На эмоциях

      — П... Прости меня, — в ночной глуши раздавался тихий плач, больше напоминающий скулëж, который изредка рассеивал всю неловкость и слабость ситуации, — Луффи, я... Если бы я был тогда там, мог бы я...       На палубе Санни в тени скрытых облаков сидели двое братьев, что совсем недавно встретились после длительной разлуки вновь. Сабо не мог более держать в себе все те бесконечно нарастающие чувства, разом его обуздала и боль, и обида, и безнадёжность. Он не знал, да и никто не знал, могло ли всë обернуться иначе. Есть результат, есть лишь настоящее, жизнь сейчас, такая, какая вышла в результате упорной работы и множества приключений.       Но революционер плакал.       Может, не так рвано, как Мугивара в тот день, может, не так громко и отчаянно, но плакал, совершенно не желая останавливаться. Он взобрался на такелаж, с невыносимой скорбью сжимая в кулаках затянутые верëвки. Показываться таким... Жалким... Перед плаксивым младшим братишкой... Смущение в данный момент казалось намного слабее вырвавшегося из глубин чувства вины. Оттого и боль стреляла сильнее.       — Почему я не был там, Луффи... — Сабо перекрыл поток слëз рукой, стараясь хотя бы чуть-чуть притормозить их, однако рукав пальто уже так сильно промок, что не мог больше удерживать солëную жидкость, — Почему, Луффи, почему не пришëл к тебе, когда был так нужен?..       Блондин не мог остановиться, захлëбываясь и проглатывая слова, он всë твердил схожие риторические вопросы, совершенно не считая нужным выслушивать ответ.       В тот день, когда в его руки попала злосчастная газета с ужасной статьёй на первой странице, парень рыдал почти так же, как сегодня. Главный оборот, кричащие заголовки, и то пугающее чëрно-белое фото, забыть которое ни в какую не получалось. Сабо отчëтливо помнил каждую мелочь того мгновения: знал, с какой частотой дрожат ладони, с точностью до миллилитра мог назвать количество упавших слëз, даже то, в какие части статьи, на какие слова, в каких местах они опадали. Всë, все детали, ничто не стëрлось из памяти даже спустя два года.       — Прости, Луффи, я... — революционер совсем слетел с катушек, ведая брату о всех долгих переживаниях, — Я... Я не знал, где ты, Луффи... Прости меня, я...       Говорить становилось сложнее с каждой минутой — пуститься в открытое самобичевание, навзрыд высказывая всë накопленное в душе, вот к чему привели страдания Сабо. Он не мог и взглянуть на младшего, раз за разом прокручивая в голове фотографии с поля битвы, ему невыносимо было замечать, как, помня абсолютно каждую мелочь, он не заметил предпосылок ранее. Как правая рука Драгона, он постоянно был занят сбором информации, неважно, от каких источников: газеты, шпионы, свидетели. Каждое слово записывалось, впоследствии проверялось и, в зависимости от аргументов, принималось верным или ложным.       Так как мимо сознания проскочил факт поимки Огненного Кулака? Почему революционеры не влезли в войну, почему не открылись, почему не встали на защиту интересов своего командира?       Никто не мог успокоить безумство Сабо.       — Я просто слабак... — парень впился в сплетения, пытаясь содрать кожу от режущей печали, — Если бы я только был там...       Его пытка длилась целую вечность. И он никак не мог еë вынести. Он бился, рвался, стирал до мозолей кожу, рушил бочки, валил деревья, срывал голос, ревел так, словно его сердце разрывалось на части, делал всë, лишь бы заглушить моральную боль физической. Не было иной возможности справиться с нахлынувшими чувствами, они волной налетели, разом скрывая в своей пучине сознание парня. Словно тëмная пелена затмила яркий жизненный свет, оставляя только возможность биться головой о землю и сдирать руки до крови. Сабо знал... Нет, надеялся, что такой метод борьбы со страхами поможет, верил, что так станет лучше, что именно так...       А может, так он хотел лишь наказать самого себя? До последнего не приходил ответ на вопрос, почему его в тот день не было на месте, чем он был занят, что делал? Неужели судьба настолько изощрённа, что командир революционной армии спокойно пил чай или разгуливал по базе, пока Огненный Кулак истекал реками алой жгучей жидкости, из последних сил проговаривая слова благодарности? Пропустить последние моменты жизни, не знать о боли умирающих слëз, не застать тот роковой удар и слабый, завершающий существование вдох... Оставалось лишь винить себя за собственную же ошибку.       Может, будь он там, всë сложилось бы совершенно иначе? Приди он тогда, вдруг удалось бы сохранить заветную жизнь, воссоединить давно забытую семью, самолично похоронить в море обидчиков? Где найти ответы, где взять гарантии за будущее, которое могло быть? Никто же не знает, а вдруг присутствие одного человека изменило бы весь ход войны, переворачивая с ног на голову любые представления дозора? Луффи же смог стать одной из главных фигур, смог сыграть в истории ключевую роль, так как же узнать, кому отдаться, какому дьяволу продать душу, чтобы знать, как всë могло быть?.. Вдруг Эйс, вдохновлëнный воссоединением всей троицы, не кинулся бы на адмирала, как можно быстрее сматываясь с поля боя; может, Акаину бы вообще оказался бы вбит в камни, не имея возможности двигаться; может, Гарп бы преисполнился былой любовью, вступаясь за дорогих внуков; может, удалось бы втянуть революционную армию целиком, обращая взор мирового правительства на более важные проблемы, чем казнь одного мальца, а может...       А может, узнай Сабо о лучшем будущем, он бы не смог выдержать вины, оборачиваясь для младшего очередной трагедией...       Никто и вправду не знает, каким был бы итог, все предположения лишь словесны, нет в мире такого могущества, которое могло бы менять прошлое. Понимает, он всë это понимает, но внутренние противоречия разжигают адское пламя, после которого в душе останется лишь серый холодный пепел.       — Сабо, ты не виноват, — слегка тихий, сожалеющий, отчего непривычный, печальный голос открылся для слуха старшего, проникая сквозь пелену тонущих звуков, — Никто не виноват, ни ты, ни я, ни кто-либо ещë.       Для юного Монки Д. тот день в своë время обернулся концом. Нет никого, для кого бы эта война стала большим кошмаром. Полностью истощëнный физически, невообразимо уставший, побитый, покрытый синяками и кровавыми пятнами паренëк в шляпе, в теле которого находилось раза в четыре больше стимулирующих гормонов, чем можно допустить, кричал, сражался, до последнего бежал к своей цели, любыми путями избегая лишних драк. Первые дни, когда он неосознанно пробудил волю, первый шаг к спасению, к улучшению, первый... Мальчишка использовал ум, сражался не слепо, пытался всячески отвлечь оппонентов, лишь бы успеть, успеть снять чëртовы наручники, успеть проскочить, успеть, пока заточенные мечи не пронзили огненное сердце.       И успел.       Лишь первый.       — Сабо, ты... Ты не представляешь, как я рад, что ты жив... — и всë же он младший, да и к тому же плакса, не в его стиле выдерживать подобного рода беседы.       Однако он не плакал. Скулил, немного пришмыгивал, сдерживая сопли, сжимал руки в кулаки, слегка дрожал, но уверенно стоял на зелëной, чуть мокрой после росы травке, пытаясь достучаться до брата. Луффи пережил смерть Эйса, да, это больно, да, это разорвало его душу и сердце на кусочки, да, это чуть не убило все его желания и стремления, но, не без посторонней помощи, он справился, нашëл в себе силы встать и двигаться дальше, становясь лучше с каждым днëм. Он вернулся на прежнюю дорогу, однако стал немного более умным и понимающим. Мугивара начал больше времени уделять тренировкам, потратил целых два года, оставив всех накама, чтобы больше не допустить подобного.       Он вынес урок, далее требовалось только следовать согласно открытой правде.       Раннее безрассудство исчезло, заменяясь жестокой политикой, признавать которую до битвы при Маринфорде Мугивара не хотел: Новый Мир по-настоящему опасен, там буйствуют пираты с невообразимо высоким уровнем силы. И, чтобы выжить, чтобы спасти и защитить дорогих людей, нужно дорасти, нет, превзойти, быть настолько стойким и мощным, чтобы любые соперники не могли повторить трагедии. Пришлось сделать то, что Монки Д. ненавидел больше всего, то, что откладывал за ненадобностью слишком долго — повзрослеть. Принять истину, оправиться после утраты, вынести урок и построить новые правила, благодаря которым зарастёт ноющая рана в сердце.       Насколько же иронично, что шрам останется навсегда.       Осталось обернуться таким же спасителем для своего брата, каким был для Луффи Джинбей.       — Сабо, историю не исправить. Я знаю, как больно тебе сейчас, могу представить, как тяжело было, но... — капитан Соломенных Шляп приблизился к борту, ровняясь с засидевшимся революционером, — Ты не думал, что сам, оказавшись там, мог погибнуть?..       Монки Д. ненадолго притих, вбирая в себя шум ночных волн. Атмосфера вокруг была под стать обстановке в душе — такая же непроглядная тьма с тонной облаков, скрывающей последние остатки света, завывающий ветер, пародирующий болезненные предсмертные стоны, и буйный океан, раз за разом отчаянно разбивающийся о крепкую древесину Санни. Похоже, не правда ли?       Раз за разом Луффи вставал, раз за разом сражался, не жалея себя ещë со времен Импел Дауна, однако раз за разом падал, в итоге... Проиграв.       Сабо слегка смутился риторическим вопросом младшего, потому что, осознавая риски, все ещë считал себя виноватым. Но теперь не только за смерть дорогого брата.       — Ты... Уже умирал однажды для нас... Скажи честно, думаешь, нам было лучше?.. — Мугивара никогда не выглядел таким серьëзным, он дошëл до самого края, впиваясь глазами в неспокойное море, — Думаешь, если бы мы, только узнав о твоëм спасении, потеряли бы тебя вновь, мы стали бы счастливее?!       Он уже не просто говорил, а открыто бранил старшего, срываясь на крик и злость. Нет, то была злость не от ненависти или отчаяния, Луффи никогда и не винил брата в исчезновении, у него не было и мысли ругаться за столь долгое молчание, приговаривая, что тот, в свою очередь, мог бы хоть весточку подать. Нет, такой агрессии не было и не могло быть. Паренёк был нескончаемо счастлив, встретив дорогого человека, которого считал мëртвым, потому за мысли о прошлой смерти не мог отчитывать Сабо. Однако злость была — давление в голосе чувствовалось, казалось строгим и чëтким, словно Мугивара старался одним только тембром врезать стальным молотом брату по голове.       Он винил его не за безмолвие.       Он винил его за самобичевание.       — Эйс бы не выдержал, если бы ты погиб на наших глазах второй раз. Он бы кричал, что слишком много хочет тебе сказать, рвал бы связки о том, что не успел поведать тебе о приключениях и что ты, только объявившись, не открыл тайну своего исчезновения в детстве, — тон Луффи поражал, так дерзко и уверенно он выдирал из сердца слова, подходящие сейчас; небольшая пауза, слышны вдохи парнишки, видимо, перенапрягся, отчего пошла одышка, однако он, наконец, повернулся к брату, ловя на себе удивленный взгляд, — И он бы... Точно кинулся на того, кто посмел убить тебя. И всë равно погиб бы сам.       Зрачки революционера расширились, лицезрев младшего, вечно плаксивого братишку, которого сейчас, словно Бога, обвивали редкие, вышедшие из-за крупного облака лунные лучи. Слëзы остановились, но парень так и не смог понять, от чего, от того ли, что слова Луффи проникли в сердце, накладываясь и пластырем, и углëм на раненое сердце, или от того, что сил на плач больше не оставалось.       — Когда... Когда ты успел стать таким сильным, Луффи?.. — блондин слегка улыбнулся, глядя на соломенную шляпу, отдающую блеском луны.       Сабо знал, что ничего в этом мире не ценится превыше жизни, однако пару вещей всë же мог предложить взамен. Та улыбка, которой повсюду светит Монки Д., та философия, которой он живëт, и та внутренняя энергия, которой заражается каждый рядом с ним.       А так же те воспоминания и та отвага, которую оставил после себя Эйс.       — Я просто был не один. Прости меня, Сабо, что не был рядом, когда так нужен был, прости, — Луффи подошёл к парню, с силой вцепляясь в крепкий такелаж и немного шатая пристанище брата, — Мне помогли, только так я смог выбраться из той тëмной бездны, в которую по собственной же безрассудности провалился. Теперь мы вместе, это главное, и больше нас ничто не разделит.       Извиняющийся Монки Д. — нечто новенькое и слегка даже забавное. Не будь старший погружён в борьбу с головой, наверняка бы заметил столь непривычное для брата выражение лица, однако сейчас весь паренёк в шляпе казался нестандартным, потому нет времени подмечать подобную глупость. А ещё было бы неплохо, если бы он, наконец, успокоился и перестал пытаться сбросить революционера, раскачивая переплетённые канаты. И всё-таки он по-прежнему Луффи, привык решать проблемы по-своему, по-Мугиварски.       — Ты не знал, что я жив, потому тебе не за что извиняться... — Сабо с большим усердием вцепился в верëвки, лишь бы не свалиться с импровизированной ложи, пусть и чëтко понимал, чего добивается этот нахальный братишка, — Кстати, Эйс же... Так и не узнал, что я жив...       Да уж, до некоторых вещей лучше не доходить, если не хочешь причинять себе больше боли. Осознание пришло само, вот только не впервые, просто раньше, вместо того чтобы проработать травму, революционер предпочитал закинуться обязанностями правой руки Драгона и погрязнуть в делах, забыв о волнении. Но сейчас, когда Луффи так старается вразумить его, подобные страхи выходили наружу, вырываясь из остальных мыслей, словно давно ждали момента, когда их смогут окончательно уничтожить. Получив ответ на один вопрос, мозг Сабо никак не мог смириться с праведностью Мугивары, подкидывая новую пищу для размышлений. Может, так работал нескончаемый стыд и огромный груз вины, который давил на парня сильнее с каждой минутой. Где-то в области логики он осознавал всë то, что ему пытается донести пират, однако душа скрипела и сжималась от одних только воспоминаний, дополняя былые страдания. Да, знал, хорошо знал принцип работы утешений, но до последнего не решался признаться, насколько тяжело пытаться управлять своими чувствами.       Они кричат, что виноват.       Один из его братьев погиб, так и не узнав, что далëкое прошлое может оказаться не таким уж жестоким. А вдруг Эйс бы не отреагировал так радостно, как этот болван? Он бы точно врезал Сабо, он не такой добренький, сначала втащил бы посильнее, выбил бы всю дурь за долгие годы разлуки, а потом...       Обнял бы так сильно, как только мог, пытаясь хотя бы немного восстановить всë пропущенное время...       В груди начало ныть, когда парень случайно подумал о своëм младшеньком. Что же пришлось тому пережить, как много нервов и слëз потратить, что чувствовать? Неужели справился со всем... Раз Сабо старше, то не должен ли являться примером, не должен ли он успокаивать другого, почему всë иначе? Это ему нужно было ворваться в битву, он должен был снять наручники, он...       И правда ведь... Зато сейчас он жив и находится рядом...       Слова брата всплыли в голове очередной глупой мыслью. Эйс и правда резвый дурачина, наверняка бросился бы на погибель, как и тогда... Существуют же не только благоприятные исходы, и революционер чëтко это знает.       Не был один, да?       — А-а-ай, Луффи, прекрати, что ты делаешь! — верëвки шатались сильнее, паренёк не собирался прекращать, интенсивнее двигая ладонями, так что блондину с каждой секундой держаться становилось всë проблематичнее, — Луффи-и!       Через пару секунд тело парня полетело вниз, с грохотом ударяясь о деревянную палубу. Он не так высоко сидел, потому не слишком больно ударился, однако часть конечностей всë равно ныла, покрываясь ушибами и синяками. Сабо даже пожалел, что не стал забираться подальше, ведь так, может, физическая боль скрыла бы часть душевной. Хах, точно, вот тогда-то Мугивара сто процентов врезал бы ему.       И правда болван, всегда всё делает по-своему. Сабо понимал, что именно так по-тупому старается вбить ему братишка, понимал, в какую идею он свято верит последние два года. Верно, могло быть намного хуже, однако, как бы тяжело и больно ни было, он знает, эта беспокойная резинка со всем бы справилась, всё бы пережила. Всякий позавидует внешней силе воли, но мало кто хоть на йоту способен приблизиться к внутренней потери. Прошлое не изменить. Что же остаётся делать?       И революционер, судя по всему, и не планировал подниматься, развалившись небольшой звëздочкой на потрескивающих досках. Он натягивал на лицо улыбку, комбинируя еë с новым потоком глупых слëз, которые, что странно, немного отличались от тех, что были ранее. Словно тогда он самосокрушался, теряя последнюю надежду и желание жить, совершенно не думая о чувствах других, а сейчас искренне плакал, и переживая давнюю потерю, и радуясь новому обретению. Немного, но его противоречия прояснились, сгоняя с глаз серую пелену. Какая же удивительная сила у этого назойливого паренька — светить даже в туманной тьме.       На смену ночи всегда придëт день, после дождя обязательно выглянет солнце, холодную зиму заменит знойное лето, тяжëлая горечь смахнëтся весельем.       На смену смерти всегда придëт жизнь.       Вспоминая обо всëм, он решил остановиться на главном — на тех, кого ещë можно защищать, на дорогих сердцу людях, которые живы сейчас. Эйс всегда делал всë возможное, чтобы оградить Мугивару от любых опасностей, постоянно пытался как-то помочь, направить, при этом слегка подстёгивая. Он передал эстафету. И Сабо принял свой долг.       — Да уж... Я такой напутëвый... Оставил Эйса, так и не встретившись с ним, он не успел узнать, что я жив... — блондин дрожал, но более не сокрушался, стараясь держать улыбку, — Оставил тебя одного... Ты... Ты наверняка ужасно себя чувствовал, думая, что потерял нас обоих... Луффи...       Подняться просто не было сил, ни моральных, ни физических. Хотелось лишь остановить поток печали, перекрыть тот клапан, который выпустил столько воды из недр души. Держался два года, а потом просто встретил братишку? И неважно, что последний обернулся ярким лучом.       — Он бы хотел, чтобы мы жили дальше, — под белым светом пролезла резиновая рука, соединяющая одинокую душу с остальным миром, — И мы будем стараться и веселиться и за него тоже!       У Сабо нет причин отказываться, когда навстречу тянется улыбающийся парнишка в простой соломенной шляпе. Как так получилось, разве их младшенький не дурак-дураком, с каких пор так сильно вырос, когда успел возмужать, набраться опыта и таких бойких и слегка смущающих фраз? Не хотелось думать об этом, и так ясно, как много пришлось пережить резиновой ходячей катастрофе. Но он был прав, спорить с этим бесполезно.       Эйс бы грустил, продолжи Сабо винить себя...       — Луффи, я... — революционер с новой силой заплакал и ответил на помощь брата, по-прежнему сохраняя возращëнную внутреннюю волю, — Больше я не исчезну! Обещаю!       — Ши-ши-ши, вот так! — Мугивара поднял блондина, уставившись вместе с ним на море.       Облака полностью прошли, потому луна отражала весь солнечный свет, доводя его до верхней палубы одинокого львëнка. Ветер притих, а вслед за ним успокоился и океан, прекращая биться волнами о борт. Так и правда лучше.       Ведь Эйс говорил, что, где бы они ни были, они всегда будут вместе.       Неважно, на земле, на небе, как бы велико ни было разделяющее их расстояние, чувствовать друг друга, помогать друг другу, быть друг с другом рядом, прикрывать и наставлять на верный путь. Обычно это удел старших, но никто не запрещает и младшим брать на себя великую ответственность и поддерживать дорогих сердцу людей.       Ведь разделив то саке, они навсегда стали братьями.