Перекресток миров. История вторая

Анне Валериус было невыразимо стыдно. За слабость, за глупость, за доверчивость, за позорную истерику, за не менее позорную попытку суицида и в конце концов за ночной поцелуй, во время которого — не стоит врать хотя бы самой себе — её сердце стучало как бешеное не только от ужаса. Что бы сказал отец? Он растил из неё воина, а не плаксу. Она не будет ждать милостей от своего врага. И пока её спасёт Гэбриел, она тоже ждать не будет. Двери комнаты были закрыты, безмолвно намекая на то, что она не гостья, а пленница, а попытки пошевелить в замке шпилькой ни к чему не привели. Это и привело в итоге к дурацкой, опасной и пугающей ситуации, когда она оказалась на карнизе, на какой-то сумасшедшей высоте, с ощущением того, что всё-таки совершенно не хочет умирать, но, кажется, скоро придётся. Анна считала, что здраво оценила свои возможности. Добираться до водостока, по которому, в теории, можно было спуститься вниз, было далеко, но если что можно было добраться хотя бы до окна соседней комнаты, вряд ли её двери тоже заперты. У сапог была скользковата подошва, поэтому лезть принцесса решила босиком, а обувь просто связать шнурками и перекинуть через плечо — не босиком же потом убегать, если вдруг получится. Всё пошло не так с первой минуты как она распласталась по наружной стене, поставив вторую ногу на узкий карниз, и сделала первый шаг. Треклятые сапоги мешали балансировать. Она сделала ещё один шаг, затем ещё один, чуть не потеряла равновесие и признала, что либо она избавится от сапог, либо рискует улететь вниз вместе с ними. Если ей повезёт, есть шанс подобрать их на улице. Вторым она не учла то, что на улице холодная осень, босые ноги на каменном карнизе замёрзли моментально и повиноваться хозяйке с требуемой от них точностью отказывались, а тем временем сильный ветер грозил сдуть её с карниза, раздувая полы плаща. И всё же ей хватило оптимизма двинуться по узкому карнизу дальше, к следующему окну, старательно прижимаясь к стене всем телом, чуть ли не носом вжимаясь в каменную кладку и цепляясь пальцами за малейшие шероховатости стены. Должно получиться. В конце концов, она спокойно залазила по стене в окно своей спальни на второй этаж. «Это было в детстве, ты была легче», — шепнул голос разума. «В Англии я влезла на третий этаж уже будучи взрослой», — отказалась признавать его доводы принцесса. «И навернулась оттуда, чудом ничего не сломав, но подвернув лодыжку, хотя была совершенно здорова, а сейчас балансируешь на карнизе, хотя до сих пор прихрамываешь после того, как с тобой обошлась Алира». Неважно, выбора всё равно уже нет. Ветер дунул особенно резко, и она чуть не потеряла равновесие. Надежда добраться до водостока на углу здания была погребена глубоко в землю, но вот добраться до соседнего окна она смогла. И тут, в-третьих, она осознала, что не подумала об одной очень важной вещи, а именно, что она будет делать, если окно окажется закрыто изнутри на задвижку. Анна могла либо возвращаться обратно в свою спальню, либо попытаться дойти до следующего окна. Справедливо рассудив, что риски одни и те же, но в случае возвращения обратно, она ничего не выгадает, принцесса приняла решение двигаться дальше. Замерзшие ноги слушались хуже и хуже, и когда Анна добралась до следующего окна, она была готова разбить стекло, если оконная рама не поддастся, и неважно, сколько шума это произведет, потому что с каждым мгновением принцесса чувствовала, что шансы сбежать тают, уступая своё место крайне глупо закончить жизнь, грохнувшись с высоты. Следующее окно оказалось изнутри заставлено каким-то шкафом, разбить можно, но влезть не получится. Анна начала паниковать, затея начала казаться откровенно самоубийственной, но нужно было лезть дальше. Должно же повезти хотя бы со следующим окном? Пусть даже её поймают и переселят в какую-нибудь комнату с решетками на окнах. В подвале. Не может же она так глупо закончить свою жизнь, упав с карниза? Следующее окно было просто закрыто портьерами. Анна осторожно уцепилась за оконную раму и попыталась его открыть. Рама не поддавалась. Девушка потянула сильнее. Рама только скрипнула. Тянуть сильнее балансируя на карнизе принцесса не могла. Оставался только вариант пытаться разбить стекло. Неплохо было бы обмотать чем-то руку, чтобы не порезаться. Например, собственным пальто. Но черта с два она была способна снять пальто и проделать необходимые манипуляции, балансируя на узком карнизе, с которого её в очередной раз попытался сдуть ветер. Ничего страшного. Она недавно разбила зеркало кулаком и не так уж сильно порезалась. Всё получится. В тот момент, когда принцесса решительно замахнулась рукой, портьеры внезапно раздвинулись. О, чёрт. Некоторое время господарь Валахии и принцесса просто разглядывали друг друга через стекло. Анна с тоской и страхом подумала, что это, наверное, был самый короткий и бесславный побег в истории. Владислав знал, что её высочество, придя в себя, на милость врага полагаться не станет, равно как и на спасение рыцарем в сияющих доспехах. И даже знал, что по стенам она лазает неплохо — сам видел. Но вот на то, что она решится на самоубийственную прогулку по узкому карнизу, он как-то не рассчитывал. Вампир распахнул окно, и Анна с облегчением перевалилась через подоконник, приземляясь в гостеприимно распахнутые объятия. — Ну что ж, то, что инстинкт самосохранения тебе не ведом, я понял ещё во время нашей первой встречи, так чему я удивляюсь… — прокомментировал Владислав. — Что ты тут делаешь? — хмуро спросила девушка, больше для того, чтобы что-то сказать, чем для того, чтобы получить ответ. Почему-то было неловко. — Что я делаю в своих собственных покоях? — спросил вампир. — Что?! — растерялась принцесса. — Да, ваше высочество, я дико польщён тем, что вы настолько соскучились по мне, чтобы лезть в окно моей спальни. До вас дамы меня такими знаками внимания не баловали. Анна густо покраснела и растерянно окинула взглядом комнату. Большой письменный стол темного дерева и стул. Дальше — камин, напротив которого диван и журнальный столик. В стене арка, ведущая в другую комнату, где стоит гигантских размеров кровать. — Я думала… — она запнулась, не зная, что сказать дальше. Владислав смотрит ей в глаза и перед его собственными проносится вереница смутных образов — склеп, гроб, паутина и всё в том же духе. — Ты сама когда-нибудь в гробу спать пробовала? — усмехнулся он. Она отрицательно мотнула головой. — Сообщаю: тесно, жёстко, совершенно неудобно. Повернуться невозможно, не говоря уже о том, чтобы пригласить разделить с собой ложе даму. — Ну на этом-то ложе все три твои дамы поместятся, — мрачно отозвалась Анна. — Стараниями Гэбриела, их уже не три. И знал же, кого мне оставить… Принцесса поморщилась, вспоминая, как обошлась с ней Алира, а затем внезапно поняла, что, ей всё это время не казалось, что младшая невеста Дракулы испытывает к ней какую-то очень личную ненависть. Алира явно что-то знала, а не знала, так чувствовала, как чувствует любая женщина то, что мысли её любовника больше не принадлежат ей. — Ради дьявола, почему ты босиком? — вопрос вывел её из размышлений, а заодно напомнил, что ступни так заледенели, что едва слушаются хозяйку. — В сапогах я бы точно не смогла, в них подошва для такого не предназначена, — честно ответила Анна. В следующий момент её внезапно подхватили под коленки и перекинули через плечо. — Пусти, — испуганно взвизгнула принцесса, подумав почему-то первым делом о том, что он несёт её на кровать. Но страхи не оправдались, через мгновение её осторожно опустили на мягкий диван перед камином. — Ты простудишься, — бесстрастно заметил вампир. — У меня отличное здоровье, — огрызнулась Анна. — Грейся, — сказал Дракула, проигнорировав её реплику и выходя в коридор. Анна немного подумала, но затем решилась и не без удовольствия закинула босые ноги на стол поближе к огню, попутно с интересом снова окидывая интерьер комнат. Простенько и мрачновато, но элегантно и дорого. Ему подходило. Кипа бумаг на письменном столе вызывала интерес, но Анна не рискнула проявлять любопытство, не зная, когда вернётся хозяин покоев. Решение было верным, вампир вернулся буквально через минуту, а спустя ещё пять в комнате материализовалась прислуга, поставила на стол горячее вино со специями, два стакана, а на пол возле дивана — кожаные туфли на мягкой подошве. Дракула сам разлил горячее вино, вручил своей пленнице один из стаканов и сел рядом. Анна нервно подобралась, подтягивая колени к подбородку. — Вот просто объясни мне одну вещь, — вздохнул вампир. — Почему ты так боишься, что тебя могу убить я, но при этом пытаться убить себя самой для тебя в порядке вещей? — Я не собиралась! — возмутилась принцесса, а затем вспомнила вчерашний день и уточнила: — Ну, то есть, вчера собиралась… Ты знаешь, почему. Но сегодня — нет. — Ты по жизни не собираешься, но всё для этого делаешь. Бросать патроны в костёр, ночевать на кладбище, напиваться вечером в лесу, переплывать на спор Темзу, вчера, вот, попытка отравиться, теперь — прогулка по карнизу… — Я просто… — хотела было огрызнуться Анна, но осеклась. — Откуда ты знаешь про Темзу? Владислав понял, что проболтался. Впрочем, она уже многое узнала, так почему бы и нет. — Дорогая, то, что ты уехала, не значит, что ты выпала из моего поля зрения. Я чудесно осведомлен и про пансион, и про дуэли, и про Темзу, и про много что ещё. Или ты думаешь, что твоя тётушка сама про тебя вспомнила? Анна на мгновение потеряла дар речи и рефлекторно сделала большой глоток из стакана. — То есть этой ссылкой куда подальше я тоже обязана тебе? — с неверием спросила она. — Не благодари, — отмахнулся Дракула. — Благодарить?! — взвизгнула принцесса. — Серьёзно?! У меня только что появился ещё один повод тебя придушить! — У тебя не получится, и ты это знаешь. Да и за что? Мне казалось, тебе понравилось. — Понравилось?! Да я в жизни не чувствовала себя такой одинокой и потерянной! Мне даже поговорить по душам не с кем было! — То есть, всё было как в Васерии, просто с поправкой на другое место нахождения, — невозмутимо отозвался вампир. — Неправда! Здесь у меня была семья… — Ну да… Мать, покончившая с собой. Отец, которого ты ревновала к его любовнице и к своему брату, и который считал ниже своего достоинства проявлять внешне свою к тебе привязанность. И брат, которого ты одновременно обожала, и которому при этом завидовала черной завистью, и из-за этого терзалась муками свести. Я всех перечислил? — Я другой доли не желала! — Ты не знала ничего другого. Я просто дал тебе возможность узнать. Анна опустила голову и закрыла лицо руками. — За что ты так со мной? — глухо проговорила она из-под волос. — Смею заверить, что из самых лучших побуждений. Тебе здесь было не место. — Ты кто вообще такой, чтобы решать, где мне место, а где нет?! Кто дал тебе право распоряжаться моей жизнью?! — Почему бы мне ей не распоряжаться, если ты сама не в состоянии распорядиться ей нормально. Чего ты хотела? Остаться здесь? Продолжать шататься одной по лесам, в поисках неприятностей? Играть в гляделки с отцом, соревноваться с братом и рассказывать свои мрачные тайны незнакомому человеку? — Это был бы мой выбор! — У тебя не было выбора. И если уж ты так не хотела уезжать, то никто бы тебя силой не заставил. Но ты всё-таки уехала. — Отец сказал мне, что так нужно! — Рад, что мы сошлись с ним хотя бы в одном вопросе: в том, что тебе здесь не место. В комнате воцарилось молчание. Анна залпом допила свой стакан. — Зачем? — Что зачем? — Зачем ты отправил меня с глаз долой куда подальше? Я так мешала? Ты боялся, что я узнаю тебя и это помешает тебе дурить голову мне или ещё кому-то на том балу в Бухаресте? Что ты там забыл вообще, и почему тебя никто не узнал? Ладно я, но папа… — Отведение глаз, просто, но очень эффективно. Что до вопроса зачем… Всё это было как-то ненормально. — Совершенно согласна. Ненормально — лгать в глаза человеку, который тебе доверяет. — Я тебе не лгал, дорогая. Я просто не говорил тебе того, чем ты сама не изволила интересоваться. И это куда более нормально, чем шататься в сопливом возрасте по кладбищам, напиваться среди леса в грозу и лазить по заброшенным зданиям! А ещё целовать в лесу незнакомых мужчин, которые, даже если брать только прижизненный возраст, старше тебя чуть больше чем в два раза. Впрочем, равно как и ненормально такому мужчине бегать за семнадцатилетней соплячкой. Но с тобой я это обсуждать не буду. Я и так сделал тебе достаточное количество авансов, но ты упорно сопротивляешься мне. Что это? Страх? Упрямство? Оскорблённая женская гордость? — Ну конечно, — принцесса закатила глаза. — Зато сейчас всё абсолютно нормально: ты отнял у меня семью, ты меня обманул, ты меня похитил. Всё абсолютно нормально, все так делают! — Меня бы устроило, если бы ты не вернулась из Англии, но это тебе зачем-то приспичило ехать обратно в Васерию. — Зачем-то? У меня пропал отец! — Как будто ты что-то могла изменить… — Я бы не простила себе, если бы не попробовала! — И ты сама сделала свой выбор. Ты могла остаться в Англии, вести нормальную жизнь, не рисковать ею понапрасну, но ты выбрала вернуться, зная, что ничего хорошего тебя здесь не ждёт. А теперь ты удивлена тому, что получила. — Трудно не удивится предательству! Вампир пожал плечами, давая понять, что не согласен, но продолжать спор считает бессмысленным. Анна сердито налила себе второй стакан и снова сжалась в комочек в углу дивана, пытаясь сохранить дистанцию с собеседником. — Ты должен мне историю, — спустя непродолжительное молчание сказала она наконец. — Какую? — Про Гэбриела. Ты мне обещал. — За поцелуй. — Я выполнила. — Нет, не выполнила, это я тебя целовал. Впрочем, почему бы и нет. Что ты хочешь узнать про Гэбриела? — Кто он такой? И правда, кто такой Гэбриел? Всего лишь человек, которого я считал своим братом, своей настоящей семьёй, с которым мы клялись друг другу в верности много лет назад в тот день, когда ты меня поцеловала, и который — какой по счёту? — предал меня. Так что же мне рассказать тебе про Гэбриела? — Когда-то он был моим другом и считался моим названым братом. — И что случилось потом? — Ничего особенного, просто предательство. — Содержательно. Вампир пожал плечами и пояснил: — Гэбриел решил, что моё правление может принести вред интересам Валашской церкви, а мои методы — слишком радикальны, и убил меня, хотя клялся всегда быть рядом, помогать и защищать. — Ты пытал и убивал людей! — Я тебя умоляю, что ты знаешь про это время? Ты, родившаяся после эпохи Просвещения, не видевшая своими глазами ни одной войны, ни одного настоящего боя… — Если я правильно помню, эпоха Возрождения тоже считала гуманизм краеугольным камнем человеческих взаимоотношений, но что-то на тебе это никак не сказалось! — Я рад, что твоё образование улучшилось, но эпоха Ренессанса пышно цвела в Италии, которая тогда была рядом отдельных княжеств, вяло грызущихся между собой силами наёмников, пока высокопоставленные лица могут наслаждаться красотами античных произведений искусства. Валахии же на тот момент досталось соседство с Османской империей, королевством Венгерским и княжеством Молдовским, а так же необходимость платить жизнями своих сыновей, чтобы хоть как-то защитить свою землю. — И ты считаешь это оправданием тому, чтобы пытать и убивать своих же людей? — Моя милая девочка, ты понятия не имеешь, кто там был свой, а кто — нет. Чтобы тебя воспринимали всерьёз, тебе приходится предъявлять свои когти и уметь говорить на языке оппонента, иначе в политике тебе не место. Стараниями твоего предка мне пришлось много лет провести в Турции, и, смею заверить, я не делал и половины того, что иногда творили мусульмане с теми, кто, по их мнению, считался неверным, и все чудесно знали об этом. Просто пока всех всё устраивало — это считалось необходимыми мерами, а когда нет — неописуемыми зверствами. — Странно, что ты не испытываешь к туркам симпатии, ведь ты сел на валашский трон при непосредственной поддержке султана. — А что, по-твоему, я должен был делать, когда мне предложили это после смерти моего старшего брата? Гордо плюнуть всем в лица и умереть? Нет, возможно, Турция пообломала мою гордость, но зато научила меня уметь ждать. Я вернулся как ставленник турецкого султана… — И первым делом продемонстрировал, чему научился у турок, посадив на кол верных тебе бояр! — Бояр, убивших моего старшего брата и похоронивших его заживо, потому что часть из них рассчитывала, что к власти придёт венгерский ставленник, с которым у них были свои договорённости, а другая часть ждала моего возвращения только потому, что им казалось, что восемнадцатилетним сопляком они будут вертеть как хотеть. Ты называешь это — верностью? — Ты не остановился, казнив бояр! — Да, не остановился! Потому что когда я взошёл на престол, всё стало ещё интереснее. Оказалось, что в казне у нас постоянно какая-то дыра в которой совершенно загадочным образом пропадают средства. Что сумма налогов, доходящая в казну, слегка отличается от той суммы налогов, что заплатило население! Что часть высших чинов армии на поле боя толком не бывали, зато регулярно бывали в кабаках и борделях, а рядовой состав не имеет никакого уважения к руководству и вооружён из рук вон плохо! Что налог с двух валашских таможен в обход государственной казны получают три знатные валашские семьи! Что в государственном аппарате у нас взяточничество, кумовство и синекура! И всё это на фоне регулярно набегающих на приграничные территории беев с одной стороны, и нездоровыми амбициями Венгрии относительно трансильванских земель с другой! — Владислав не заметил, как переходит на крик. — И ты решил пересажать на кол всех? Хорошее решение проблемы! — Не всех, только некоторых особенно отличившихся. — Кинул бы в тюрьму, отрубил бы голову, но зачем мучить людей? Тебе это так нравилось? — Ты думаешь, смерть сама по себе так пугает? Тебя пугала мысль о ней, когда ты вылазила из окна? Нет, ты испугалась позже, стоя на карнизе. Каждый наивно верит до последнего, что плохие вещи могут случиться с кем угодно, но не с ним. Их конец должен был быть зрелищным и жутким, чтобы все желающие предать, украсть или обмануть тысячу раз подумали перед тем, как что-то делать. В конце концов, приличная часть этих господ желала дружить с Турцией в надежде, что тогда султан их не тронет. Я дал им возможность посмотреть, как в Турции обращаются с теми, кто в чем-либо виноват. — Неправда, многие хотели избавиться от турецкой гегемонии… — Путем обращения за помощью к венгерскому королевству. — Разве король Венгрии не хотел помочь в борьбе с турками? — Хотел, конечно. А ещё хотел захапать себе трансильванские земли. И был крайне огорчен, когда я вернулся из Турции после смерти брата и погнал из Валахии его ставленника. В итоге расклад получился не лучший. Поскольку я взошёл на трон при помощи турецкого султана, объявить войну мне было равнозначно объявлению войны султану, этого Матьяш не хотел. Я же, в свою очередь, мечтал о дне, когда смогу сполна отплатить туркам за время, проведенное у них, но силы были неравны, к тому же Матьяш дышал мне в спину, а ещё рядом было молдавское княжество, которое тоже имело свои виды, пусть и только экономические, а не земельные. В конечном итоге всё это завершилось династическим браком, я женился на сводной сестре Матьяша. Он рассчитывал, что таким образом сможет меня контролировать. Я рассчитывал таким образом избавиться от угрозы со стороны Венгрии хотя бы на пару лет. — Ты на этом не остановился! — Не остановился! Посадил на кол двух казначеев, заделал таинственную дыру в бюджете, на дополученные деньги организовал регулярную армию, финансируемую за счет казны, и ходил с ней бить беев, набегавших на приграничные территории. Естественно, все, кто живился до этого из казны были не в восторге. — Но у вас же был договор с султаном, что Валахию не трогают, а она платит дань. — Формально — да. По факту никто бы не стал разбираться с набегами беев на подчиненные султану земли, потому что держать неверных в страхе только приветствовалось. Так что я вырезал нарушителей спокойствия, а потом писал турецкому султану о том, что вынужден был покарать его слуг, нарушивших его волю. Все формальности были соблюдены, официально предъявить мне было нечего, Валахия прилежно платила дань. И ты себе не представляешь, как раздражает видеть, как уходят врагу деньги, которые можно было бы вложить в развитие собственной страны. Естественно, я ждал удобного момента, чтобы открыто выступить против турок. В то время поговаривали о новом крестовом походе, и я питал на этот счёт необоснованно оптимистичные иллюзии. В итоге к одному из них я и присоединился. Закончилось это плачевно: наши войска были слишком малы, чтобы дать достойный бой, Матьяш, обещавший поддержку, не дал и половины из того, что обещал, надеясь, что мы с турками перебьём друг друга, и он сможет снова заявить свои права на валашский престол благодаря моему браку с его сестрой. Но этого он не дождался, я не погиб в бою, зато погибла Елизавета. Не могу сказать, что был к ней сильно привязан, но она подарила мне двух сыновей, и уже за это я был ей благодарен. — Это всё не имеет отношения ни к тому, как ты обращался с людьми, ни к Гэбриелу! — О, дорогая, ещё как имеет. Мне нужно было держать в повиновении кучку алчных бездельников, каждый из которых, руководствуясь личными интересами, был счастлив присягнуть кому угодно помимо своего законного господаря. И лучший способ держать их в повиновении был страх. Впрочем, я рано сбросил со счетов Матьяша. Прибыл по глупости в королевство Венгерское по приглашению и был там схвачен. Матьяш посадил своего двоюродного брата регентом при моём малолетнем сыне, а твой предок даже ничего не возразил по этому поводу. В итоге на свободе я оказался спустя пару лет. Когда один из моих мальчиков умер, заболев скарлатиной, а второй — разбился, упав с лошади. Кандидатура моего младшего брата никого не устраивала, поэтому меня милостливо отпустили снова править в Валахию, навязав очередной женой племянницу Матьяша. Было много пустых слов, обещаний военной помощи, но, естественно, верить в это было недальновидно. Я стал искать способ избавиться не только от султана, но и от Матьяша. И тут мы плавно подходим к тому, за что на меня взъелся Гэбриел, который всегда поддерживал меня прежде. — Хочешь сказать, твоих массовых казней мирного населения было недостаточно для того, чтобы Гэбриел счёл тебя чудовищем? — Не говори о мирности населения, которого не видела. Гэбриелу, безусловно, не нравились некоторые мои выходки, но он их терпел. Пытался отговаривать, осуждать, но терпел. Матьяш получило влияние в регионе благодаря тесным связям с католической церковью и Орденом Иезуитов. И даже временное перемирие с турками не дало бы мне потеснить того, за кем незримо стоял священный престол. А Матьяш и его дура-племянница осточертели мне настолько, что это заставило меня искать новых союзников. — И ты решил обратиться к Сатане… — Для начала я решил обратиться в католичество. — В смысле? Что в этом такого? — Дьявол, ты вообще в курсе, что в 15-м веке в Валахии было православие? — О, — это принцесса как-то выпустила из виду. — Именно. Валашской православной церкви помощи было ждать неоткуда: Константинополь давно пал под натиском турок, Русское государство только начинало своё существование, объединив относительно большой кусок земель вокруг Московского княжества, к тому же им было не до нас — они были заняты тем, что выживали с собственной территории монголо-татарское иго. И я решил принять католичество, чтобы иметь возможность, так сказать, вести дела с Римом напрямую, без Матьяша в роли посредника. И, ты будешь удивлена, но мне там обрадовались. Да, Анна, ты удивишься, но им не было дела до моих злодеяний, им нравились мои победы над турками, они были совершенно не против пополнить свои ряды внушающим ужас врагам господарём Валахии. Они даже пообещали подумать над возможностью официально дать мне развестись с Илоной. Зато вот твой предок был категорически против. И Гэбриел был категорически против. Ты не находишь это безумно ироничным, с учетом того, что теперь потомки Валерия сплошь католики, а Гэбриел — и вовсе слуга римского Ордена? Анна чувствовала себя совершенно растерянной. — Но тогда почему?.. — принцесса даже не знала, как сформулировать точно, что она хочет спросить. — Во-первых, взбесился Матьяш, желающий быть единственным обладателем римских милостей в нашем регионе. Во-вторых, у крестьян в то время было сумасшедшее количество предрассудков касательно тех, кто перешел в католичество из православия. Собственно, они считали, что тот, кто перешел из православия в католичество после смерти возвращается вампиром, дабы пить кровь, ибо католики не вкушают кровь Господню на причастии. — Так это что, правда? — Анна воззрилась на Дракулу с нескрываемым изумлением. О том, что можно стать вампиром, просто поменяв веру, она никогда не слышала. Владислав закатил глаза: — Ну конечно же нет. Вампиризм плохо соотносится с католичеством. Но так или иначе, в-третьих взбесился твой предок, который из-за меня здорово повздорил с Матьяшем, не говоря уж о том, что мои показательные расправы с предателями, ворами и взяточниками действовали ему на нервы. А Гэбриел был ревнительным защитником православной церкви. Я не желаю вдаваться в подробности, но в итоге меня убил тот, кого я считал своим братом. Я был в достаточной ярости, чтобы, умирая, завещать свою душу Сатане. И тут я впервые стал свидетелем высшего вмешательства, потому что я очнулся вампиром, тем самым подтвердив все суеверные страхи валашских крестьян. По правде говоря, я на мгновение сам поверил в эти суеверия, но нет, наблюдения показали, что никто из остальных православных, перешедших в католицизм, после смерти таким образом не восстал. Мне кажется, у Дьявола есть чувство юмора. Признаюсь, восстал я с некоторым эпатажем. В итоге твой предок поклялся извести чудовище, которое сам породил, и передал этот наказ своим потомкам. А Гэбриел так терзался чувством вины, что как я нарёк себя сыном Сатаны, так он нарёк себя левой рукой Господа. — Но разве можно просто наречь себя слугой Господа и жить после этого четыреста лет? — удивилась принцесса. — Он не просто нарёк. В его случае имел место быть обряд посвящения в слуги Господни. Он достаточно древний, пришёл ещё из язычества, но внезапно почему-то прижился в христианстве. Собрав определенные артефакты и проведя определенный ритуал, человек может присягнуть божеству, и если божество принимает присягу, отныне он становится его бессмертным служителем. С учетом того, что присягал он в православной церкви, а теперь спокойно принадлежит католической, я утверждаюсь в мысли, что Господу Богу как-то безразлично, как и по какому календарю ему поклоняются. Анна молча допила остатки в своём стакане. По телу разливалось приятное тепло и ещё немного какая-то томная слабость. Если подумать, правителем Дракула и в самом деле был… не сильно выделяющимся жестокостью на фоне обычаев того времени. Но то, как он умер… Некоторое время помолчав, она наконец сказала: — Ты рассказываешь о том, что и почему ты делал при жизни. И это приводит меня в ужас, но, допустим, я могу это понять. Я могу понять, почему ты так относишься к Гэбриелу. Но ты мог просто умереть и обрести покой. А ты отдал свою душу Дьяволу… Зачем? Почему? И не потому ли, что больше полагался на него при жизни? Или желание отомстить всем было так велико? — Потому что в отличие от твоего Господа, дьявол слышит молитвы своих служителей! — мрачно ответил Владислав приложился к стакану. Не тебе говорить о том, на кого я полагался, моя девочка. Я упрашивал твоего Господа, в которого ты так веришь, чтобы он помог мне. Верил в него, когда меня увозили в Турцию, когда жил при дворе султана Османской империи и видел казни и пытки, когда встречал в гареме христианок, которых насильно увезли с разграбленных земель и сделали шлюхами… И когда наводил порядок в своей стране и мечтал повести крестовый поход против турецкого полумесяца, тоже верил и просил его о содействии. Но он всегда был глух к моим мольбам. Возможно, ты скажешь, я хотел слишком многого. Но разве это много — хотеть процветания и независимости для своей родной земли, и нормальной семьи для себя? Твой предок и мой отец по совместительству, расплачивался мной сначала с турками, потом с венграми, говоря, что таков долг князя. Я понимал его, но решил, что никогда не буду похожим на него, что свою семью я буду защищать. Итог? В итоге, я дважды женился, впервые — на женщине дивной красоты и ума, которая совершенно не трогала моих чувств, но хотя бы не раздражала и подарила мне двух сыновей, чьи жизни твой Господь Бог забрал в юном возрасте, а я даже не смог с ними попрощаться. Во второй раз — на клинической идиотке, которая бесила меня так, что меня трясло. Но даже тогда у меня была надежда. Эту надежду звали Ксения Эллен, и я верил, что когда священный престол одобрит мой развод с Илоной, я всё-таки женюсь так, как надо мне, а не Валерию, Матьяшу или ещё кому. Но я неверно оценил ситуацию, и её просто отравили. Видимо его мысли как-то отразились на его лице, потому что Анна смотрела на него напряженно и внимательно, а затем сказала: — Господь слышит наши молитвы, просто пути его неисповедимы… Раздражает. Как же раздражает эта тупая непробиваемая надежда на Господа Бога. — Проведём эксперимент? — насмешливо спросил Дракула вслух. — Я обращусь к Дьяволу, ты обратишься к Богу, а потом посмотрим, чьё желание исполнится быстрее. — Господь Бог не падающая звезда, чтобы желания загадывать, — возмутилась Анна. — Ну и на кой он тебе тогда, если никакой пользы от него нет? — поинтересовался вампир. Принцесса не нашлась что сказать, просто замерев с открытым ртом от такого богохульства. — Ну вот ты ему молишься, просишь о помощи, а что в итоге? Сильно он тебе помог? Может, подал какой-то знак, дал утешение, надежду? Нет. Он не обратил на тебя внимания даже в тот момент, когда ты, совсем отчаявшаяся, собиралась покончить с собой, хотя даже в этот момент ты к нему взывала. Это я. Я пришёл вовремя, я отобрал у тебя таблетки, я избавил тебя от проклятия оборотня. Ты не находишь, что тебе больше пользы от меня, чем от него? — Ты отнял у меня семью. Из-за тебя я осталась совсем одна. Ты называешь это пользой? — в раздражении Анна потянулась к графину, но Владислав перехватил её руку, забрал стакан и налил ей сам. — Твоя семья объявила мне войну. На войне кто-то кого-то всегда убивает. Я просто был быстрее, сильнее и удачливее, — пожал он плечами, вручая девушке напиток. — Так что же ты не убил тогда и меня?! — Дорогая, я понимаю, что ты воспитана на рассказах, что я пью кровь девственниц и расчленяю младенцев, но в действительности я с детьми не воюю. К тому же, ты, со своей любовью откровенничать с незнакомым человеком, была мне полезна. И за это я решил сделать тебе подарок: дать возможность убраться отсюда и жить нормальной жизнью. — Сослав в Англию и запихнув в этот ужасный пансион?! — Вот тут я не виноват, спрашивай со своей тётушки, мне бы и в голову не пришло… Сам был удивлён, когда узнал. Кстати, раз уж у нас сегодня день откровений, ответь и ты мне на один вопрос: зачем поклонника покалечила? — Какого? — растерялась Анна. — Если я правильно помню, покалечен был только один, второй просто получил в лицо всё содержимое бокала. Или я про что-то не знаю? Принцесса замялась, сделала большой глоток из стакана, а потом ответила: — Он посчитал, что если дама носит штаны и курит, то она легкомысленна в вопросах связей с мужчинами, и имел наглость сделать непристиойное предложение. — Ты куришь? — удивился вампир, никогда не чувствовавший, чтобы от её высочества пахло табаком. — Нет, но я пару раз пробовала из любопытства, мне не понравилось, — пожала плечами Анна, при этом чуть не расплескав содержимое бокала, потому что тело внезапно стало плохо слушаться свою хозяйку. — И ты так и не научилась пить, — констатировал факт Владислав. — А этому нужно учиться? — удивилась принцесса. — Да, если не хочешь терять координацию и просыпаться по утрам с похмелья. — Всё у меня с координацией в порядке, — горячее вино придавало силы и уверенности в себе. — Я хоть сейчас могу в окно обратно вылезти и обратно дойти до своей комнаты по карнизу. Анна спустила ноги на пол, встала и сразу же поняла, что сказала полную чушь. Вампир поймал её за край рубашки и потянул на себя, заставляя неэлегантно плюхнуться обратно на диван рядом с ним. — Ладно, по карнизу точно не сейчас, — признало её высочество. — Рад, что ты всё-таки хоть немного соотносишь свои возможности с реальностью, — хмыкнул Дракула, поднимая её босые ноги с пола и укладывая себе на колени. — Как и тому, что под влиянием алкоголя ты не шарахаешься от моих прикосновений. — О, я просто решила ждать удобного момента вонзить тебе в спину нож, как ты сделал это со мной, — с пьяной искренностью ответила Анна. — Благодарю за откровенность, буду иметь в виду, — беспечно ответил Владислав, легко проводя острыми ногтями по подъёму стопы. Анна почувствовала, как по коже поползли мурашки от этого прикосновения, а сердце забилось немного чаще. Глупая угроза. Такая же пустая и бессмысленная, как и я сама. Ножом его не убьёшь. Да и смогла бы я? Мне кажется, я бы смогла. Вонзила бы в сердце кол и провернула бы, чтобы было помучительнее. За то, что лгал, за то, что унизил, за своё обманутое доверие, за отца, за Велкана. Я бы смогла. Но как бы я смогла жить после этого? Потому что — прости Господи — я до сих пор мечтаю, чтобы всё это было дурным сном. Потому что хочу обратно человека, который понимал меня с полуслова. Но что я сама за человек, если открыть свою душу смогла лишь чудовищу и лишь у него же смогла найти понимание?