***
Сегодня день такой тёплый-тёплый, будто фиалковые варежки с колокольчиковыми стежками, спрятанные в старом шкафу на зиму. Его хочется потрогать, но Рики понимает: это невозможно, поэтому и думать об этом даже глупо. Зато вполне реально ощутить то тепло, какое обычно даёт прогретый камин, спасавший мальчишек уже далеко не один раз. Он наверняка спасёт их вновь, если будет нужно, а до тех пор он будет безмолвно стоять, изредка чихая из-за пыльного покрытия. Рики, конечно, ни разу не слышал, как камин чихает, но уверен, что в таком случае пожелает ему быть самым-самым здоровым. Сегодня погода приятная-приятная, потому они выпускают ребят на улицу (пусть и основное расписание требует прогулки) и позволяют выйти к реке, которая часто стоит без дела и льётся себе кругами, не подпуская к себе никого иного, кто наверняка за пределами поместья проживает. А есть ли там кто-то? Рики не знает ответ на этот вопрос, потому ни с того ни с сего пожимает худыми плечами, воздух ими рассекая и хмуря брови из-за солнечного света, ползущего по глазам. Он такой яркий, что приходится прикрывать лицо ладонями — правда, они не так уж и сильно помогают, поэтому Нишимура стягивает с хрупкого тельца рубашку и, вытянув руки, прикрывает солнечный диск, похожий на круглый ломтик сыра. Рики видел сегодня такой за завтраком, поэтому так сравнивает. Только вот солнце, кидающееся в объятья к прикрытым веками, отступать не хочет — это и не страшно, ведь у мальчишки есть целых шесть хёнов, которые готовы пожертвовать своей спиной и спрятать за ней младшенького. Подбежав ближе к остальным, парнишка повязывает рубашку на поясе, а руками забирается на хисыновы плечи, выглядывая на солнечный круг из-за спины так, будто они в несправедливые гляделки (исход заранее известен — понятно, на чьей стороне проигрыш) играют. Забавно так щурится, цепляясь за ткань чужой рубашки, а после приобнимает Хисына, укладывая всё ещё не нагретую щёку на лопатки. — Хисын-хён, ты такой тёплый, тебя солнце любит, — шепчет младший, прикрывая глаза и стараясь шагать в унисон старшему, иначе свалится по дороге, а ловить некому: все убегают вперёд, желая скорее оказаться в долгожданной речной воде. — А меня оно кусает. — У тебя ладошки горячие, с тобой теплом тоже делится. Солнце тебя безмерно любит, раз наградило светлыми волосами. Рики снова пожимает плечами, уже давно-давно переняв привычку Сонхуна: вместо ответа старший просто плечами вскидывает дважды или забавно мотает головой, чем вызывает неподдельную улыбку на губах Ли. Конечно, Хисын не видит этого жеста, но понимает, чему они успели научить младшего за совместное проживание здесь. Как только старший и младший добираются до остальных, лёгкая одежда летит на песчаный берег. Песчинки забираются за ворот рубашек, прячутся в рукавах и мягко окрашивают ткань в тот же цвет, который красуется на голове Рики. Забавно даже. Для купания ребятам выделяют обычные шорты, но более удобные для подвижной деятельности. Окончательно стянув с себя вещи, вечно прячущие кожу (которая, к слову, охотно хочет дышать) под тканью, мальчишки бегут в воду: Чонсон хватает Сонхуна за руку, уводя за собой и моментально заныривая под воду — конечно, Сонхуну тоже приходится окунуться с головой, даже если ему совсем этого не хотелось; Хисын с Джеюном заходят в воду осторожно и, предпочитая оставаться сухими до тех пор, пока сами не привыкнут к прохладной воде, берутся за руки, а после и переплетают пальцы в тёплый-тёплый замочек; Сону и Рики, последовав примеру хёнов, принимаются заходить в воду спокойно, но по другую сторону от них — конечно, в итоге, на них попадают все те брызги, что создают братишки Пак, и ничего уже не может их спасти. Чонвон же остаётся на берегу, окунув в воду лишь ступни, мёрзнущие от влажных прикосновений, и не снимает рубашку, как сделали остальные, оставив тела даже без маек. Джеюн, обычно долго привыкающий к прохладной воде, льнёт к хёну ближе, стараясь найти в нём долгожданное тепло, обычно ничем не скрытое. Хисын всегда такой тёплый, отчего Шим постоянно млеет и чуть реже — засыпает, не позволяя упустить согревающее плечо. Заметив попытки Джеюна оказаться в разы ближе (хотя, казалось бы: уже ближе некуда), Ли тихонько смеётся и, перестав обращать внимание на братишек Пак, разрывает прохладно-горячий замок из пальцев — это лишь для того, чтобы обнять младшего за плечи и мягко прижать к груди, пока такая возможность есть. Шим укладывает подбородок на чужое плечо, а ладошки его скользят по влажноватой от чужих брызг спине, обнимая за лопатки. У него в груди что-то осторожно зацветает, подцепляя ребра ростками, а листьями забираясь куда-то под самое сердце. Это «что-то» очень хорошо ощущается, когда равномерное биение чужого (но одновременно и совершенно родного) сердца отголосками пробегает по груди вновь, а хисынова щека соприкасается с джеюновой. Он всё-всё чувствует, стараясь зажмурить глаза сильно-сильно, лишь бы получить очередную порцию приятных покалываний, но уже под веками. Жасминовые звёздочки плывут перед глазами осторожно, сохраняя некую тайну Джеюна, которой он ни с кем не делился — и вряд ли поделится. Боязно ему от одной мысли о таком. Но когда тёплые ладони хёна забираются под кристальную гладь воды и, набирая небольшое количество жидкости, поливают ею шимову спину, Джеюн не знает, куда себя деть: хён так бережно относится к нему, не позволяя даже Сонхуну и Чонсону его лишний раз забрызгать. Он уважительно относится ко всем и каждому, кто оказывается под его крылом. Чонвон воду совсем не жалует, но разделить радость пяти хёнов и одного младшего не прочь, поэтому и мягко улыбается, когда из-под воды выныривает льняная макушка, а после виднеется и бледная спина, всё ещё не съеденная солнцем и его терпкими лучами. Конечно, потом рики полностью оказывается над водой, быстро усаживаясь рядом с хёном и мягко обнимая за пояс. — Рики! Ты ведь мокрый! — смеётся Чонвон, пытаясь младшего отпихнуть от себя и некогда сухой рубашки, которая теперь прилипает к влажной майке и шелковистой коже. Все его попытки тщетны, потому Ян сдаётся и громко-громко вздыхает, приобнимая младшего за плечи. Он, честно говоря, не совсем понимает, за что ему такая участь в виде крошечного мокрого утёнка, любящего обнимать и оставляющего много-много воды на теле. — Я не хочу оставлять тебя одного! Ты тут один, а мы все купаемся, это ведь несправедливо! — Поправив прилипшие на ногах шорты, Рики усаживается рядом с хёном и валит голову на чужое плечо, удобно устраиваясь и болтая ступнями в воде. Он волнует её, заставляет смешно дрожать, а сам тихонько смеётся, когда водные блинчики расплываются дальше и дальше, становясь одной сплошной кляксой, — она похожа на те разводы, которые проливаются водой на одежду. Сону, конечно, покидает водную гладь сразу же, как замечает, что его крошечный спутник, некогда держащий за руку, уплывает к берегу. Сону просто-напросто отвлекается на то, как Чонсон и Сонхун брызгаются и создают искусственный тёплый дождь. Вода, понятное дело, не очень таким довольна, поэтому взволнованная, она цепляет два тельца и захлестывает их лёгкими волнами, опрокидывая головы назад. Воды — полный рот, но братишки Пак продолжают смеяться и брызгать друг друга, переставая обращать внимания даже на возражения самого старшего. — Ирис, ты чего здесь? Хочешь, я покатаю тебя на спине, если боишься опускаться на дно? — Чонвон, конечно, безумно хёну благодарен, но тревожить и без того хрупкое тело не хочет, поэтому отрицательно мотает головой, улыбнувшись в ответ на предложение. Сону ласково цепляется за чужие щиколотки и усаживается чуть подальше от младших, стараясь оставаться в воде, к которой успел привыкнуть. Она, пусть и не очень тёплая, разгоряченное тело температурой на улице приятно хладит. — Хён, погоди! — слышится резкое и отчего-то пугающее. — Не брызгайся! — всё же забавно пищит Сонхун, пытаясь выбежать на берег сквозь, казалось бы, абсолютно фантомную толщу воды, а после прикрывает лицо руками, дабы капли-иголки от Чонсона не впивались в кожу. Он так забавно вышагивает, словно гигант, переступающий через высокие-высокие дома, стараясь добраться до своего убежища. Чонсон, конечно, отступать не спешит, предпочитая набирать побольше воды в ладони, чтобы ещё разок окатить младшего. Окончательно покинув воду, Сонхун валится на песчаный берег и громко-громко смеётся, однако осознаёт, что теперь ему снова придётся оказаться в воде; Чонсон, конечно, за компанию уваливается рядышком, на бок, но уже чрез мгновенье перекатывается на спину, пачкая влажное тело окончательно, — Паку-младшему думается, что так старший показывает свой однозначный проигрыш в их некой (и немного странной) игре, вышедшей совершенно спонтанно. Хисын и Джеюн, конечно, тоже покидают реку, не желая оставаться там в кромешном одиночестве. Старший всё ещё обнимает Шима за плечи, изредка потирая влажную кожу (Юн даже не окунулся, в то время как Хисын подплывал к неутомимо брызгающимся младшим) пальцами, лишь бы каменно и железно согреть. — Может быть, кто-нибудь хочет виноградных леденцов? — будто бы совершенно невзначай спрашивает Ли, отпуская Шима и подходя к кучке с вещами — забирает свои брюки, хорошенько усыпанные песком, и ныряет ладонью в карман. А ответ на вопрос следует довольно быстро, ведь шестеро мальчишек громко, так ещё и хором, заявляют о том, что ни за что не откажутся от редких сладостей. Выудив несколько фиалковых по цвету леденцов, Хисын раскрывает ладони и присаживается на колени, наверняка ленясь подойти и раздать конфеты самостоятельно. Что ж, ребята справляются с раздачей самостоятельно и в разы быстрее. На ладони — всего шесть леденцов (хотя Хисын был уверен в том, что взял семь штук), потому себя он решает оставить без виноградной сладости, облизывая совершенно пустые губы. У младших они покрываются приятным сахарным налётом, только вот Ли совсем не завидует — как бы ему ни хотелось съесть чего лишнего, вечно чешущиеся пальцы дают о себе знать. Не переносит он много-много сахара.***
Решив, что пора уходить с речки (Хисын отчего-то ощущает, когда время подходит к концу и близится к половине шестого вечера), юноша подзывает забавно переваливающихся друг на друга в воде Чонсона и Сонхуна, которые отмываются от песчаных рук и спин, а после подхватывает свои брюки вновь. Те шорты, в которых было разрешено гулять, практически иссушились из-за пылкого солнца, что припекает головы, накрытые рубашками, самых младших — они так и сидят у берега, неторопливо поднимаясь и хватая удобно устроившегося Чонвона. Хисын говорит, что пора одеваться и уходить от реки, — следует его послушать, потому ни один из шести мальчишек не возражает, принимая своё младшинство. Рики справляется со своей одеждой на каплю быстрее, нежели хёны, поэтому ему приходится ждать, согнувшись вдвое и пряча кончики пальцев в бархатном песке — его скучающий настрой, продлившийся не так долго, прерывает Джеюн, осторожно схватив младшего и подняв его над горизонтальной поверхностью. Конечно, всё делается неимоверно аккуратно, будто Шим решает поиграться с хрустальной, словно вычищенные до блеска стаканы для морса и воды, вазой, обычно быстро разбивающейся и ломающейся от ветренных прикосновений. Рики забавно вскрикивает и шевелит руками, разбалтывая неоднородно перемешанные компоненты воздуха. — Хён, отпусти меня! — щебечет младший и старается осторожно выпрямится, дабы не ударить шимов нос, находящийся крайне близко, своей спиной. Конечно, никто и не возмущён по-настоящему — так, детские забавы да юношеский смех. Оказавшись на песке вновь, Нишимура бросается на Джеюна, запрыгивая на его спину и твердит уже установленное: — Всё, теперь ты повезёшь меня, мой верный конь-хён! — Юн и не противится, хватаясь руками под чужими коленями и чуть подпрыгивая на месте для того, чтобы сползший куда-то Рики вернулся на место. Вытянув руку вместе с указательным пальцем, объятым песочной, чуть размокшей полоской пластыря, младший прикрикивает что-то подбадривающее, стараясь подгонять всех тех, кто по-прежнему остаётся позади. Впрочем, никто и не собирается задерживаться на берегу. Пять мальчишек уже одеты — лишь поправляют одежду, которая забавно липнет к мокрым (пусть солнце успело их чутка прогреть) телам и садится совершенно криво: боковые швы на рубашках отчего-то оказываются на животе, а пояс брюк не хочет возвращаться на привычное место, предпочитая оставаться на бёдрах — никак не хотят налезать. Чонсон, натянув на влажные волосы ту кепку, которую он с собой взял, чуть сгибает колени и предлагает Сону (конечно, Сонхуна он нарочито обходит стороной) забраться на него ровно так же, как и Рики на Джеюна. Клубничный юноша не отказывается, принимая некую помощь хёна и тихонечко благодаря его за потраченные в пустоту силы; Сонхун, демонстративно брови нахмурив, просится на спину к Хисыну, обещая отдать билет за своеобразный проезд чуть позже, по приходе в поместье, — Хисын и не смеет ему отказывать, лишь смеясь с того, какие глупости нашли на братишек Пак; Чонвон же остаётся у берега чуть дольше, чем остальные, прикусывая щёку изнутри и осторожно терзая алую, словно малиновое варенье, кожу — ему, увы, не достаётся хёна, что мог бы прокатить на спине до поместья, избавив исхудавшие ноги от нагрузки. — Чонвон-а! Не отставай, пойдём скорее! — кричит Ли, обернувшись и глянув на практически пустующий берег реки. У Хисына выработалась полезная для безопасности каждого привычка — пересчитывать ребят снова и снова, пока не будет уверенности в том, что их ровно семь (не меньше и, что хорошо, не больше). Потому, пересчитав ребят сейчас и убедившись, что их действительно шестеро, он рефлекторно оборачивается и подмечает потерявшегося котёнка, отчего-то совершенно невзрачного и поникшего. Повернув голову на голос старшего, Чонвон тут же срывается с места и несётся в нужном направлении, придерживая жилетку в руках покрепче. — Цепляйся за Хуна, не отставай, котёнок, — говорит Хисын, как только младший оказывается по левую руку от него и как-то виновато глядит, будто только-только напакостил. Но ничего такого не случилось, потому Чонвон хватается за Сонхунову спину, оказавшись позади, и легонько обнимает, уваливая тяжеловатую голову на позвонки, обтянутые фарфоровой кожей. Сонхун весь из себя довольно хрупкий, потому Ян очень-очень боится прикасаться к хёну лишний раз — ему было даже боязно глядеть на то, как Джеюн поднимает самого хрупкого мальчика во всём поместье. Стеклянные мальчики они такие, верно, — ломкие, хрупкие, податливые и наверняка очень-очень наивные, отчего-то считающие всё за правдивую истину. Они не знают многого, но многого не знают и другие о том, в какой Вселенной они обитают — не знают о настоящем воображении и его формах, подвластных лишь этим семерым.