Дазай оторвал взгляд от своей палочки и увидел, как Драко окончательно пал духом. Один из лучших его образов. Дазай всегда предпочитал это презрение, обычно нацепленное на бледное мальчишеское лицо.
— Думаю, мы добились некоторого прогресса. Хочешь передохнуть, босс?
— Прошла неделя. Как тебе до сих пор не удалось выкинуть хотя бы искру магии?
— Хороший вопрос, — плавно ответил он. — Я бы мог поведать тебе, но после придётся тебя устранить.
Блейз лениво оторвал взгляд от своей книги.
— Ну, в прошлый раз, когда Дазай творил магию, он был в смертельной опасности.
Тот сморгнул и поглядел на своего товарища, который мирно сидел на обдуваемой травке, прислонившись спиной к дереву. В руках была открытая книга, а вокруг разложены перья и пергамент. Очевидно, что неделя, в течение которой мальчик неоднократно терпел неудачу, была, мягко сказать, проблемной. В какой-то момент их "время тренировок" превратилось во "время домашки" для Блейза, и во "время орать на Дазая" для Драко.
Для Пэнси с самого первого учебного дня каждый час был временем "ненавидеть Дазая", так что ничего не изменилось.
Сильный порыв ветра пронёсся по их тренировочной поляне. Эссе Блейза громко затрепетало, сопротивляясь порывам ветра. Крошечный камешек, лежавший на листке, дабы тот не ускользнул, покатился вниз.
Ах... знал ли тот, что его эссе вот-вот улетит? А если улетит в Запретный лес, то вернуть обратно уже не получится.
— Вот вам и отличная идея для начала следующего урока. Смертельная опасность! — воодушевлённо подбодрила Пэнси из-за плеча Драко. — Я могу пулять в него разными заклинаниями, посмотрим, что произойдёт!
— Нет, — хором безапелляционно сказали те.
Вздохнув, Блейз наконец отложил книгу. Подле него бедное эссе продолжало бешено развеваться на ветру.
— Не знаю, почему ты думаешь, что он чему-то научится, если вот уже четверть года прошла, а он не может накастовать ни одного простейшего заклинания. Мы на все сто уверены, что он убил тролля не по счастливой случайности?
— Я знаю, что профессора́ потеряли в нём всякую надежду, но уверен, что под моим полностью квалифицированным руководством Дазай вылечится. Эм… Когда-нибудь. Не зря у меня были элитные преподаватели задолго до поступления в Хогвартс. Опытом негоже не делиться, — он деловито нахмурил брови, выглядя предельно задумчивым. — И случайность это или нет, но даже случайный выброс магии не может убить горного тролля, если волшебник не предельно силён.
— Вообще-то, я бы советовала вернуться к моей идее.
Дазай просиял, указав своей бесполезной палочкой в направлении Пэнси. Она даже не шелохнулась, когда ей в лицо сунули волшебное оружие, ясно понимая, что оно ничего не даст.
— Полностью её поддерживаю, — пропел он. Как и большинство вещей в жалком существовании мафиози, лучшим и наихудшим исходом было одно: его смерть. Блейз отверг эту идею, лишь приподняв бровь. Чувствуя себя немного мелочным, шатен молча пожелал, чтобы его эссе по ЗОТИ улетело куда подальше.
Этого не произошло.
Пока что.
Они уже семь дней безрезультатно посещали собрания Клуба Лояльности ака "давайте сделаем Дазая сильным колдуном". Сам он ещё не был уверен, как к этому относиться. Очевидно, что всё это плоды не принесёт, учитывая наличие Больше Не Человека. Дело в том, что это бесплодное развлечение отнимало всё свободное время. Вместо исследования магии и волшебных существ, он непринуждённо размахивал палкой на лужайке. Не говоря уже о том, что его головная боль не исчезла, а капилляры в носу были болезненно хлипки. От беготни на улице весь день напролёт становилось только хуже. Однако… почему-то Дазай не испытывал ненависти к сложившимся обстоятельствам. У него было странное чувство, с которым он совершенно незнаком.
Ему почти...
нравилось возиться с этими неудачниками?
Фу. От отвращения голову заколотило ещё сильнее. Все эти
чувства просто отвратительны. Стоило сосредоточиться на негативных факторах: отсутствие свободного времени, глупое размахивание веткой и бла-бла-бла. Кстати, говоря об…
Дазай ещё раз бегло взмахнул палочкой, машинально пробормотав:
—
Вингардиум Левиоса.
Эти два слова практически выжглись у него на языке от заклинания, произнесённого немыслимое количество раз за последние несколько дней. Когда ничего не произошло, он обернулся на Драко, оживлённо препирающегося с Пэнси, и ущипнул себя за переносицу.
— Мы делаем это по крайней мере для того, чтобы сделать его полезным, — прошипел Драко. — Он спас мне жизнь.
Пэнси поспешно возразила:
— Он спас
себе жизнь, причём совершенно случайно.
— Что ж, она не ошибается, — сказал Дазай, примирительно хлопнув в ладоши.
— Продолжай практиковаться.
— Угу.
Ещё один взмах палочкой тут, ещё одно произнесённое заклинание там... Он будто руководил оркестром. Эссе билось и трепетало на ветру, словно громкие аплодисменты, разносимые по просторному залу.
Блейз мгновение наблюдал за ним, прежде чем вернуться к учебнику по Защите От Тёмных Искусств.
Дазай уже прочитал эту книгу от корки до корки, хотя бы для лучшего понимания своих потенциальных врагов. Ничто из этого не могло помочь ему самому, но было интересно посмотреть, как волшебники применяли магию на практике. Насколько он мог судить: волшебники манипулировали какой-то скрытой энергией в самом воздухе, а он, своим существованием, её стирал. Немного бесплодное исследование, но было приятно знать, что лишь одним прикосновением можно сделать помпезных колдунов бесполезными пустышками.
—
Вингардиум... как там его?
—
Левиоса, — ответил Блейз, лениво переворачивая страницу. — И ты это прекрасно знаешь.
— …Может быть.
Он потёр глаза после ещё одной попытки наложить заклинание. Он не совсем восстановил свою энергию с тех пор, как убил горного тролля на Хэллоуин. Что бы тролль с ним ни сделал, это сильно переутомило Больше Не Человека, заставляя чувствовать последствия от убийства неделю напролёт. Тогда головная боль только набирала обороты. И с письмом Мори о том, что на носу Хэллоуин, ему невольно поплохело. Стоило опасаться худшего. Даже если Мори за много миль от этого места, он ждал, ждал в болезненном предвкушении.
Всё-таки стоять рядом с опасным лесом и притворяться, что он владеет магией, с группой правонарушителей, которых тот в лучшем случае терпел, было
хорошим развлечением.
— Вот видишь? Он даже не пытается.
Мальчик очнулся от своих мыслей и увидел, как Драко раздражённо поворачивается к нему в ответ на высказанное обвинение.
— Перестань зависать!
В ответ он только взмахнул своей терновой палочкой. Свитки Блейза развевались на ветру, Пэнси закатывала глаза, Дазай не творил волшебства. Почти ничего не произошло.
А
произошло лишь слабое жужжание в его затылке. Знакомое ощущение способности, подбитой переутомлением и магией, окружавшей замок. Но было там что-то ещё… Что-то нечёткое, окрашивающее края зрения в чёрный, давящий цвет.
Нечёткое, по типу…
Дазай взмахнул палочкой, пробормотав нужное заклинание, и отключился. Перед глазами поплыло, превратив линию деревьев, статно стоящих слева от него, в грохочущие волны листвы. Из основания черепа доносились неприятные пронизывающие звуки, достаточно громкие, чтобы заглушить всё вокруг. Не слышно даже Драко, который, как казалось, лишь хлопал ртом, беззвучно говоря. О чём они там опять базарят? Он не мог сказать, настолько всё внезапно завертелось. Даже мысли отключились, не способные противостоять резкому кружению. Затем, без какого-либо предупреждения, он глухо шлёпнулся в грязь, как кинутый мешок с картошкой.
Последним, что он смог увидеть перед тем, как мир погрузился в непроглядную тьму, было эссе Блейза, резво полетевшее на юг - в сторону Запретного леса. Дазай старался не шибко радоваться этому, но учитывая, в каком тот сейчас состоянии, удивительно, что он вообще что-то чувствовал.
***
На маленьких ручках застыла кровь, которая не казалась неуместной, хотя он не мог сказать, что именно кровоточило, настолько тусклым казался мир. В комнате было темно, угнетающе темно. Мозг тихо бормотал, что он должен быть благодарен за то, что он не может ничего разглядеть.
Он потянулся дрожащими, толстыми, как у младенца, пальцами, чтобы найти источник крови, но увидел лишь большую руку, обхватывающую его собственную. Рука мозолистая, недобрая. Должно быть, отцовская. Рука Дазая была пейзажем, ночным, тёмно-синим, в то время как рука отца была хорошо заточенным лезвием, готовым разрезать этот пейзаж на мелкие фрагменты пазла. Он никогда раньше не собирал пазлы с пейзажами.
Но откуда текла кровь? Резкий запах цвета в воздухе, красное пятно на его черепушке, рама картины, закрывающая его…
Оу. Он спит.
Когда он заснул?
Дазай почувствовал виноватое облегчение, когда рука, крепко державшая его собственную, превратилась в дым. Мрачная комната растворилась во что-то смутное, не имеющее значения. А теперь поменьше сновидений и побольше рассуждений. Его сердце шумно колотилось, отдаваясь в черепе эхом, словно играющие барабаны. Боялся ли он? В груди так тесно и больно от непролитых слёз.
Его сны всегда были слишком сюрреалистичными, но страх был очень, очень реален.
(Как и кровь на его руках.)
Дазай проснулся.
***
Он много раз терял сознание на протяжении своих одиннадцати лет жизни, обычно от потери крови. Из-за этого он был очень хорошо знаком с ощущениями при пробуждении:
Размеренный писк кардиомонитора, жжение от свежих ран и покровительственная болтовня некоего доктора, Мори Огая.
Однако ничего из этого не присутствовало, так что Дазай не был уверен, действительно ли проснулся. Если бы сон захотел взять верх, он бы не стал утруждать себя борьбой за разум. Он
всегда предпочитал сон без сновидений пробуждению. Но на этот раз что-то отличалось. Было ли это давление тонкого хлопчатобумажного одеяла, накинутого по локоть, как в тесном гробу? Или, может, дело было в…
— Xм-м-м…
…
Этом. В
голосе, который он ни в малейшей степени не узнал. Незнакомом, теплом, по тону нежном, как ручей, мягко падающий на камни. На концах каждого слова в самом звучании чувствовалась некоторая старинность, хрипотца. Дазай почувствовал, как почти случайно растворяется в этом голосе. За тихим мычанием быстро последовал стук каблуков и задумчивые вздохи.
— Я понимаю. Вам четверым
нужно быть более осторожными, практикуя магию. Убедитесь, что все хорошо себя чувствуют, прежде чем делать что-либо вне контроля учителя.
— Да, мэм.
О, хотя эти голоса он узнал. Драко, Блейз, даже неохотное ворчание Пэнси... Все члены слизеринской фракции его банды собрались.
— А теперь, — продолжил таинственный голос, внезапно окрасившийся недовольным упрямством. — Вы все, убирайтесь вон.
Дазай, решительно сомкнув очи, получал огромное удовольствие, представляя себе оскорблённый взгляд, который, должно быть, сопровождался вздохом "разочарованного богатенького слизня", испущенным никем иным, как Драко. Он чуть было не открыл глаза, просто чтобы полюбоваться этим зрелищем, но подумал, что притворяться спящим немного выгоднее. В конце концов, он всё ещё не был уверен,
где находится, или, если на то пошло,
почему.
— Он не поправится, если вы будете тереться рядом. Кыш, кыш! Ему нужен отдых!
За шумом членов Клуба Лояльности (не включая Дазая), покорно выходящих из комнаты, тот принялся анализировать всё, что только что произошло. Звук захлопнувшейся двери подсказал, что он остался наедине с таинственной незнакомкой.
Шатен пытался найти ответы в темноте своих век. Он потерял сознание.
Почему - было отдельной загадкой. Больше Не Человек вёл себя странно с
самого Хэллоуина, но этого не должно быть достаточно, чтобы вырубить его через целую неделю после инцидента. Должно быть, в этом замешано что-то ещё. Но что?
Дазай крепко зажмурил глаза, почти заставляя себя осознать ответ. Когда ничего не произошло, он переключил внимание на более насущный, в данный момент, вопрос.
Где он?
Мальчик прокрутил имеющиеся на данный момент факты: он потерял сознание; Драко и его компашка привели его сюда; они со спокойной душой оставили здесь своего больного друга без присмотра.
А это значит...
Он что, наконец в лазарете, как и хотел Снейп?
Глаза цвета ржавчины распахнулись с намерением лисицы, желающей вцепиться в свою добычу. Обладательницей этого обожженного солнцем голоса была пожилая на вид женщина с морщинистой, слегка задумчивой улыбкой. Из-под белоснежной повязки на голове выглядывали вьющиеся седые пряди волос. Лицо украшали узкие голубые глаза. Смотря на закупоренные зелья в шкафах и лежанки, расставленные вдоль комнаты... Это, должно быть, та самая мадам Помфри, о которой упоминал профессор Снейп!
Скорее всего, Слизерин наконец прекратит свою серию "ежедневной потери пяти очков факультета".
Чёрт возьми, а Дазай надеялся, что она продлится ещё немного. По крайней мере до тех пор, пока Пэнси не сорвётся и, наконец, не попытается задушить его до смерти. И ведь почти получилось…
Раскрыв глаза, он издал тихий стон от ослепительного света после пробуждения. Подобные места всегда были неприятно яркими, прямо как лазарет Мори. Он уже начинал думать, что это обязательное требование ко всем медицинским учреждениям, дабы сделать их ещё более невыносимыми. Или он болезненно стонал из-за того, что лишь мысль о том, что кто-то добровольно хотел
исцелиться, - пожить подольше, - всегда вызывала у него тошноту. Хотя обычно мафиози гораздо лучше скрывал подобные звуки слабости. Может, он правда болен.
— О, ты проснулся, дорогой, — приветствовала мадам Помфри, спеша к его постели. — Как ты себя чувствуешь?
Дазаю пришлось несколько раз моргнуть, дабы прогнать туман в глазах. Убедившись в чёткости своего мировоззрения, он подтянул ноги к груди под тонким одеялом и уставился на надзирательницу из-под прикрытых век.
— Хорошо.
Мадам Помфри бросила на него явно неверящий взгляд, на который тот предпочёл не обижаться. Врачи всегда были такими раздражающе проницательными.
Однако на этот счёт она ничего не сказала, лишь тихо буркнула:
— Уверена, — понаблюдав за ним ещё с мгновение, она молча схватила и плотнее задёрнула занавеску вокруг его кушетки.
Он клаустрофобно вздохнул. Занавески отделили их от остальной части комнаты, гудящей от слабого щекотания магии. Какие-то чары уединения? Он бы повнимательнее их изучил, если бы не был загнан в угол.
Когда она ступила ближе, мафиози автоматически напряг позвоночник.
— Здесь только мы, но подобные вещи более деликатны, в отличии от царапин и синяков, с которыми вы, дети, склонны приходить ко мне, — нежная улыбка расплылась на лице пожилой женщины, прежде чем сменилась безудержной озабоченностью.
Глаза Дазая сузились, превратившись в узкие щелочки.
Вся фигура надзирательницы, казалось, источала сострадание. Оно было тёплым, скользким. У него аж живот заболел. Гермионе до такого уровня ещё учиться и учиться. Её глаза почти оценивающе скользнули по свернувшейся калачиком маленькой фигурке, прежде чем открыть рот и заговорить.
И именно тогда Дазай осознал, что…
— Ничего, если мы поговорим об
этом?
…Она размотала его бинты.
