Magic and Mystery

Он уставился на шрамы, шрамы уставились в ответ, гния гудящей паникой в его затерянном разуме. Дазай почти не дышал от продолжительного шока, пронзившего его исподтишка. Взору предстали бесчисленные тонкие белые и розовые полоски, змеящиеся от запястий вверх к локтям. Он никогда не желал видеть лоскутную паутину порезов, уродующих его плоть, отмечающих его как нечто несовершенное. Объективно они выглядели довольно смертельно, поэтому не нужно было быть таким профессионалом, как мадам Помфри, чтобы понять, что многие из них достаточно глубоки и могут привести к летальному исходу. Этого никогда не происходило. Однако чего целитель, должно быть, не заметила, так это того, что не все шрамы нанесены рукой самого Дазая. В отметинах на локте он распознал любовь Мори, в бездумных вмятинах - подарки от отца, и только потом в многослойных порезах - своё собственное отчаяние. Он мог бы дать каждому шраму имя или название, но слишком легко заблудился бы в похороненных воспоминаниях. Даже когда он резал, он не смотрел. Ощущения такие, будто смотришь на чью-то чужую руку. Человеческую. Демоническую. Глядя на это сейчас, - даже с осторожностью из-за нежеланной аудитории, - его мозг просто останавливался. Будто происходило короткое замыкание. Он не хотел видеть это. Он не хотел видеть то, во что превратился. А ещё он не хотел, чтобы это видел кто-то другой. Головная боль, отбивающая привычный ритм, была затменена грохотом неукротимого сердцебиения. Отметины на его конечностях неподобающи и неприглядны, и они давят своей тяжестью на все те ужасные вещи, о которых Дазаю не нравилось думать, вспоминать. А это что за чувство? — Я правда хочу, чтобы каждый студент чувствовал себя как дома, — невозмутимо продолжала мадам Помфри, казалось, не замечая странной паники, охватившей мальчика напротив. Она демонстративно отвела взгляд от рук Дазая. Походило на искажённое уединение. — Я не хочу переходить никаких границ, дорогой, поэтому не буду давить. Просто знай, что если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, то ты можешь обратиться ко мне. И она хотела услышать его ответ, но Дазай не смог вымолвить ни слова. Это вызывало у него стыд, осознание своей невзрослости, но внимание так заострилось на растёрзанных руках, которых тот не видел уже целую вечность, что слова для него были чем-то за рамкой реальности. А как он мог ответить, если тяжесть от того шрама была вон там, а от этого вот тут… А ещё на них лежала ладонь вопящего отца, он даже эхо слышал… Надзирательница вздохнула, - одновременно и тише, и громче, чем он помнил. — Я должна рассказать об этом твоему декану, мне жаль. Но мне нужно убедиться, что ты будешь в безопасности, — она положила рулон свежих хлопчатобумажных бинтов на боковой столик, улыбка её стала горькой. — Есть несколько вещей, о которых нам нужно поговорить перед твоим отбытием, но полагаю, что для начала ты бы предпочёл слегка прикрыться. Хочешь сделать это сам? — …Да, мэм. Мадам Помфри только странно улыбнулась, а затем, извинившись, вышла за пределы зачарованных занавесок. Шатену стало интересно, заметила ли та, как подрагивал его напряжённый голос. Он надеялся, что нет. Но теперь, когда Дазай наконец остался - относительно - наедине с самим собой, он крепко закрыл глаза и принялся накладывать свежие повязки. Очи оставались закрытыми до тех пор, пока гул воспоминаний, боли и бесчеловечности не стих, сменившись лишь ощущением отдалённости. Может, апатией. Он всегда славился умением к подавлению эмоций. Теперь тревога и стыд друг от друга ничем не отличались, а вся паника скрылась под марлей. Дазай скрывал её за бинтами бесчисленное количество раз, так что делал это идеально даже с крепко зажмуренными глазами. Даже когда у него онемели кончики пальцев. Даже когда… Мальчик глубоко вздохнул и открыл глаза. Он был рад увидеть только свою вторую кожу из хлопка и ткани. Она была более колкой, чем его обычная, но всё лучше, чем плоть, для него являвшаяся отдельным видом пытки. Но это не так важно: практика в самоограничении делала борьбу с эмоциями относительно лёгкой. Глубокий вдох и прикосновение ногтей к слишком тонким запястьям заглушили остатки паники. Что уж говорить, он всегда был неплох в "нечувствовании". Дазай моргнул, уставившись на остальную часть своего тела, которая была скрыта под тканью. Мадам Помфри не сняла ни одной из других повязок - только те, на руках. На мгновение по телу разлилось облегчение оттого, что она видела не всё. Но ещё больше ему полегчало оттого, что он не видел всё. Хотя бы для того, чтобы доказать свою бесчеловечность, Дазай изобразил лукавую улыбку и приготовил сладенькую колкость на языке. Весь этот маскарад теперь казался пустым. Ему следовало просто встать, да уйти восвояси. Если проскользнуть достаточно быстро, то пожилая женщина его даже не заметит. Её "беспокойство" было пагубным. Однако... Нет, в конечном итоге это не решение. Пока он учился здесь, в школе, существовал определенный уровень контроля над детьми, которым он пренебрегал. Если медсестра серьёзно беспокоилась о его шрамах, то, несмотря на грандиозные планы Дазая, она так и делала. Это касается и профессора Снейпа, если судить по его настоянию об походе в больничное крыло. Не то чтобы дома, с Мори и отцом, у него было хоть какое-то подобие такого рода контроля. В голове промелькнули образы гриффиндорцев и Клуба Лояльности, на вид без всякой тому причины. Он отторгнул воспоминания прочь, чувствуя странную горечь на языке. Мафиози вздохнул, прогоняя тусклую тошноту от застывшего пред глазами вида изуродованной конечности (не своей, а чьей-то другой). Он протянул руку, чтобы коснуться занавески тыльной стороной пальцев, и сразу же почувствовал, как все чары, ранее наложенные на неё, мерцают и исчезают. Больше Не Человек замерцал в ответ, но головная боль не усилилась. Честно говоря, он не уверен, что его голова может болеть ещё сильнее, чем сейчас. — Я закончил, — позвал он, удовлетворённый тем, что его голос так ровен, холоден и пуст, и ничего больше. За мгновение до того, как голова мадам Помфри тихонько просунулась сквозь занавески, Дазай засунул оставшиеся бинты под слишком длинные рукава своей мантии. Если целительница и заметила их исчезновение, нежная улыбка была бы единственным тому признаком. Дазай ухмыльнулся в ответ, потому что его улыбка тоже была уродливой и фальшивой. — Перейду сразу к делу, — без прелюдий начала женщина. — Ты крайне истощён. Расход дополнительной магии забрал ту немногую силу, которая у тебя осталась, заставив потерять сознание. «Ладно», — подумал Дазай, отвлекаясь от чувства собственной беззащитности. — «Вот с этим-то и надо разобраться в первую очередь. Если Помфри копнёт слишком глубоко - в конце концов узнает о Портовой мафии». Этого допустить нельзя. Он задумался, нахмурив брови. Использование магии….. Что ж, уничтожение тролля отняло много сил. Чёрт, хотя он и подумать не мог, что всё так плохо. Он бездумно сложил ладони домиком, дабы незаметно почесать кожу, но отдёрнул пальцы сразу, как ощутил шелушение новых повязок. — К сожалению, у меня нет нужного заклинания, которое могло бы помочь восстановиться. У тебя трёхразовое питание? — Ну, — «я ел конфеты на прошлой неделе, это считается?». — Ем, когда вспоминаю, что надо. Сочувственная мина, несходящая с её лица, видимо, такой ответ и ожидала. — Это будет трудно, но тебе нужно больше есть. В противном случае, боюсь, ты будешь только увядать, — что-то изменилось в её лице, но было непонятно, что именно: — И ты и так слишком худенький, милый! Этот юноша нёс тебя от самого леса сюда, будто ты не более, чем мягкая кукла! Дазай неловко поморщился. — Запомни, трёхразовое питание. Если слишком сложно, то начни с чего-нибудь менее плотного. Только при условии, что будешь питаться, милый. И... если у тебя когда-нибудь возникнет желание навредить себе, просто знай, что ты можешь прийти ко мне или профессору Снейпу, хорошо? Он отвёл взгляд, шрамы болезненно заныли. Ответив, голос его звучал совсем глухо: — Да, мэм. — Хорошо, — пробормотала мадам Помфри. Было понятно, что она хотела сказать что-то ещё. Хотела больше над ним поиздеваться. Может, это из-за маски ужаса и стыда, появившейся на лице мальчика, но настаивать она не стала: — Полагаю, ты можешь идти. Скоро комендантский час, так что поспеши. — Oх, — неужели уже было так поздно? — Э-э, спасибо Вам... спокойной ночи. Мадам Помфри одарила его мрачным взглядом и отступила назад, дабы тот встал на ноги, и добавила: — Через две недели я хочу, чтобы ты пришёл сюда, ладно? Двадцать первого числа, дорогой. Просто убедиться, что ты выздоравливаешь. Дазай приятно улыбнулся. — Это всё? Она промурлыкала что-то нечленораздельное, отчего это больше походило на страдальческий вздох. — Тогда возвращайся обратно. Боюсь, в такой час кухни для студентов уже закрыты, но у двери я оставила кулёк с закусками. Возьми их с собой. После этого Дазай поспешил покинуть лазарет с немного постыдным рвением. Он больше не мог выносить мысли о том, что его допрашивал врач, даже если мадам Помфри была значительно менее отталкивающей, чем доктор Мори. Выходя он схватил маленький пакетик с едой, хотя бы для того, чтобы немного успокоить добродушную надзирательницу. Пакетик неприятно смялся под его онемевшими пальцами. Ничего толком не видя, он почти вслепую следовал по коридору, глядя себе в ноги. Истощён - от этого слова на языке появлялся странный привкус. Нет ничего необычного в том, чтобы так долго обходиться без еды. Он ведь часто так делал. Единственным логичным поводом его истощённости было то, что убийство горного тролля отняло больше сил, чем первоначально ожидалось. «И в том, что я такой худой и маленький, есть свои преимущества!», — подумал он, мысленно защищаясь от речей целителя. Например, он выглядел хлипко и непритязательно, был достаточно быстр на ногах, мог уворачиваться от ударов… И если его ноги дрожали при беге, то это потому, что он недостаточно хорош, а не потому, что умирал с голоду. Но размышления о том, каким скудненьким было его крохотное тело, просто возвращали к теме об искалеченном, покрытом шрамами теле, навевая ещё больше нежеланных мыслей. В последний раз он был таким неуправляемым до поступления в Хогвартс. Просыпаться только по чьей-то милости, выставлять нечеловеческое тело напоказ… Возможно, именно фамильярность задела больше всего. Возможно, он сам виноват - просто должен был быть лучше. Быть лучше, чтобы не упасть в обморок, как какой-то сопляк, или быть лучше, чтобы пойти к мадам Помфри достаточно здоровым, дабы манипулировать разговором. Шатен сморгнул, стараясь прогнать неприятные чувства прочь, но осознал, что понятия не имеет, где находится. Сейчас ему не помешала бы карта. Также... вероятно, не самая лучшая его идея - позволять своим мыслям несдержанно блуждать, и одновременно ориентироваться по вечно запутанным залам Хогвартса. Да уже всё равно. Сегодня и так не день, а бардак какой-то, так почему бы в придачу не заблудиться после комендантского часа. Просто плюс одно дело к куче и без того утомительных дел, которые он сделал. Дазай попытался начертить карту в голове, но осталось у него лишь смутное представление о том, где находятся некоторые особенно интересные секретные проходы, любезно показанные близнецами Уизли. И, конечно, сейчас эти остатки знаний были абсолютно бесполезны, учитывая, что у него не было какого-либо ориентира для определения своего точного местоположения. Стоит оглядеться в поисках чего-то опознаваемого - того, что он уже видел. Сдался он после нескольких минут поисков, ему ничего не попалось. Живые картины недоумённо таращились своими акварельными глазами, хотя им вообще нечего сказать. — Отчего же ты так мрачен, юный Змей? Дазай вздрогнул. Только заметив прозрачную окровавленную фигуру, он успокоился. — О, здравствуйте, мистер Призрак! — Всё так же Барон, — поправило факультетское привидение, подплывая ближе и настороженно оглядываясь. — И уже ужасно поздно для скитания по коридорам. Где же ты был? Мафиози бегло оглядел коридор. — Только из лазарета. Меня, однако, перспектива быть живым и здоровым не привлекает, поэтому пойду по вашим стопам. Лестницы здесь высоченные, а если спрыгнуть во время их движения, то и шею сломать можно. Слишком ровный голос. Может, из-за того, что в этот раз Дазай не шутил. Он прикусил язык, будто это могло разбудить его и заставить не отлынивать, мол, чего он так глас притупляет. — Точно... Тебе следует поторопиться в подземелья, пока Филч не выловил. Но, возможно, будет лучше, если я самолично провожу тебя. — O-у-у, мистер Призрак такой скучный! Намного лучше. Если Барон от глупого прозвища и взвился, впившись своим мёртвым взглядом, то ничего не сказал, а лишь уплыл прочь, ворча себе под нос. Дазай же следовал за привидением со слепым доверием человека, наплевавшего на свою жизнь. Вероятно, в передвижении Кровавого Барона по залам Хогвартса была какая-то схематика, но мальчик её понять пока не мог. Руки покалывало от зуда и жжения дешёвого хлопка. Это вернуло его ко взгляду мадам Помфри, к беспокойству, звучавшему в её голосе. Теперь она знала - видела, насколько бесчеловечным он был. Что она собиралась с ним сделать? Он не мог избавиться от неприятной чуйки. После недолгих ненавязчивых наблюдений за сменой местности, внутренняя паника полностью утихла и надо было думать о чём-то другом. Например… Барон кинул на него косой взгляд. — Ах, мистер Призрак, что произойдет, если я прикоснусь к вам? Тот повернулся к своему временному подопечному, нахохлившись. — Другой призрак тактично смылся, когда я попробовал до него дотронуться, — немного помедлив уточнил юноша. — Какой "другой призрак"? — Шут какой-то. Если бы ему пришлось угадывать, - что он любил, ведь, как правило, всегда оказывался правым, - то сказал бы, что Барон умрёт (ну, будет эквивалентен мёртвому), как и тот грибковый субъект. Но что было ещё интереснее: знал ли об этом сам Барон? При первой их встрече тот упомянул о необычной ауре вокруг слизеринца, но не уточнил, что это значило. Но после событий Хэллоуина… Существовала одна определённая теория, которую было любопытно подтвердить. — Хс-с, — прошипел Барон, — Пивз, несносный мелкий полтергейст. Предположим, он улетел, дабы развести балаган и напакостить всем подряд. И он оставил тебя в покое? — Когда я попробовал до него дотронуться, — услужливо повторил Дазай. Он достал украденные бинты из рукава и бросил их в пакет с закусками, скривившись от ощущения дешевой текстуры. — Ещё он завизжал. 
При этом заявлении Барон отплыл на несколько дюймов вперёд, но, кажется, не удивился. — Да, думаю, так и должно быть, — сказал он мгновением позже. — Подозреваю, что большинство здешних призраков держатся от тебя подальше. Я должен поступить точно также, так что будь благодарен, что не оставляю тебя здесь одного, как сделал бы каждый уважающий себя призрак. Дазай хмыкнул, соблюдая некую дистанцию между прозрачным телом и своим. — Даже будучи старым призраком я никогда не встречал кого-то с такой аурой. Ауры… Он случайно нашёл информацию о них во время своих исследований. Дазай мало что узнал в той мере, в какой это должно было относиться к нему и его ситуации. И уж точно не нашёл о том, почему гоблины и призраки шарахались от него. Хотя Барон, по его скромным подозрениям, не ощущал ауру в традиционном смысле этого слова. Скорее всего, тот ощущал влияние, оказанное Больше Не Человеком на их окружение. Если бы у магических существ его способность "постоянно сводить на нет скрытую магию" как-нибудь обозначалась, то они бы видели что-то, по типу… — Будто вся магия, витающая в воздухе, притягивается к тебе. Поглощается, я бы сказал. …Этого. Когда Больше Не Человек сводит на нет магию в воздухе, в пространство вливается ещё больше магии, дабы заполнить пробел. Текущая теория заключалась в том, что его способность была чем-то вроде чёрной дыры для скрытой магии. Существа вроде призраков, живущие за счёт неё, также рисковали быть сведёнными на нет. Но теория оставалась теорией, не важно насколько хорошей, а Дазай её на практике проверять не решался. "Горный тролль" был отличным тестом, подкрепляемым познаниями Гермионы, но он не мог быть уверенным наверняка, пока не найдёт книгу о взаимосвязи между магией и способностями. Если такая книга вообще существовала, в чём он уже засомневался. Дазай отвел взгляд от Барона, мозг уловил лишь слово «съедено». Если бы он мог поддерживать себя только с помощью магии, тогда мадам Помфри никогда бы не пришлось снимать с него бинты. В эти дни Больше Не Человек доставлял одну головную боль. Он тихо вздохнул, невидимая тяжесть легла на его плечи. — Мы на месте, юный Змей. Моргнув, внимание Дазая вернулось к призраку. Теперь, оглядевшись, незнакомые лабиринты сменились подземельями, а он даже не заметил. — Иди в своё общежитие. Возможно, когда-нибудь мы встретимся вновь, и ты сможешь объяснить мне свою ауру, — призрачные глаза Кровавого Барона проследили за подёргивающимися пальцами юноши привычным усталым взглядом. — Или, возможно, нет. И тут проскочила одна мыслишка. Мальчишка нахмурился сильнее и спросил: — Только вы, призраки, знаете об этой aype? — А ты бы хотел сохранить её в секрете? Как по-слизерински с твоей стороны, — усмехнулся Барон. — Насколько я знаю, да. Ну, я не говорил об этом ни с кем из профессоров, хотя за других не ручаюсь. Всё, хватит на сегодня разговоров. Иди спать, пока Филч не застукал. Призрак не стал ждать ни секунды больше, и исчез в ближайшей стене. Когда его покинули, эмоции сделали тоже самое, а руки безвольно обвисли по бокам. Он уставился на пустую стену, в которой растворилось приведение, прежде чем снова повернуться ко входу в зелёную гостиную. Дазай пробормотал пароль с должной громкостью, чтобы каменная стена услышала его, но по подземелью эхо так и не разнеслось. Детский шёпот, эхом прокатившийся по пустому коридору, как ему подумалось, совсем на него не похож. Как только проход открылся, юноша быстро прошмыгнул внутрь гостиной, освещённой только мерцающим пламенем камина, но в помещении было достаточно холодно, чтобы тело покрылось гусиной кожей. Пакетик от целителя тихо зашуршал, когда он положил его на шахматный столик. Чёрный король наблюдал за ним с неодобрением. Камин громко затрещал, Дазай повернулся к нему лицом. — С возвращением, дружище.