***
Решив излишне не беспокоить больную мать, Елена надела светло-голубое платье с глубоким вырезом, но не стала слишком туго затягивать корсет и не изменила причёски. Стоя перед зеркалом, пока Дарья суетилась вокруг неё, Великая Княжна придирчиво рассматривала свои плечи, не слишком пухлые, но и избежавшие излишней худобы, выпирающие ключицы и округлую грудь, ровно вздымавшуюся. — Вы прекрасны, Ваше Высочество, — прошептала Дарья, отходя на расстояние от Елены. Та усмехнулась: долг обязывал служанку говорить, как её госпожа красива. — Приготовить постель к вашему возвращению от Её Величества Елизаветы Алексеевны? — Елена кивнула. — Слушаю-с. Выйдя из своих покоев, Великая Княжна быстро пошла к матери, на ходу кивая офицерам, приветствовавшим её. Она не хотела идти, но чувствовала, что это необходимо всего лишь из приличия. Елена не уважала Елизавету Алексеевну за её наивность, слабость и ветреность. Слепое доверие служанкам в том, что те не распространят слухи об очередном любовнике, робость перед важными лицами, которая не должна присутствовать у императрицы, и бесконечные измены — всё это выводило Елену из себя. Отец представлялся ей едва ли ни святым, в то время как мать была падшим человеком для неё. Как Елизавета Алексеевна могла допустить страдания Александра Павловича? Она и вовсе покинула их общие покои. И ради этого стоило выходить замуж? Размышляя такими образом и про себя коря Елизавету Алексеевну, Елена Александровна подошла к её покоям и постучала, громко сказав: — Маменька, позвольте войти. Я только с дороги. — Войдите, — донёсся слабый голос, и Елена прошла в спальню. Елизавета Алексеевна лежала в постели. Светло-русые волосы разметались по подушкам, тонкие руки сжимали книгу, по высокому лбу катились капли пота, а глаза её, удивительно ясные, смотрели на Елену. Та осторожно опустилась на край кровати, беря холодную материнскую руку в свои ладони и медленно целуя её. — Я вернулась раньше, маменька, ибо отец написал о вашей болезни. Мне стала невыносима разлука со своей страной и семьёй. — Великая Княжна склонила голову, и густая коса упала на плечи. — Не по мне вы скучали, Елена Александровна, а по своему отцу и вернулись лишь потому, что представился удобный повод. Но я рада: вы наконец одумались и оставили былое буйство… Скажите, чем вы занимались в Европе? — сменив тему со свойственной резкостью для больного человека, Елизавета Алексеевна слабым движением отстранила дочь от своей руки. — В основном, маменька, я изучала инженерное дело, но мне довелось ознакомиться с кораблестроением, физикой, химией и медициной. Более того, теперь я говорю не только на французском, как вы того желали, но и на английском и немецком языках. И всё за полтора года. Признаю, углубиться ни во что я не успела, однако же существенно расширила круг своих знаний, как-то и подобает Великой Княжне. — Елена даже и не попыталась улыбнуться, равнодушно глядя на мать, которая медленно кивнула, устало прикрывая глаза. — Как ваше самочувствие? — Полное безразличие так резко отразилось в её голосе, что Елизавета Алексеевна вспыхнула: — Вам всё равно, дочь моя. Но я достаточно великодушна, чтобы простить неразумное дитя. Вы меня порадовали, и я напишу вашему будущему супругу, чтобы он через полгода или даже ранее прибыл для вашего знакомства и подготовке к свадьбе. А теперь ступайте. Елена резко вскочила на ноги и, не желая возражать больной матери, (ибо она была уверена, что та слишком слаба, чтобы предпринять хоть какое-то важное решение), поспешила в свои покои, решив отложить встречу с Марией Фёдоровной до следующего дня. Её оскорбило то, что Елизавета Алексеевна посмела предположить, что она одумалась. Елена была обозлена одобрением, полученным от неё. Она желала увидеть вспышку гнева, а потому, ложась в постель и чувствуя ярость, сжимающую её сердце, Великая Княжна со злобным негодованием и стремлением позлить хотя бы бабушку, решила явиться поутру к ней в своём лучшем мундире и с убранными волосами, дабы показать Марии Фёдоровне, что никакие её советы по поводу женственности и поведения ничего не стоят для Великой Княжны. Несмотря на неприятный осадок минувшего дня, проснулась Елена в прекрасном расположении духа и, вызвав Дарью, принялась одеваться. Тот дорожный мундир, в котором она прибыла в Зимний дворец, ей не казался достойным того, чтобы явиться к вдовствующей императрице, поэтому она надела другой. Он был того же тёмно-синего цвета, однако роскошные эполеты сверкали ярче, высокий воротник был алого цвета с золотым шитьём, узкую талию обхватил серебристый пояс и перекинула через грудь красную ленту. Некоторое время проведя в раздумьях, Елена надела белые штаны и высокие чёрные сапоги. Придирчиво осмотрев себя в зеркало, она села в кресло, и Дарья принялась собирать её волосы в высокую причёску, чтобы ни одна прядь не опустилась ниже затылка. Потратив на сборы почти час и не позавтракав, Елена взяла шпагу, осмотрев её, убрала обратно в ножны и вышла из покоев. Утро было тихим, но служанки спешили по своим делам, а внизу, на кухне, как она знала, уже кипела работа. Удовлетворившись этой суетой, Великая Княжна улыбалась каждому, кто попадался ей на пути, той улыбкой, которая появлялась на её лице лишь при Александре Павловиче. Ей нравилось чувствовать себя хозяйкой в этом огромном дворце, и чувство это заставляло её радоваться всему вокруг. Елена знала: Мария Фёдоровна уже проснулась и наверняка сидит с одной из своих фрейлин Анной Павловной за обсуждением множества мелочей, касающихся то Великих Князей и Княжны, то самого императора Александра Павловича, то и вовсе всей Российской империи и высшего света Петербурга, в будуаре. Постучавшись в двери, Елена громко объявила о своём визите и, не дожидаясь приглашения, вошла. Всё было действительно так, как она и предполагала. Анна Павловна расплылась в фальшивой улыбке, а Мария Фёдоровна побледнела. — Доброе утро, бабушка. Анна Павловна, моё почтение. — Великая Княжна склонила голову, приложив руку в белой перчатке к левой стороне груди. — Я прибыла вчера и навестила лишь родителей, побоявшись потревожить ваши приготовления ко сну. Если вам угодно поговорить со мной, то не смущайтесь присутствием вашей многоуважаемой фрейлины. — Она подошла к креслам, в которых сидели женщины, и опустилась на диванчик рядом, оправив шпагу и готовясь слушать с довольной ухмылкой. — Вы прибыли раньше, Елена Александровна. Ваш отец скучал по вам более всех… К слову, Михаил Павлович уже вернулся из своей поездки с Иваном Фёдоровичем Паскевичем, до этого он искал встречи с вами в Европе. Вы были весьма дружны до того, как он покинул страну, — произнесла Мария Фёдоровна, очевидно, не желая говорить о своём впечатлении при виде внучки и оттого рассказывая о своих сыновьях. — Это так. Папенька рад моему прибытию, маменька — несколько меньше, а Михаила Павловича я ещё не видела. Но заметьте: я пришла не к нему, а к вам, ожидая того, что именно вы скажете по поводу моего раннего возвращения. — Елена ждала её реакции, которая, если судить по пылающим щекам, должна была скоро последовать. — Я думаю, что вам следует немедленно выйти замуж за Филиппа, раз уж вы прибыли, но последнее слово останется за Александром Павловичем. И… прекратите надевать офицерский мундир, во всём подражая отцу. Всё-таки вы женщина. — Мария Фёдоровна сжала губы в тонкую линию, но Елена лишь ещё больше заулыбалась, на что Анна Павловна удивлённо вскинула брови. — Будь я мужчиной, вы бы гордились мной, однако я всего лишь взбалмошная девица, к вашему неудовольствию. Что ж, имейте в виду: папенька дал мне ещё полгода до приезда Филиппа. И вы не сможете его переубедить. Хорошего вам дня. — Великая Княжна резво поднялась на ноги и с весёлым выражением, запечатлевшимся на очаровательном лице до конца дня, решила заглянуть к отцу, который, по своему обыкновению, должен был заниматься государственными делами в кабинете. Постучавшись и войдя к Александру Павловичу, Елена застала его, грустно смотревшим в одну точку в бумагах, лежавших на столе. — Доброе утро, отец, — улыбнулась она и села перед ним на стул, перехватывая задумчивый взгляд. — Я была ещё вчера у маменьки, а сегодня утром — у Марии Фёдоровны. Они полагают, что мне нужно поскорее выйти замуж за Филиппа, раз я уже вернулась. — Не беспокойтесь, — тихо ответил император, из-за полуопущенных век рассматривая мундир дочери. — Я вам обещал отложить свадьбу на два года, значит, так и будет. Пока познакомитесь, пока подготовитесь к свадьбе, пройдёт ещё полгода, поэтому вас ничего не стесняет. Затем отправитесь в Австрию. Я думаю, Филипп сможет представить вас императору. Высший свет не оставит вас и там. — Это окончательное решение? — тихо спросила Елена, нервно постукивая каблуком и опустив голову ниже. — Вы же не навсегда покидаете Россию. Сможете каждое лето проводить в Царском селе, как и прежде. Будете навещать своих друзей и нас, стариков-родителей, когда пожелаете. — Александр Павлович нежно сжал руку дочери чуть выше запястья, поглаживая её большим пальцем. — Разве найдётся человек, который откажет вам в таких мелочах? — Елена отняла руку и отодвинулась от него, поджимая дрожащие губы. — Милая моя Княжна, нельзя, чтобы ваш супруг жил у нас во дворце. Он должен привести вас в свой дом. Не беспокойтесь об этом излишне. Я прекрасно понимаю, чего вы хотите, но не в силах этого исполнить. — А отчего же вы не в Царском селе вместе с Николаем, Михаилом и остальными? — резко перевела тему Елена, осознав, что с отцом не получится договориться. — По прибытии в Российскую империю я сперва направлялась туда, но затем мне написали о том, что вы находитесь в Петербурге. — Елизавета Алексеевна ослабела. В бреду или нет она умоляла меня вернуться вместе с ней, и я согласился. Пусть и зря, потому как вскоре она снова охладела ко мне, — довольно резко ответил Александр Павлович, секунду подумал и продолжил: — Если вы пожелаете, то мы поедем с вами на оставшиеся две недели лета в Царское село. Быть может, вас это порадует. Помните, мы раньше с вами много времени проводили, катаясь на лошадях в тенистом парке. Минуло полтора года с нашей последней прогулки вместе. Мы могли бы наверстать упущенное, и это подняло бы вам настроение. Что скажете? — Право, отец, у вас наверняка есть множество дел. Я могу поехать и одна. — Но желаете-то вы со мной. — Он взял лицо Елены в руки и поцеловал её в лоб. — Раз я вам предлагаю, то и все дела можно отложить. Не отказывайтесь и воспользуйтесь этой возможностью.***
Уже через три дня Елена вновь приказывала Дарье, всюду сопровождавшей её, какие сундуки разобрать и что не трогать, в Александровском дворце, в Царском селе, куда они с отцом прибыли рано утром девятнадцатого числа, оставив Елизавету Алексеевну и Марию Фёдоровну в Петербурге, к их общему неудовольствию. Своих родных, находящихся здесь, Великая Княжна ещё не видела и собиралась их навестить после прогулки с отцом, на которую она уже опаздывала: — Достань моё мундирное платье! — довольно резко сказала Елена бледной Дарье. — Отец меня ожидает к десяти. Осталось не более двадцати минут! Да не то, Даша! — уже прикрикнула она, когда служанка с трясущейся от испуга губой достала одеяние в цветах Семёновского полка. — Мне нужно обычное, не парадное! Наконец одевшись, Елена, громко звеня шпорами, под удивлёнными взглядами прислуги выбежала в сад, где её уже ожидал отец, поглаживая свою светло-серую лошадь по шее. Вороной конь Великой Княжны стоял рядом и помахивал хвостом. Завидев хозяйку, он подался вперёд, и Александр Павлович придержал его за уздцы. Елена почти бежала к отцу, но, запоздало вспомнив о приличии, замедлилась и подошла к нему с тяжело вздымавшейся грудью. — Вы всё продолжаете очаровывать разнообразием своих одежд, — улыбнулся Александр Павлович и поцеловал руку дочери. — Вас подсадить? — Елена качнула головой и уже через секунду, довольно улыбаясь, устроилась в седле и оправляла складки на юбке. — А стоило бы, — усмехнулся он. — Я скучала по России! — сказала Елена, которая сияла от восторга, когда они въехали в парк, и Александр Павлович невольно засмотрелся на дочь, так не похожую на мать и оттого столь горячо любимую. Несмотря на семнадцатилетний возраст, детские черты ещё не покинули её округлого, румяного и свежего лица и ярче выступали в минуты радости. — Что же вам рассказать? Я писала всё в письмах! — Стало быть, всё? — Елена смущённо взглянула на отца. — И только мне вы писали? Нет-нет! Не говорите о маменьке, бабушке, Михаиле Павловиче и подругах. Не получал ли известный нам адъютант вестей от вас? — Убедившись по хитрой улыбке и спокойному взгляду, что отец не собирается её ругать и уж точно не подозревает об истинном содержании писем к Нему, Елена проговорила: — Дмитрий Фёдорович обучал меня фехтованию с одиннадцати лет, а потому стал мне близким другом. Право, не беспокойтесь излишне. Он ведь собирался жениться год назад! — И всё-таки её щёки пылали. — Но, как вам прекрасно известно, разорвал помолвку с одной из богатейших девушек Петербурга, чем навлёк на себя недовольство в высших кругах. Дочь моя, я ни в чём вас не подозреваю, но будьте осторожны, а я как отец смею лишь убедиться в его благородстве и в вашем благоразумии. Дмитрий Фёдорович — правая рука и адъютант Уварова, его любят солдаты, уважают офицеры, и такой человек особо ценен для всей армии. Я увидел его впервые десять лет назад молодым и наглым восемнадцатилетним офицером, который без помощи со стороны его старшего брата сам добился всех чинов. В наш век это особо похвально. — Александр Павлович с пониманием заглянул в глаза дочери и, чем-то удовлетворившись, продолжил глядеть вперёд, на опадающие листья и засыпанную ими дорожку. — Не хочу говорить сейчас об армии, — настойчиво проговорила Елена, страшась задать главный вопрос, произнести пугающие слова о том, что будет после смерти отца. — Скажите, вы думали о… — помедлила она, — …о наследнике? — Да. — Император выдержал долгую паузу, и Елена несколько раз хотела сама прервать молчание, но замирала в нерешительности каждый раз, когда набирала воздух в грудь. — Я верил в то, что Елизавета Алексеевна сможет родить мне сына, но последние роды слишком ослабили её, поэтому надежда крайне мала. Я не могу спорить с тем, что вы лучше любого юноши, но пока что наследник престола — Николай, если Константин всё-таки откажется. Я бы внёс изменения в Акт о престолонаследии своего отца ради того, чтобы вы получили шанс на правление Российской империей. Но всё-таки я полагаю, что всё зависит от моего завещания, где я могу оставить соответствующий указ, но его я так и не решился составить. Женщины, как моя покойная бабушка, способны единолично управлять страной, однако мне боязно взвалить на ваши хрупкие плечи столь большую ответственность. В любом случае, вы не мужчина, а женщина, которая легче поддаётся слабостям… — Александр Павлович отвернулся, и Елена взяла его за руку. Тот посмотрел на дочь с беспокойством. — Я напрасно завела этот разговор. Знайте: я выполню любую вашу последнюю волю, когда придёт время. Я умру ради неё! Но мы не можем опускать возможность того, что престол перейдёт к вашему внуку, когда мы с Филиппом осчастливим вас его рождением. Ваша бабушка, Екатерина, так и желала поступить. И вообще! — Елена нахмурилась. — Ваша мать живёт столько лет. Дай Бог и вам прожить не меньше. Всё будет хорошо, отец. Не стоит отягощать себя печальными мыслями так рано! — И она, к своему удовольствию, увидела улыбку на его лице, грустную и задумчивую. Они проезжали мимо небольшого пруда, где друг за другом носились утки, оглушая своими криками. Елена подъехала ближе и спешилась. — Отец, давайте посмотрим, — попросила она, и Александр Павлович тоже спустился с лошади и подошёл к дочери. — В Европе даже птицы не такие! — Великая Княжна взглянула на него и счастливо улыбнулась. — Чего же вы по-прежнему печальны? — Милая Елена, я смотрю на уток уже почти сорок четыре года, и, поверьте, ничего нового не вижу. — Александр Павлович положил руку ей на плечо и ласково сжал его. — А у них ведь всё меняется. Это мы не замечаем. Что же, поедем дальше! Когда они вновь двинулись вперёд, Елена не знала, о чём заговорить, чтобы избежать неловкости, но Александр Павлович, очевидно, уже сам собирался что-то ей сказать, но его окликнул знакомый Елене голос: — Ваше Величество! — На коне к ним подъехал мужчина с тёмно-русыми вьющимися волосами и лукавого вида карими глазами. По форме Елена узнала в нём адъютанта, стройного, ещё молодого, с чисто выбритым благородным лицом. Губы его растянулись в улыбке. — Доброе утро. Дмитрий Фёдорович Паскевич, Ваше Величество. Позволите говорить? — Представившись, он не отводил взора от императора, и Елена с замиранием сердца вглядывалась в столь полюбившиеся её сердцу черты, не боясь быть замеченной никем из них. Александр Павлович кивнул, и Дмитрий понизил голос: — У меня к вам два письма: одно — от его превосходительства Уварова, другое — от моего брата Ивана Фёдоровича. Оба просили меня лично доставить вам их. И я виноват, что помешал вашей прогулке с… — запнулся он и во все глаза посмотрел на Елену. Губы его дрогнули. — Княжна! Какая встреча! — не совладав с собой вскрикнул он и тут же поправился: — Рад видеть вас, Ваше Высочество. — Мы с Её Высочеством Еленой Александровной уже собирались возвращаться, поезжайте с нами, и я, быть может, напишу ответы их превосходительствам, дабы вы могли доставить их довольно скоро. — Александр Павлович развернул лошадь, жестом приглашая Дмитрия следовать за ним, и тот поехал чуть позади императора, стараясь из-за его спины взглянуть на Елену, которая успела лишь подумать, когда это они решили, что пора обратно во дворец. — Как долго вы собирались пробыть в Царском селе? — Я прибыл лишь на день, дабы отдать вам письма и привезти обратно ответы. — Рука Дмитрия потянулась за пазуху мундира, во внутренний карман, в котором, как знала Елена с его слов, он хранил важные поручения ещё со времён, когда был адъютантом Кутузова. — Или стоит обождать, и вы заберёте их в другому месте для сохранения тайны, которой мне приказали придерживаться в присутствии посторонних, хоть Её Высочество таковым и не является? — Да, Дмитрий Фёдорович, не торопитесь излишне. Быть может, вы останетесь на обед? Елене Александровне и Михаилу Павловичу будет приятно ваше присутствие. — Елена после этих слов отца, склонила голову к гриве коня, стараясь скрыть румянец на щеках, но Александр Павлович не смотрел на неё, и она украдкой взглянула на Дмитрия, который, прикусив губу, вероятно, раздумывал над ответом. — Вы втроём были весьма дружны до того, как мои брат и дочь отправились странствовать. Соглашайтесь. Это вас задержит не более чем на несколько часов, ваше высокоблагородие. — Елена про себя отметила новое обращение. Неужели Паскевич получил подполковника за какой-то месяц, в который он ей не писал? — Если вам, Ваше Высочество, моё присутствие не доставит неудобств и будет приятно, то я останусь. — Дмитрий чуть склонился, чтобы видеть Елену. Та кивнула, внимательно взглянув на него и узнав то особенное выражение лица, с каким он смотрел на неё почти два года назад… — Ваше Высочество, вас няньки и гувернантки не потеряют? — Дмитрий, откинувшись на траву, лежал на спине, смотрел на высокое небо, сжимая руку Елены, сидевшей рядом, изредка поднося её к губам и целуя. — Мне всё равно, Дмитрий Фёдорович. Они полагают, что у меня с вами урок фехтования. — Она оправила мундир на плечах и кивнула на шпаги, небрежно сложенные в двух шагах от них. — А папенька и маменька даже не могут подумать, что вы могли… — Елена покраснела, и Дмитрий сел, взяв её за вторую руку, и с улыбкой, которая придала особенную красоту его выразительным чертам, произнёс: — …что я мог влюбиться в их дочь. Право, Княжна, вы неотразимы. Всё в вас приковывает внимание и заставляет неотрывно любоваться вашими манерами, осанкой, лицом, руками… Я множество раз видел такие руки, как у вас — тонкие, изящные, с длинными пальцами, но они не были столь привлекательны. Снимите перчатки, я не буду касаться вас, но хочу ещё раз взглянуть. — Елена смущённо обнажила кисти рук и, разведя в стороны пальцы, показала их Дмитрию. — Любуйтесь же, господин адъютант! — Тот, едва дыша, смотрел, однако, не на руки, а на счастливое лицо Великой Княжны. — Что же вы? — Жаль знать, что я никогда не стану вашим мужем и не надену кольцо вам на палец, иначе бы уже сделал предложение, — вдруг угрюмо заявил он, и Елена, не надевая перчаток, наплевав на все правила приличия, резко схватила его за руку и поцеловала её. — Я хотел бы большего, но ваш отец настаивает, чтобы вы были женой принца или эрцгерцога. Больно осознавать, что вся ваша красота, чистая душа, невинные помыслы достанутся ему. Скажите: вы сможете быть счастливой в браке с ним? — Папенька уже решил, за кого я пойду. Он даже раздумывает о том, чтобы дополнить Акт о престолонаследии Павла Петровича указом о равнородности брака. — Елена опустила глаза, чувствуя лишь стыд перед Дмитрием, который с каждым услышанным словом всё больше менялся в лице. — Филипп Габсбург-Лотаргинский из Австрии был здесь недавно по каким-то делам — вот мой жених. Он старше меня на двадцать два года. Да, Филипп — хороший и очень образованный человек. Я могу отдать ему руку, но сердце моё останется у вас навсегда. — Ваши слова не звучат отрадой. Лучше бы вы меня не любили и вовсе! Мне будет больно видеть ваши страдания, ведь ваша юность и молодость будут отданы человеку, годящемуся вам в отцы. Но не всё так печально. Быть может, ваши чувства ко мне — детская любовь, которая со временем пройдёт? — Дмитрий склонил голову, и Елена подалась вперёд, к его груди, утыкаясь в неё лбом. Рука адъютанта замерла в нерешительности на её плече. — Я знаю, что так было бы лучше для нас обоих, но не думаю, что эти чувства, впервые проявившиеся, когда мне было двенадцать, смогут остыть даже через время. Я ощущаю и вашу любовь. Такого ведь вы тоже никогда не испытывали? — Елена вцепилась в его плечи и отстранилась. По её щеке покатилась слеза. — Никогда. Однако знайте: если вы разлюбите меня, если все помыслы ваши будут о другом, я не стану тревожить вас и себя, постараюсь жениться и… нет, — Дмитрий и сам едва не плакал, произнося эти слова. Он нервно дёрнулся и с такой же резкостью продолжил: — Никогда! Тебя мне не разлюбить никак. Но ты не береги моё сердце, можешь разбить его вдребезги, топтать, сжечь. Ты так молода, так открыта, а я пожертвую собой ради твоего блага, Княжна, если настает время! — Что же ты говоришь такое, Дмитрий? — Елена уже откровенно рыдала, размазывая слёзы по щекам, и он принялся вытирать их собственным платком, стараясь пальцами не касаться её лица. — Я уеду в Европу на два года! Я буду тебе писать, пиши и ты в ответ! Не позволяй нашему чувству разрушить нас. Дмитрий, я… я… — Эти слова потонули в протяжном всхлипе. Это была их последняя встреча перед долгой поездкой Елены, но его выражение лица она запомнила навсегда. Отчаянная улыбка и безысходность, застывшие в дрожащих губах и полных боли глазах. Желание утешить её, но не себя самого. Так Дмитрий смотрел на неё и сейчас. Александр Павлович либо заметил это, либо решил, что заметил, потому что поспешил занять его разговором, не желая, однако, ставить что-либо ему в укор: — Как вам в звании подполковника, Дмитрий Фёдорович? — Всего две недели прошло с того момента, как вы своей Высочайшей волей пожаловали мне его. Право, я не успел свыкнуться, но выражаю огромную благодарность за это. — Отчего же, ваше высокоблагородие? — наконец решилась задать вопрос Елена, глядя на Дмитрия и буквально ощущая, как внимательно следит за ней отец. — Да хотя бы оттого, что почти никто не читал газет и до сих пор все считают, что я майор, Ваше Высочество. Люди нынче озабочены лишь своими бедами, что, впрочем, нельзя поставить им в укор, а мне это не вредит. Злые языки страшнее пистолета, — последняя фраза была произнесена с особенным выражением, и он с весёлым ожиданием перевёл взгляд с недоумевающего лица Елены на Александра Павловича. Тот со снисхождением заметил: — С господином Грибоедовым провели много времени? — Александр Сергеевич мне показывал наброски к его книге, Ваше Величество. Вам он тоже что-то говорил? — Елена поджала губы: она по-прежнему не могла понять ничего. — Мне приходилось услышать на балах некоторые его выражения. А вы, милая моя Елена, всё немцев читаете? — повернулся к дочери император. — По-разному, отец. К слову, Дмитрий Фёдорович, вы напомнили мне. Я привезла вам из Европы несколько книг, которые вы желали найти, но… — Елена запнулась, поняв, что при отце, который, судя по взгляду, живо заинтересовался, не стоит говорить о цензуре, однако быстро нашлась: — Но всё не успевали. Зайдите ко мне после обеда. — Благодарю вас, Ваше Высочество, и буду непременно. Они уже подъехали к Александровскому дворцу, и Дмитрий, спешившийся первым, помог Елене, с излишней силой сжав её руку, когда раздался громкий оклик: — Елена! — К ним бежал молодой мужчина в рубашке, на ходу набрасывая мундир и не попадая в рукава, очень похожий на Александра Павловича. — Михаил! — вскрикнула Великая Княжна, и тут же её подхватили сильные руки дяди, обняли, закружили так, что ноги оторвались от земли, прижимали к груди несколько секунд и наконец отстранили. Слёзы покатились из глаз Елены, когда она заметила, как увлажнились голубые глаза Михаила Павловича, которые были практически на одном уровне с её собственными. — Я по вам скучала! — И всё же ваше возвращение такое раннее и оттого столь неожиданное, что я не могу подобрать слов, как я счастлив видеть вас! — Великий Князь поцеловал руку племянницы и взглянул на брата, который передал лошадей слугам и ожидал, когда он нарадуется встрече. — Александр, брат. Вас Елена упросила прибыть вновь в Царское село? Вы сказали ей, что в конце августа будет бал, который устраивает Николай? Вы же будете, а, Ваше Величество? — Михаил подошёл к нему, всё ещё упорно не замечая Дмитрия, и братья крепко обнялись. — Обязательно, Михаил Павлович, но сейчас не задерживайте меня излишне. Дела. — Александр Павлович кивнул на Паскевича, молчаливо стоявшего рядом с ним. — Дмитрий Фёдорович, друг! — Великий Князь обнял и его. — По какому поводу, господин подполковник? — По поручению его превосходительства генерала Уварова. Вы же знаете, кем я служу, Ваше Высочество, — равнодушно ответил Дмитрий и не стал вдаваться в подробности, и Александр Павлович пригласил его в свой кабинет, а затем обернулся к Елене: — Обед будет в два часа, дочь моя. Я искренне надеюсь, что вы сыграете нам на фортепиано, поэтому не опаздывайте. — Она кивнула и сделала глубокий реверанс. Дмитрий, проходя мимо Елены, кивнул ей, проводив настороженным взглядом. Когда они скрылись за дверями дворца, Великая Княжна обернулась к Михаилу Павловичу, который, улыбаясь, заметил: — Он писал, что даже служба не приносит радости. Будьте осторожны.***
— И Дмитрий ничего вам не сказал, Елена? — Мария Луиза, сидевшая на скамье подле Великой Княжны, отбросила тёмные волосы с обнажённых плеч и подалась вперёд, готовясь слушать. То была молодая девушка, очень тоненькая и хрупкая, маленького роста, не слишком утончённой красоты по сравнению с Еленой. Сразу по возвращении с прогулки она, разыскав свою кузину (Мария, соскучившись по семье со стороны матери, прибыла в Россию), поспешила с ней в баню, чтобы привести себя в порядок. И теперь, вытянув стройные ноги, накинув полотенце и чувствуя себя полностью обнажённой перед её вопросами, Елена не без удовольствия приказывала поддать жару, несмотря на покалывание кожи на груди, которому она не придала значения, с некоторым ликованием наблюдая за тем, как всё ярче становятся бледные щёки Марии Луизы. — Он не смел и слова лишнего сказать в присутствии отца, но его взгляд… Как он смотрит на меня! Право, мне кажется, Дмитрий так влюблён, что скоро потеряет самообладание. Он уже высказывает некоторые вольности во взглядах на жизнь, и мне, скажу вам, это так нравится! — Елена уперлась голыми пятками в горячий пол и прижала руки к груди. — Как же, Елена Александровна? Вспомните то, как обращаются с вольнодумцами! Если Дмитрий продолжит мыслить в подобном ключе, то отправится в Сибирь и будет разжалован в рядовые! Постарайтесь убедить его быть осторожнее. — Мария Луиза утёрла пот со лба тонкой рукой и тяжело вздохнула: в помещении становилось излишне жарко для её европейской натуры. — Отец ценит его старшего брата. Иван Фёдорович Паскевич всё уладит, если случится неладное. Да и Уварову он нужен. Их стараниями отправится не дальше, чем на Кавказ! Но Дмитрий — умный человек, поэтому до тех пор, пока он держит себя в руках, бояться ему нечего. Я люблю его, вы знаете, Мария, причём взаимно, но… в Акт о престолонаследии скоро будут внесены изменения о равнородном браке, поэтому и надеяться на наше с ним счастье нельзя. Я смогу выйти замуж лишь за эрцгерцога или принца. А Филипп, судя по всему, — неплохой вариант. Правда, противно будет на свадьбе целовать человека, который намного старше меня, и обнимать его! — Елена поднялась на ноги и, прикрыв глаза, закружилась, как в вальсе, держа за плечо невидимого партнёра. Когда она открыла их, Мария уже выскользнула в соседнюю комнату, где была купель с прохладной водой. Великая Княжна, разочарованно усмехнувшись, вышла следом, желая договорить, в просторную комнату, отделанную мрамором. Мария стояла на краю купели в нерешительности. Елена отбросила полотенце в сторону и, не посчитав нужным спуститься по ступеням, спрыгнула, как ребёнок, с бортика, обрызгав весь пол рядом холодной водой. Кожу на груди снова стало неприятно покалывать. — На всё воля вашего папеньки, вам необходимо исполнить её, — тихо проговорила Мария, отходя на шаг от воды, потому как Елена решительно двинулась к ней. — Нет! Не надо! Я не хочу! — Не обращая внимания на эти визги, Великая Княжна, лёгким движением выскочив на пол, обхватила упиравшуюся кузину за плечи и вместе с ней повалилась обратно в воду. Когда они наконец выбрались из неё, вдоволь побарахтавшись и едва не утопив друг друга, Мария заметила: — Как же ваш будущий супруг сможет снести этот дикий и даже буйный нрав? Вы уверены, Елена Александровна, что ему это будет под силу в сорок лет? — А это мы посмотрим! Раз решил жениться, не считаясь с моим мнением, пусть теперь терпит! — звонко рассмеялась Елена, ударив ногой по воде. — Знаете, отец говорит, что Филипп ещё не может называться стариком, потому как сохранил молодость души. Увидим, милая кузина, как он будет терпелив с моей!***
Когда настало время обеда, Елена, надев светло-зелёное платье с глубоким вырезом на груди, спустилась в обеденную залу. Это была просторная и светлая комната с широко распахнутыми окнами, через которые можно было увидеть пышный зеленеющий сад. У противоположной стороны стояло фортепиано. Слуги неподвижными статуями замерли по углам. За длинным овальной формы столом в центре залы спиной к ней уже сидел Александр Павлович. Справа от него что-то быстро говорил Дмитрий, с весьма задумчивым видом водя пальцем по белой скатерти и явно что-то объясняя. Рядом с ним надменно красивый Николай Павлович склонился к жене Александре Фёдоровне, подле неё Мария Луиза улыбалась Михаилу, справа от которого оставалось одно пустое место для Елены. Первым её заметил Дмитрий: он замер на полуслове, из-за чего разговор оборвался, и Александр Павлович обернулся. Внимательное выражение его лица сменилось на добродушную улыбку. — Нет, не стоит. Сидите, — поспешила сказать Елена, подходя к столу, когда мужчины принялись подниматься. Подбежавший слуга отодвинул стул, и она села, положив салфетку на колени. Подняв взгляд, Великая Княжна увидела несчастное лицо Дмитрия, сидевшего напротив. Он искоса глянул на её грудь, что-то хотел сказать, но тут же спохватился и промолчал. Она про себя усмехнулась: ей хотелось немного посмущать его, всегда такого спокойного и рассудительного. — Рад видеть вас, Ваше Высочество, — произнёс Николай Павлович, пока слуги суетились и приносили ещё горячие блюда. — Нам не довелось увидеться ранее. — Взаимно, Ваше Высочество. Как ваши дети? Я, увы, уехала раньше рождения Саши, а о Марии отец написал мне и вовсе не так давно. — Елена обращалась больше к Александре Фёдоровне, но бросила недовольный взгляд на отца, который не смотрел на неё и не заметил этого. — Машенька болела, мы боялись, что она не переживёт зимы, и не хотели печалить вас. Это я уговорила никого не писать о рождении нашей дочери… Вам ведь было интересно и весело в Европе, Ваше Высочество? — тихо ответила та, устало улыбаясь и сжимая руку Николая. — Да. И всё же мне не хватало семьи. Я скучала по вам всем. Жаль, однако, что нас за этим столом становится всё меньше и меньше. — Елена украдкой взглянула на Дмитрия, на которого намеренно не отвлекалась, и тут же склонилась к тарелке с супом: Александр Павлович внимательно наблюдал за ней. — Вы не снимали крестик в бане? — спросил он, кивнув на красноватый ожог на груди Елены. — Отвыкла, отец, от наших бань и позабыла. Последние полтора года я не слишком беспокоилась об этом. Дмитрий, наконец нашедший благовидный повод, но всё же смотревший только на её лицо, заговорил: — В Европе действительно не такие бани. Особенно во Франции. Вы там были, Ваше Высочество? — Нет, ваше высокоблагородие. Только проездом. Большую часть времени я провела в Пруссии, но последние несколько месяцев мне удалось пожить в Англии. А вы давно не были за границей нашей Родины? — Елена улыбнулась ему, откладывая приборы в сторону. — Последний раз я был там пять лет назад вместе с армией, когда после смерти Михаила Илларионовича служил в Семёновском полку. Чудесное было время. — Дмитрий, который живо уцепился за любимую тему для разговора, немного расслабился и собирался продолжить, но Александр Павлович жестом остановил его и проговорил: — Давайте оставим эти темы, Дмитрий Фёдорович, в нашем кругу. Некоторое время они обедали молча. Принесли шампанское, и Дмитрий, выпивший два полных бокала, свободно отклонился на спинку стула, вернувшись в естественную позу, но всё же стремясь не слишком пристально смотреть на Елену. К Александре Фёдоровне прибежала нянька и просила прийти к детям. Она тут же, извинившись, поспешила к ним. — Может быть, вы нам сыграете, дочь моя? — попросил Александр Павлович, когда Михаил, выпивший больше остальных, отпустил немало едких шуток, смутивших Марию Луизу. Елена кивнула. — Приказать принести ноты? — Нет, не стоит. Многое я помню наизусть. — Поднимаясь, Елена излишне наклонилась вперёд, и Дмитрий, стушевавшийся окончательно, отвернулся, не найдя ничего лучшего, кроме как смотреть на Михаила. Николай Павлович заметил это движение и тихим покашливанием попытался привлечь внимание старшего брата, но тот следил за дочерью, пока та усаживалась за фортепиано и снимала перчатки для удобства. Елена, не знавшая, однако, что происходило за её спиной, с удовольствием выпрямилась и опустила руки на клавиши. Полилась тихая музыка, то медленно переливающаяся красотой нот, то быстро сменявшая звуки. Пальцы Великой Княжны непринуждённо двигались по клавишам, она склонялась к нему грудью то ниже, то выше в такт мелодии. За столом Александр Павлович, прикрыв глаза, слушал игру дочери. Дмитрий задумчиво смотрел на неё, скрестив руки на груди. Николай Павлович наконец отвёл взгляд от него и откинулся на спинку стула, поигрывая вилкой в длинных пальцах. Мария Луиза, отодвинувшись от Михаила, который обернулся на Елену, не двигалась и, похоже, единственная не получала удовольствия от игры. А Елена продолжала, чувствуя себя в центре внимания даже со стороны прислуги, слушавшей её. Больше всего ей льстило то, что Дмитрий находится с ней рядом и может насладиться композицией, которую она всем своим сердцем посвящала только ему, хотя никто, пожалуй, кроме неё, не мог и догадаться об этом. Закончив спустя несколько минут на жалобной и протяжной ноте, Елена поднялась на ноги и обернулась к слушавшим, которые, встав со своих мест, принялись аплодировать ей. — Браво, Ваше Высочество, — улыбнулся Дмитрий, и эта улыбка, естественная и счастливая, заставила саму Елену несколько растеряться и осознать: он всё понял и лишь не может сказать ей этого в присутствии родных.***
— Николай с меня глаз не спускал, возможно, он скажет что-то Его Императорскому Величеству. Любит же он портить жизнь остальным! — заметил Дмитрий, когда они вместе с Еленой вошли в её покои. — А у вас здесь, Княжна, уютно. — Он осмотрел убранство комнаты от диванчика, на котором они сидели, и кресел рядом до небольшого стола напротив окна и розоватых штор, а затем подвинулся ближе к ней. — Признаю, что вы поразили меня своей одеждой, и я не смел сказать лишнего слова и одарить вас бо́льшим вниманием, чем остальных, даже просто спросив про ожог, потому что оробел. Полтора года изменили вас внешне. — А вы по-прежнему не носите бороды, надеваете все ордена и беседуете с товарищами из Семёновского полка на равных, несмотря на высокое звание? — Елена сжала его руку и, медленно поднеся к губам, поцеловала. — Когда Александр Сергеевич Грибоедов напишет свою книгу, я уговорю его прислать её вам. В ней вы найдёте многое, соответствующее моим помыслам. Что чины и звания, милая Княжна? Их можно легко потерять, а вот друзья, с которыми я вошёл в Париж, должны оставаться рядом. Я желаю и вас с ними когда-нибудь познакомить… А мне бы хотелось перемолвиться словечком с Кондратием Рылеевым. Мы мельком виделись во времена заграничного похода, а его «К временщику», как вы наверняка знаете, — такой удар в сторону Аракчеева! Если встретите его ранее меня (он, кажется, собирается жениться и переехать в Петербург), то сообщите о моём намерении, если вам, конечно, будет не сложно. — Довольно о друзьях и Рылееве, Дмитрий Фёдорович. Я ждала нашей встречи не для того, чтобы слушать о других. — Елена пересела ещё ближе так, что их колени соприкоснулись. — Скажите, как вы сами? О звании подполковника и об отсутствии его значения для вас я знаю. Что женитьба? — Брат хотел, чтобы я женился на глупой и абсолютно бездарной, но зато богатой девушке. Иван Фёдорович подозревает о моих чувствах к вам, скоро могут начать догадываться и другие, как Николай Павлович, а брак бы хоть на некоторое время отвёл бы подозрения от меня. — Он усмехнулся. — Правда, я не понимаю, что бы это изменило. Но зная, что мне не быть вашим мужем, я хотел быть хорошим братом и не подрывать хотя бы его репутацию. Однако Наталья оказалась до того пустой, что мне стала жизнь в тягость. Подумайте только: разлука с вами, нелюбимая женщина рядом, непонимающий брат! Поэтому я и разорвал помолвку. Мне двадцать восемь лет, в конце концов. Так что не беспокойтесь: я люблю вас и только вас. А как вы сами? Что вас тревожит? Или, быть может, что-то уже радует? — Мне горько оттого, что я выхожу замуж через год не за вас. А радуют ваши слова о любви ко мне. — Дмитрий поцеловал её руки и прижал их к своему лицу. — Но не стоит говорить только о грустном. Разве способен брак с Филиппом омрачить нашу любовь? Он укрепит её… Я вам ведь привезла то, что вас сможет заинтересовать, — вдруг сказала Елена, поднимаясь на ноги. Ей хотелось отвлечься от печальных мыслей, терзавших её сердце, и потому пришлось резко сменить тему. Она прошла к столу и взяла с него несколько книг, завёрнутых в бумагу. — Вольтер, Радищев, Пушкин — в Европе их оказалось найти проще, чем у нас. И ещё… — Елена раскрыла «Путешествие из Петербурга в Москву» на середине и вынула оттуда сероватые газетные листы. — Здесь самые свежие новости о восстании в Испании, некоторые — от самих восставших. Харвин ходил в город на её окраине и купил их по моей просьбе для вас. — Благодарю вас, Княжна, — тихо проговорил Дмитрий, бережно принимая подарки из её рук и замирая, будто бы не зная, что сказать. — А сейчас мне пора к Уварову и брату. Встретимся тридцать первого числа на балу. Я туда приглашён Михаилом. Я буду ждать этой встречи и найду слова, чтобы передать все свои чувства вам. Только немного обождите. И верьте: всё будет хорошо. Я люблю вас и буду говорить об этом, хоть и нельзя. — И я вас, Дмитрий. Простите, если боль, причинённая вам по моей вине, слишком остра, — проговорила Елена и посмотрела на него снизу вверх. — До свидания. Когда он ушёл, она в изнеможении повалилась на диван и закрыла лицо руками, однако не поддаваясь желанию разрыдаться. На краткий миг у Елены возникла мысль сбежать с Дмитрием подальше, в далёкое поместье или даже вовсе в деревню, где их никто не найдёт, жить с ним в небольшом доме и воспитывать общих детей, но эта слабость продолжалась слишком недолго, чтобы превратиться в цель и мечту, перекрыв собой стремление заполучить престол после смерти отца.