Психотерапия начинается именно тогда,
когда здравый смысл не помогает.
Отто Кернберг.
— Почему Малфой — Сельдерей? — спросил Гарри, как только Рон открыл глаза. Да, он тоже нависал над ним, ожидая, когда тот проснётся. Маленькая месть. Было ещё совсем рано, наверное, около шести утра — в пять часов ПочтиБезголовыйНик уже устал от надоедливого пациента, который таскался по отделению, как приведение, и кинул в него книгу, поэтому Гарри больше не выползал из комнаты, решив немного порисовать. Но выходило совсем уж плохо, лишь непонятные линии, которые всё не могли принять какой-то полноценный образ, и он просто их перечеркнул. — Ты хоть спал? — сосед ни капли не удивился, лишь улыбнулся. — А сам как думаешь? Гарри с готовностью начал делиться своими мыслями: не зря же он всю ночь их думал. — Потому что сельдерей — зелёный? А может быть потому, что он с терпким, пряным, горьковатым привкусом, или, скажем так, специфическим. Его нужно распробовать, чтобы полюбить. Для истинных гурманов. Значит ли это, что Малфоя нужно узнать получше? Тётя однажды готовила салат с сельдереем, такой отвратный, никто не ел. Вот и Малфой кажется несъедобным. Какого хрена он вообще творит? У него совсем нет тормозов? А эта выходка с презервативами? — Гарри уселся на кровать. — На первый взгляд он мне показался привлекательным. Как герой из фильма. Он слишком заметный. Обычно я не особо обращаю внимание на кого-либо, потому что, ну, люди — это люди. Они всегда одинаковые. А вот есть в нём что-то такое, что хочется узнать, только надо перебороть первое плохое впечатление. Хм, я захотел сельдерей. — Воу, чувак, ты конкретно на нём глюкнулся, — хохотнул Рон, вставая и потягиваясь. — Вообще, у меня просто аллергия на сельдерей, и я его ненавижу. — И всё? — И всё. Гарри даже разочаровался. Он думал, что узнает тайну века, и его мозг перестанет зацикливаться на Сельдерее, но всё равно отчаянно не хватало информации, и сознание с удвоенной силой крутило образ Малфоя, как будто в мире больше никого не существовало. — Почему он здесь? — поинтересовался Гарри, стараясь делать тон как можно беспечнее. — Вроде бы обыкновенный торчок, но это не точно, — пожал плечами Рон. — Натворил делов, и, чтобы не было проблем, родители спрятали его в Хогвартсе, отвалив кучу деньжат. Что в первый раз, что во второй — непонятно, почему он здесь тусуется. — Разве так можно? — удивился он. — И что он натворил? В голове сразу всплыл образ Малфоя, который пристаёт ко всём подряд. Гарри еле-еле удержался от улыбки. — Никто не знает. Он даже своим не рассказал, хотя… может, Мухоморка знает, но она хрен кому расскажет, ну, потому что у нее в голове ничего не задерживается, кроме секса. — Мухоморка — это… — Гарри сразу вспомнил о Панси. Ну очень она подходила под описание: яркая, но ядовитая. А что, фишка Рона с едой и правда имела смысл. — Ага, Панси Паркинсон. Гарри только хотел спросить, почему же Панси здесь и почему она себя так ведет, как дверь открылась, в комнату вошла Гермиона, сонная, ещё в пижаме, а волосы были растрепанны больше, чем обычно. — Утречка, — зевнула она так сладко, что Гарри наконец-то захотелось поспать. — Пойдём сегодня пораньше на завтрак, у меня есть новости про Невилла. Вчера мы с Тонкс до трех часов ночи болтали, это ужас какой-то. После недолгих сборов ребята спустились в почти пустую столовую — там сидели пара орлят, которые бурно обсуждали какую-то книгу. — И что там с Невиллом? Его отпустило? — нетерпеливо спросил Рон. — Жаба всё-таки забрала его к себе, — отчаянно зашептала Гермиона. — И сегодня вместо неё будет Снейп. Мы с Тонкс всё никак не могли понять, как Дамблдор допустил такое! Гарри действительно попытался сделать умный вид, но, видимо, безуспешно. Гермиона, взглянув на него, хлопнула себя по лбу, а Рон улыбнулся. — Жаба, которая Амбридж, а не Тревор, — попытался объяснить Рон, а Гермиона стукнула его по плечу. — Откуда он может знать, в чём здесь разница? В общем, слушай, Гарри.Мальчик, которому не везло с жабами.
Невилл Долгопупс потерял своих родителей, когда ему было чуть больше года. Ну, как потерял: оба родители живы и не живы одновременно. Говорят, что с ними произошло что-то ужасное, у них случился сердечный приступ, но это вызвало недостаток кислорода, и они впали в кому. Августа Долгопупс, мама отца Невилла, взяла на себя опекунство над внуком, пыталась найти негодяев, что испортили жизнь их семье, выбила место в крутой частной больнице, чтобы врачи вывели Фрэнка и Алису из комы. Но… деньги не решают всё, и Невилл так и остался сиротой при живых родителях. На фоне утраты любимого сына Августа Долгопупс стала (не)много не в себе. Невилла держала почти что взаперти, боясь, что и с дражайшим внуком что-то может случиться, контролировала каждый шаг, указывала, что нужно делать и что не нужно. Неудивительно, что Невилл рос очень закрытым, неуверенным в себе ребёнком. Когда он пошёл в школу, не мог найти себе друзей, и бабушка это решила своим способом: купила домашнего питомца, но не обычного, кошку там, или собаку, а жабу. Ведь это очень экстраординарно, экзотично и, самое главное, дорого. Это должно было привлечь внимание детей. И чтобы это сработало наверняка, она пришла в школу вместе с жабой и вручила её на глазах всех учеников. Невиллу жаба не понравилась, но сказать об этом он не мог, поэтому скрытно пытался избавиться от неё любыми способами, и в итоге просто сказал бабушке, что жаба потерялась, и не стоит переживать. Но Августа не могла оставить своего любимого внука без жабы, считая, что Невилл действительно расстроился, и купила ещё одну. А потом ещё одну. И ещё. В общем, друзей Невилл так и не нашёл. Теперь одноклассники в школе считали его не только странным, но и вообще психом, и начали издеваться над ним с удвоенной силой, вплоть до избиения. Тогда и появился Тревор. Тревор был самой большой из всех жаб, которые были до этого, и самой уродливой. Невилл решил использовать его в свою пользу: принёс его с собой в школу и сказал, что Тревор — ядовитый. И если издевательства продолжатся, то он натравит его на всех. Тревор подыграл, издав мерзкий, скрипучий звук, похожий на угрозу, и прыгнул на одного из обидчиков. Что ж, больше Невилла никто не трогал, а Тревор стал любимцем. И всё было бы хорошо, но примерно через год Тревор потерялся. Он часто терялся, но находился почти сразу в самых неожиданных местах, так что особой тревоги и не было. Невилл искал его сутки, вторые, третьи, пока бабушка ему не призналась, что Тревор умер. И она обязательно купит ему другую жабу, просто ни в каких зоомагазинах жаб не было. Но Невилл не хотел другую жабу, он хотел Тревора. А ещё эта простуда… И тут всё пошло под откос: Невилл стал буйным, непослушным, закатывал истерики, не ел, не пил, а потом и вовсе стал находить Тревора. Тревором могло быть всё, что угодно: от бабушкиной шляпы до любой декоративной подушки, которыми бабушка гордилась. Августа всё думала, что это всего лишь бред от температуры, и не стала бить тревогу, вызывая каждый раз новых педиатров, которые пытались что-то сказать, но она сразу же их затыкала, если ей не нравились их слова. Невиллу становилось хуже. Простуда-то прошла, а вот Тревор продолжал находиться в разнообразных вещах. И он совершенно не желал отпускать эту вещь от себя, запираясь в комнате или в ванной, потому что Тревору нравилась вода. Последней каплей стало то, что Невилл стал резаться, когда не было доступа к воде, и обмазывать кровью вещи, при этом даже не понимая, что причиняет себе вред, что это ненормально, что от этого можно умереть. Тогда-то Августе и пришлось обратиться к другим специалистам и взглянуть правде в глаза: её внук болен и очень серьёзно. Доктор Макгонагалл была знакомой Августы и предложила свою помощь, пообещав, что с Невиллом всё будет хорошо, и она самолично будет лечить его всеми силами. Невилл попал сюда, когда ему было тринадцать, и с тех пор здесь и остался, иногда лишь уезжая к бабушке. Ему поставили диагноз: галлюцинаторно-параноидный синдром. Постепенно приступы стали мягче: если Невилл не находит жабу, то пару дней под капельницами и долгими разговорами вполне помогают. Но недавно в Хогвартс устроилась Долорес Амбридж, которая обратила на Невилла пристальное внимание из-за одного случая, и при каждом его приступе постоянно просила разрешение у Дамблдора, чтобы провести экспериментальные способы лечения. И в этот раз ей, видимо, удалось. Гарри даже не заметил, как Рон принёс им тарелки с едой, как всё съел, слушая чарующий голос Гермионы. Он действительно проникся историей: у них с Невиллом было много общего. Оба остались сиротами в одно и то же время, не было друзей, тотальный контроль от опекунов, нет возможности быть услышанным, издевательства от сверстников. И если бы у него была жаба, кот, собака, да хоть собственный червяк, то Гарри тоже дорожил бы им. А хотя, если подумать ещё, то хотелось бы сову. Совы — красивые и милые. А ещё сова была бы какая-нибудь необычная, к примеру, полностью белая: Гарри в зоопарке видел такую. — И почему Амбридж — жаба? — едва спросил он, как к нему кто-то подсел. — Потому что она похожа на жабу, разумеется, — пропела Лав. — Она отвратительная. — Вот тут как раз и замешан тот случай с Невиллом. Амбридж тогда в первый проводила групповую терапию, но не так, как обычно: садимся в кружочек и делимся своими мыслями. Она просто посадила нас за эти столы и заставила писать эссе о своих проблемах, — начала объяснять Гермиона. — И мы все сразу её невзлюбили, — Лаванда скривила лицо. — Конечно, мы устроили бунт. Это, кажется, был единственный случай, когда мы объединились со слизеринцами, чтобы потрепать ей нервы. — А она словно и не обращала внимание: Мухоморка разделась полностью, Сельдерей забросал её журавлями из бумаги, Шоколадки в унисон закидали её вопросами, Шипучка даже вытащил свой старинный запас бенгальского огня, — Рон усмехнулся, — даже не спрашивай. Слива залез на окно и орал, что пол — это лава. — В общем, — перебила его Гермиона, — шум стоял неимоверный. А Амбридж как раз начала объяснять, что писать в эссе, повторяя: «Кто я? Какие у меня могут быть проблемы?». — И тут у Невилла, видимо из-за всего этого бардака, снова случилось помутнение рассудка. Амбридж: «Кто я?» и Невилл: «Жаба!», Амбридж: «Какие у меня могут быть проблемы?». Невилл на всю комнату как заорет: «Жабы часто теряются!», и он ускакал, — Рон дёрнул уголком губ. — Я, конечно, за ним, а за мной — Шоколадка. — Не я, — уточнила Лав. — Я Белый Шоколад, если что. Гарри едва заметил, каким взглядом одарила Гермиона Лаванду за эту реплику, но не придал этому значения, представляя в голове яркие картинки. — Огонь! — подскочил Шипучка. — Я тогда поджёг шторы! Крутое было зрелище. — И часть своих волос. А я потом не спал три дня, боясь, что огонь меня полностью поглотит, — и Дин подошёл. Столовая стала наполняться ребятами. Гарри не смог удержаться и взглянул на слизеринский стол. Там как раз Мухоморка и Сельдерей усаживались на места, о чём-то бурно споря. Девушка, видимо, пыталась что-то доказать Драко, но тот, судя по плотным поджатым губам и нахмуренным бровям, явно не соглашался. К ним подошли ещё два парня: кудрявый и темненький, — и спор сошёл на нет. — И после того, как Невилл, наш герой, ушёл, все стали изображать из себя жаб, квакая, — хихикнул маленький парнишка. — Мне понравилось. Ква. — Жабы не квакают, к твоему сведению, только лягушки. Так что вы были кучкой лягушат, — закатила глаза Гермиона. — Плевать, — махнула рукой Лав. — Эй, Киви, не хочешь поменяться тарелками? — Третий день подряд! — возмутился Дин и сел рядом с ней, хватая ложку. — Не будешь есть — умрёшь, а потом превратишься в призрака. А я боюсь призраков! Они жуткие, — его слегка передёрнуло, а рука с ложкой задрожала. — Вы все помните, как я встретился с Плаксой Миртл в туалете? — Дин, сколько можно говорить, Плакса Миртл — не призрак, — фыркнула Гермиона. А Гарри уже успел поверить. — Полоумная тоже её видела, — ага, Гарри уже её знает. Девочка-ангел. — Нашёл кому верить. Она видит то, что даже в природе не существует. Морщерогий кизляк? Серьёзно? Я даже задумываться не хочу, кто это может быть. — Если Лав умрёт, то я её сожгу, и тогда она не сможет превратиться в призрака, — прервал их Симус и весело рассмеялся, всплескивая руками. — Я тебе обещаю. Такой костёр зажжём, просто огнище! — Тогда мы можем сгореть, — нахмурился Дин. — А может, не надо? — У тебя анорексия? — подал голос Гарри, обращаясь к Лав. — О, нет, я просто уродлива, — пожала плечами она и повернулась к нему. — Ты только погляди на эти жирные щеки! — на самом деле вполне милые щёчки, румяные. Даже не сказать, что она анорексичка: Гарри видел их по телевизору — они выглядели ужасно. А Лаванда была, ну, нормальной, если не считать слишком худых кистей рук. Возможно, из-за большой одежды она казалась нормальной. Гарри и сам скрывал свой вес таким образом. — О, нет! Понеслась, — простонал Рон. — Ты красивая! — И говорит мне человек, который променял меня на неё, — Лаванда горько усмехнулась, тыкая на Гермиону. Та лишь закатила глаза и сделала вид, что это к ней вообще не относится. — Конечно, Гермиона худая, у неё вон какая красивая фигура. А какие скулы! — Я сдам тебя Макгонагалл, если ты всё не съешь, — процедила Гермиона. — И тебя снова посадят на таблетки, а от них ты станешь ещё толще и уродливее. — Если ты меня сдашь, то и я тебя сдам, — Лаванда встала с места. — Невилл мне рассказал занятную историю. Узнай об этом Макгонагалл — не видать тебе колледжа, как своего носа, и тебя отправят в другую больничку: лечить твою лохматую головушку. — Гермиона? — вопросительно уставился на неё Рон, а все остальные замерли. — Ты что, даже ему не рассказала? — Белый Шоколад театрально положила руку на голову, словно сейчас свалится в обморок. — Как ты могла? Правильная заучка Грейнджер скрыла от своего парня, что она стреляет у нашей Булочки таблетки! — Это не твоё дело, и… — Гермиона! Я же думал, что… — И если ты расскажешь про меня, то подставишь ещё и Невилла, и всех остальных, — продолжила говорить Гермиона, с вызовом глядя на Лаванду. — И, самое главное, себя тоже. Не будет тебе успокоительной травки по ночам. Чем больше Гарри слушал, тем больше удивлялся. О чём они вообще говорят? Что происходит? В голове была такая каша, и реагировать на всю ситуацию у него просто не хватало эмоций. Жабы, таблетки, Невилл. НевиллНевиллНевилл. Захотелось с ним познакомиться: судя по всему, этот парень — крайне интересная личность. — Не переживай, Гарри, — Дин по-своему оценил его озадаченное выражение лица. — Это у них что-то наподобие еженедельного ритуала. Но вот то, что Гермиона подсела на таблетки… — Я на них не подсела, это было один раз! — возразила Гермиона, скрещивая руки на груди. — Или больше десяти, — хохотнула Лав, сев на место, и съела злосчастную кашу с ложки, которую держал Слива. — Доволен? На сегодня мне хватит. — Я просто переживала, что не смогу сдать экзамены, и… как только я их сдам, больше к ним не вернусь, правда! — всплеснула руками девушка, избегая пристального взгляда притихшего Рона. В столовую вошли доктора, и гриффиндорцы разом замолкли, успокаиваясь. Гарри быстро поменял тарелки с Лав, на что она одними губами поблагодарила его, и принялся за еду. Казалось, что он не ел вечность… а хотя, возможно, так и было. Гарри пытался вспомнить, когда он полноценно ел, но на ум ничего не приходило, отчего стало совсем уж уныло. Кажется, у него… проблемы? Оннеболеноннеболеноннеболен. Он настолько задумался, что даже упустил своё имя, и Гермиона его толкнула в бок, чтобы тот отозвался. — Мистер Поттер, с вами всё хорошо? — обеспокоено спросила Макгонагалл. — Плохо спалось, бывает, — отмахнулся Гарри, а пальцы опять предательски дрогнули. — Тогда пропишу вам снотворного, как вы на это смотрите? Спешу заверить, что эти таблетки ничего не имеют общего с теми, которые вы принимали до этого: доктор Снейп сам разрабатывает рецепты для лекарств. — Может быть, не стоит? — он предпринял вялую попытку отказаться, но чувствовал, что вряд ли это поможет. — Хорошо, как скажете, мистер Поттер. Но если у вас и сегодня будут проблемы со сном, сообщите мне, и мы с вами решим этот вопрос, — Макгонагалл вернулась к списку, продолжая перечислять гриффиндорцев. А разве так можно было? Гарри удивлённо воззрился на доктора, словно она была инопланетянином, никак не меньше. Он как-то смотрел одну передачу вместе с Дадли, там говорилось о том, что инопланетяне могут быть среди людей. Жуткие существа, на самом-то деле, и потом они ещё похищают людей на другую планету. В принципе… в принципе Гарри не был против, чтобы его похитили. Почему бы и нет? Умереть от рук инопланетянина — вполне интересно и даже, можно сказать, почётно. Это же ведь его выберут среди миллиардов людей, и… — Поттер, — внезапно вместо Рона напротив него уже оказался Сельдерей, а всех остальных гриффиндорцев и след простыл. — Опоздаешь на терапию. — Ну и ладно, — пожал плечами Гарри, кинув быстрый взгляд на Малфоя. Вот он точно был бы отличным инопланетянином. Весь такой из себя странный, ассоциируется с зелёным цветом, и глаза, самое главное, его глаза были другими. Гарри любил всматриваться в глаза, выискивать что-то такое, что увидит не каждый. — Ты тоже опоздаешь, если продолжишь на меня пялиться. — Мне плевать. Там будет Снейп, а не Жаба, — беспечно махнул рукой он. — Значит ли это, что у нас есть время, чтобы познакомиться друг с другом поближе? — Малфой приблизился и прищурился. — Ты меня зацепил, знаешь ли. — Только давай без всяких твоих извращенских штучек! — нахмурился Гарри, вставая с места. — Лучше скажи мне другое: мне Макгонагалл предложила таблетки, я отказался, и это сработало. Неужели так можно? Что за больница такая, где спрашивают, хочешь ты принимать таблетки или нет? — О, уже? Быстро ты, Поттер, на таблетки подсаживаешься, — Малфой последовал за ним, натянув капюшон серой толстовки. Гарри укоризненно уставился на него. — Ну подумай сам: ты здесь вторые сутки, значит, результаты анализов пришли не до конца. Значит, эти таблетки не входят в основное лечение. Поэтому и спрашивают: хочешь ли ты стать медикаментозным рабом или сам попытаешься справиться с проблемой? И мой тебе совет: не подсаживайся на снейповскую бурду — от них действительно легче, но слезть ты потом уже не сможешь. — Приму к сведению, — на самом деле теперь захотелось подсесть на эти таблетки назло Малфою. Как будто в этом был какой-то смысл. — И куда нам идти? Они вышли в пустой коридор второго этажа, раскрашенный в жёлтые цвета. Наверняка здесь поблизости находится отделение барсуков. — В подвал. Снейп не любит вылезать из него, если нет на это особо веской причины, — поведал Сельдерей. — И что же он вчера забыл наверху? — возмущённо фыркнул Гарри. — Какого хрена ты вообще меня подставил? — Я тебя не подставлял. Ты сломал мне нос? Сломал. А я просто хотел познакомиться. По-моему, всё честно, — Малфой толкнул его в бок. — И ты мне отомстил — мы в расчёте. — Но кто же так знакомится? — покачал головой Гарри. — Ладно, плевать, все мы не без греха. Скажи другое, почему ты здесь? — Потому что я люблю внимание к себе. Неужели я тебе не нравлюсь, Поттер? — Малфой схватил его за руку, разворачивая, когда они только начали спускаться по лестнице. — Если ты гетеро, то я это легко исправлю, дай мне лишь час. — Ну началось! Отвали нахрен! — прорычал Гарри, отдергивая руку. — Да что с тобой не так, черт возьми! Раздался гулкий топот, а из-за поворота выскочили взъерошенный Рон с крайне удрученной Гермионой, которые явно между собой поругались. — О, Киви! Прости, что мы тебя бросили, нам нужно было срочно поговорить, — прокричал он, не останавливаясь ни на секунду. — Пошли скорее, иначе нам Снейп голову откусит! — Рон поспешно схватил Гарри за руку, не обращая внимания на Малфоя. — Гермиона снова подсела на таблетки, уму непостижимо! — Перестань, Рональд! — процедила девушка. — Я тебе объяснила причину. — Сколько можно повторять, что не обязательно всегда и везде быть первой! Ты сама прекрасно знаешь, что они с тобой делают! Пушок Хагрида? Поджог одежды Снейпа? Варка незаконных веществ в туалете? Воровство? Я даже не касаюсь дементоров, это самое безобидное, что может с тобой произойти. — Это только моё дело, ясно? — проорала Гермиона, развернувшись обратно, и Малфой, который незаметно шёл за ними, испуганно отскочил к стене. Наверное, побоялся, что ему снова сломают нос. — Ясно, чего же не ясно! — фыркнул Рон ей вслед, сжимая руку Гарри. Странностранностранно. На мгновение, всего лишь на мгновение, захотелось домой без всякого вот этого абсурда. Гарри уже начал уставать от бесконечного непонимания нового мира. — Семейные разборки? — пропел Драко, когда Гермиона убежала, а они сами спустились на этаж ниже. — Вот видишь, Поттер, что могут сделать с тобой таблетки. — Не лезь, — фыркнул Гарри — Не твоё дело, Сельдерей, — вместе с ним отозвался Рон. — И вообще, странно слышать поучения от заядлого наркомана. Отлично держишься, учитывая, что Булочка у Жабы. — Жрончик, тебе повезло, что твой наркотик — еда. А за меня не беспокойся, у меня всегда есть запасы, — хохотнул Драко. Рон скривился, но ничего не ответил, а Гарри пытался анализировать полученную информацию, но всё никак. Ему захотелось таблеток, и много, чтобы снова почувствовать себя овощем, который не способен анализировать. Так было проще: ему не нужно было думать, вникать в ситуацию, а здесь явно требовались какие-то слова поддержки. Он беспомощно взглянул на Малфоя, который шёл за ними, что-то обдумывая. Они спустились до самого низа, где была лишь одна железная дверь. Драко толкнул дверь первым, и Рон с Гарри проскочили за ним, надеясь остаться незамеченными. Снейпа не было, что вызвало невольный вздох облегчения. Гарри уселся между Белым Шоколадом и Шипучкой, Сельдерей пополз к Мухоморке, а Рон бросился к Сливе и Малышу. Кстати, Гарри до сих пор не узнал имя мальчика. Надо было бы узнать. Все сидели, образуя своеобразный кружок, и тихо переговаривались друг с другом. Кабинет был очень большим, с громоздкими шкафами, которые стояли вдоль стен по кругу. На секунду Гарри даже показалось, что кабинет — это тоже шкаф, и, несмотря на вполне просторную обстановку, стало неимоверно душно. И снова здесь не было никаких белых цветов — здесь преобладал тёмно-зелёный цвет, который угрожающе давил на сознание. В конце кабинета стоял стол, как у доктора Макгонагалл, со всякими папками, бумагами. И больше всего Гарри не понравилось то, что здесь не было окон. Ну да, откуда окна в подвале, но всё же. Это место явно не для лечения детей. Да и в принципе не для лечения. — Моя очередь, Малфой, — вдруг произнесла Панси, обращая на себя всеобщее внимание, а потом стремительно бросилась к Гарри, снимая футболку. — Поттер, как насчёт поиграть? Раз. Два. Три. Заторможенный мозг ничего не успел ему выдать, и Гарри лишь промычал что-то непонятное, недоуменно глядя на то, как Панси устраивается на его коленях. Собратьсясобратьсясобраться. Взгляд лениво скользнул по обнажённому телу: от живота до шеи, на секунду остановившись на впадинах ключиц и совершенно игнорируя грудь, может быть, из-за стеснения, а может быть из-за того, что не привлекло. Гарри поправил очки и взглянул в полупрозрачные зеленоватые глаза. Пусть на губах девушки и играла самоуверенная усмешка, но глаза были слишком пустыми — никакого огонька любопытства, как, к примеру, у Малфоя. Это расслабило. Да. Он ей не интересен. Это просто её особенность. — Только после того, как ты мне расскажешь свою историю, Панси, — хмыкнул Гарри, заводя руки за голову. — Надеюсь, что ты меня не разочаруешь.