Если бы ты смог потянуть за рычаг,
дарующий вечную жизнь
Имела бы значение тогда твоя жизнь?
Конечно, это успокаивающее убеждение,
вечное движение
Но это совсем не то,
на что ты соглашался.
Я уверен, что солнце не всегда будет светить
Но есть этот кратковременный
лучик света
Тебе не придётся ждать все эти
пресные десятилетия
Чтобы пройти сквозь врата
— они прямо у тебя перед лицом
(The Rare Occasions — Notion)
Пробраться в слизеринское отделение незамеченным не составило большого труда — Хогвартс изнутри тоже казался пустым, как и снаружи. Неизвестно, что там ожидал Малфой в своей голове, но точно не это. Ведь война разумов уже начиналась, и воздухе отчетливо слышался специфический запах медикаментов. Или Драко настолько отвык от него, что даже закружилась голова, когда он бесшумно ступал по деревянным ступенькам. Северус отправился в свои подземелья, предположительно там его мог ожидать мистер Реддл — тот тоже питал особую слабость к этому месту. Драко очень хотел бы пойти с ним, но сразу поднимать панику не стоило — нужно было тянуть время до последнего, хотя весть о побеге Поттера все равно когда-нибудь должна была стать явной. Поэтому он решил для начала проверить своих, узнать как можно больше информации, и только потом уже действовать. Кровавый Барон, их смотритель, крайне удивился его появлению, но не произнес ни звука, глазами указывая в сторону его бывшей палаты, и Драко стремительно бросился туда, скрываясь за дверью. В комнате было достаточно темно, и первое, что бросилось в глаза, — хрупкая девичья фигура лежала на его кровати безвольной куклой. Она была совершенно раздетой, и, кажется, спала — конечно, это была Панси. Ее лицо было отвернуто к стене, а руки просто свисали с кровати вниз. Блейза почему-то не было — может быть, он был в одиночке, а может решил переночевать у Тео, предоставив палату Паркинсон. — Я больше не могу, доктор Лейстрендж. Пожалуйста, я больше не могу, — слабо отозвалась подруга, даже не поворачиваясь лицом к Драко. — Я думала, что на сегодня мы уже закончили. — Панс, — тихо позвал Драко, делая осторожный шаг к ней. Внутри закралось очень нехорошее предчувствие: Панси избивали? Пытали? А теперь накачали лекарствами? — Панси, это я. Голова медленно повернулась к нему — зеленые глаза теперь казались совершенно пустыми, стеклянный взгляд приковал Драко к полу моментально, и он застыл, задерживая дыхание. — Или не ты, — отозвалась она. — Как ты можешь утверждать, что ты — это ты, если никто в Хогвартсе не знает, кто же он на самом деле? Такова сущность психов — у нас нет полноценного собственного «я», оно поломанное, потерянное, израненное — у каждого по-своему. — Что с тобой произошло? Панси хрипло засмеялась, а затем поднялась на локтях, кидая на него более осмысленный взгляд, чем был до этого. Драко сделал к ней еще один шаг, бегло осматривая ее на наличие повреждений — вроде ни синяков, ни ран, ни ссадин. Скорее всего это были просто сильные транквилизаторы. Панс тем временем села в кровати и догадалась укрыться одеялом. — Да. Я помню. Ты не любишь, когда я голая, — прошептала она одними губами и глубоко вздохнула. — Я рада, что ты здесь, и вместе с этим, не хочу, чтобы ты видел меня такой. Потому что я не такая. Не такая, понимаешь? Конечно, ты понимаешь. Ты — единственный, кто меня понимал. А она… — Панси смачно плюнула на пол и вытерла рот большим пальцем, — доктор Лейстрендж… — и она заплакала навзрыд, пряча лицо в ладонях. — Драко, она ужасна, понимаешь? Она не разрешает мне носить одежду совсем. Она… — судорожный всхлип, — такое ощущение, что мне снова одиннадцать. Я думала, что никогда не вернусь в такое состояние. — Она тебя… — он не стал договаривать предложение, а лишь бросился к подруге, чтобы обнять, но та резко вскочила на кровать, прижимаясь к стене. — Не прикасайся ко мне! Не прикасайся! Уйди! Свалил к черту, Малфой! — истерично закричала Панси. — Тебя не должно быть здесь! Это не ты! Мой Драко не здесь! Не трогай меня! — Панси! — забежал в палату Тео, сразу запрыгивая к ней, но не трогая ее совершенно. — Это я. Тео. Все хорошо. Все хорошо. — Свалил нахрен отсюда! Оставьте меня одну! Просто оставьте меня одну! — не затыкалась она, а вокруг начался переполох. Откуда-то прибежал Блейз с бутылкой воды, а за ним влетели Крэбб и Гойл, толкая Драко на пол и совершенно не замечая его. Он сразу же вскочил, дергая на себя Винсента, и встретился с таким же стеклянным взглядом. — О, Малфой, — заржал он, а затем сжал его в крепких объятьях. — Ты такой мягкий. — Ты должна успокоиться! — прошипел Забини, выплескивая из бутылки воду ей на лицо. — Иначе снова придет она! — Пусть придет! Пусть! — замахала руками Панси, и бедное одеяло снова спало вниз, обнажая ее. — Может, она снова даст мне таблетки, и я пропаду. — Отпусти меня! — заорал Драко, отбиваясь от Крэбба. — Что здесь происходит, черт возьми?! — А ты разве не видишь, Малфой? — Нотт дернул его на себя, а затем со всей силы врезал по скуле, отчего Драко снова упал на пол, шипя от боли. — Это же нормально для психов, — он передернул плечами и опустился к нему, садясь на корточки. — Явился, не запылился, значит. — Я спать, — махнул рукой Гойл и лениво поплелся к двери, а Панси тем временем уже вроде как перестала кричать, прислушиваясь к злостному шипению Блейза. — Теодор, драться плохо, — похлопал его по плечу Винсент и тоже сел на корточки. — Драко, прости его, он стал еще тревожнее после твоего отъезда. И даже осмыслить что-либо не было сил — Драко ошарашено наблюдал, как Панси устало сползает по стене и снова кутается в одеяло, как Блейз жадно глотает оставшуюся на дне бутылки воду, как Тео нервно щелкает пальцами, как Винсент широко улыбается и кивает ему, словно его заклинило. Конечно, они все всегда были не в себе, но это уже действительно выходило за рамки привычного даже по параметрам душевнобольных. — Никого еще нет — значит, пронесло, — выдохнул облегченно Забини. — Обычно они быстро реагируют. — Тогда что-то произошло, раз у них нет времени на нас, — заявил Тео и выпрямился, начиная нервно ходить по комнате. — Нам пиздец. Нам просто пиздец. И не надо мне говорить, что я опять преувеличиваю, — и только сейчас Драко заметил в полутьме комнаты, как сильно тот дрожит. — Еще одно Круцио я не вытерплю. — Круцио он не вытерпит, — язвительно отозвалась Панси; и она стала похожа на себя привычную. — Может, хочешь оказаться на моем месте? Я посмотрела бы на тебя, если бы тебе в задницу бесконечно пихали всякую всячину без возможности пошевелиться. — Можем попробовать. Как насчет банана? — предложил Винсент, а Блейз зарядил ему смачный подзатыльник. — Тео прав. Сначала Поттер выкидывает какую-то хрень, затем все куда-то внезапно пропадают, а теперь и вовсе появляется Малфой собственной персоной, — Забини подозрительно прищурился, поворачиваясь к Драко. — Если ты боялся за своего парня, то ничего с ним не было. Это же Золотой мальчик. Пока все мы страдали от рук новых докторов, один Поттер был неприкосновенным, да еще и под Протего. Везучий чертяга. — Это я его позвала, — тихо призналась Панси, и ребята резко повернулись к ней. — Что? Я запаниковала, ясно? Если все с нами просто игрались, то Поттера неспроста совершенно не трогали, а тот, редкостный идиот, еще и полез на рожон. — А мы-то радовались, что хотя бы наш Драко ничего не знает и не видит это дерьмо, — вздохнул Крэбб. — Вообще, после того, как Амбридж стала главным врачом, много кто сделал ноги, кто успел, конечно. Так что нечего делать такое страдальческое лицо — от твоего присутствия ничего не изменилось бы. — Сколько осталось наших? — спросил Драко, вставая с пола и потирая скулу. — Человек пять, если не считать тебя, — буркнул Блейз. — Всех. Наших. — Процедил Малфой, начиная судорожно ходить по комнате. — Если мы объединимся и поднимем восстание, то им придётся разбираться с нами и это даст дополнительное время. В голове начал вырисовываться какой-никакой план, вместо растерянности пришла былая уверенность в самом себе. Устроить бунт — это он умеет, ещё как, и если воспринимать это как обычное несогласие со взрослыми, то ни капли не страшно. — Человек тридцать, наверное, — протянул Винс. — Может, больше, если учитывать тех мелких пуффендуйцев, у которых был передоз, и теперь они отлеживаются в запретном крыле. — Чем был передоз? Вам давали новые лекарства? Название, свойства, говорите всё, что вам известно, — Драко сел на корточки перед Панси, запрокинув голову. — А ты иди оденься. Живо! — Но… если меня увидят в одежде и… — на глазах начали наворачиваться слезы, и истерика снова грозилась вылиться наружу, как кипящая лава из жерла многолетнего вулкана. — Мне плевать, — прошипел он сквозь сжатые зубы. — Больше никто не посмеет тебя коснуться! Никто не смеет трогать твоё тело без твоего разрешения, уяснила?! Прекрати реветь, я с плаксой не имею никаких дел, помнишь? А теперь встала и оделась! Тео, присмотри за ней, чтобы не ныла. Панси еле кивнула и моментально выбежала из комнаты, а Тео, кинув на Малфоя недовольный взгляд, молчаливо поплелся за ней. — Всем давали разные лекарства. Они были новыми, похожими друг на друга, но штырило всех по-разному, — Забини нервно прошёлся по комнате. — Меня не проняло, наверное потому, что я всё ещё курил травку Долгопупса. Казалось бы, могло быть хуже, но нет, всё норм. — А мне они нравятся. Я просто хочу спать всё время и совсем не тянет к сладкому. — Так какого хрена вы сидели сложа руки просто так, прекрасно зная, что творится с Паркинсон? Вы должны были защищать её! — рявкнул Драко. — Вот она вас не бросила бы! — А что мы могли сделать? Что, Малфой?! — огрызнулся Блейз. — Ты же знаешь Панси — будет молчать до последнего. Она всё время была одна в комнате, иногда уходя с доктором Лейстрендж. Конечно, мы не тупые, обо всём сразу догадались, но Панс сказала нам не лезть. Как только мы желали ей помочь, начиналась эта истерика, а потом нас просто всех разделяли и запирали в палатах по отдельности. Это ты у нас ебаный похуист, а я так не могу. Крэбб лишь виновато опустил голову. — Сукины вы дети, — горько выплюнул Драко, а затем выглянул в окно. Хогвартс продолжал спать. — Но я примерно понял их политику — они пробивали защиту каждого из вас: таблетками, манипуляциям, запугиванием, наказаниями, чтобы вы и не смели сопротивляться, когда начнут вводить новые лекарства. Неудивительно, что над Панси хорошенько поработали — она у нас сильная. Сильнее всех нас вместе взятых, — он обернулся, глубоко вздыхая. Дверь открылась, впуская одетую Панс и угрюмого Тео. — Сейчас делимся на группы: Крэбб, буди Гойла и идите к пуффендуйцам — поднимите каждого с кровати, заставьте их шевелиться. Нотт и Паркинсон, на вас Когтевран — тут нужны будут мозги, чтобы убедить их пойти с вами. Мы с Забини пойдём к гриффиндорцам. — Кто бы сомневался, — закатил глаза Блейз. — Соскучился по Поттеру? — Поттер сбежал, — покачал головой Драко. — Нет времени на объяснения — скоро обнаружат его пропажу, и тогда начнётся переполох. Как можно быстрее соберите всех и отправляйтесь в Выручай-комнату. Они могут сломить каждого по одному, но справиться с толпой психов — это надо потрудиться. Но до тех пор, пока мы все не окажемся в Выручайке, будьте осторожными, не привлекайте внимания. Весь персонал мистера Реддла готовится к завтрашнему дню, вы ведь и не хуже меня знаете, что это что-то чертовски дерьмовое, поэтому вряд ли вы сейчас на кого-то наткнетесь — скорее всего, они решили действовать не только таблетками. — А дальше-то что? — спросил Тео, немного смягчаясь. Видимо все-таки перестал дуться. — Ну, соберёмся, ну засядем. И будем просто сидеть, как идиоты, спрятавшись? — Не-ет, — насмешливо протянул Драко. — Мы тоже начнём войну. Да, за нас некому постоять, так что придётся самим отстаивать своё право на то существование, которого мы сами хотим. Мы — не лабораторные крысы, и мы — не отбросы общества, мы такие же полноценные люди, как и другие. Просто немного особенные, со своими тараканами, но мы чего-то да стоим, верно? Как думаете, справимся? — У нас нет другого выхода, — Панси собрала волосы в короткий хвост, достав резинку из серой толстовки Малфоя, которую она на себя нацепила. — Либо мы сейчас дадим отпор, либо можно забыть про наши мечты — нас сломают окончательно. И вроде бы в этих словах не было ничего особенного, доктора часто говорили им, что они должны сами за себя бороться, но теперь они наконец-то приобрели настоящий смысл. Драко снова повернулся к окну на мгновение — ему просто хотелось бы увидеть Гарри, убедиться, что с ним всё хорошо, заглянуть в зелёные глаза и утонуть в них хотя бы на секунду, на полсекунды. Но нет — не всегда получается так, как хочется. — Именно, они ещё не знают, с кем связались, — он натянул улыбку, пусть и скромную, но зато настоящую.***
Шаг. Второй. Третий. — Я пойду с тобой, Гарри, — вцепилась в него Гермиона крепкой хваткой, но он лишь покачал головой. Нет, это было только их с Волдемортом дело. Четвёртый. Пятый. Шестой. — Ты сошёл с ума, Киви! Не ходи к нему. Умоляю, не ходи, — умолял его Рон, вставая на его пути. Седьмой, восьмой, девятый, десятый шаг. — Римус, мы должны что-то предпринять, мы должны… — запаниковала Тонкс. — Неужели, ты позволишь ему просто уйти к этому… этому… монстру! Но доктор Люпин лишь промолчал, а затем похлопал Гарри по плечу. — Мы сделаем всё, что в наших силах. Просто тяни время, Гарри. Мы соберем подмогу — и сразу к тебе. Да, больше не было времени размазывать сопли по лицу — план, который придумал Дамблдор, должен был реализоваться. Тридцать четвёртый шаг, тридцать пятый, тридцать шестой. Гарри считал шаги — это ему помогало быть максимально спокойным и сосредоточенным. И откуда он знал, что ему нужно идти к подземельям? Просто чувствовал. Конечно, можно было пойти наверх, в кабинет главного врача, или вообще просто встать на месте и позвать кого-нибудь — его сразу привели бы к мистеру Реддлу, — но Гарри решил довериться своему внутреннему чутью. Сорок восьмой, сорок девятый, пятидесятый. Забавно. От входной двери до подземелья ровно пятьдесят шагов. Гарри слегка толкнул железную дверь, и та с лёгкостью открылась, приветственно скрипнув. Свет прожектора ядовито-зеленого цвета ударил ему в глаза, отчего он закрыл лицо рукой, продолжая идти дальше. И никакого страха — лишь грузная обречённость, перемешанная с каплей отчаяния, овладела его телом, а в голове мелькали обрывки его жизни, словно Гарри собирался с ней прощаться. А может быть, так и было. Наверное, нужно было переставать так много думать о смерти. — Северус рассказал о твоём побеге, — раздался властный голос Волдеморта. — Но я знал, что ты вернёшься. — Потому что ты считаешь, что я твой крестраж? — Гарри опустил руку, привыкая к свету. — Ничего глупее в своей жизни я не слышал. — О, дорогой мой Гарри, — мистер Реддл усмехнулся, повернувшись к нему лицом. — Как бы глупо это ни звучало, истину всё равно не изменить. Проходи, садись, — он указал рукой на деревянный стул со спинкой, и в глаза сразу бросились кожаные ремни. Волдеморт, словно прочитав его мысли, тут же пояснил. — Не бойся, я не причиню тебе боли. Наверное. — Я не боюсь, — Гарри сделал огромный шаг к стулу, выпрямляясь. — Я просто хочу понять тебя, Том. — Я как будто снова вернулся в детство! — восторженно воскликнул он и стремительно скользнул к столу Северуса, где раньше лежали бумаги, а теперь — разнообразные медицинские инструменты, о значении которых Гарри мог только догадываться. — Гарри из нас всех всегда пытался понять подоплёку человеческого поведения. И ему удавалось. Когда он ушёл — я даже стал скучать по нему, хотя почти никогда не давал ему управление телом. Бредбредбред. — И как это понимать? — он еле уселся на неудобный стул, не сводя пристального взгляда с Волдеморта. — Тебе не нужно ничего понимать, тебе нужно это прочувствовать, — Том Реддл взял металлический скальпель, и тот опасно блеснул. — А я просто помогу тебе вспомнить, кто же ты на самом деле.О крестражах и магии.
Мы всегда ненавидели людей. Каждый по-своему, но всё же… мы родились из-за ненависти, лишь она была нашим единственным вечным двигателем. Ты ведь знаешь, что ненависть порождает ещё большую ненависть? Чем больше люди нас ненавидели, тем сильнее мы становились. Ремни туго опутали запястья и лодыжки, и Гарри дёрнулся, поддаваясь своим внутренним инстинктам. Волдеморт же не обратил никакого внимания, крепко зафиксировал голову железным держателем и продолжил говорить. Все его движения были отточенными, можно даже сказать, изящными, словно он занимался искусством, но никак не запрещённой и опасной операцией на головном мозге. И может быть поэтому страх так и не появился, лишь голое любопытство, перемешанное с трепетным волнением. Косые взгляды. Презрение. Бестолковые речи. Все эти люди всегда считали себя лучше только из-за того, что им «повезло» быть нормальными, но никогда не пытались увидеть нечто дальше своего носа, беспокоясь о ненужных вещах — модная одежда, крутая машина, вкусная еда. Они не понимали и не хотели понимать, каково быть изгоем общества, осуждали бесконечно и всячески избегали того, что неподвластно их ограниченному сознанию. Какая жалость! Жалостьжалостьжалость. Слова отзывались в голове невыносимым криком, и Гарри не сразу догадался, что сам выкрикивает эти же слова — он был сосредоточен на другом: острое лезвие скальпеля медленно очертило шрам, прорезая кожу. Первые капли крови лениво поползли вниз по лицу. Волдеморт укоризненно покачал головой, словно осуждал Поттера за эти крики, и убрал скальпель, а вместо него в его руках появился шприц, маленький, с прозрачной жидкостью внутри. Одним движением, почти профессионально, Волдеморт воткнул шприц в вену, а по телу моментально прошёлся жар, словно вместо лекарства в этом шприце было само адское пламя. И снова — безудержный крик. Секунда-две, и боль ушла сразу же, как и пришла. Том не был способен в одиночку справиться с давлением общества. С самого малого детства он подвергался насилию, избиению, насмешкам. Ему было четыре, когда появился Мракс. Мракс весьма был осторожен, чтобы не нарваться на очередное наказание, пусть и не совсем умён. Том даже и не сразу понял, что в его голове появился другой человек, когда впервые услышал чужой голос в своей голове. Но этот голос был вполне дружелюбным — и Том просто начал прислушиваться к нему. Мракс очень любил Тома и даже считал его младшим братом, оберегая и уберегая его от всех неприятных моментов. Но его было недостаточно. Гарри появился почти сразу вслед за Мраксом. Скальпель прошёлся по шраму ещё раз, только уже с большим напором — Гарри ощущал неприятный холод на том месте, но это не так его волновало, как история Волдеморта. Пальцы единожды дернулись, и тело совсем расслабилось, не желая больше двигаться. Мир слегка поплыл, и в ядовито-зеленом свете прожектора Волдеморт казался ему совсем уж ненастоящим — цвет его кожи стал синеватого оттенка, как у трупов, а покрасневшие глаза стали ещё более пугающими. Он был весьма любопытным ребёнком, старался даже наладить какие-то связи с ребятами, включая своё обаяние. Но самое главное его умение — это прятаться с чужих глаз. Никто и никогда не мог найти Гарри, если тот действительно желал побыть один, словно он пользовался мантией-невидимкой. Гарри и Мракс были идеальной командой, но Том взрослел, и ему надоело убегать. Несправедливость этого мира всё время не давала ему покоя, и Гарри, который был более подвержен эмоциям, часто подговаривал его анализировать поведение людей, изучать их, читать книги. Да, Гарри был самым младшим из нас, и всё же, сообразительным. Но он был ребёнком, который не был способен справиться с некоторыми проблемами. Я появился после одного ужасного случая, чтобы защитить Тома. Тогда в детском доме появился новый воспитатель, мистер Грин-де-Вальд. Межвоенный период, безработица, и это было не особо удивительно — люди брались за любую работу. Удивительно было другое — мистер Грин-де-Вальд не был похож на других: дорогая одежда, статный вид, аристократические замашки. Он был учтив со всеми, но и в то же время сдержан, никому не раскрывался. Том был просто очарован им, как и Мракс вместе с Гарри. Мистер Грин-де-Вальд давал столько внимания, сколько Том не получал за свои неполные восемь лет. Ох, эти сказки о дарах смерти, о магии, о могуществе — они просто зачаровывали настолько, что не хотелось уходить. Чуть погодя, мистер Грин-де-Вальд разрешал оставаться в его кровати и даже спать с ним. Скальпель остановился на его черепе, и Гарри задержал дыхание, словно действительно ощущал на себе эти мерзкие противные чужие прикосновения. Они с Волдемортом переглянулись, и в каждом из них застыли боль и неприятие — с этим невозможно было бы смириться даже спустя столько лет. Он трогал Тома каждую ночь, а тот даже и не посмел бы рассказать кому-либо, всё равно не поверят. Тем более, эти прикосновения не приносили боль и даже было немного приятно, хотя внутри Том остро ощущал внутреннее непринятие этих отвратительных моментов. Мистер Грин-де-Вальд говорил, что волшебство — для особенных людей и его нужно чувствовать на уровне инстинктов. И когда мистер Грин-де-Вальд попросил погладить его в ответ и поцеловать там, ведь в этом нет ничего постыдного, Том просто решил уснуть и притвориться, что ничего не слышит. А я всё не мог понять, где я вообще нахожусь, почему какой-то мужчина требует от меня что-то настолько противное и тошнотворное. Я пытался дать отпор, но тело семилетнего мальчика всё равно уступало физической силе взрослого мужчины. Нас привязали к кровати, а потом пытались засунуть член в нашу глотку — у меня хватило смелости прокусить этот вонючий пенис этого ублюдка. Том продолжал спать. Гарри плакал. Мракс забился в угол и говорил, что никогда не станет управлять телом. А я стоически терпел побои и тогда решил, что никто не посмеет нас обидеть, поэтому впоследствии всё чаще и чаще стал брать управление телом на себя, заставляя Тома спать насильно, но тот не всегда мне подчинялся. Во время одного из таких споров появился Марволо. Когда мистера Грин-де-Вальда уволили, правда, без скандала, как мы того желали, мы все равно спокойно вздохнули. Тогда Том решил, что больше не нуждается во мне, пытаясь прогнать. Мы долго ругались, и нас заметили — старшие мальчишки, гроза всего детского дома. Они стали нас дразнить за то, что мы такие странные и болтаем друг с другом, а затем решили привязать к дереву и избить палками. Гарри всё пытался договориться с ними, но один из парней кинул нам в голову камень, прямо вот сюда. Он ткнул скальпелем в шрам, и Гарри на мгновение показалось, что он сейчас привязан к дереву, и это в его голову прилетел камень. Тем временем Волдеморт взял дрель (Гарри не был уверен, что это была именно она, но очень похоже, и, к тому же, жужжала так же страшно). Гарри вжался в стул, но жужжание становилось всё громче и невыносимее, так что он просто закрыл глаза. Марволо был сильным и ловким, поэтому без труда выпутался из верёвок. Мальчишки не ожидали, что мы освободимся, и убежали, побоявшись угроз Марволо. Вообще Марволо нечасто появлялся, но его навыки были просто неоценимы. — Да-да, и эту Аваду Кедавру я изучил, — послышался другой голос, твёрдый и громкий. — Заткнись, тебя сейчас сюда не звали, Марволо, — прошипел Волдеморт. — Но это же наш Гарри. Привет, — радостно протянул другой голос. — Помнишь меня? Мы с тобой отлично дружили, малыш. В голове сразу воссоздался образ крепкого коренастого мужчины с тёмными волосами и тёплыми карими глазами. Квадратное лицо, нос картошкой и впадинка на подбородке. Такое ощущение, что Гарри его где-то уже видел, определенно. Он гулко сглотнул, когда в его череп начало проникать сверло — странно, не так ли? Почему нет боли? — Я же говорил, что больно не будет, — проговорил Волдеморт, словно прочел его мысли. — Это не так страшно, как кажется на первый взгляд. Ты мне ещё нужен, Гарри. Очень нужен. — Без Гарри было хреново, — послышался и третий голос, плаксивый, неприятный. — Я сказал вам не лезть! — проорал Волдеморт, убирая сверло, а затем отошёл на пару шагов назад, выключая дрель. Непривычная тишина окутала кабинет, и Гарри даже успел испугаться, что остался один, и приоткрыл один глаз: Волдеморт был на месте, беззвучно шевеля губами, а кабинет Северуса почему-то стал казаться незнакомым, чужим, хотя ничего вокруг не изменилось. Кровь продолжала стекать по лицу и ниже, и он лениво подумал, что умрёт скорее всего не от Авады Кедавры, а от потери крови. Волдеморт дёрнул головой в сторону, точно так же, как и Гарри обычно, когда он нервничал. Прожектор мигнул на мгновение, после чего Волдеморт снова подошёл к нему, приблизившись вплотную, пристально изучая его лицо. — Гарри, я так рада видеть тебя. Ещё не забыл змеиный язык? Помнишь его? — лицо Волдеморта разгладилось, и он нежно провёл по его щеке. — Ты понимаешь, о чем я говорю? — Конечно, понимаю, — змеиный язык? Но она же ведь говорила на английском? Разве нет? — Это Нагайна, наша змейка, — лицо Волдеморта исказилось в непонятной гримасе. — Это из-за неё нас отправили в Хогвартс. Тому было одиннадцать лет, когда началась вторая мировая война. Многих детей эвакуировали в безопасные места, отправляли в дальние деревушки. В мире творился хаос — паника, страх, безумие. Люди всегда были глупыми, трясясь за свою никчёмную жизнь. Но мы же не боялись умереть. Если бы в детский дом попала бомба, то мы, наверное, с облегчением выдохнули бы, потому что нам не пришлось бы жить в этом мире. Мы оставались в детском доме до последнего, потому что нас никто не хотел забирать. Однажды ночью Том, слушая взрывы за окном, начал представлять, что он — змея. Гарри очень понравилась его игра, и они вместе начали шипеть друг на друга. Том лёг на пол, заползая под кровать, и нет, не потому что соседнее здание взорвалось, а потому что змеям не место на кроватях — им по душе более тёмные и безопасные места, откуда они могут вылезти в любой момент, только тогда, когда сами того захотят. Взрывы не прекращались, они оглушали, сводили с ума, и даже игра в змею уже не казалась привлекательной. И когда я уже захотел взять управление телом, произошла тряска, и вместо меня появилась Нагайна. Она была неимоверно гибкой и могла залезть даже в маленькую тумбочку. Выжили немногие. Нас очень долго искали среди обломков, но Нагайна отказывалась вылезать, несмотря на наши протесты. Тогда Гарри всё же удалось прорваться в сознание и позвать на помощь. Нас нашли, но когда нас насильно вытаскивали из тумбочки, Нагайна укусила заведующего детским домом, закатила истерику и всё рвалась обратно. — Мне было страшно! — огрызнулась Нагайна. — Конечно, ты, чертов ублюдок, этого никогда не поймёшь. Псих. — Не обращай на неё внимания. Женщины, — хмыкнул Волдеморт и снова включил дрель.— Что с них взять? В Хогвартс в то время попасть было очень сложно — многие рвались сюда, так как это было одно из самых безопасных мест в Британии по тем временам. Можно даже сказать, что нам крупно повезло. — И не благодари за это, — язвительно прошипела Нагайна. — Хотя это только из-за меня мы всё ещё живы. Жужжащий звук даже успокаивал, и Гарри снова закрыл глаза, слушая Волдеморта. Это всё было настолько невообразимо, что даже удивляться сил совершенно не было. Но самое главное, что поразило Гарри больше всего, — он верил. Как бы бредово это ни звучало, но это казалось чистейшей правдой. В Хогвартсе было немногим лучше — доктор Дамблдор очень сильно нами заинтересовался. Его методы лечения, честно признаться, и правда были очень прогрессивны по тем временам. Один из этих методов, практика объединения, сработал. Мы стали одним целым, и так родился Он. Наша седьмая личность — Волдеморт. Волдеморт был великим! Я до сих пор помню то ощущение, когда мы все слились — о, это могущество, сила, магия… настоящая, а не та, которую нам пытался показать мистер Грин-де-Вальд. Но самое главное — Волдеморт был бессмертен, на порядок умнее всех людей. Высшее существо. — Погоди, — Гарри раскрыл глаза и слизнул теплую кровь с пересохших губ. — Разве не ты — Волдеморт? — Ты мне очень льстишь таким предположением, Гарри, — усмехнулся мужчина. — Но, увы, я просто стараюсь быть похожим на него — у меня лучше всех это получается. — Но тогда кто же ты? — Я… я уже и не помню своего имени. Я и не помню, кем я был изначально. Но это неважно. Я привык быть Томом, наверное только потому, что настоящий Том почти не просыпался со времён, когда умерла та тупая плакса. Видите ли, она была его первой подружкой — мерзость. Но Миртл зачастую была полезной — она нас прикрывала, когда нам нужно было исследовать Хогвартс или засесть в архиве, чтобы вычитать нужную информацию. Она доставала из кабинета Слизнорта всякие лекарства и разрешала на ней всё использовать. Она была легковерной дурочкой, за что и поплатилась — в этом мире никому нельзя доверять, и даже самому себе. — Но почему нельзя было просто оставить её в покое? — возмутился Гарри. — Гарри тоже тогда об этом спросил. Но Миртл слишком много знала и хотела, чтобы я поделился с ней знаниями о магии, но она не была достойна этого. Магия — это великий дар, который дан лишь избранным. Остальные — никчемные магглы, которые не способны даже попытаться понять, о чем идёт речь. С помощью магии можно перемещаться в прошлое, трансфигурировать вещи, превращаться в анимагов, подчинять себе и даже убивать людей. Это сила, которой нужно уметь пользоваться, ценить её и дорожить ей. Четыре основателя Хогвартса: Салазар Слизерин, Годрик Гриффиндор, Кандида Когтевран и Хелена Пуффендуй, — четыре волшебника, которые маскировали свои способности под личиной обычных врачей. Они придумывали свои кодовые слова, чтобы никто и не понял, что это на самом деле заклинания, а не просто названия целительных практик. Потому что люди всегда боялись тех, кто на них не похож. — Ты ведь понимаешь, Гарри? Ты ведь тоже чувствовал эту необъяснимую сильную энергию? Тёмную сторону? — он отложил дрель, выключая. О да, чувствовал, ещё как. Когда кажется, что нет никаких границ и просто хочется достичь желаемого. В голове всплыл Малфой, его кровавая улыбка, после того Гарри его жестоко избил, и он дёрнулся, ужасаясь от самого себя — нет, больше до такого Гарри никогда не докатится. Больше Гарри никогда никому не причинит боли — он не такой. Совсем не такой. — Сейчас я тебе покажу, что такое волшебство — мы снова станем одним целым, и тогда Волдеморт поработит этот мир! Нам не хватало только тебя, Гарри… Я всё время думал, что, избавившись от тебя, мы станем сильнее, но, как оказалось, глубоко ошибался. Нас нельзя было разделять. Моя ненависть к тебе всё испортила — но я просто не мог смирится с тем, что люди любили только тебя. И даже Лили, твоя мать, так сильно любила тебя, что даже забрала тебя от нас. А тебе так нравилось упиваться этой любовью, всё время говорил о том, что нужно смириться с нашей участью и перестать мечтать о большем. Что наши планы — это пустая трата времени. Но я докажу тебе, Гарри, что это не так. Мы уже так близко. Так близко, так близко, так близко… — Пошёл к черту, Том Реддл, — процедил Гарри. И это должно было прозвучать угрожающе, но из-за тяжёлой слабости получился лишь непонятный лепет. — Я не позволю тебе победить, и все твои планы рухнут. Даже если для этого мне придётся умереть самому. — Мальчик-который-выжил пришёл умереть? Как это лирично. В голову проникло что-то острое, что-то непонятное — и Гарри провалился в пустоту, не совсем осознавая этого. Он продолжал слышать голоса, шорохи, но понять ничего из этого не мог, отчаянно цепляясь за мысль, что Волдеморт должен умереть. А где-то там наступил рассвет. Тебе больше не спрятаться от меня.