Лето номер шесть

После Рождества история родителей временно отошла для Гарри на второй план, и мартовская встреча с Ремусом поставила в ней бледную, больше смахивающую на запятую точку. Несколько коротких отрывков из того флакона, который Гермиона до сих пор хранила теперь уже пустым, ясно дали понять, что в последний школьный год Джеймса и Лили разделяли только нежелание причинять боль ни в чем не повинной Сьюзен и осторожность, с какой Лили теперь подпускала к себе людей. — Она сильно изменилась после гибели родителей, — монотонно говорил Ремус, жестом велев бармену повторить. — Как будто, знаешь, мигом разочаровалась в близких и друзьях. С головой ушла в зельеварение. Я боюсь представить, что за зелья они с Челси варили, но, кажется, они этим даже зарабатывали. Хорошие зельевары всегда в цене. К седьмому курсу она пришла в себя. Для Минервы, впрочем, осталась головной болью. Подхватив этот вирус, сложно остановиться. — О да, Гермионе было знакомо это чувство. — Зато они с Джеймсом были теперь похожи. Наглые, дерзкие, постоянно наказанные. — И как папа к этому относился? — Джеймс еще сильнее влюбился. — Ремус сделал крупный глоток из стакана. — И, самое главное, он понял, что влюбился. Я слышал, что он не спит по ночам. После полнолуния сон ко мне не идет, я просто лежу в кровати в надежде задремать, да и слух обостряется. Иногда я даже чуял, как гулко колотится его сердце. А наутро, — Люпин горько усмехнулся, — он часто делал вид, что ему плевать на Лили. Объяснял это тем, что ему якобы неудобно перед Сьюзен, и он не знает, как объявить ей о разрыве. Гарри выглядел так, будто получил все нужные пояснения. Он открыл для Гермионы вторую бутылку сливочного пива и светло улыбнулся ей. — А что стало с?.. В этот самый момент дверь паба с грохотом распахнулась, впуская шумную компанию, Люпин крепко сжал палочку, быстро пояснил, что среди гостей есть прихвостни Грейбэка, и заторопился. В обществе Гарри Поттера оборотню, который рассчитывал на доверие собратьев, делать было нечего. Спросить про Челси Гарри не успел. Да и было ли это важно? Рон мало-помалу смирился с тем, что Гарри с Гермионой каждую свободную минуту стремятся провести вдвоем, хотя поначалу и отпускал ехидные замечания типа: «Только давайте вы будете поменьше лизаться в моем присутствии». «Может, начнешь с себя, — ехидно посоветовала однажды Гермиона. — Бон-Бон». Лаванда оставалась все такой же невыносимой, но, на удивление, именно она сподвигла Рона извиниться перед Гермионой и помириться с Гарри. Наверное, ей не терпелось превратиться в источник свежих сплетен об Избранном. Для Гарри плечо заново обретенного друга стало той недостающей опорой, которая помогла устоять на ногах в вязкой каше недоверия, хитрости и неизбежности. Рассказы Дамблдора, переплетенные с воспоминаниями давно умерших людей, становились все тревожнее. Попытки уличить Малфоя раз за разом разбивались об один и тот же довод — директор безоговорочно верил профессору Снейпу и отрицал, что тот помогает Пожирателям. Гермиона склонялась к тому, что, раз так, и они должны, но Гарри хмурился; видно было, что он не хочет вступать в полемику, но остается при своем мнении. — Гермиона, — шепнул он как-то поздно вечером, вернувшись от Дамблдора, — он хочет, чтобы я любым способом отнял у Слагхорна одно воспоминание. Гарри рухнул на стул в пустом классе, Гермиона аккуратно примостилась сверху, верхом на нем. Они любили сидеть вот так, обнявшись. Так они могли чувствовать сердцебиение друг друга. А еще Гермионе нравилось чувствовать обе его руки на своей спине. — Я понимаю, что это нужно для дела, и я уже даже придумал способ, если Гораций сам не расскажет, но как я могу так поступить с человеком, который добр ко мне и сделал кучу всего для моей матери? Дамблдор сказал, это воспоминание самое важное, что ради него я уже полгода таскаюсь к нему в кабинет и смотрю, как Волдеморт из мальчика-сироты превращается в безжалостную тварь. — А ты к чему склоняешься? — Гермиона привычно расчесала пальцами его непослушные и местами спутанные волосы. Гарри потер глаза под очками и устало выдохнул: — Иногда мне так их не хватает. Родителей, Сириуса. Они бы точно не стали раздумывать, а влезть ли нам в противозаконное и аморальное дерьмо или смирно сидеть на месте? Я не такой, у меня совесть, мать ее, просыпается. Я думал, что у меня это от мамы, но, кажется, нет. — Если честно, Лили и ее подружки напомнили мне… — Паркинсон? Лаванду? — Ну, если смешать Паркинсон, Лаванду и Флегму… — Гермиона хихикнула и погладила его колючую щеку. — Только у твоей мамы было куда больше оснований задирать нос, потому что она… — Я знаю, тебя поразила пятиступенчатая трансфигурация, — поддел Гарри, и пришлось шлепнуть его по руке. — Да, она была великолепна. И она, в отличие от Ремуса, не совсем пренебрегала обязанностями старосты, и… любая девочка мечтала бы иметь такие красивые глаза, как у вас с ней. И даже не смей смеяться, мне не чужда здоровая зависть. Словом, она была сногсшибательна, хоть и… противоречива. Но вот скажи, ты бы влюбился в такую девушку? — Гермиона сама не поняла, как запутанная дорожка ее аргументов привела к такому вопросу вместо нормального вывода. — Влюбился бы?.. Мне сложно судить, я ее сын, — Гарри одновременно растерялся и удивился. — Наверное, нет. Мне не нравятся выпендрежницы. Но мой отец, — он весело фыркнул, — должен был быть без ума от нее. Он и был. К тому же, — медленно произнес Гарри, — я уже… Слово, так и не произнесенное вслух, скользнуло с его губ сразу на кончик ее языка. Гермиона вздрогнула, когда Гарри стиснул ее и поцеловал, оборвав собственное признание. Ожидание чего-то большего, его теплых ладоней на ее обнаженной груди с каждым разом становилось все очевиднее. Он нетерпеливо ерзал на месте и тяжело дышал, но обычно останавливался и заглядывал в глаза, а Гермиона все не решалась снять с себя эту лишнюю блузку. Вроде бы вот-вот, и все никак. Словно руки отнимались. После безобразного случая с Малфоем Гарри почти не спал. Слонялся по замку как призрак, избавился от учебника Принца, по субботам отбывал свои заслуженные наказания у Снейпа и избегал смотреть Гермионе в глаза. Она уже тридцать раз пожалела, что так безапелляционно отчитала его тогда. Но ведь она же говорила! Нельзя полагаться на записи непонятно кого. Финальный матч Гермиона в знак солидарности пропустила. Вместо этого пошла в подземелья, прихватив с собой «Традиции отрочества и юности в тупике нового тысячелетия» и три часа просидела под дверью. Погрузившись в книгу, она не заметила, как пролетело время. — Гермиона? Что ты здесь делаешь? Игра закончилась? — Гарри с удовольствием расправил плечи после долгого сидения за партой. — Не знаю, я не ходила, — она пожала плечами как ни в чем не бывало. — Все, что мне нравится в квиддиче — это ты. Гарри изо всех сил сдерживал улыбку, но у него ничего не вышло. Гермиона соскучилась по его манере смущенно морщить нос. Ее, она успела подметить, Гарри унаследовал от матери. — Это такая приятная неожиданность, не думал, что наказания у Снейпа могут приносить что-то хорошее. — Он обнял ее за плечи и на ходу коснулся губами щеки. — Смотри, что я нашел. Гарри вынул из кармана старую, готовую истлеть в руках карточку и с озорной улыбкой сунул Гермионе под нос. На ней значилось едва различимое: Джеймс Поттер и Лили Эванс, 7 курс, Гриффиндор. Непристойное поведение. Публичная попытка физической близости. Гарри многозначительно дернул бровями, мол, ты погляди, что творится. Как третьекурсник, смешной такой. Гермиона бережно вложила карточку в книгу, чтобы не помялась, и прыснула: — Интересно, кто из учителей их застукал. — Если Макгонагалл, то я им не завидую. Представляешь ее лицо? Кстати, как насчет, — он вдруг стал серьезным и вроде бы смутился, — как там было? — Гарри указал на книгу, из которой торчала карточка. — Ну. Близости. — Лоб и переносица его покраснели, и рука, кажется, вспотела. — Сейчас? — во рту мгновенно пересохло. — Хочешь отметить победу? В голове, если представить ее библиотекой, с самой верхней полки сорвалась книга под названием «Не самые ли ужасные трусики я надела сегодня?» и с жутким грохотом брякнулась на пол. — Нет, победа здесь ни при чем… в общем, я думал об этом всю отработку. И всю прошлую отработку тоже. Раз уж присутствие Снейпа и монотонная работа не смогли отбить это желание, я не хочу больше ему сопротивляться. Гермиона прогнала мысль о том, что желание Гарри не настоящее, и он просто хочет быть не менее отчаянным, чем отец. — А куда мы?.. — начала она, когда Гарри ускорил шаг и потянул ее за собой, увлекая к лестнице. — Есть одна идея, там сейчас точно никого нет. С окончанием финального матча отпала надобность в раздевалке на квиддичном поле, а у Гарри, как у капитана, остались ключи. Там была узкая кушетка. И грязное от весенних дождей окно. И куча какого-то хлама типа сломанных десятилетия назад прутьев метлы. И полутьма без Люмоса. Гарри что-то бессвязно шептал. Такой горячий в такой холодной комнате, будто высосал из нее все тепло и присвоил себе. Утром она выбралась из-под его тяжелой руки, погладив огрубевшую на ладони кожу, села на краю кушетки и осмотрелась. Через мутное стекло стеснительно заглядывало солнце. Стена у изголовья оказалась испещрена беспорядочно разбросанными буквами и символами. Пары инициалов, связанные плюсом, «победа — Слизерину», рекорд одна тысяча девятьсот семьдесят пятого: восемьсот шестьдесят очков против ста тридцати. Целая эпоха, накарябанная на криво сколоченных досках. «Он исчез!» — написал кто-то из капитанов в октябре восемьдесят первого, и Гермиона машинально обернулась, чтобы посмотреть на Гарри. А сейчас он вернулся. И вскоре Гарри остался с ним один на один. Последнюю ночь там, в раздевалке, Гарри с Гермионой провели почти в беспамятстве. Не верилось, что Дамблдора больше нет, а им предстоит долгий, если не бесконечный, путь длиною в пять оставшихся крестражей. Хотелось закрыться тут, вдали от подозрительных, боязливых и изучающих взглядов, до самых похорон, но нужно было вставать и идти, туда, к заплаканной миссис Уизли, к изуродованному Грейбэком Рону, к потерянной Макгонагалл и сгоревшей дотла хижине Хагрида. Нужно было найти силы попрощаться. У Дамблдора всегда получались отличные речи, вряд ли распорядитель его превзойдет. Гермиона на лету схватила небольшую книжку о крестражах в темном кожаном переплете — последнюю из тех, что позаимствовала в осиротевшем кабинете директора — и соскочила с подоконника. Сунула ее в чемодан вместе с остальными и поспешила вниз. Гарри она нашла в последних рядах. Он не спешил садиться, будто верил, что если все они останутся на ногах, церемония никогда не начнется, директор вернется, и разбитый мир, кряхтя, снова соберется в единое целое. — Здравствуй, Батильда, — профессор Слагхорн поклонился сгорбленной от старости даме, сколько позволял его объемный живот. — Прискорбно встречаться по такому поводу, однако иных в наши лета может не представиться. Гермиона присмотрелась и ахнула. Конечно, фотография на обороте учебников по истории магии была сделана задолго до сегодняшнего дня, но узнать в знакомой Слагхорна автора великолепных пособий и монографий было очень даже можно. — Мне тяжелее, Гораций, — хрипло заговорила мадам Бэгшот. — Я-то Альбуса еще мальчишкой помню, а сегодня вот… — она тяжко закашлялась и с трудом вытерла платком пот со лба. — Иногда мне кажется, что я схоронила столько обитателей Годриковой впадины, сколько не наберется гоблинских восстаний со времен Основателей. — Что вы сказали? — Гарри встрепенулся и решительно приблизился к Батильде. Слагхорн при виде него как всегда просиял. — Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но… вы сказали что-то про Годрикову впадину, мэм. Вы там живете? Бэгшот прищурилась, силясь рассмотреть лицо Гарри; Гораций замер и загадочно улыбнулся, будто приготовил ей отменный сюрприз, а тот выскочил из коробки сам и прыгнул в руки. — Ох, Мерлин всемогущий, — прошептала Батильда, несмело протягивая к Гарри руку и касаясь его локтя. Выше она не доставала. — Мальчик мой. В последний раз я видела тебя совсем крохой на руках у Лили. — Вы хорошо их знали? — выпалил Гарри, отбросив церемонии. — Моих родителей? — Батильда оказала мне большую услугу в свое время, — ответил за нее профессор Слагхорн и, заложив руки за спину, качнулся с пятки на мысок. — Это она любезно согласилась помочь нам, — он лукаво улыбнулся, — м-м, избежать бюрократических сложностей, когда Лили потеряла родителей, и дала ей крышу над головой. — Полно, Гораций, — отмахнулась та, — мне это было в радость. Кажется, они хотят начинать, — Батильда сделала крохотный шажок к стульям. — Я помогу, — вызвался Гарри и подхватил ее под локоть. Последнее, что услышала Гермиона, прежде чем они заняли места, были его слова: — Мэм, могу я с вами поговорить? После церемонии.