Dance of The Dragonwolf

      Деймон Таргариен       - С заплаканными щеками и искренней мольбой Лианна умоляла Деймона, ее голос дрожал от волнения, ее тело распростерлось на кровати, как хрупкий цветок. - Обещай мне, Деймон, - умоляла она, ее голос эхом разносился по комнате. - Я хочу, чтобы меня похоронили там. Я все еще принадлежу дому Старк. Я хочу быть похороненной там, где были похоронены все мои предки, - пока ее слова повисали в воздухе, ощутимое напряжение наполнило комнату, охватив Деймона, который сидел на краю кровати, покачивая головой в торжественном отказе.       - Я не допущу, чтобы тебя похоронили под землей, окружив тьмой. Ты заслуживаешь быть похороненным там, где была похоронена королева Рейнис, где Висенья, Валейна, где были похоронены все королевы Таргариенов, - запротестовал Деймон, не желая этого слышать. Поскольку ее здоровье ухудшалось с каждым днем, Лианна инициировала сердечную дискуссию, выразив свое искреннее желание найти утешение на священных землях Винтерфелла. Это было место, где ее мать обрела вечный покой, священное святилище, в котором хранились бережно хранимые останки ее предков, бабушек и дедушек, место, перекликающееся с отголосками ее родословной.       - Всех Старков всегда хоронили в Винтерфелле. - Когда Лианна попыталась урезонить его, ее изящная ручка крепко сжала его руку, Деймон резко стряхнул ее, его глаза наполнились решимостью. Деймон покачал головой с силой, которая отражала его непоколебимое несогласие, каждой клеточкой отвергая эту идею.       - Нет, - яростно прорычал Деймон, его голос резонировал с волной внезапного гнева, которая прокатилась по комнате и послала мурашки по спине Лианны. Однако, когда его пронзительный взгляд остановился на ней, огненная ярость сменилась глубоким чувством раскаяния, которое плавало в их глубине. Нежным прикосновением его рука изящно обвела контуры щеки Лианны, жест, который красноречиво говорил о любви, которая все еще скрывалась за его бурной внешностью.       А затем губы Деймона прижались к нежной коже Лианны, оставляя нежный поцелуй на ее щеке. Тепло его прикосновения сохранялось, горько-сладкое напоминание о страсти, которая когда-то поглотила их.       Ему было ненавистно, что она обсуждает то, что он никогда не хотел обсуждать, но он знал, что им это необходимо, и мысль о том, что ее похоронят далеко на Севере, не нравилась ему. Деймон этого не хотел. Он хотел, чтобы она была похоронена на Драконьем Камне, где он мог бы навещать ее столько раз, сколько захочет.       Когда их пальцы переплелись, Лианна нежно обхватила подбородок Деймона, направляя его взгляд в свои собственные серьезные глаза. Прикосновение ее изящной руки и нежность в голосе выдавали глубину ее мольбы. Одинокая слезинка скатилась по щеке Лианны, блестя, как бриллиант в лунном свете, когда она умоляла его, ее голос был наполнен смесью уязвимости и решимости. - Деймон, обещай мне, - прошептала она, ее слова повисли в воздухе, как хрупкая нить. Последовала мгновенная пауза, напряженная тишина, от которой у них перехватило дыхание, когда рот Деймона начал формироваться в ответ. И все же, прежде чем слова успели сорваться с его губ, он заколебался, плотно закрыв рот.       Когда Деймон опустился на колени перед кроватью Лианны, крепко сжимая мягкие, успокаивающие простыни, воздух наполнился безошибочно узнаваемым запахом смерти. Лианна неподвижно лежала на кровати, ее тело было окутано девственно белым матрасом, как будто она стала единым целым с неземной тканью. Деймон жаждал еще раз мельком увидеть ее лицо, запечатлеть в своей памяти образ ее сияющей красоты, ее трепетного и радостного выражения лица, которое принесло ему столько счастья.       Однако, созерцая ее лицо, он с тяжелым сердцем осознал, что реальность будет далека от желаемого образа. Вместо этого он столкнулся бы с холодом смерти, ее некогда живые черты теперь лишены розовых оттенков жизни. И все же в глубине души Деймон непоколебимо цеплялся за образ Лианны, навсегда сохранив ее в своем сознании как воплощение здоровья, красоты и безудержного счастья.       Мысль о том, что ее лицо увядает с течением времени, тяжело давила на него, отбрасывая тень глубокой печали на его душу. Простая мысль о том, что ее нежные черты будут съедены прожорливыми личинками, стирая все следы ее существования, повергла Деймона в пучину безутешного горя.       Деймон, поглощенный непроницаемой завесой печали, невольно оказался в ловушке вневременного царства сердечной боли; он не мог понять, как долго это продолжалось. С того момента, как Лианна пала в объятиях смерти, он непоколебимо стоял на коленях в изножье ее кровати, его непоколебимое бдение свидетельствовало о глубине его любви. Несмотря на благонамеренное вмешательство многочисленных слуг, бесстрастных охранников и даже его собственного отца, который умолял его уйти и доверить последние обряды Лианны нежной заботе Безмолвных сестер, Деймон отказался прислушаться к их мольбам. С неистовой решимостью, порожденной ненасытным стремлением сохранить ее дух рядом, он решительно цеплялся за святилище ее присутствия, стремясь к эфемерному продлению их совместного существования, хотя бы еще на одно мимолетное мгновение.       Эйнар еще не пришел к нему, но отец сказал ему, что его сын нуждается в нем, что он тоже скорбит и нуждается в своем отце. Деймон знал это, но он не хотел оставлять Лианну. Он хотел побыть с ней еще немного.       В конце концов, с момента смерти Лианны прошло несколько часов. Деймон, поглощенный всепоглощающим горем, охватившим саму его душу, пребывал в состоянии вечной мольбы перед местом ее последнего упокоения. Вцепившись в простыни с отчаянным пылом, его дрожащие руки искали утешения в осязаемых остатках их совместного существования.       Его заплаканное лицо прижималось к нетронутому белому матрасу. С каждым затрудненным вздохом симфония скорби эхом отдавалась в его существе, а на его налитых кровью глазах были неизгладимые отпечатки бесчисленных слез, пролитых в муках. Щеки распухли, его лицо свидетельствовало о глубине его горя. И все же, когда первые лучи зарождающегося дня пробились сквозь завесу тьмы, лаская его усталое лицо, Деймон глубоко вздохнул, черпая силы в обещании нового рассвета.       Когда первые лучи солнечного света мягко проникли в спальню, лаская лицо Деймона своими теплыми объятиями, он обнаружил, что находится на грани того, чтобы заговорить, страстно желая пробудить Лианну ото сна. Однако горько-сладкая реальность быстро затопила его разум, напомнив, что такой жест был бы напрасным, поскольку пробуждение Лианны навсегда осталось недосягаемым. Он столько раз пытался, умоляя ее проснуться, но она не просыпалась; она никогда больше не проснется. Деймон почувствовал, как его глаза снова наполняются слезами.       Когда Деймон в одиночестве опустился на колени в тускло освещенной комнате, его разум начал блуждать, погружаясь в мысли о своем любимом сыне Эйнаре. Укол беспокойства кольнул его сердце, когда он задумался о том, где в этот самый момент может находиться сын и как у него дела. В его глазах промелькнуло разочарование, потому что Эйнара не было рядом. Тишину нарушил безошибочно узнаваемый звук шагов, их целеустремленный ритм эхом разносился по коридорам, приближаясь с каждой секундой. Волна надежды захлестнула грудь Деймона, на мгновение убедив его в том, что приближающаяся фигура может быть его дорогим сыном. Однако по мере того, как шаги приближались все ближе, их вес и резонанс выдавали их истинную природу. Они были тяжелыми, слишком крепкими и могущественными, чтобы принадлежать его маленькому сыну.       Деймон не пошевелился, когда шаги приблизились; вскоре кто-то вошел в комнату. Принц не повернулся к ним лицом, когда внезапно услышал позади себя голос своего старшего брата.       - Деймон, я думаю, тебе пора встать, - мягко пробормотал Визерис, его голос был пронизан оттенком меланхолии, в то время как его рука нежно поглаживала плечо Деймона. Опустившись на колени возле кровати, прижавшись лицом к матрасу, Деймон яростно замотал головой, отказываясь принимать открывшуюся перед ним реальность. Часть его действительно желала, чтобы это был Эйнар, тот, кто пришел вместо Визериса.       С озабоченным выражением на лице Визерис повернулся к своему брату Деймону, его голос был полон беспокойства и оттенка обвинения, когда он умолял: - Деймон, все беспокоятся за тебя. Эйнар нуждается в тебе сейчас больше, чем когда-либо. Ты оставишь его одного?       - Где мой сын? Почему он не пришел сюда? - потребовал он, его слова были едва громче приглушенного шепота. Игнорируя попытку брата подбодрить его. Время тянулось, удлиняясь с каждой секундой, пока единственным звуком, достигавшим ушей Деймона, не стала отдаленная симфония волн, разбивающихся о берег, навязчивое напоминание о необъятности мира за этими стенами и неопределенности, которую он таил.       - Деймон, твой сын был здесь. Он был рядом с тобой весь первый день! - Визерис ответил с оттенком замешательства. Его брови нахмурились; услышав это, Деймон выглядел почти затуманенным, приподняв голову с кровати.       - В первый день? - спросил Деймон в замешательстве, зная наверняка, что не помнит, чтобы сын был рядом с ним; Деймон был уверен, что прошел всего один день со смерти Лианны.       - Да, - прошептал Визерис, и в его голосе прозвучала смесь печали и беспокойства, когда он деликатно затронул тему, которая тяжелым грузом лежала у него на душе. - Он ночевал у королевы с тех пор, как умерла Лианна; ты нужен ему. - Визерис сделал паузу, его глаза наполнились сочувствием, когда он встретился взглядом с Деймоном. - Все рядом с ним, но он нуждается в тебе. Его отце. Единственный, кто у него остался. - Слова Визериса лились с чувством срочности, в его голосе звучала мольба, когда он умолял Деймона сделать шаг вперед и пойти побыть со своим сыном.       В своем непоколебимом стремлении поднять настроение кузену Рейнира использовала все мыслимые методы, которые ранее вызывали радостный смех у Эйнара. Ее усилия натолкнулись на глухие уши и унылое сердце, ибо горестные слезы принца продолжали литься не переставая. Это было действительно ошеломляющее зрелище, потому что даже в утешение увлекательной книге эмоции захлестывали его, приводя к неутихающим рыданиям. Несмотря на коллективное упорство окружающих, мальчик оставался невосприимчивым к их усилиям, охваченный неукротимым отчаянием.       Визерис почувствовал, как у него самого защемило сердце, когда он увидел, что маленький мальчик плачет. Он знал, насколько хорошим другом он был для Рейниры, и вид племянника в таком состоянии поверг Визериса в глубокую печаль; Рейнира хотела помочь, даже посоветовала кузену пойти и посмотреть Драконью Яму, но Эйнар просто замкнулся в себе и никого не хотел слушать.       В первую ночь Визерис сказал Эмме, что Эйнар может спать с Рейнирой в надежде, что он не будет чувствовать себя одиноким, но королева Алисанна взяла инициативу в свои руки и пригласила правнука переночевать в ее спальне.       Все ожидали, что Деймон отправится к своему сыну после первого дня, но теперь Деймон все еще не подавал признаков того, что собирается покидать спальню; несмотря на то, как усердно все пытались убедить его, что Эйнар нуждается в своем отце, Деймон не покидал спальню и просто скорбел о Лианне.       Король Джейхейрис даже предложил силой вывести его из зала, сказав, что принцессе Лианне нужен покой, но Бейлон быстро отверг эту идею, сказав, что Деймон, скорее всего, убьет любого, кто попытается его увести, нет, если Деймон покинет зал, то только самостоятельно, а не силой.       Визерис снова пришел к своему младшему брату, пытаясь переубедить его, пытаясь напомнить ему о сыне, который нуждался в нем больше, чем когда-либо, пытаясь напомнить ему, что у него все еще кто-то есть.       - Деймон, - громким голосом позвал его Визерис, привлекая внимание брата. - Ты нужен Эйнару. Твой сын один. Ему нужен его отец. - Визерис пытался убедить его, но Деймон не хотел уходить.       С нежной тишиной в голосе Визерис произнес имя "Деймон", осторожно опускаясь на пол, и его окутала атмосфера торжественности. Опустившись на колени рядом со своим младшим братом, он наклонился ближе, его глаза были полны тихой печали. Когда тяжесть их общего горя тяжело повисла в воздухе, Визерис задал мучительный вопрос, его голос был полон эмоций: - Ты помнишь, что сказал мне, когда умерли наши брат и мать? - Нежно он положил успокаивающую руку на дрожащую спину Деймона, ища утешения в этом общем моменте уязвимости.       Ошеломленный воспоминаниями, Деймон сдерживал слезы, с трудом сглатывая в попытке сдержать свою печаль. В глубине души все, что осталось от их любимого брата, - это завораживающе прекрасная глубина его фиолетовых глаз, навсегда запечатлевшаяся в их сердцах. Они жаждали вспомнить больше, сохранить частички своего младшего брата, но все, что осталось, - это слабые следы ниспадающих серебристых локонов их матери, нежное напоминание о любви, которая когда-то наполняла их жизни.       Когда Визерис напомнил об этом своему брату, его собственные глаза наполнились слезами, хотя прошло много лет. Весомость слов брата эхом отдавалась в его сознании, каждый слог вызывал яркие воспоминания. - Ты сказала мне, - начал он дрожащим голосом, - что всегда будешь защищать меня. Слова повисли в воздухе, отяжелевшие от смеси тоски и сожаления. Визерис все еще слышал эхо голоса своего брата, призывавшего его выйти на улицу и поиграть, окунуться в радости детства.       Но в руководстве его брата была и другая сторона - суровость, которая проистекала из любви и заботы. - Наша мама, - сказал его брат, - ты сказал мне выйти на улицу и поиграть. Ты сказал мне, что нашей матери было бы стыдно за меня, если бы я провел весь день в слезах, что я разозлил бы её, если бы просто сидел в углу и плакал весь день. - Образ разочарованного взгляда матери промелькнул перед его глазами, став мощным стимулом для преодоления боли. И все же, несмотря на прошедшее время, Визерис не мог не чувствовать, как его глаза наполняются слезами всякий раз, когда он погружался в глубины своих воспоминаний; его сердце все еще болело по любви и утешению, которые он потерял.       - Визерис, оставь меня в покое, - потребовал голос Деймона с ноткой разочарования, его голова затряслась в решительном отказе. И все же, несмотря на непреклонную мольбу Деймона, Визерис, на лице которого отразился глубокий вздох печали, шагнул вперед, протягивая руки, чтобы заключить брата в утешительные объятия. Безмолвно заверяя Деймона, что его мольба не осталась без внимания и что Визерис останется на его стороне.       - Оставить тебя в покое? - спросил Визерис твердым и решительным голосом. Он непреклонно смотрел на Деймона, его глаза горели напряженностью. - Ты хочешь сказать, что я должен просто оставить тебя в покое? - Его голос повышался с каждым словом, наполненный смесью разочарования и гнева. Комната, казалось, затрещала от напряжения, когда Визерис продолжил, его тон становился все более напористым. - Тогда почему ты не оставил меня в покое в тот день? Почему ты не оставил меня в одного? - Его слова повисли в воздухе, отяжелевшие от обвинения. Деймон, чувствуя тяжесть взгляда Визериса, закрыл глаза, его разум переполняло сожаление. Ища утешения, он наклонился вперед, уткнувшись лбом в мягкий матрас кровати, словно ища утешения внутри себя.       - Эйнар одинок, Деймон. Прошло уже три дня. Ты нужен ему точно так же, как был нужен мне в тот день. Ты действительно думаешь, что Лианна была бы счастлива узнать, что мужчина, которого она любила, бросил их ребенка? - спросил Визерис.       Деймон непроизвольно издал тихий вздох, который сорвался с его губ, как мимолетный глоток воздуха. Его брови, обычно сведенные с выражением уверенности, поднялись в недоуменном танце замешательства. - Три дня! - прошептал он едва слышно.       Вспышка недоверия промелькнула в его глазах, на мгновение затмив течение времени, когда он попытался осознать, что целых три дня без особых усилий ускользнули у него из рук. Когда тяжесть этого откровения обрушилась на его сознание, Деймон не мог не выразить словами тот вихрь мыслей и эмоций, который поглотил его.       - Неужели действительно прошло три дня? - он размышлял вслух, его слова прорезали тишину, как легкая рябь на спокойном пруду.       В этот уязвимый момент он почувствовал, как теплые объятия брата обволакивают его, притягивая ближе в успокаивающем жесте.       - Да, Эйнар нуждается в тебе; он нуждается в тебе так же, как нуждался в тебе я, - подтвердил Визерис; Когда на него навалился груз эмоций, Деймон, охваченный горько-сладкой смесью печали и тоски, деликатно закрыл глаза, позволив одинокой слезинке скатиться по щеке, только чтобы обнаружить утешение на нетронутом просторе белоснежной ткани кровати. Когда он снова открыл глаза, в его взгляде сверкнула решимость; он повернулся, чтобы посмотреть на своего старшего брата.       - Где мой сын? - спросил Деймон.       Эйнар Таргариен       Когда золотые лучи утреннего солнца коснулись лица Джона, его окутало нежное тепло, заставившее его глаза распахнуться. Однако, когда его усталые веки приоткрыли окружающий мир, некогда знакомый прилив чистого восторга, сопровождавший каждое пробуждение, растворился в воздухе, оставив после себя зияющую пустоту меланхолии и тоски. Тяжесть печали и пронзительное чувство утраты теперь поглощали каждую клеточку его существа, отбрасывая мрачную тень на его некогда живой дух.       Королева Алисанна приказала поставить в своих покоях дополнительную маленькую кровать, чтобы правнук мог поспать; прошлой ночью Эйнар спал, пока его прабабушка рассказывала ему истории о своей юности, пытаясь отвлечь его от всего, что произошло.       Пока слезы текли по его маленькому личику, юный принц размышлял над глубоким вопросом, который эхом отдавался в глубинах его сознания: "Почему я жив?" С каждым ударом сердца, гулко бьющегося в груди, волна любопытства и экзистенциального удивления захлестывала его существо. Эйнар поднялся с кровати, его босые ноги коснулись ледяного пола внизу. В этот момент леденящая дрожь пробежала по его молодому телу.       И снова тревожная дрожь пробежала по его телу, заставляя конечности бесконтрольно дрожать. Его дыхание стало поверхностным и учащенным, как будто он отчаянно хватал ртом воздух в удушливом тумане. Зрение Эйнара, некогда острое и сфокусированное, теперь казалось искаженным и размытым, как будто он вглядывался сквозь туманную завесу. Разочарованный, он обвел взглядом тускло освещенную комнату, надеясь на некоторую ясность, но каждый предмет и поверхность, казалось, сливались в неразличимую массу. В отчаянной попытке успокоиться мальчик глубоко вдохнул, но вдох получился странно пустым, оставив у него жуткое ощущение, что он вообще не сделал ни единого вдоха.       Голосом, полным опасений и уязвимости, Эйнар тихо прошептал: - Мама, Папа! - В его словах слышалась едва уловимая дрожь, отражавшая страх, который танцевал в его сердце. Крепко обхватив себя за ноги, словно ища утешения в их объятиях, он попытался оградить себя от неумолимой хватки Жестокого мира. В этот трудный момент Призрак подошел к нему с непоколебимой преданностью. Нежным прикосновением своего бархатистого языка к заплаканному лицу Эйнара Призрак стремился передать ему чувство комфорта и ободрения, напоминая Джону, что он никогда не был одинок перед лицом невзгод.       Сердце Эйнара отяжелело от горя, когда он осмелился закрыть глаза, сжимая их до тех пор, пока ему не показалось, что боль пронзит все его существо. В этот мимолетный момент он отчаянно цеплялся за проблеск надежды, что кончина его матери была не более чем жестоким плодом его воображения, мучительным кошмаром, который рассеется с утренним светом. Но когда его ресницы распахнулись, реальность обрушилась на него безжалостной волной, разбивая вдребезги все остатки отрицания. Правда пронзила его душу с безжалостной точностью: его любимой матери больше не было. Никогда больше ее нежные губы не украсят его лоб поцелуем на ночь, и никогда больше ее успокаивающий голос не успокоит его беспокойные мысли.       Взгляд Эйнара неумолимо притягивало изящное серебряное ожерелье, украшавшее его шею, драгоценный сувенир, подаренный ему матерью, единственный ощутимый остаток их прочной связи. Когда ловкие пальцы мальчика с предельной нежностью обхватили ожерелье, он не мог не восхититься его неземной красотой, опасаясь, что простое прикосновение может разрушить его изящную форму, подобно нежному цветку, подхваченному порывом бурного ветра. Тем не менее, со смесью трепета и почтения он осторожно повесил серебряную фамильную реликвию себе на шею, почувствовав мгновенный прилив тепла, разливающийся по всему его телу.       Эйнар встал, его маленькие ножки сами собой двинулись к двери; юный принц медленно открыл ее. Он не удивился, увидев, что сир Райам, как обычно, охраняет дверь. После смерти Лианны сир Райам отказывался оставлять принца Эйнара одного, если только кто-то из королевской семьи не прикажет ему сделать это. Сир Райам был готов поприветствовать юного принца, но тот опередил его.       Когда утреннее солнце окрасило небо в золотистые тона, Эйнар, облаченный в царственный наряд, подошел к сиру Райаму с усталой улыбкой. - Доброе утро, сир Райам, - поприветствовал он, и в его голосе прозвучали нотки меланхолии, лишенные обычной бодрости и жизнелюбия. Некогда лучезарная радость, плясавшая в его глазах, теперь угасла, оставив после себя глухое эхо, как будто призрак шептал его губами.       Сир Райам почтительно поклонился. Его глаза, полные сочувствия, встретились со взглядом Эйнара, когда он спросил: - Ваша светлость, я могу вам чем нибудь помочь?       - Вы можете вернуть мою маму обратно, сир? - спросил Джон, глядя на старого рыцаря пустым взглядом, как будто он был живым мертвецом; Эйнар знал, что нечестно говорить что-то подобное, это не вина сира Райама, но в течение стольких лет он верил, что наконец-то нашел свою семью, то, чего ему так не хватало с самого начала, только для того, чтобы жестокость судьбы вновь нанесла свой удар.       Сир Райам закрыл рот. Ему действительно хотелось помочь юному принцу. Если бы у него был способ отдать свою собственную жизнь за леди Лианну, он бы сделал это без колебаний.       С тяжелым сердцем и голосом, окрашенным печалью, сир Райам, чьи доспехи сверкали в зале, обратился к принцу приглушенным тоном: - Я не могу, ваша светлость. Я молился, чтобы моя собственная мать вернулась ко мне, но это не возможно, - пока его слова повисали в воздухе, мрачная тишина окутала комнату, нарушаемая только мерцающим светом свечей, отбрасывающим жуткие тени на каменные стены. Эйнар внимательно наблюдал за сиром Райамом, на его обычно невозмутимом лице теперь отразилась редкая уязвимость. Ибо в этот мимолетный миг принц увидел ту сторону сира Райама, которая долгие годы оставалась скрытой за его стоическим фасадом.       Голос мальчика дрожал, когда он осторожно обратился к сиру Райаму: - В-вы потеряли свою маму, сир? - Слова вырвались прежде, чем он смог полностью осознать их значение, и его немедленно охватил приступ сожаления. Джон поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с сиром Райамом, готовый принести искренние извинения за свою неосмотрительность. Однако, к его удивлению, сир Райам встретил его взгляд с непоколебимой решимостью и, ни секунды не колеблясь, приступил к ответу на вопрос Эйнара, ничуть не смущенный щекотливостью темы.       - Всё верно, ваша светлость. Я потерял ее в тот же день, когда потерял свою единственную сестру, - ответил сир Райам со стоическим выражением лица; несмотря на то, что он вновь пережил то, что хотел забыть, сир Райам все же ответил на вопрос принца без колебаний и не выказал чувства печали, несмотря на тему, он держался спокойно и собранно.       Эйнар застыл в коридоре, в его голове бушевала бурная смесь эмоций. Вес его слов тяжело повис в воздухе. Сожаление затопило его сердце, когда он осознал, какое впечатление произвели его слова на старого рыцаря. Оказавшись во власти неуверенности, принц нашел утешение в знакомых каменных коридорах Красного Замка. Его окутала тишина, нарушаемая только ритмичным постукиванием доспехов Райама.       - Мне очень жаль, сир Райам, - искренне извинился Эйнар.       - Здесь нечего прощать, принц Эйнар, - быстро сказал сир Райам с выражением благодарности на своем старом лице.       Вскоре он добрался до места, где Королевская семья прервала свой пост. Все повернулись, чтобы посмотреть на него, когда он вошел в комнату; Рейнира быстро встала со своего места, подбежала к нему и обняла кузена. Последний обнял ее в ответ, но не с той радостью, которая была у него всегда.       - Эйнар, Лейна прибудет завтра, - быстро сказала Рейнира, высвобождаясь из объятий с самой яркой улыбкой, на которую была способна. Она знала, как всегда радовался Эйнар, когда Лейна навещала их, и надеялась, что на этот раз будет так же. Она надеялась, что он улыбнется ей, чтобы показать хоть малую толику того, кем был кузен, но лицо принца не изменилось. Он не улыбнулся. Вместо этого он просто отвернулся от Рейниры, прежде чем пройти на свое место, оставив кузину со слезами на глазах.       Когда утреннее солнце мягко просачивалось сквозь окна, отбрасывая теплый свет на стол для завтрака, спокойная атмосфера окутала Эйнара, когда он сидел рядом со своими почитаемыми прабабушкой и прадедушкой. Воздух был наполнен приглушенной тишиной, нарушаемой только симфонией едва уловимого жевания и негромким звоном столовых приборов о фарфор. Семья наслаждалась трапезой в мирной гармонии, пока Визерис внезапно не встал со своего места, привлекая всеобщее внимание.       - Отец, прошло три дня с тех пор, как скончалась наша дорогая Лианна. Я пойду и поговорю с Деймоном. - Внезапно заявил Визерис; услышав это, Эйнар быстро встал со своего места.       - Дядя Визерис, мне пойти с вами? - спросил Джон, думая, что было бы лучше, если бы он был со своим дядей. Торжественно покачав головой, Визерис осторожно приблизился к своему племяннику, пока не встал рядом с ним. Прикосновение его руки к плечу мальчика принесло успокаивающее тепло.       - Нет, мой дорогой мальчик, - ответил Визерис, его голос был полон теплоты и решимости, - но я обещаю тебе, я смогу убедить Деймона вернуться к тебе; твой отец скоро будет с тобой. - Нежным жестом он запечатлел нежный поцелуй на макушке племянника, и тот собрался с силами, чтобы выдавить слабую улыбку благодарности.       - Спасибо тебе, дядя.

***

      Покончив с завтраком, он бесцельно брел по длинному коридору, сопровождаемый сиром Райамом и Призраком, когда Эйнар внезапно почувствовал жар в груди. Ему казалось, что в его груди горит огонь и распространяется по всей груди. Это было похоже на тепло; Джон быстро ускорил шаг. Когда он начал спускаться по лестнице, сир Райам быстро последовал за ним.       Когда сир Райам настойчиво позвал, его голос был пронизан почтением: - Ваша светлость! - Эйнар предпочел остаться глух к словам рыцаря. Ничуть не смущенный тем, что его прервали, Эйнар размеренными шагами спустился по парадной лестнице, в каждом шаге звучали решимость и целеустремленность. Непоколебимая решимость вела его все глубже в лабиринт коридоров Красного Замка, пока он не обнаружил, что стоит у входа в тускло освещенный подвал.       Подвал был большим, его темные глубины окутывала жуткая атмосфера. Мерцающий свет факелов, прикрепленных к выветренным каменным стенам. Это подземное помещение, когда-то использовавшееся для хранения, стало убежищем для гнусных созданий ночи - царством, где сновали крысы, и все же среди этого логова паразитов - останки Балериона, Черного Ужаса, легендарного дракона древности. Его колоссальный череп больше, чем целая карета, запряженная упряжкой могучих скакунов.       Эйнар медленно подошел к огромному черепу. Только один зуб был больше его, и, несмотря на отсутствие глаз, Джону казалось, что череп дракона наблюдает за ним, несмотря на то, что глаз не было, только пустое отверстие там, где когда-то были глаза.       На тщательно вырезанном пьедестале, элегантно приподнятом на два фута над землей, покоился череп Балериона. Залитое завораживающим сиянием, благодаря мерцающим свечам, стратегически расположенным по сторонам света, неземное освещение отбрасывало чарующий свет на обветренные кости величественного дракона, который когда-то парил в бескрайних небесах с неукротимой мощью.       Эйнар медленно поднял взгляд, остановившись на пустых глазницах колоссального черепа, стоявшего перед ним. Похожее на пещеру помещение было окутано жуткой тьмой, нарушаемой лишь мерцающим сиянием множества свечей, стратегически расставленных вокруг огромных останков Балериона, легендарного дракона. Джон вдруг вспомнил, как однажды он посетил Караксеса в одиночку, без разрешения отца.       - Я не беспокою Караксеса, отец. Смотри, - произнес Эйнар своим тоненьким голоском, указывая рукой на дракона, который промурлыкал в знак согласия; Джон знал, что если бы дракон мог говорить, он бы сказал "Да".       Деймон, не видя выхода из сложившейся ситуации, испустил долгий вздох, прежде чем схватить сына, взять его на руки и поцеловать в щеку. - Клянусь, ты такой же, как твоя мать, - мягко произнес Деймон добрым тоном, предназначенным только для его сына, и ни для кого другого.       Улыбка Эйнара слегка дрогнула, но он быстро подумал о чем-то другом. - Скоро костагон эман иа залдризес? Лаена се Рейнира вестрас эмильза мере адери. (Когда я смогу завести дракона? Лейна и Рейнира говорят, что скоро у них будут свои драконы). - спросил его Эйнар с умоляющими глазами, зная, что это была самая большая слабость его отца.       Деймон рассмеялся, когда они шли по длинному коридору из Драконьего Камня.       - Аоха лэси ва найка биса джеда, Эймон. Мериизула брози тубисса. Умбагон эва, ты - брози тубисса. (На этот раз твои щенячьи глазки на меня не подействуют, Эйнар. И тебе всего четыре года. Подожди, пока тебе не исполнится шесть.       Эйнар надулся, прежде чем положить голову ему на грудь, и вскоре заснул у него на руках, когда отец отнес его в спальню.       Наблюдая за спящим сыном, Деймон поймал себя на том, что улыбается. - Скоро у тебя будет свой дракон, и однажды. Железный трон будет твоим, - пообещал Деймон, приводя сына в свою спальню. Убедившись, что его сын мирно спит, Деймон поцеловал его в лоб, прежде чем покинуть спальню.       Эйнар почувствовал, как при воспоминании у него защипало глаза, но он не позволил себе расплакаться. "Во мне течет кровь Дракона и Старков", - подумал он с горящей страстью в глазах.       Глядя снизу вверх на Балериона, он чувствовал, что великолепный череп смотрит на него в ответ. Словно разговаривая с ним, мерцающее пламя свечей, окружающих череп дракона, внезапно погасло, погрузив Джона в бездну полной темноты. Глубокая тишина нарушалась лишь слабым шуршанием снующих вокруг маленьких существ.       Подвал снова был освещен мерцающим пламенем свечей, отбрасывавшим танцующие тени на истертый каменный пол. Эйнар, который был окутан тьмой, испытал ошеломляющее чувство облегчения, когда окружающее снова обрело четкость.       Как только он начал приходить в себя, слабый звук шагов эхом разнесся по подвалу, становясь громче с каждым мгновением. Заинтригованный и слегка встревоженный Джон обернулся, сердце бешено колотилось у него в груди. И там, стоя перед ним, был его отец. Его бледный цвет лица и налитые кровью глаза свидетельствовали о слезах, струившихся по его щекам. Зрелище было настолько поразительным, что Эйнару пришлось побороть желание протереть глаза, наполовину веря, что его усталый разум играет с ним злую шутку.       С тяжелым сердцем принц бросил взгляд на своего отца, чьи глаза были полны глубокой печали, которая, казалось, давила на него. Деймон вырвался из невидимых цепей, которые сковывали его, и бросился к сыну, раскинув руки.       - О-отец! - Голос Эйнара задрожал, сдавленный смесью облегчения и переполняющих эмоций, когда он оказался в объятиях своего отца. Тепло рук Деймона обвилось вокруг него, прижимаясь к нему так, словно он боялся, что сам факт того, что он отпустит его, заставит его сына раствориться в воздухе.       В этом нежном объятии они прижимались друг к другу, их сердца бились синхронно, находя утешение в привычности их связи. Когда Джон уткнулся лицом в плечо отца, он мог слышать ровный ритм сердцебиения Деймона.       - Я никогда не оставлю тебя одного, Эйнар. Я обещаю, - прошептал Деймон, его голос был полон искренности.       Наш сын будет счастлив, Лианна. Я обещаю тебе.