***
Неделя прошла, пусть и настолько медленно, что для Филзы она больше напоминала тягучий месяц. Мужчина думал, что за такое время уже полностью смирился с мыслью о том, что будет сегодня. Но… когда его выволокли и усадили в машину, он вдруг отчëтливо осознал, что чувствует страх. Не смерти, нет. Неизвестности. Дрим угрожал казнью, Эрет клялся спасти от неë, и ключевым вопросом было то, кто из них сегодня победит в суде. Самому Филу ведь ещë и адвоката обещали — значит, должен быть и тот, кто будет пытаться оправдать его совсем. Это внушало какую-то надежду — призрачную, слабую, но стоящую перед глазами, будто окутанный туманом маяк. Но даже это не успокаивало страх. Он продолжал кружится тревожной птицей, напоминал ворону, когтистыми лапами вцепившуюся в волосы, бьющую клювом по затылку, не позволяя забыть о себе. Впрочем, он развеялся, когда изобретатель вошëл — вернее, когда его втащили — в зал суда. Ведь неизвестность обрела ясность. Пустой стул на месте его адвоката, Дрим с тонкой хищной улыбкой на месте истца, незнакомый прокурор, переглядывающийся периодически с премьер-министром, и тревожно сжимающий пальцами трость Эрет на своëм, особом месте в отдалении. Пожалуй, единственный, кого нельзя было прочесть по внешним признакам, был главный судья — холодное выражение, с которым он перебирал бумаги на своëм столе, не выражало ни сочувствия, ни ненависти к подсудимому. Вот уж действительно тот, кто просто делает свою работу. Когда собрались все, включая желающих полюбоваться столь уникальным делом, судья поднялся, громким ударом молотка призывая зал к абсолютному молчанию. Кажется, только тогда Филза услышал, за что его вообще обвиняют — не столько за наличие сознания у Техно, сколько за сам факт создания несанкционированного робота. После минувшей войны бывшая премьер-министр выдвинула инициативу закона об обязательной регистрации всех машин, используемых среди гражданских — и король согласился с ней в необходимости подобного. Едва ли тогда он знал, что в последствии ему придëтся судить своего близкого друга из-за преступления этого злосчастного закона. Стоило судье закончить чтение обвинения, как, казалось бы, должно было начаться настоящее словесное сражение, от которого определилась бы судьба горе-изобретателя — но на деле это куда больше напоминало медленное погружение в бесконечное озеро. Уверенный, поставленный голос Дрима давил каждым новым фактом, от каждой его реплики судья всё больше хмурился, а присутствующие перешëптывались, с какой-то опаской смотря на Филзу, нервно сжимающего губы. И вместе с этим сам обвиняемый то и дело смотрел на Эрета — тот молчал, его пальцы сжимали навершие изысканной трости, а лицо пребывало в каком-то странном, задумчивом состоянии, и казалось, будто само заседание он слушает вполуха. Одному богу известно, как Фил не сорвался на то, чтобы окрикнуть монарха. Он обещал помочь, так почему сейчас не делает буквально ничего?! Но изобретатель сдержался. Не произнëс ни слова и король. Заседание тянулось невероятно долго — мерный тик висящих здесь часов уже начинал вызывать лëгкую болезненную пульсацию в висках, ровно в такт маятнику. Со временем даже сам Фил потерял интерес к происходящему — его разум медленно, тяжело и туго пытался смириться с неизбежным. Никто здесь не стремился его защитить. Исход был ясен — он умрëт. — Что ж... — Наконец, когда Дрим и прокурор завершил свои долгие высказывания, начал судья, поднимаясь. — Приняв во внимание всë выслушанное, суд удаляется для вынесения приговора. Вместе с судьями поднялся и Эрет — он бросил быстрый взгляд в сторону Фила, будто пытаясь заверить его, что всë будет хорошо одними глазами — а затем вышел с ними в другое помещение, пока весь зал возбуждëнно обсуждал всë случившееся и гадал, каким же будет решение суда. Впрочем, «гадал» — слишком громкое слово. Все и так всë понимали. Филза же сидел хмурый, сцепив руки в замок и даже не пытаясь вслушаться в этот щебет студентишек юридических факультетов. Он отчëтливо чувствовал, когда на него падал насмешливо-удовлетворëнный взгляд Дрима — и лишь сильнее сводил брови. Его разум пытался смириться с мыслью о нависшей смерти, — в этом у Филзы, как и у других, не было даже малейших сомнений к этому моменту— когда судьи и король вернулись в зал, и новый удар молотка совпал с тревожным ударом сердца изобретателя, что судорожно поднял голову на человека, что сейчас должен был решить его судьбу. Фил рефлекторно затаил дыхание… — Посовещавшись, суд пришëл к решению. — Тяжëлая, тревожная пауза, и внезапное: — Граф Филза Майнкрафт приговаривается к лишению дворянского титула и пожизненному лишению свободы. Сердце замерло. Неужели? Фил бегло посмотрел на Эрета. Тот с грустью поймал его взгляд и чуть, едва заметно улыбнулся — улыбка его была виноватая и вымученная. Конечно, ведь, так или иначе, это едва ли можно было назвать полноценной помощью. Скорее ничтожной пародией на неë. Зал же тем временем, кажется, потерял дар речи. Присутствующие были уверены в смертной казни, абсолютно уверены — и вдруг столь щадящий, в их глазах, приговор. Да что уж зал — даже лицо Дрима дрогнуло, на мгновение отразив непонимание. Его пальцы едва заметно напряглись, вдавливая подушечки в столешницу. Премьер метнул взгляд на короля, но затем лишь сжал плотнее губы и чуть прищурился. Он явно не планировал так легко сдаваться. Последний на сегодня удар молота был особенно громким. — Заседание объявляется закрытым.***
Очередная долгая, однообразная, шумная дорога. Шумная в основном за счëт гудения, скрипа и свистошипения двигателя — лишëнный любого подобия сонного состояния, Фил различал тонкости этих звуков даже сквозь слои металла, стремившиеся их заглушить. Наверное, в том была старая привычка бывалого инженера. Отчасти это сосредоточение на шуме машины помогало ему отвлечься от того, куда она двигалась. Внутри всë съëживалось от мыслей о том, где он теперь проведëт остаток жизни, которую, конечно, ему повезло сохранить — но вот какой ценой? Главная городская тюрьма была мрачным, суровым и холодным местом в отдалении от тех районов, где обычно бурлила жизнь. Когда-то это была крепость, и тот факт, что она стояла также твëрдо и нерушимо даже сейчас лучше всяких слов говорила о еë надëжности. Сбежать отсюда — удивительное везение и невероятный талант. Фил слеповато щурился, пока его тащили от машины к зданию — солнце непривычно ярко слепило, и только внутри мужчина привык к царившей там полутьме. Даже свет здесь стремился нагнать жути. Изобретатель понимал, что у таких как он едва ли есть право на хорошие условия, однако даже так его порядком тревожило то, куда его тащили охранники. Каждый новый поворот опускал коридор ниже и ниже, свет становился всë более и более тусклым, шум какой-никакой жизни приглушался всë сильнее и сильнее, пока не затих, обратившись в эхо его собственных шагов. Слабо освещëнный узкий коридор, пустые почти во всех смыслах камеры — Филза шикнул, когда его грубо толкнули (хотя, говоря откровенно, почти пнули) в одну из таких, шумно запирая дверь и оставляя его наедине с собой. Сначала изобретатель не осознал масштаб проблемы, лишь раздражëнным взглядом оглядывая место, где ему предстояло жить. А затем он осознал. Единственный источник света был у него за спиной, в коридоре. В пустом, звенящим тишиной коридоре. В соседних камерах не было ни души. Не было окон, чтобы сюда добирался шум живого города. Охрана если и стояла, то явно далеко. Здесь же буквально не было ничего. Ему предложили жизнь в бесконечном одиночестве и мраке, в сыром и холодном подземелье старой крепости. Рука сильно сжалась, и Филза тихо рыкнул. Вот такое спасение ему предложил Эрет? Вот такая у короля, у треклятого правителя целого государства помощь? Вот так выглядит его благодарность за возможность не стать инвалидом и не потерять престол семь лет назад?! Хотелось едва ли не рычать. Фил был уже готов разразиться тирадой в адрес «старого друга», — всë равно некому было слушать это — как осëкся, не успев начать, услышав чьи-то отчëтливые шаги. Металлический каблук и жëсткая выправка — мужчина подался к решëтке, стремясь разглядеть, кто же стал его первым посетителем... И отпрянул тут же, едва завидев легко вздымающиеся белоснежные волосы и словно даже в этом полумраке горящие зелёные глаза. Если в зале суда он выглядел раздражëнным из-за приговора, то сейчас на его губах снова змеилась улыбка — он окинул заключëнного высокомерным взглядом, прежде чем заговорил: — Наш король невероятно милосерден, не правда ли? Столь мягкое наказание за столь грубое преступление... — К чëрту такое милосердие, — прошипел Филза, сжимая рукой прут решëтки, прожигая премьер-министра злобным взглядом. — Ну почему же? Его Величество сохранил тебе — я же могу перейти на «ты», верно? — жизнь, позаботился о твоëм сыне. Тебе следует быть благодарным за подобное. Изобретатель почти рыкнул, настолько противно ему было слушать это. — Если ты пришëл сюда только чтобы почитать мне нотации... — Вы, — прохладно поправил Дрим, впрочем, не меняясь в лице. — И нет, что ты. Просто, сам понимаешь, Его Величество невероятно занятая персона, и ему некогда выбраться из дворца на окраины города. Но он просил сообщать, как ты — так что я зашëл сказать, что буду твоим частым гостем. На самом деле, ещë и единственным, но ты ведь и не рассчитывал, что тебя будет разрешено посещать? — Чуть тише премьер-министр добавил: — Да и, справедливости ради, кому вообще тебя посещать, если не мне? Фил раздражëнно свëл брови, стиснув зубы. Вся эта игра Эрета в милосердие уже начинала порядком подбешивать — даже просто быть застреленным уже выглядело куда более приятной участью, чем видеть постоянно лицо того, по чьей вине его семья теперь развалилась. — Тебе настолько не нравится моя компания? — наигранно-обиженно уточнил Дрим, пока в его глазах играла насмешливая искра. — Уж лучше абсолютное одиночество, чем ты, — почти что выплюнул Филза, демонстративно отходя от решëтки и отворачиваясь от противного до дрожи лица мужчины. Потому то, как дрогнуло выражение собеседника от очередного проявления неуважения, он не увидел. А голос премьер-министра был по-прежнему ровным и едва ли не весëлым: — Ну ничего, это временно. Ты привыкнешь — в конце концов, тут ты проведëшь остаток жизни. Может, мы даже успеем подружиться, — в конце он откровенно рассмеялся. — Впрочем, сейчас, смотрю, ты не особо настроен на разговор. А у меня нет времени долго препираться — работа не ждëт. Ещë увидимся, Филза. Металлические каблуки звонко стукнули вместе с тем, как Дрим развернулся на них — а затем стук удалился и затих во мраке коридора, и Фил наконец позволил себе тихо, неровно выдохнуть. Он обернулся: холодный взгляд упëрся в стену по ту сторону решëтки, и изобретатель мрачно нахмурился, сжимая кулаки. Нет уж, он не намерен просидеть в этой дыре остаток жизни. Он сбежит отсюда, и это лишь вопрос времени.