«Я с ним на сцену выхожу»

Было позднее утро. Дождь начался неожиданно. В какой-то момент небольшая туча закрыла солнце, и первые капли упали на землю. Уже через несколько секунд дождь вовсю барабанил по всем поверхностям, будто отбивая ритм. Крупные, теплые капли, ударяясь о препятствия, разбивались на тысячи крохотных брызг, бриллиантами сверкая на солнце, которое выглянуло из-за тучи, вновь воцаряясь на небосклоне. Князь вышел из дома только спустя несколько часов и резко выдохнул, стараясь сбросить напряжение. Стоя на веранде, он посмотрел на, затянутое тучами, небо и горько усмехнулся. Как вовремя. Миша любил дождь. Ливень в особенности. Он говорил, что ненавидит морось, потому что та противно бьет его по лицу редкими, холодными каплями, отвлекая от размышлений. А ливень смывал все ненужное, приносил покой и умиротворение. Кажется, Князев сейчас понимал друга. Крупные капли сплошным потоком падали мужчине на лицо, плечи, руки, грудь, окутывали его всего полностью, защищая от мира, скрывая его боль и злые слезы. Скорая увезла Мишу, на месте сейчас работали следователи и полиция. Опустошенный и разбитый, Андрей, еле волоча ноги, подошел к машине, открыл дверь и, сев в нее, облокотился на руль. — Что же ты натворил, Мишка, — голос предательски дрогнул. — Что дальше будет, не знаешь? Дрожащими руками Князев достал сигарету из пачки и закурил, выдыхая дым в открытое окно. Горшок стоял рядом и смотрел на друга, не в силах сказать что-либо. Он и не знал, что ответить. Извиниться? Кому сейчас нужны его извинения. Сжать рукой чужое плечо? Он невидим. Сказать, что он давно… Да и это уже неважно. Человек, который мог часами разговаривать об анархии, панках и Кропоткине, вдруг в миг потерял голос, смотря на самого близкого друга и робел, будто в любви первый раз признавался. Какая ирония. «Андрюха. Кто ему поможет, е-мое? Сейчас его нельзя оставлять. Блять, ненавижу свое, сука, бессилие. Врать не буду, он со мной, как с ребёнком носился. Помогал, спасал, вытаскивал с того света. Буквально. А я, идиот, ниче не видел. На девятый раз он не успел. Ведь правду, видимо, про девять жизней говорят. Ребята из группы нашей помогут ему? Вряд ли. Нет, к ним Князя нельзя. Агатка? Да, она успокоит его точно. Любовь ведь. Да и Алиска рядом будет». Его размышления прервал звук заводящегося мотора. Горшок вздрогнул и перевел взгляд на Князева. Тот был бледен, глубоко дышал и пытался успокоиться, сильно сжав руль. Миша вдруг обратил внимание на его внешний вид. Волосы в беспорядке, глубокие тени под глазами, губы поджаты, брови нахмурены. Вид какой-то болезненный. «Пиздец, он же так врежется куда-нибудь. Ему нельзя за руль. Пусть Агате позвонит, из группы своей кому-нибудь наконец. Оля сейчас тоже не в состоянии. Как бы не сделала ничего плохого, блять. Андрюха, позвони Агатке.» — Андрюх, звони ей. Звони сейчас же, е-мое! Нельзя тебе за руль, понимаешь, блять? Нельзя! Княже, твою мать! — Горшок вцепился в ручку, оттягивая ее. Ручка поддалась и дверь приоткрылась. Миша, как ошпаренный, отскочил от машины на приличное расстояние, да так и встал, будто прирос к земле. В этот момент Андрей вздрогнул и повернул голову в сторону двери. Она открылась. Сама по себе, черт возьми. Ему показалось или он слышал Его. Отдаленный голос, напоминающий Миху, сказал «Княже». Так назвать мог только Он. Никто больше. Бред. Просто он недостаточно сильно захлопнул дверь, вот она и открылась. Правильно же? Маленький червячок закрался в голову и шептал про Мишу и его знаки. «Да не может быть. Что я, поехавший что-ли?» — «С того света шлю тебе привет», — чуть пропев, сказал мужчина. — Мертвый говорить не может, хах. — горько усмехнулся Андрей, выруливая с участка и обвел глазами дом, останавливая взгляд на окне второго этажа. Резко отвернувшись, он вдавил педаль газа и быстро уехал, скрываясь в густой чаще леса. Миша стоял и смотрел вслед уезжающей машине. Губы его задрожали, предвещая неминуемые слезы. Первая слеза скатилась по его щеке, затем вторая и вот, нескончаемый поток полился из глаз, стекая до подбородка и падая на голую грудь мужчины. Он, в миг лишившись сил, упал на колени и глухо закричал, закрывая рот рукой. На ней еще остались следы от зеркала, на костяшках виднелись мелкие порезы от стекла. Осознание пришло внезапно. «Зеркало. Оно же разбилось, они видели это! На стекле четко видны очертания кулака, они говорили обо этом, е-мое! Нужно что-то такое. Нужно собрать их всех вместе еще раз. Мои похороны… Блять, я не могу поверить в это дерьмо. Я виноват во всем, было бы все по-другому, если бы я тогда принимать не начал. Сука. Я ничтожен.» Послышался звук открывающейся двери. Из дома вышла Оля и несколько полицейских. Мужчины отдали Горшеневой какую-то бумажку и направились к машине, вскоре уехав. Женщина возвела глаза к небу, часто моргая и сжимая в руках листок, на котором было написано единственное: «Время смерти — 1:45» *** Тело осматривали долго. В комнате собралось большое количество людей. Полиция, врачи, Оля с Андреем, все они работали тихо, прерываясь лишь на редкие разговоры о подробностях смерти. Ольга, еле сдерживая слезы, подробно рассказала обо всем, что произошло, добавив, что в прошедшую ночь в доме ее не было, а Андрею она позвонила рано утром, попросив срочно приехать. Князев лишь кивал головой и рассказал про последнее Нашествие и их примирение. Единственный, кто стоял, никем не замеченный — виновник происходящего. Он смирился с тем, что было, есть и будет. Он принял решение заставить их поверить в свое существование, чего бы это ему не стоило. И пошло оно все нахуй.