Трон Эраклиона

По всем клишированным традициям само небо в день похорон оплакивало погибшего короля. Налившиеся свинцом тучи низко висели над собравшимися в саду людьми из самых разных уголков Магикса: у Эрендора было достаточно не только врагов, но и друзей. Или, во всяком случае, союзников. Продрогший в своем траурном мундире молодой король не был против дождя. Он любил клише. Он сам вырос на романтике рыцарских историй и много лет хотел быть благородным воином без страха и упрека. В сказках, написанных по проверенным шаблонам, добро всегда побеждало зло, враг был низвергнут и растоптан, друзья стояли друг за друга до конца, а славный рыцарь в конце героической одиссеи получал благосклонность любимой принцессы. И всё в конечном итоге заканчивалось хорошо. Да, если бы сейчас светило солнце и пели птицы, ему, пожалуй, было бы ещё тяжелее. Хотя куда ещё! Сейчас, стоя у могилы отца, погибшего так банально и неожиданно, по правую руку с матерью, спокойной, словно ничего не происходит, Скай отчаянно мечтал открыть глаза и проснуться в общежитии Фонтероссы, разбуженный звонком с просьбой о помощи в победе над очередным злодеем. И тогда он в любой момент — в четко отведённый момент, точнее сказать, когда у короля было свободное время — мог позвонить отцу и застать его в добром здравии. Как всё было тогда просто и правильно! От этих воспоминаний сейчас было еще больнее, чем на протяжении четырёх предыдущих месяцев ненавистного брака. Леди Ди, как они с друзьями её за глаза звали раньше, облаченная в глухой траур с высоким горлом и длинными рукавами, стояла подле него с каменным выражением лица. Чёрный ей не шёл, делал ещё более суровой и мрачной. Хотя куда уж более? За четыре месяца супружества Скай так и не понял, есть ли за непробиваемой маской жены хоть что-то простое, хоть что-то более человеческое. Она всегда была собрана, во всеоружии, с поднятыми щитами и бесконечно анализирующая ситуацию вокруг. После смерти короля супруга, казалось, стала ещё более враждебна к окружающему миру: не давала никому зайти себе за спину, показательно на него не смотрела… Скай смутно помнил, что, перебрав за ужином на следующий день после смерти отца, решил высказать ей всё, что думает о её пособничестве убийце собственного отца. И перегнул палку. Сильно перегнул. Его не оправдывали ни горе, ни выпитое, ни усталость, ни досада от того, что Самуил снова улизнул. Самуил, который должен был уже давно болтаться на виселице (ради него можно и возобновить смертную казнь!), стоял подле сестры, но словно отстранившись от всей семьи. Как и Диаспро, он был мрачен. А ему-то чего горевать? Вышел сухим из воды, пусть хоть порадуется! Скай ни не верил в непричастность Министра к гибели отца, но доказать ему не дали. Глупость! Скай ведь король, он был коронован сегодня по всем правилам и имеет власть объявить подозрительного лжеца изменником… если бы это не разбивало сердце матери. Она ведь тоже немолода, и убийство отца сильно по ней ударило, пусть она и скрывает это как может. Вот и сейчас держится, но Скай-то видит, как она украдкой промокает болезненно-красные глаза и как неестественно звучит её голос. Нет. С Министром финансов сейчас разбираться было нельзя. Ни мать, ни остальные Министры не дадут свершить правосудие, они ясно показали своё отношение к ситуации ещё на том Совете. Да, доказательства говорили в пользу Самуила, но Скай не верил ни одному из них: в конце-концов, дядя, яшкавшийся с тёмными магами, мог и подделать их. Или, что более вероятно, подкупить свидетелей и остальных министров, ввести в заблуждение сестру… В виновность министра не верил никто, мать даже отправила нового короля к главному врачу дворца. Почтенный Фредерик Маунбет объяснил болезненную уверенность Ская в собственной правоте в этом вопросе сильнейшим стрессом и нервным напряжением последних месяцев, якобы эта уверенность — следствие одних лишь внутренних переживаний! Как и вспышки гнева, на которые уже пожаловался сам пациент и попросил сделать с этим хоть что-нибудь, боясь снова перейти черту. Скай из всех сил пытался исправить последствия своей глупости. Он правда старался — но не мог наладить отношения с женой, пока она не даст ему такой шанс. Глупо было ожидать, что Диаспро так просто простит его, но она и не приняла ни одну из попыток попросить прощения и объясниться. Везде вне своих покоев была в компании слуг придворных, а сами покои затворяла магией… “Мне правда очень жаль, — заговорил он однажды, поймав жену после обсуждения церемонии похорон, будучи таким разбитым, что хуже было уже не сделать даже попыткой объясниться. — Прости. Я не должен был так себя вести в ночь после смерти отца.” “Не должен был, да.” Диаспро бросила на него быстрый взгляд и отдернула ладонь, которую он почти поймал в свою руку. Она продолжила идти по коридору, заставляя практически бежать за собой. “Если я могу сделать что-то, чтобы загладить…” “О, ты готов пойти на такие жертвы? Даже почтил меня своим присутствием, как мило с твоей стороны!” “Я хочу поговорить. Объяснить. Слушай, ни для кого из нас не секрет, что наш брак счастливым не назвать. Но терпеть это придётся, и я хочу, чтобы и тебе было проще выносить…” “Выносить, терпеть, — процедила Диаспро, отворачиваясь от него. Её голос дрогнул. — Ты так часто напоминаешь мне, что я тебе отвратительна, что нам впору сделать это семейным девизом.” “Я не хочу причинять тебе боль, — признался Скай, всё ещё вынужденный почти бежать за ней по коридору. — Но и врать не намерен. Делать вид, что мы счастливы было бы неуважением…” “К ней, да?” “К тебе. К нам обоим.” “Не делай вид, что тут есть какие-то “мы”! — почти прокричала она, в ярости поворачиваясь к нему. — Иногда ложь бывает во благо, и, отвечая на твой вопрос о том, что тебе сделать, чтобы мне было проще выносить наш брак — перестать так акцентировать внимание на том, что ты меня ненавидишь! Хотя бы сделай вид, что любишь меня! Хотя бы на публике, это не так сложно, подавляющее большинство правителей так живут!” Кажется, она и сама теряла контроль над собой: у неё дрожали губы, влажно и зло блестели глаза. “Я не ненавижу тебя. Но и не люблю. Прости. Притворяться и врать я не буду. Но мы можем хотя бы для публики найти…” Диаспро с грохотом захлопнула перед ним дверь. Стража у её покоев делала вид, что ничего не происходит, словно живая мебель. “...компромисс,” — договорил Скай и в бессильной злобе ударил кулаком по двери. Кажется, им всё же суждено провести годы супружества врагами. Из тяжелых воспоминаний молодого короля вырвал сухой безжизненный голос короля соседней планеты: — ...соболезнования, Ваше Величество. Скай вздрогнул, поняв, что прослушал начало фразы, к нему обращенной. За его плечом едва слышно цокнула жена и сухо ответила за них обоих. Что-то о скорби, надежде на старых союзников, одним из которых был соболезновавший, которого Скай даже в лицо не помнил, благодарности за визит... Стандартная формулировка. Когда же это закончится?! Сколько можно заставлять его это выслушивать? Похороны отца длились, по ощущениям, целую вечность! Вереница якобы соболезнующих незнакомцев не кончалась, и Скай уже чувствовал, как медленно сходит с ума, как вдруг перед ним оказались Стелла и Брендон. При виде знакомых лиц друзей Скай воспрял духом: да, они тоже принесли соболезнования по протоколу, но взгляды сочувствия, обращённые к нему, были искренними. Её Величество Королева Солярийская Стелла в своём трауре выглядела ничуть не лучше новой королевы Эраклиона: сдержанное платье цвета тёмной-тёмной охры и чёрная лента — дань уважения скорбящей семье — оттеняли посеревшее лицо. Солнце на планете, кажется, и не планировало появляться в этом месяце, а без него хранительнице света приходилось весьма туго. И всё же она приехала, несмотря на погоду и то, что могла бы отправить одного Брендона… Несмотря на то, что Скай предал её подругу. — Ваше Величество, — Стелла мягко улыбнулась, точно стараясь его подбодрить даже через все эти маски приличия. — Позвольте мне вмешаться в ход этого скорбного дня. Смерив снова зависшего в своих мыслях мужа недовольным взглядом из-под полуопущенных век, Диаспро благодарно кивнула и согласилась. Точно не замечая возникшего между ними напряжения, Стелла улыбнулась шире, повела рукой — и плотный заслон серого неба пробил яркий луч солнца. Разгоняя свинцовые облака, солнечный свет согревал толпу, почтительно касался крышки богато украшенного гроба. — В конце-концов, никому не хотелось бы провести свой последний день на земле под дождем. — Спасибо за участие, Ваше Величество, — Диаспро вежливо, совсем неядовито улыбнулась. — Здесь стало гораздо приятнее находиться. — Будто похороны должны быть приятным мероприятием, — буркнул Скай сквозь зубы, когда Стелла отошла от них — на старую боевую подругу он выливать свое недовольство не желал. Диаспро резко обернулась к нему. Она, кажется, много что хотела ему сказать — но не стала. Понимала, что для её яда сейчас обстановка неподходящая? Держалась приличий? Или понимала, что у Ская теперь вся полнота власти, и спорить с ним опасно? — Дорогой царственный супруг, официальная часть церемонии скоро закончится, не переживайте, — наконец высказала она и, поправив локон под короной, дерзко посмотрела ему прямо в глаза. Нет. Диаспро вряд ли будет бояться немилости короля, ведь она теперь сама королева. И вряд ли будет теперь уважать — слишком много всего произошло. А может она думает о том, что потерпеть строптивого мужа можно ещё денёк, коль ночью его убьют, как и прошлого короля?.. В собственном королевстве Скай стал отчаянным параноиком.

***

— Великое горе, — покачал головой Вильям Церрей, пригубив вина. — Я служил королю Эрендору больше пятнадцати лет, и надеялся, что его царствование продлится гораздо дольше. Такая внезапная гибель! Неужели проклятья, полученные при восстании в год рождения его сына... Министры стояли в стороне от монарших особ и могли позволить себе говорить относительно спокойно. Никто не ждал, что они — простые чиновники, пусть и самого высокого ранга — будут в центре внимания на таком скорбном и отчасти семейном мероприятии. — Проклятия тут не при чём, — спокойно, пусть и несколько натянуто, отозвался Франц де Оммаре. — Я живу со схожим недугом больше двадцати лет и справляюсь. Если не пронзать моё сердце копьем, проживу еще столько же. Самуил мог бы сказать, что по его болезненной бледности так не скажешь, но ссориться с министром иностранных дел ему не хотелось. В день коронации и похорон он проснулся разбитым, по-своему горюя о смерти Эрендора, но держал лицо — позволить себе наживать ещё больше врагов он не мог. — Чтобы короля убили на собственной планете, вне объявленной войны... Господа, как мы это допустили? — Как вы это допустили, — всё же позволил себе звучать недовольно Франц. — Вильям, Самуил, давать советы постфактум не в моих правилах, но короля нельзя было отпускать туда! Министр финансов и министр торговли переглянулись и единогласно тяжел вздохнули. Да, они были там, а один из них и вовсе попал под подозрение. Но вины ни один из них не ощущал. — Королю — прошлому королю — ничего нельзя было запретить, — озвучил общее мнение Церрей. — Как и новому. Ума не приложу, мы — министры и король — отпустили кронпринца на Андрос, так ослабив родной мир... А кронпринц, о чём он думал?... — Вина вам достаточно, Вильям, — оборвал его Франц. — Да, друг, не забывайся, — Самуил невесело усмехнулся. — Ты говоришь о новом короле! О том, в чьих руках сейчас столько власти, сколько он не мог вообразить даже полгода назад. Все трое мрачно переглянулись. Покрасневший от вина Церрей шумно дышал, пытаясь не казаться опьяневшим. Франц практически незаметно огляделся по сторонам и вдруг спросил у Самуила: — Ваша сестра собирается... помогать Его Величеству мудрыми советами, пока он не встанет на ноги? — Моя сестра собирается восстановить свои силы после смерти своего любимого супруга, — резковато отозвался он. — Довольно с неё бремени правления и государственных забот. — То есть страна останется в руках юноши, который до этого только и делал, что колесил по мирам, заезжая на Эраклион раз в полгода... и его такой же юной и неопытной жены? — никак не мог успокоиться Церрей. — Я бы не стал сбрасывать королеву Диаспро со счетов. Если я на кого-то в этой ситуации надеюсь, то на неё, — внезапно сказал Самуил, и министры удивлённо обернулись на него. Видит небо, он не собирался защищать новоиспеченную королеву при товарищах, да ещё и так... неуважительно по отношению к новому королю. Но Самуил вдруг понял, что если у него и есть союзник при дворе, то это Диаспро. Она, безусловно, не друг ему и не семья, их сотрудничество обоюдовыгодно... Так значит в его интересах поднять очки её влияния в глазах министров. Хотя бы Франца, до сих пор помнящего, что она поддержала идею тогда ещё кронпринца выступить на Андрос. — Господа, вам в принципе не стоит "сбрасывать со счетов" ни короля, ни королеву, — строго отметил тот. — Неразумно и бестактно обсуждать такое на похоронах Его Величества. Что же касается нового короля... Его отец тоже взошел на престол в молодости, в непростое время — и привел планету к процветанию. Король Скай справится, если приложит усилия. — Да, ведь выбора у него нет, — согласился Церрей, промокнув пот со лба платком. — Ни у кого из нас нет выбора, будем работать с тем, что есть. Министры снова переглянулись. Пусть министр торговли не всегда выражался корректно, с общей его мыслью были согласны все. Эраклион в свете понесенных потерь и неопытности нового короля ждали непростые времена.

***

Оказавшись со Скаем с глазу на глаз, Брендон сказал самое неожиданное из того, что только мог: — Зря ты так с ней. — В каком смысле? Старые друзья стояли в одной из беседок двора: официальная церемония окончилась, столы, благодаря солнечной магии королевы Стеллы, накрыли прямо на улице. На удивление, Диаспро, в последнее время почему-то раздражающаяся на любой вздох, была не против. Вместе со Стеллой она даже охотно, пусть и сдержанно, общалась с королевой Мелодии и президентом Зенита. Она, казалось, и не заметила, когда Скай ушёл. Всё было до зубовного скрежета буднично, словно это мероприятие — ещё одна скучная политическая церемония. И все, все, даже мать и жена, ждут от нового короля Эраклиона той же будничной сдержанности с легким оттенком печали. А Скаю выть хотелось. У него умер отец. Пусть и не во всем с ним согласный, но всё же отец. — Без обид, дружище, — фыркнул Брендон, — но все видят, как ты бесишься. И срываешься на леди Ди. Разве скорбь ненормальна? Разве король не может позволить себе оплакать потерю? Разве он не может позволить себе горевать так, как получается? Скай не задал этих вопросов другу. Он и сам понимал, что на публике у короля не должно быть ничего человеческого. Только корона и манеры. — Она хотела быть моей женой — она стала, — наконец вздохнул молодой король, возвращаясь к излюбленной теме любого его разговора с Брендоном вот уже четвертый месяц. — Хотела жить во дворце, быть королевой, делить со мной постель… Какие проблемы? Я на ней жениться не хотел. И не стал бы, если бы не… — Она была дурой, — Брендон неожиданно не встал на сторону друга — впервые за все те бесчисленные разы, что между ними происходили подобные диалоги. — Избалованной дурой, думающей, что после обмена кольцами между супругами начинается светлая и вечная любовь до гроба! Ты хочешь ей до конца жизни мстить за эту глупость? “Глупость”?! Разрушить его жизнь, его отношения, влезть в его семью и королевство — глупость? Впрочем, Брендон не виноват. Он явно хотел его успокоить. Он знал, что возмущениями ситуацию уже не исправить. — Не хочу я никому мстить, — Скай тяжело вздохнул, не имея сил спорить. — И быть с ней до конца жизни не хочу. Просто… это не то, о чем я мечтал. Я бы никогда на это не пошел, если бы не… Тебе ли не знать. Между ними ненадолго воцарилось молчание. У беседки никого не было. Все слуги трудились над столами. Даже голоса “скорбящего” сборища видных персон сюда долетали неразборчивым гулом. — Да-да, дядюшка Сэмми, — Брендон потянулся, отряхивая темный мундир — подбирался, несомненно, под платье королевы Стеллы. — Будь мы чуть младше и дурнее, могли бы спасти от него твой мир. — Да, — с сожалением припомнил Скай. — Жаль, помедлили тогда, не решились. Теперь мой отец… — А ты думаешь, у него не прихватило бы сердце, когда тебя бы пришлось объявлять изменником? — прищурился Брендон, совершенно выбивая друга из колеи. — В каком смысле? — Как свергнуть гада, вросшего корнями в систему государственной власти? — друг говорил терпеливо, точно малому дитя. — Только вырвать с этими самыми корнями. На его стороне ещё, думаю, другие министры, соглядатаи… Да и твоя мама — он же её младший брат, которому она многое готова простить! Я могу в чём-то ошибаться, но суть это вряд ли меняет: если ты не убедил родителей словами, то силой мы бы добились только их огромного расстройства и проблем для тебя. И снова молчание. Да, родителей он убедить не смог, хотя пытался. Они почти поссорились, страшно кричали друг на друга, но вот беда — неоспоримых доказательств причастности Самуила к линфейскому кризису не было. А без доказательств тогда еще принцу не поверили. И, воспользовавшись этой ссорой, поставили ультиматум: или он возвращается домой и женится на их условиях, или к трону готовят кое-кого другого. Сказали, что если уж сын верит, что брат королевы представляет опасность, и считает себя вправе поучать родителей, то нет ничего более правильного, чем начать лично заботиться о делах государства. Теперь Скай чувствовал себя ещё и дураком: подумать только, его бывший сквайр видит суть таких дел лучше, чем он сам! Брендона, конечно, тоже заставляли всё это учить, надеясь призвать к разуму и молодого принца, но старые друзья с детства предпочитали игнорировать эти уроки. Скорее всего так на его ход мыслей повлиял брак с королевой — стоит отметить, что по любви! — и необходимость вникать в государственные дела, чтобы ей помочь. — Ты действительно хотел бы утопить свою страну в крови? — неправильно расценил его молчание Брендон. — И считаешь, что мы тебя бросили в трудный час?.. — Нет, — ответил Скай, потирая виски. — Послушавшись родителей, я хотел убрать его совершенно законно. Думал решить проблему ещё до брака, прорабатывал варианты, пока не понял, что загнан в ловушку. Матушка… и не только она. Его влияние никуда не делось, а мой образ в глазах министров — хуже некуда после того, как я помог Андросу, они винят в произошедшей трагедии меня! А ещё Самуил каким-то образом охмурил Диаспро… ну ей не впервой связываться со скользкими гадами. Они вдвоём каким-то образом смогли привлечь на свою сторону ещё людей, иначе бы освобождение дяди бы не состоялось! Ты представляешь — Диаспро! Смогла привлечь кого-то! Брендон, такой родной и одновременно незнакомый в солярийском мундире и непривычной взвешенностью слов, едва ли его понимал. Скай не мог даже предположить, какие мысли у него на уме: лицо друга оставалось непроницаемым. Он вдруг смерил его сочувствующим взглядом: — Тебе, похоже, всё же придется ладить со своей женой, если ты хочешь вытравить из страны подлого дядюшку. Ладить? Уж не после их последнего разговора, и не после того, как она решила идти против него! Они оба слишком гордые и непримиримые, чтобы идти на уступки, и даже не любят друг друга — и как же тут ладить? — А если я не стану? — осторожно спросил Скай, не желая возвращаться к очередному сеансу самобичевания. — Не желаю иметь с ней общих дел. Брендон закатил глаза: — Вы буквально в браке — это и есть ваше общее дело. — Ладно, других общих дел! — неохотно признал Скай. — Её методы мне чужды, мы друг друга не понимаем и никогда не поймём. Мне казалось, мы ещё можем ужиться — как бы страшно это ни звучало — но не после того, как она помогла дяде избежать справедливого наказания! Она совершенно точно не на моей стороне. — Значит, она может на пару с дядюшкой и при поддержке министров свергнуть уже тебя, — оптимистично заявил Брендон, поднимаясь на ноги. — Если что, Солярия никогда не откажет тебе в убежище. Скаю удалось лишь сдавленно поблагодарить друга. Он не мог высказать ему свои опасения по поводу Самуила и его причастности к смерти отца: Брендон конечно попытается помочь, но есть проблемы, с которыми приходится бороться один на один. В душе от всего этого разговора сразу стало скверно. Чувство одиночества стало ещё острее, чем было до этого: ни на собственной свадьбе, ни у тела отца, ни на совете министров, где его никто не поддержал, Скай не чувствовал себя более оторванным от реальности, чем сейчас, когда боль от всех этих событий соединилась и кольнула его прямо в сердце.

***

Возвращаясь к столам, Скай с ужасом понял, что одну ошибку уже допустил. Не просмотрев список гостей, он упустил одну деталь, и сейчас, торопясь к стайке светских дам, жестко корил себя за это. На свадебное приглашение Домино ответило молчанием — немудрено, ведь вместе с ним лежала и весть о расторжении помолвки с их принцессой. Королевскому церемониймейстеру (или кто там был ответственным за такие вещи?) надо было голову оторвать: присылать два таких письма в одном конверте! Такое оскорбление выставило не только Ская последней сволочью, но и Эраклион — бедняками без лишнего клочка бумаги! Однако на похороны короля Домино прислало представителя. Пусть он и припозднился, пропустив официальную часть. Отношения ещё не до конца восстановились, а, может, король Орител недостаточно оправился после многолетнего стазиса, или она сама так решила, не важно. Важно было лишь то, что наследная принцесса Домино сейчас беседовала с молодой королевой Эраклиона. А Скай не был готов к тому, что его настоящая любовь и бывшая невеста разговаривает с его нынешней женой! — …сожалеет, что не смог приехать. Его Величество Орител просил передать вдовствующей королеве Самаре искренние соболезнования. — Вдовствующая королева в своих покоях, утомилась. Но не сомневайтесь, она оценит то, что вы почтили нас своим визитом, — в голосе Диаспро не было издёвки: она говорила совершенно спокойно и вежливо… как вела себя только тогда, когда чувствовала свою безоговорочную победу. — Пусть в отношениях Эраклиона и Домино наступил некоторый разлад, я уверена, дипломатические сношения нам только на пользу. Она всё же издевалась! Раздвигая собравшихся поглазеть на битву двух высоких особ, Скай ни на минуту не сомневался: Диаспро провоцирует Блум! Ей самой выгодно будет навсегда забыть об Эраклионе, но, порвав с ними связи, она будет выглядеть крайне невыгодно и навлечёт на себя беду! — Конечно, дипломатические отношения превыше всего, — спокойно ответила Блум, не дрогнув. Она говорила сухо, без капли эмоций, словно каждая минута нахождения здесь приносила ей боль. — От себя лично желаю всяческих благ вашей… правящей семье. И лично вам. Несмотря на прошлые разногласия… — Давайте забудем их, — королева растянула губы в фальшивой улыбке. — Я не хочу таить обиды. Это, конечно, в нарушение протокола — говорить до официального объявления — но скажу, что по окончании траура я смогу порадовать подданных вестью о скором появлении наследника. — Я вас… поздравляю. Простите, я пойду к… — уже с видимым усилием кивнула Блум — и, развернувшись, почти вплотную наткнулась на Ская. Мир замер. Его первая и единственная любовь. Та, которую он мечтал сделать своей женой и королевой своего мира, та, что была его милой невестой и грозным боевым товарищем. И так далее. Словами всё равно не описать, да и нет на них времени. Его любовь вынуждена терпеть неприкрытую насмешку от его нелюбимой жены, а он совершенно бессилен. Брачные клятвы не обернуть вспять, жену и дядю не свергнуть с насиженного места… Можно лишь вернуть насмешку. Пусть это будет грубым и непродуманным шагом уже с его стороны, гораздо правильнее отвести возможный удар на себя. — О, принцесса Домино, Ваше Высочество, — радостно воскликнул Скай, на самой грани приличия подхватывая ту под локоток. — Я рад, что вы ответили на моё личное приглашение и пришли поддержать меня в трудный час… а также обсудить вопросы сотрудничества! Помните, транспланетный коридор, я писал… И, под гробовое молчание толпы, увел её прочь. Люди оборачивались им вслед. Королева как ни в чём не бывало отвернулась к столику с закусками, и лишь её стоящие рядом сёстры могли заметить, как поджались её губы.

***

— Ты не писал мне никаких писем, — тихо заметила Блум, как только они удалились в одну из беседок. — И уж тем более не присылал никаких... "личных приглашений". Ты хоть понимаешь, как это звучало? Она на него не смотрела, но весь её профиль дышал укоризной. Она, как и Брендон со Стеллой, была одета по моде своей родины — пора магиксовских шмоток и развеселых приключений прошла. Откинутые на спину волосы на фоне тёмно-зеленого, почти чёрного платья выглядели огненными. — Я… прости, пожалуйста! Боялся писать. Я не думал что ты… что ты ответишь. Что ты вообще захочешь их читать! — Да, я бы не ответила, — со смешком пробормотала она. — Я знаю не так много о дворцовом этикете, но переписываться с чужим мужем явно неприлично. А с будущим отцом — аморально. Будущим отцом… Пресные слова, лишенные всякого вкуса и чувств. Скай не знал даже, можно ли верить словам жены, а тут — учитывать это и вносить в свой моральный кодекс. Как будто ещё не родившемуся ребенку есть дело до отношений своих родителей! — Мы ведь… мы можем продолжать быть друзьями! — с робкой надеждой попросил он. — Мне плевать, что скажет… она! Мы друг другу чужие люди, связанные лишь необходимостью! Клянусь! — Не надо. Я верю тебе и так. Но… это ведь глупо и больно, — Блум отвернулась. — Наши отношения окончены, не суждено так не суждено. Эту занозу надо вырвать, нельзя жить с таким грузом. Если мы продолжим общаться, не выйдет… забыть. А мне ведь тоже надо остепеняться! Моя команда распалась, моя старшая сестра давно мертва, я… я должна поднимать Домино, это мой долг. — Ты будешь прекрасной королевой! — Да. Наверное. Если перестану думать о чужом короле! Звучало это так отчаянно, что Скаю стало стыдно. Он и сам понимал, каким бредом кажется его предложение “быть друзьями” после всего, что было между ними, и всего, что ещё может случиться: он уже правит родным миром, ей же это только предстоит. — Блум… — Не надо, — она хрипло оборвала его, выставляя вперед раскрытую ладонь. — Я знаю, у тебя тоже болит. Но так нельзя. Ты же не хочешь стать королем, позорящим свой мир непонятно какими связями? Мир! Мир, который всё равно принял его жену лучше, чем его! Мир, короны которого Скай никогда не хотел, просто не повезло ему родиться единственным наследником. — Когда я смогу справиться с дядей, мне будет уже всё равно, — решительно заявил он. — А мне — нет. Думаешь, я совсем ничего не понимаю? Одно дело — не сказать мне, дурехе из немагического мира, о давней помолвке, но сейчас ситуация совершенно другая! У тебя теперь есть семья, и это не изменить изгнанием твоего врага. Будет ребенок. Я… — Я узнал об этом ребенке пять минут назад! Она могла соврать! Ей это не впервой! Блум лишь покачала головой: — Она твоя жена. Расчётливая стерва, но жена. — Я... — Не надо лишних разговоров. — А что надо? Что мне сделать, чтобы ты меня простила? — Ничего. Я и так понимаю, что ты… Она вдруг бросилась к нему, нежно коснулась ладонями плеч, приблизилась так, что чувствуется тепло чужой щеки. Тонкие пальцы сжались. Принцесса замерла в шаге от того, чтобы поцеловать его. И отстранилась. Украдкой промокнула глаза. — Если тебе будет угрожать опасность, — хрипло проговорила она, — а я уверена, что будет. Так вот, по моему личному коду тебя будут обязаны доставить на Домино, и мы с радостью примем тебя как гостя. Только надо добраться до планеты, где есть наше посольство. И, не дожидаясь, пока собеседник соберется с мыслями, обратилась в фею — и была такова. Конечно, нарушив при этом с полдюжины правил придворного этикета. Но кому есть до этого дело? Уж точно не королю этого несчастного места. Скай долго сжимал в руках клочок бумаги с нацарапанным на ним кодом и подписью. Ну, как нацарапанным. Каллиграфически выписанным: Блум готовилась и планировала этот “спонтанный” жест. Блум, как и Брендон, верит, что ему, Королю собственного мира, угрожает здесь опасность! Она, как и Солярия, предоставила ему обещание убежища. Радоваться тому, что у него есть такие хорошие друзья, было тяжело из-за кома в горле. Заглушенная рутиной боль и злоба нахлынули с новой силой. Каким же слабаком его считают, раз думают, что он не справится с парочкой интриганов в своём же дворце! Скаю ужасно не хотелось возвращаться. Но, аккуратно свернув бумагу и убрав её во внутренний карман, он вышел из беседки с высоко поднятой головой. Брендон прав — надо взять себя в руки. Как и подобает королю.