Лето номер шесть

— Ты уже не так ненавидишь танцы, как два года назад? Вчера он повел Гермиону на танцевальный настил, чтобы пересказать ей разговор с Горацием и не быть услышанным любопытными подружками Ромильды. Но к тому моменту, как мелодия стихла, Гарри понял, что такие объятия полны предвкушения чего-то большего, и что ему они по душе. От касания рук в танце всего пара шагов до сброшенной в спешке одежды. Так вот почему все ждут этих вечеринок с нетерпением. — Скажем так, я осознал, что у танца больше возможностей, чем неудобств, — засмеялся Гарри. Если научиться правильно и вовремя переставлять ноги, то можно успеть насладиться теплом девичьего тела, почуять его терпкий запах и позволить словам, которые обычно держишь при себе, соскочить с языка. Осталось лишь разобраться с тем, что грызло Гарри не первый месяц, и взять пару уроков танцев. «Что-то не так?» — Гермиона прервала затянувшееся молчание, и он попытался улыбнуться, но ничего не вышло. Какой же он тупица. Гермиона права, ему не под силу было сложить вместе два простых факта. «Гораций объяснил, что случилось с мамой». Мамино лето номер шесть украло у нее родителей. Втроем они возвращались из Лондона, делали там покупки к новому учебному году в Косом переулке. Попали в аварию. Огромный автобус раздавил их машину, как жестяную банку. Но Лили выжила. Потому что была волшебницей. У маггла не было ни единого шанса в такой мясорубке. «Как автокатастрофа могла погубить Лили и Джеймса Поттеров?» — рявкнул Хагрид с самую первую их встречу. Иронично, что тетя Петуния десять лет врала Гарри в глаза, будто его родители разбились на машине. В то время, когда это произошло с ее родителями. «Тетка обмолвилась, что мама отбилась от рук после смерти их матери». «И этому Фабиану Лили сказала про ужасное лето», — прошептала Гермиона. «Слагхорн нашел семью, готовую оформить над ней опеку. Ну, по бумагам. Иначе маме предстояло провести остаток лета в приюте, пока ей не подыскали бы подходящую семью, а из-за этой дурацкой разницы между магическими и маггловскими законами, вероятно, и следующее тоже, чтобы не вызывать никаких подозрений у социальных служб. Но она написала Горацию, и он помог». «А твоя тетя, она ведь старше на несколько лет?» «Теперь я понимаю, почему она меня оставила, — горько усмехнулся Гарри. — Совесть заела, что сестру отдала туда. Хотя ей ничего не стоило подписать нужные бумаги, но она наверняка решила таким образом наказать ее за «ненормальность». — Если мои догадки верны, и Малфой использует эту комнату в качестве укрытия, представляю его рожу, когда он раз за разом обнаруживает, что здесь занято, — хохотнул Гарри, пропуская Гермиону вперед и запирая за ними дверь. — Что ж, если все получится, сегодня мы опустошим флакон, и больше она нам не пригодится. — Здесь не только воспоминания можно смотреть, — брякнул Гарри, не подумав. Повисло неловкое молчание, прежде чем Гермиона нарочито бодро произнесла: — Еще можно учить студентов защите, ты прав. — Она суетливо проверила, устойчив ли стол под чашей, потом выдернула пробку и вылила содержимое флакона в Омут без остатка. — Гарри, мне жутко неловко, — выпалила Гермиона, повернувшись к нему. — Почему? — опешил он, хотя сам испытывал нечто подобное. — Ты тоже не понимаешь, что с нами происходит? — Нет, я как раз отлично понимаю, что происходит, — с нотками истерики в голосе выдохнула она, — потому мне и неловко. Рон уже весьма неделикатно намекнул, кем меня считает, а Паркинсон, если сцедить весь яд, треплется на каждом углу, что «она же говорила». Ловчиха ловцов — самое приличное из тех прозвищ, которые они с Буллстроуд успели придумать. Рон и ему успел высказать свое «фи». «Это правда? Лаванда болтает с самого утра, что вы с Гермионой сосались у всех на глазах. Она даже забыла повиснуть на мне как обычно». «Мне казалось, ты со мной не разговариваешь», — холодно напомнил Гарри, в три прыжка перемахнув лестничный пролет. «Ну, Лаванда нынче занята сногсшибательной новостью, так что у меня есть пара минут, — буркнул Рон. — Так это правда?» «Нет, им всем показалось, — бросил Гарри и ускорил шаг. Получить с самого утра в морду не входило в его планы. И выслушивать нытье тоже. Когда-то Рон разжаловал Крама из кумиров в обычного мрачного типа, стоило тому пригласить Гермиону на Святочный бал. Где гарантия, что Гарри не постигнет схожая участь. — Что ты хочешь услышать, Рон? Что трем десяткам человек привиделось одно и то же? Боюсь тебя разочаровать, но нет, им не привиделось. С Джинни у нас давно все, или, по-твоему, я теперь должен хранить ей верность до старости, пока она кувыркается с Томасом?» «Не смей так говорить про мою сестру, — насупился Рон. — Только я могу так про нее говорить, — это смахивало на натужную попытку пошутить. — Ты же сам попользовался ею летом и бросил. Или думаешь, Избранным все дозволено?» «Что ты несешь, — с отвращением выдавил Гарри. От Лаванды он, что ли, заразился узколобостью. — Мы никогда ничего друг другу не обещали. Ей безопаснее будет вдали от меня. Всем будет безопаснее вдали от меня, пока за мной гоняется шайка Волдеморта, пойми ты». «Еще скажи, что ты бросил ее, чтобы уберечь, а не потому что захотел Гермиону выебать». Гарри, оглушенный паршивыми обвинениями Рона, развернулся и с размаху врезал ему по морде. «Знаешь, я думал, что у тебя просто недотрах, и ты из-за него на людей бросаешься. Но теперь я вижу, что ты просто придурок. Не можешь признаться самому себе, что Гермиона тебе нравится. Она не может не нравиться. Я хорошо тебя понимаю. И я целовал ее вчера, это правда. И я сделаю это снова». Рон все еще придерживал щеку, словно боялся, что та отвалится. Он презрительно фыркнул и свалил. — Пошли они все, — вкрадчиво сказал Гарри, опираясь одной рукой на парту, к которой оттеснил Гермиону, а второй придерживая ее за поясницу. Он мазанул губами по ее рту и просто замер у лица, слушая частое дыхание, пока Гермиона не обхватила его за шею обеими руками, и Гарри смог с уверенностью признать, что разрешение на этот поцелуй получено. — Бери пример с Челси и моей мамы, они же просто образец невозмутимости. Гермиона успела расстегнуть пару верхних пуговиц его рубашки, но, услышав совет, опомнилась и смущенно замерла. — А ты знаешь… ты прав, — Гермиона решительно вскинула подбородок. — Я не собираюсь оправдываться. Вот когда сделаю какое-нибудь заявление про оральный секс на уроке Макгонагалл, тогда и буду краснеть, а пока… — Она посмотрела на чашу, усыпанную рунами. — Идем. Надеюсь, сейчас мы увидим начало тебя.