«Я с ним на сцену выхожу»

Темные, объемные облака окутали город мрачными объятиями, словно говоря о своем бескрайнем могуществе над жителями. Сейчас, это бесконечное, серое небо не давало ни одному человеку и лучика надежды на светлое будущее, вытягивая адскими щупальцами все положительные эмоции и делая мечты людей недосягаемыми. Июль 2013-го был холодным и промозглым. Каждый, кто выходил на улицу, менялся в лице, хмурясь и содрогаясь от редких порывов прохладного ветра. Это Питер, детка! Миша оглянулся, разглядывая окружающих и поднял глаза наверх. На его лице играла грустная улыбка, резко контрастирующая с погодой и с людьми, которые спешили по своим делам, не обращая внимание ни на что вокруг. Короткие, практически полностью седые волосы, окончательно растрепались, а в глазах стояла какая-то добрая, легкая печаль. Затаенная нервозность проявлялась лишь в мелком подрагивании рук и чуть нахмуренных бровях мужчины. Где-то раздался громкий гудок машины, сверху пролетела стайка птиц, а с неба начался небольшой дождь, редкие капли которого, стуча по асфальту, собирались в ручейки и лужицы, доставляя ощутимые неудобства жителям Питера. Вот и все, да? Через несколько минут все решится. Горшенев резко развернулся и с напускной веселостью зашагал в сторону дома своей семьи, виляя между прохожими. Каждое случайное прикосновение чужих плеч или рук доставляло дискомфорт, сравнимый с окунанием в ледяную воду при минусовой температуре зимой и заставляло тело призрака содрогаться от неприятных ощущений. Горшок, последний раз перейдя через дорогу, повернул в знакомый до боли, родной дворик и остановился у подъезда, не решаясь войти. Около входа висела доска объявлений с большим количеством бесполезной рекламы, цифры квартир под козырьком стерлись, а коричневая краска железной двери местами слезла и облупилась, напоминая о капитальном ремонте, который управляющий обещал сделать уже третий год, но «Деньги на дороге не валяются, сами понимаете!» Понимаем, конечно. Ноги будто примерзли к земле, наливаясь чугуном, а из головы разом вылетели все мысли, кроме одной. «Я должен». — Да я сделаю все, че я телка что-ли, е-мое, — пробубнил себе под нос Миша и повернул голову, разглядывая небольшую детскую площадку, на которой он в детстве проводил все дни напролет, совершенно ни о чем не заботясь. Знал бы он тогда обо всем дерьме, которое ждало его в будущем, поступил бы по-другому, ей богу. Но сделанного не воротишь и всю заваренную кашу ему разгребать придется самому, молясь, чтобы сделанный им выбор оказался верным. В окне родной квартиры горел свет, а за задернутыми шторами то и дело мелькали темные фигуры. «Ёпт, долго поминают, че то. Пятый час пошел уже, е-мое». И, резко выдохнув, Миша расправил плечи и прошел сквозь входную дверь, быстро поднимаясь на нужный этаж, да так и остался стоять, не зная, что делать дальше. Постучаться? Проявить вежливость? Когда он переживал по этому поводу вообще? Пф, да никогда. Призрак поднял ногу и собирался уж было пройти в квартиру, но тут послышался до боли знакомый голос: — Миха? *** Его провожали громкими аплодисментами, которые, не прекращаясь добрые 15 минут, чуть рассеяли скорбь и отчаяние, витавшее все это время в воздухе. Черный лакированный гроб несли под песни, крики и слоганы о Михаиле Горшеневе. — Панки хой, Горшок живой! — один из фанатов, растолкав остальных, пролез к ограждению и Андрей, стоявший рядом, чуть поморщился, чувствуя, как сжатый комок боли надрывается у него в груди и растекается по легким, не давая нормально вдохнуть. Почувствовав прикосновение к своей руке, Князь обернулся и встретился взглядом с Олей, которая, вытирая мокрые дорожки слез, безмолвно поддерживала его. — Неужели это все? — женщина спрятала лицо в ладонях, заглушая редкие всхлипы. — ты прости его за все, пожалуйста. Он очень обижен был, расстроен. После «Окон» пришел домой счастливым таким. Сказал, что судьба дала ему последний шанс, который он не должен упустить. Говорил что-то про девять жизней, я только сейчас поняла, что это означало. Так пусто в квартире сейчас, ты не представляешь. — Мы все рядом, Оль. Он бы не хотел, чтобы по нему скорбели. Особенно ты. Ради детей и себя, будь сильной. — Дюш, ну чего ты. Не надевай маски эти ненужные, не надо. Мишка очень тебя любил, ты его родственная душа, можно сказать, — Оля посмотрела на баннер с фотографией Горшенева и тяжело вздохнула. — такого человека больше не будет никогда. Сказав это и чуть сжав плечо Князева, женщина отошла к Татьяне Ивановне, оставив Андрея наедине со своими мыслями. «Родственная душа, это точно. Ни с кем так не было, как с ним. Такое не повторяется». Он бы и сам позорно разрыдался. Нелепая недосказанность и вина прочно поселились в сердце, сжимая его в тиски и заставляя дышать размеренно и глубоко. Омут безграничной тоски не отпускал, вытягивая из мужчины все силы и чувства, что таились в его душе. Лакированный закрытый гроб занесли в катафалк под не стихающие аплодисменты и машина тронулась, увозя с собой человека-легенду, который показал панк-рок с иной стороны, разбавляя мир музыки сказками и легендами. *** — Миха? — Андрей резко остановился, впиваясь взглядом в такое, до боли знакомое, лицо. Пространство вокруг будто размылось, рассеиваясь и оставляя четкими только карие, испуганные глаза напротив. Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, стоял его друг, который умер несколько дней назад в собственном доме. Князь, не веря своим глазам, сделал шаг вперед и, вытянув руку, коснулся чужого плеча, легко проводя по нему и ощущая могильный холод, который тонкими, маленькими иголками ощутимо покалывал пальцы. Сильнее сжав чужое предплечье, Андрей резко дернул Горшенева на себя и, чуть не упав, сгреб друга в крепкие, сильные объятия. Тот поддался вперед и обвил руками чужую спину, уткнувшись носом в плечо. Князев, почувствовав, как горло и легкие освобождаются от тугого комка, который, за последние дни намертво въелся в грудную клетку, не давая нормально дышать, рвано вдохнул родной запах и еще сильнее прижался к Мише, закидывая одну руку ему на шею, а другой гладя по седым, коротким волосам. Эти несколько секунд объятий казались вечностью. Миша молча отстранился и с глупой улыбкой посмотрел на друга, изучая его лицо, как в первую их встречу. Он настолько сильно скучал по прикосновениям, настолько устал от одиночества, что сейчас ощущение теплых рук на собственных плечах казалось настолько необычным, что он непроизвольно зажмурился. — Мих, ты как тут… Твою мать, как? — в глазах Андрея читалось неподдельное счастье и любовь. — блять, ты же умер, черт возьми! Я видел твое тело там. — Княже, мне дали последний шанс. Попрощаться, понимаешь, да? Я скоро уйду наверное, хуй его знает вообще, — Горшок опустился на корточки, потянув за собой друга. — ты только не грусти, когда я совсем уйду. Просто помни, е-мое, что я был когда-то здесь, бля, да музыку писал. Андрей, резко повернувшись, оторвал руки от пола, замахнулся и с криком «Сволочь!» толкнул Мишу. Тот потерял равновесие и упал, ощутимо приложившись головой об стену. Послышалось шипение и тихое «Бля, Андрюх, ты че, е-мое». — А ниче, Мих! Какого хуя, твою мать? Какого хуя ты посмел ширнуться, хотя знал, что помрешь, сволочь! Какого хуя ты подумал, что это, блять, хорошая идея? Какого, скажи мне, хуя ты решил оставить меня, Олю, детей и своих, сука, фанатов одних? Только что твое тело увезли на захоронение, Мих! Тебе вслед аплодировали! Знаешь, сколько людей рыдало, скандируя «Король и шут»? Они бежали на ебаным катафалком, целая толпа, твою мать, несколько тысяч! Ничего не хочешь сказать мне? Извиниться хотя бы? — прокричав все это на одном дыхании, Андрей провалился к стене, подняв уставшие глаза к потолку и тут же прикрыв их. — Дюш, я уже понял все. Прав ты, е-мое. Проклят был тот день, когда я решил, что герыч мне помочь сможет. По началу так и было, конечно. Тихо-тихо, не заводись. Тогда он с болью помогал справляться, понимаешь, да? В душе пиздец один был, ничего не помогало. Ты в армию хуйнул, меня оставил, бля. Один я был. До сих пор боюсь этого дерьма. Я ж тогда втянуться решил только из-за этого. Не думал, что это последний приход был. Прости меня, Княже, — Горшок поднял руку и коснулся чужих, теплых пальцев своими холодными. Андрей молча сжал руку друга, разглядывая его лицо. Густые брови были вздернуты, а в глазах стояла глубокая печаль и сожаление. В голове всплыл пустой, ничего не выражающий взгляд и его передернуло. — Ладно, Миш, че вспоминать то. Забудем об этом, — Князь поднялся на ноги и с хрустом потянулся. — пойдем в квартиру, там тебя поминают. Ты, кстати, как собираешься показаться им? Увидят хоть или только я могу? — Хуй его знает, Дюш. Ща проверим. Андрей закатил глаза и улыбнулся, сильнее сжав чужую ладонь. Сердце забилось чаще, норовя пробить грудную клетку. Предвкушение встречи с родственниками Миши наполнило все тело, окрыляя. — Пойдем, Мих. Без тебя начали.