подразумеваешь. Тайлер хотел бы ошибаться, думая, что Аддамс только строит из себя недотрогу, но все же думает, что был прав, когда она произносит небрежно: — Шутить уже можешь, значит… — Всегда мог, — пожимает плечами, скидывая ее руку с собственного локтя и в одно мгновение теряя тепло. — Прекрасно, — радушие напускное — это и пьяный Галпин видит невооруженным глазом. И бровь приподнимается вверх, потянув за собой кончики ушей. — Та смазливая блондиночка тебе еще фору даст в низкосортном юморе. — Думаешь, стоит посоревноваться? — Уверена. — Да ты легка на разного рода авантюры, — он находит происходящее забавным. Смотреть на ее подрагивающие у переносицы брови можно было вечность. — Блонди вряд ли знает слова с таким количеством слогов, — будто шутливо, но не самым дружелюбным тоном. — По крайней мере, слово «мартини» она знает. А это уже, между прочим, целых три слога, Аддамс, три! — демонстрирует три сведенных пальца, а после ненароком скользит взглядом ниже, к пухлым губам, и оставшееся самообладание с десятком градусов на кончике языка держится на одном лишь добром слове. В это время в голове крутится воспоминание о том поцелуе, и Тайлер с трудом давит шаловливую улыбку. — О, в любом случае, это меньше, чем в слове проваливай-с-дороги, Галпин, — и пытается его обойти, толкаясь боком, но выходит совсем безуспешно: Тайлер почти невесомо касается ее плеча, но этого хватает, чтобы брюнетка впилась в него вопрошающим взглядом. — Это не слово, а целое словосочетание, Уэнсдей, — особенно выделяя ее имя, что действует на нее странным образом. Она глубоко вдыхает полной грудью, выдыхает и с раздражением цедит: — Что из произнесенного мной было не ясно? — О, я почти все понял, — говорит он, но руку не убирает, да и Аддамс не изъявляет желание избавиться от прикосновения. Ему же вовсе не нужно было набираться смелости, да и деликатность тут уже была не к месту, поэтому говорит: — Только одно мне все невдомек: почему говоришь, что не заинтересована, а сама ревнуешь к той блондинке? Уэнсдей чуть ли не давится кашлем, сдерживая рвущуюся упасть челюсть. Услышанное кажется полным абсурдом. Даже мысленно повторять вопрос ей не хочется — боится, что содержимое желудка непременно вырвется наружу. Но все же вслух озвучивает, но не совсем то, что хотелось бы: — Причина ревности заключается в страхе потерять внимание и любовь близкого человека. По-моему, тут ни одно слово к тебе априори относиться не может. — Так уже дело не в твоем узком эмоциональном диапазоне? — не оставляет попыток поддеть, наблюдая за ее реакцией, которая словно давала сбои. Он ясно видел, как ее взгляд опускался на его губы, а потом вновь бесстыже упирался в глаза. Взгляд был прямым, как ее осанка, но слабо походил на ее намерения. Время тянется бесконечно, напоминая жевательную резинку, а Уэнсдей вдобавок не спешит отвечать. — Главное, что его вполне хватает понять твою бестолковость, — говорит неуверенно, выдавая себя с потрохами. Сглатывает вязкую слюну, пока щеки самостоятельно приобретают розоватый оттенок от выпитого залпом стакана виски. Однако реальность выходит из-под контроля. Для Тайлера так точно. Пойти на компромисс с самим собой не было проблемой — завтра можно будет спихнуть все на повышенный градус и юношеский ветер в голове. И ответ вдруг находится сам собой, когда Уэнсдей перехватывает его пальцы на своем плече, сжимая сильнее, чем стоило. — Можно поцеловать тебя так, чтобы это было не вынуждено? Тайлер не думал, что глаза могут приобретать такой оттенок — черный, нет, угольный, смолянистый, точно как тонны нефти, разлитые в мировом океане. В то время ответный прямой взгляд беззастенчиво и долго разглядывал его, будто пытался таким образом дать ответ. Кругом все превращалось в одну серую зыбкую массу, походившую на застывшее желе под фольгированной крышечкой. — Можно, — неожиданно перехватывает его ладонь и тянет в сторону, — но не здесь. Десятки придуманных им ответов на ее колкость вдруг резко канули в лету.