***
До конца рабочего дня оставалось около сорока минут, отчего Арсений всеми силами старался успеть закончить то, что запланировал на сегодня, чтобы не оставлять ничего на вечер и не сдвигать дедлайны. Неожиданно среди непрерывных стуков о клавиатуру раздался телефонный звонок, заставивший мужчину вздрогнуть. — Арс, Арс, Арс… — послышалось в трубке голосом лучшего друга. — Чего, чего? — Прервал активный словесный поток. — Она перезвонила! — Попов отодвинул гаджет от уха, сомневаясь в том, что его барабанные перепонки останутся целыми. — И предложила встретиться. Мы сегодня после работы увидимся, — Серёжа был так воодушевлен, что мужчина невольно улыбнулся. — Я очень рад за тебя, правда. Желаю удачи! Не облажайся там. Даже если Матвиенко ещё не влюбился, Арсений был уверен, что это случится очень скоро, что вызывало довольно смешанные эмоции. — Уж постараюсь, — по голосу было понятно, что собеседник ухмыльнулся. Вообще, Серёжа был не тем человеком, который любил длительные отношения с одним человеком. В какой-то степени его даже можно было назвать бабником. Не особо часто, но регулярно мужчина находил себе девушек на одну или несколько ночей, чтобы удовлетворять свои животные потребности. Так выглядела, в целом, вся его личная жизнь, однако крайне редко, но такое всё-таки случалось, что он влюблялся. В таких ситуациях Матвиенко терял всякий интерес к «девочкам на одну ночь» (да и в принципе к остальным девочкам) и сосредоточивал всё свое внимание на одном конкретном человеке. Сам по себе мужчина был романтик. Он всем сердцем любил этот конфетно-букетный период так же, как и период ухаживаний. Тут были и цветы, и конфеты, и подарки (различной ценности), и комплименты, и даже легкий флирт. Кроме вышесказанного, как можно было догадаться, Серёжа быстро привязывался к девушкам, которые, пусть и немного, но всё же отвечали ему взаимностью. Следовательно, и тяжело отпускал их, потому что ещё ни разу не было такого, чтобы он сам бросил или потерял интерес к девушке, в которую влюбился. Окружающим людям, он, конечно, никогда бы не раскрыл этот небольшой секрет, и единственный, кто об знал, был, естественно, его лучший друг Арсений. Тот был безумно рад за друга, когда видел, какие прекрасные эмоции тот испытывал в особо удачные моменты, но всё же слегка волновался, даже примерно не зная, к чему приведут его новые отношения, и будут ли они вообще. Мужчина стоял в своей любимой тёмно-серой рубашке, которую он надевал на каждое более или менее значимое мероприятие или встречу, и в чёрных джинсах, купленных совсем недавно. Волосы были уложены настолько аккуратно, насколько вообще он умеет, а руки сжимали небольшой букет, состоящий из трёх веток гортензии, две из которых были розового цвета, а одна оставшаяся - голубого. Аккуратная белая упаковка потрясающе дополняла картину, отчего цветы сразу привлекли внимание покупателя, как только он зашёл в магазин. Прийти на встречу совсем без всего Серёжа просто не мог, а что-то большое и масштабное показалось ему неуместным в данный момент, соответственно он был более, чем доволен, когда нашел то, что ему идеально подходило. — Привет! Я чуть не опоздала. Ты долго тут стоишь? Прости, что не отвечала, у меня слишком неожиданно телефон сломался, пришлось сразу в ремонт нести. Как только забрала, сразу перезвонила, — сделала паузу, опуская взгляд на руки. — Какие красивые цветы! — Пробежала глазами по всему образу. — Выглядишь шикарно, даже как-то неловко, что я так просто оделась. В следующий раз предупреждай, что планируешь выглядеть, будто только что с красной дорожки. Поток из слов полился слишком неожиданно, и Матвиенко понадобилось ещё какое-то время, чтобы проанализировать всё сказанное. Такая тёплая улыбка ни на миг не сходила с его лица с момента, когда он увидел перед собой эту прекрасную девушку. На ней была надета свободная белоснежная рубашка без рукавов и облегающие серые джинсы. Волосы были завязаны в высокий небрежный пучок, и всё выглядело так органично из-за своей простоты, что мужчина на мгновение (ну или чуть больше) завис. — Привет, — с чего-то же надо начинать. — Я, честно говоря, даже не смотрел на время, поэтому вряд ли бы заметил, если бы ты опоздала. Кстати, этот букет тебе. Я рад, что он тебе понравился, — смущенно протянул руку, сжимающую гортензии. — Ты серьёзно? Спасибо, — не менее смущенно улыбнулась Юля. Пара минут прошла мимо ребят, потому что они просто стояли и смотрели друг другу в глаза, стараясь, видимо, поделиться всеми своими эмоциями, хотя даже не подозревали, что они и так у них были одинаковые.***
Вечер прошел не менее скомкано, чем утро. Мужчины между собой даже практически не разговаривали. Арсений, мысли которого постоянно метались от то ли свидания, то ли не свидания друга до сегодняшней ситуации в офисе, когда между их с шатеном лицами было меньше метра, и их взаимоотношений в принципе, решил, что больше не хочет себя мучить, и отправился спать в семь часов вечера. Антон же, решив увеличить дорогу до дома и прокатиться по ночному Питеру, невольно стараясь отвлечь себя от мыслей о голубоглазом брюнете, тяга к которому с каждым днём почему-то увеличивалась, вернулся с работы гораздо позже Попова и, потратив ещё несколько минут на то, чтобы переодеться, смог перекинуться с ним буквально парой слов прежде, чем тот ушел к себе в комнату (формально гостиную). Шастун, конечно, просидел на первом этаже гораздо дольше своего соседа, однако продуктивным его время препровождения можно было назвать лишь с натяжкой. Промониторив все имеющиеся соц-сети, созвонившись с лучшим другом и досмотрев недавно начатый сериал, парень ушел спать ближе к часу ночи, подвергая себя опасности вновь проспать, не услышав, спасибо и на этом, наконец-то поставленный будильник.***
Арсений сидит на мягком кресле в своём кабинете, слегка отодвинувшись. Его ладони уместились на подлокотниках, а пальцы монотонно и тихо по ним постукивали. Кресло было слегка повернуто влево, а ноги расставлены в стороны, чтобы человеку, опускающемуся между них, было удобнее. Кроме того, брюнет почему-то думал, что если бы тот сидел прямо под столом, он бы волновался за то, как бы тот не ударился головой о деревянную поверхность. Взгляд хитрых, некогда зеленых глаз затуманился, зрачок увеличился настолько, что незнающему было бы практически невозможно определить их цвет. Всё, что отражалось в этих двух омутах, — это чистая похоть, заставляющая смотрящего плавиться. Уже ставшая привычной ухмылка слетела с губ так же быстро, как колени сидящего начали дрожать от слишком сильного сексуального давления снизу. Голова шатена очень медленно приблизилась к ширинке, заставляя затаить дыхание в ожидании. Выждав небольшую паузу, Антон провёл носом по брюкам вниз от пуговицы, отчего мужчина сжал ладонями подлокотники, всё ещё боясь выдохнуть. В какой-то момент последний был готов проклинать парня, потому что тот перестал шевелиться вообще, вдыхая его запах через слои одежды. Мысли спутались, в голове осталась звенящая пустота, и соображать было невозможно, так как вся кровь, обычно приливающая к мозгу, сейчас направилась совершенно в противоположном направлении. Почувствовав, как чужие губы коснулись паха, Арсений всё же не выдержал и рвано выдохнул сквозь зубы воздух, застоявшийся в легких. Ещё пара поцелуев опустились рядом с первым, а мужчине уже начало казаться, что над ним никогда не перестанут издеваться. Длинные окольцованные пальцы начали расстегивать ширинку. К счастью, на данном этапе этот дьявол никаких трюков проворачивать не стал. Вскоре брюки были отброшены куда-то под стол, чтобы не мешаться, болтаясь на уровне щиколоток. Наконец-то поцелуи этих блядских пухлых губ можно было ощутить без препятствия в виде штанов. Кинув быстрый взгляд вверх, Шастун начал практически невесомо касаться кожи на внутренней стороне бёдер. Через какое-то время, на мгновение оторвавшись, он оставил несильный укус слишком близко к паху. Попов закусил губу, сдерживая рвущийся наружу стон удовольствия. Он уже давно понял, что лёгкое проявление грубости в виде укусов, оттягивания волос или шлепков, ему доставляло огромный кайф. Увидев, как после проделанного дёрнулось тело перед ним, шатен приостановил свои манипуляции, желая услышать подтверждение тому, что мужчина хочет ещё. Выдерживать зрительный контакт для брюнета было целым испытанием, но взор более, чем красноречиво показывал, чего добивается его хозяин. — Пожалуйста, — тихим, еле слышным голосом. Надеяться на то, что это сработает, было глупо, но попробовать стоило. — Конкретнее, — твёрдо, томно, до закатывающихся глаз. В горле стоял ком от того, что в голове, будто заезженная плёнка, повторялось произнесенное слово. — А.. Антон, — выгнутая бровь заставила сглотнуть от осознания своего проёба. — Андреевич, — слова давались с трудом, дыхание уже давным давно сбилось. — Сделайте так ещё раз. Уголок губ парня приподнялся, возвращая на лицо довольную ухмылку, заставившую на мгновение закрыть глаза. Член стоял колом, показывая всё желание мужчины, однако, как последний мог догадаться, внимание тому уделят ещё не скоро. — А-ах, — неожиданно, так как брюнет ушел в свои мысли, зубы закусили кожу уже на другом бедре, но в этот раз немного сильнее. Арсений откинул голову на спинку кресла, чувствуя, как его бедра продолжают покрываться укусами, некоторые из которых Антон ещё и зализывал, заставляя дышать чаще. Через какое-то время все касания разом пропали, что мужчина понял не сразу. Однако когда осознание настигло, он недоуменно опустил взгляд вниз, наблюдая слишком пошлую картину: шатен смотрел прямо в голубые (хотя сейчас совсем уже не голубые) глаза, не отрывая взора, и, высунув язык, медленно провёл им по головке через ткань трусов. — Блять, — вырвалось у брюнета, и он сильнее сжал ладони, краем глаза замечая, как белеют его костяшки, но сейчас на это было слишком всё равно. Касание было таким мимолетным, что можно даже было начать сомневаться в том, было ли оно вообще. Его невообразимо сильно захотелось повторить. — Ещё… — слабо, на грани стона. — Антон Андреевич. Почему-то после этого Шастун даже не попытался повторить то, что сделал. Он неожиданно сжал крепкими пальцами его бёдра и поднялся с колен, нависая над мужчиной. Его лицо находилось в нескольких сантиметрах, губы манили, а глаза смотрели в самую душу, однако он не собирался его целовать. Через мгновение в области шеи почувствовалось тяжелое, такое же, как и у него, дыхание. Стук сердца отдавался где-то в ушах, мешая слушать то, что происходит вокруг. Однако хриплых полушёпот парня он расслышал чётко. — Хочешь, чтобы я коснулся твоего члена напрямую? — Задав вопрос, он провёл кончиком языка вдоль хряща уха. — Да, да, пожалуйста… Конечно, блять, он хотел. Попову в этот момент казалось, что он мог вот-вот кончить, не прикасаясь к себе, от одного это чертового голоса! — Тогда покажи мне, как ты меня хочешь, — пиздец. — Ммм, — почувствовал, как зубы сжали мочку его уха. — Прекрати сдерживаться. Я хочу тебя слышать, — тут Арсений не выдержал. — А-а-ах! — Упираясь пятками в ножки кресла, он прогнулся дугой. — Антон, пожалуйста! Ах… Дыхание пропало, а парень вновь вернулся на своё место между ног брюнета. Трусы полетели к брюкам, освобождая сочившийся естественной смазкой орган. Ладонь сжала член у основания, пару раз проведя по нему вверх-вниз, заставляя Попова до боли закусить нижнюю губу. Спустившись к яйцам, сжав по очереди каждое, Шастун невесомо (как и в прошлый раз) провёл языком по головке, кончиком потеребил уретру и, наконец, обхватил губами. Уделив много внимания именно верхней части члена, парень начал опускаться всё ниже. Арсений еле сдерживал себя, чтоб не толкнуться бёдрами, вгоняя орган на всю длину. Дойдя до половины и умело орудуя языком, Антон вновь поднялся, оставляя в плену своего рта лишь головку. Мужчина разочарованно выдохнул. Ему всё сложнее было сохранять над собой контроль. Хотелось запустить пальцы в кудрявые волосы, сжать по-крепче и вбиваться со всей силы в этот горячий, невыносимо блядский рот. — Ах! — Выкрикнул Попов, когда шатен резко опустился на всю длину его члена, сразу втягивая щёки, тем самым создавая внутри вакуум. — Блять, да! Ах… Обводя языком все венки, Антон начал двигаться медленно, но с каждым движением всё больше набирая скорость. Он то оставлял во рту одну головку и часто-часто проводил кончиком языка по уретре, то опускался до конца, касаясь носом лобка, и задерживался на какое-то время в таком положении. Позже, когда ладони перестали так крепко сжимать бёдра, мужчина начал самостоятельно толкаться в рот парню, подстраиваясь под его же темп. Стоны с каждым толчком становились всё громче. Арсений всё чаще стонал именно имя Шастуна, получая удовольствие просто от того, как оно звучит. Шатену не меньше нравилось слушать своё имя из уст брюнета, поэтому в очередной раз, прикрыв глаза после громкого «Ах.. Анто-он», он сам промычал что-то не членораздельное (всё-таки не очень удобно изъясняться в таком положении), пуская по члену легкую вибрацию. Эта самая вибрация во рту Антона стала последней каплей в чаще самоконтроля Попова, и он прогнулся, обильно кончая. Шатен проглотил всё, попавшее ему на губы, довольно улыбаясь, словно кот. Конечно, подобное сравнение никак не подходило для человека, творившее такие непотребства с мужчиной буквально минуты три назад, но сейчас тот выглядел именно так. Уже не первый раз Арсений удивляется тому, какой парадоксальный это парень, умудряющийся вмещаться в себе и милого игривого кота, и развратного похотливого дъявола, и маленького наивного мальчика, и уверенного состоявшегося мужчину. Он даже не удивится, если узнает, что это ещё не весь комплект. Протянув руку к волосам, желая запустить её в кудряшки, брюнет увидел, как человек перед ним становится всё мутнее, расплываясь, как намокший рисунок. Он нахмурился, не понимая, что происходит, а после сощурился от слишком яркого света перед глазами. «Неужели я забыл закрыть шторы?» — Пронеслось в голове, когда взору открылась гостиная, в которой он уже успел привыкнуть засыпать и просыпаться. Шторы… Стоп. Какие шторы? Мужчина резко поднялся на кровати, принимая сидячее положение. Тут же он почувствовал мокрое пятно у себя в районе паха. «Твою мать» Теперь захотелось провалиться под землю от полного осознания произошедшего. Однако единственное, что ему оставалось, это тихо пройти в душ до звонка будильника и переодеться в сухую одежду, спрятав эту в стирку. «Эх, опять стирать»