Два лета

Сенька застыл на месте, никак не реагируя, ничего не отвечая. Мне лишь показалось, что я почувствовал мурашки, пробежавшие по его спине и плечам. Я отстранился, разжал руки. Стало очень стыдно. И непонятно, что сказать. Старые пыльные часы на стене громко и раздражающе тикали. Сейчас Сенька спросит меня, не сошёл ли я с ума? Что и зачем я делаю? Я уже мысленно принялся перебирать в голове варианты, что ему ответить. Или вообще ничего не отвечать, просто извиниться и уйти? — А что будет с ними? — вместо этого спросил Сенька. О чём он вообще? Я уставился на него непонимающе. — Ну, с Жориком и остальными? — уточнил он. — Не знаю… Может, в колонию поедут. Надеюсь на это. Думаю, отец постарается их наказать, — я принялся говорить и говорить, боясь, что между нами повиснет неловкая тишина. — А что вообще с тобой случилось? Я плохо помню, что было после того, как меня ударили. — Они пытались меня притопить, — он поежился и пожал плечами. — Я, кажется, тоже потерял сознание. Участковый меня откачал и отвёз домой. — Ты нормально себя чувствуешь? — Да. Голова только немного кружилась, и всё. А ты? — Тоже. Сенька вздохнул, недоверчиво глядя на мою челюсть. Я перед уходом даже не посмотрел в зеркало, не оценил масштабы ЧП. Меня тогда это совсем не волновало. Челюсть неприятно саднила, щека болела с внутренней стороны — наверное, я случайно прикусил её после того, как получил в лицо. Да уж, видок, наверное, у меня был тот ещё. Впрочем, Сенька тоже щеголял разбитой губой, синяком под глазом и рассечённой бровью. — Это ты привёл милицию? — спросил он. — Нет. Это Пашка. — Ясно. И всё-таки неловкая тишина. Сенька принялся внимательно изучать свои ногти. Я последовал его примеру. Не найдя в ногтях ничего интересного, осмотрел комнату, зацепился взглядом за старенький телек с антенной, ковёр на стене и полки с книгами. — Зря ты вообще их провоцировать начал. Они ведь уже уходили, — вдруг сказал Сенька. — Я просто подумал, что они от тебя не отстанут. Тем более я уеду когда-нибудь. А если меня изобьют, то отец их посадит. Извини, я не думал, что они вместо этого опять полезут к тебе. Как всегда напортачил, в общем… Он невесело усмехнулся. — А когда уедешь? — В конце лета, наверное. Но я всё равно буду иногда приезжать. Буду писать тебе письма и звонить, если у вас появится телефон. — Хорошо, — он кивнул. — Хорошо… Тогда он так ничего и не сказал о поцелуе. Не спросил, зачем я это сделал. Как будто бы вообще об этом не думал. А я думал постоянно… Может, Сенька решил, что для друзей так себя вести нормально? У него ведь раньше друзей не было, и он не очень хорошо знает, что нормально, а что нет. Да всё он прекрасно знает, с досадой ответил я сам себе. Не нужно держать его за дурачка. Он в самый первый ваш разговор сказал тебе это. Просто сам почему-то решил ничего не говорить о поцелуе. Мы вновь ходили вместе в лес, гуляли там всё утро, а иногда и целый день. Сеньке больше не нужно было копить деньги, чтобы расплатиться с вымышленным долгом перед Жориком, но он сказал, что будет теперь работать сам на себя. Ходить на речку он категорически отказывался. Я не стал его переубеждать и сам тоже не ходил — к обиде Пашки, с которым мы вроде как помирились. — Мы сто лет уже не ходили на рыбалку, — возмущался он. — Ирка уехала на море на неделю, я так рассчитывал отдохнуть без неё за чисто мужскими занятиями. — Зачем ты тогда с ней встречаешься, если она тебя так раздражает? — Ну она меня не раздражает! Просто с ней бывает так скучно… — Наверное, если это действительно твой человек, с ним не может быть скучно, — ответил я и подумал о Сеньке. С ним и правда не было скучно, причем и в хорошем, и в плохом смысле. — Да нет, — Пашка махнул рукой. — Это же девчонки… Идти с ним на речку я всё равно отказался. Тогда он попросился с нами лес, но я тоже мягко съехал с темы. — Ты же знаешь, какой Сенька недоверчивый и зашуганный. Ты лучше дождись, когда Ирка вернётся, и ещё раз позови её на речку, только назови это свиданием на берегу. Возьми плед, что-нибудь пожрать и удочки. Пашка явно задумался над моим предложением. Но всё же обиженно бросил: — Значит, новый друг у тебя теперь, а старые не нужны… — Слушай, ему нанесли психологическую травму. Я просто хочу его поддержать. Третий лишний на прогулках с Сенькой мне нужен не был. Мы с Сенькой вместе давали показания в милиции, затем вместе же сходили навестить его отца. На этот раз Сенька не стал просить меня подождать в лесу. Его отец улыбнулся мне. Изъяснялся он с трудом, больше молчал и слушал, как Сенька что-то рассказывал ему о лесе, птицах и животных. О своей матери Сеня ничего не сказал, видимо, чтобы не напоминать и не расстраивать. — Назар, — окликнул меня Сенька на обратном пути. Я уже почти запомнил тропинку через лес к соседней деревне. Хотя всё ещё боялся потеряться и не отходил от Сеньки. — Что? — Слушай, ты не обязан проводить со мной каждый день. Со мной всё будет нормально, меня опекать не надо. Я растерянно взглянул на него. — Надоел тебе, что ли? — Нет, но у тебя ведь и другие друзья есть. — Ты о Пашке? Он что, говорил тебе что-то? Сенька опустил глаза. — Нет. — Врёшь, Сень. Я начал злиться. Кто вообще просил Пашку влезать в наши отношения? — Да он просто, м-м… Позвал меня на рыбалку, — ответил Сенька. — Сказал, мол, давайте пойдём втроём, он, я и ты. А я не хочу даже приближаться к воде, если честно. После того раза — ещё больше. Он присел на широкий ствол упавшей берёзы, ковырнул ногтем кору. Я устроился рядом с ним. Вспомнил, как Сенька запаниковал, когда я предложил ему вместе поплавать. Страх перед водой у него был давно. Жутко и думать о том, что он испытал, когда его попытались утопить. — Сень, — окликнул его я. — Ты ведь и раньше боялся подходить к реке… Почему? Он пожал плечами. — Со мной уже пытались такую штуку провернуть. Ну, я об утоплении. Мне было лет семь. Какие-то приезжие дачники позвали мать, как они говорили, развлечься. А она ж доверчивая, наивная, она и пошла. Бабушка была на работе, а я пошёл её искать, ну, и увидел компанию на берегу. Я слушал, затаив дыхание. И десять раз пожалел о том, что вообще спросил об этом. Захотелось перебить его, попросить, чтоб он больше ничего не рассказывал. Всё и так понятно. Но я молчал. Молчал несколько мгновений и он. — Ну, в общем, они с ней развлеклись… А потом ещё и в реке решили доразвлекаться. Я закричал, они, видимо, не ожидали, ну и потащили меня к воде и начали топить. Потом, кажется, одумались, отпустили нас и сбежали. — И их не наказали? — Да кто бы наказал… Не убили ведь. Мать внятно объяснить, что произошло и кто это был, не смогла, а мне семь лет было, я вообще ничего не понимал особо. Помню только, как менты несколько раз спрашивали, не сама ли она меня топила. Хорошо хоть в детдом не забрали. — Сень… Я коснулся его плеча и обнял его. Он попытался отстраниться, но я только крепче прижал его к себе. Почему-то почувствовал, что нужно это сделать. — Не надо, Назар, я это рассказал не чтоб ты меня пожалел. А просто чтоб понял, почему я не хочу ходить на пляж и вообще к воде. Это не значит, что ты из-за меня должен чем-то жертвовать. — Я и не жертвую. Мне просто нравится быть с тобой. Он всё же перестал вырываться, уткнулся носом в мою футболку где-то под воротником. Сам застыл, меня в ответ обнять не пытался. От него пахло листьями, сеном и моим средством от комаров. Я машинально вдохнул поглубже, чувствуя непонятный трепет. — Я не собирался жаловаться вообще… И никому не рассказывал об этом, если честно, — негромко пробормотал он мне в футболку. — Нужно иногда выговариваться. Нельзя всё держать внутри. — Да зачем… И кроме тебя, я ни с кем, м-м… не дружил так хорошо. Мы ведь друзья, да? — Конечно, — ответил я, ласково поглаживая его по спине и плечам. Набравшись ещё смелости, коснулся светлых мягких волос. В голову пытались лезть мысли о том, что я делаю что-то не то, веду себя как-то не так. Что родители и всё моё окружение, мягко говоря, плохо отнесутся к такому… Такому. Я даже мысленно не мог называть вещи своими именами. — Можешь обо всём мне рассказать, я выслушаю. А если вдруг о чём-то не сможешь… То просто выйди в лес и проорись хорошенько. Главное не позволяй этому разъедать тебя изнутри, — сказал я Сеньке. Жаль, что сам же не следовал собственному совету. Сенька усмехнулся. — Ничего смешного, — сказал я и тоже улыбнулся. — Вообще я серьёзно. Вот возьми и громко заори. Увидишь, станет легче. — Напугаю кого-нибудь. — Мы далеко от деревни… Да и тебе не плевать? — Ладно… — Сенька отстранился от меня, набрал в грудь побольше воздуха и крикнул, но не очень громко. — Идите все на хер! — Лучше матом. Давай, скажи: «На хуй». Он засмеялся, опустив голову мне на плечо. — Это так тупо… — Да неважно. Зато полезно для головы. Вот, послушай. Я громко закричал, так, что птицы возмущённо загалдели и вспорхнули со своих веток. Сенька, которого я всё ещё приобнимал за плечи, прыснул и закрыл уши руками. — Тут ведь медведи и волки не водятся, правда? — спросил я слегка охрипшим голосом. — А вот нужно было думать об этом раньше… Да шучу, не водятся. Максимум — лоси, но они вряд ли сбегутся на твой крик. Я улыбнулся и, не раздумывая больше ни о чём, мазнул губами по его щеке, затем куда-то по подбородку. Скажи что-нибудь, отреагируй… Не делай вид, как будто ничего не было, как в прошлый раз, взмолился я про себя. Одновременно хотел, чтобы он отреагировал, и боялся этого. Хорошо, даже если он сейчас скажет, что я больной на всю голову, развернётся и уйдёт, так всё равно будет легче. Я хотя бы перестану обманывать самого себя и его. Он вдруг крепко зажмурил глаза и тоже поцеловал меня в щёку, затем в уголок губ. Я вздрогнул и застыл, ощутив это прикосновение, стремясь сохранить и запомнить его. — Это… Тоже, как ты говоришь, полезно для головы? — спросил он неуверенно и будто бы немного насмешливо. Но своими словами слегка разрядил возникшее напряжение, которое чуть ли не звенело в воздухе. По крайней мере, я это так ощущал. — Честно говоря, в пользе для головы не уверен. Но зато приятно, разве нет? — Да… Приятно. Но я не понимаю, почему именно со мной? — Не знаю. Просто мне хочется с тобой, и больше ни с кем. Его губы были сухими, тонкими, потрескавшимися. Я провёл по ним языком, затем между ними, заставив его чуть приоткрыть рот. Коснулся ладонями его веснушчатых щёк, подбородка. Поцелуй сразу получился глубоким, хотя не то чтобы мы оба знали, как правильно это делать. Сенька послушно открывал рот и неловко подавался мне навстречу, пытался двигать языком, как я. Руками он крепко вцепился в ткань моей футболки. Я пришёл в себя, только когда обнаружил свою собственную ладонь под его рубашкой где-то на уровне живота. Сенька чуть дёрнулся от прикосновения к обнажённой разгорячённой коже, посмотрел на меня. В его взгляде было удивление и что-то ещё, что я не мог однозначно определить. Руку я поспешил убрать. Мне было жарко и тяжело дышать, я отпустил Сеньку и отвернулся. Мы по-прежнему сидели на берёзовом стволе, я опёрся локтями о свои колени. Заметил, как вполне однозначно топорщатся мои штаны. Сенька поёжился, как от мурашек по всей коже, отвернулся от меня, пытаясь перевести дыхание. Я, не в силах совладать с собой, снова придвинулся и обнял его со спины. Хотелось касаться и обнимать, не отпускать. Он такой тёплый, такой светлый, как крошечное солнце. И не отпущу, тогда твёрдо пообещал я сам себе. Просто решил так, не раздумывая, как вообще собираюсь это осуществить. А жаль. Подумать хорошенько мне бы следовало.