Volens nolens

— Одна тысяча коку за молчание. Господин Камисато напрягся. Его собеседник хотел, чтобы сумму, которую получали крупнейшие военные феодалы за целый год, выплатили за раз. — Мы могли бы вернуть вам по частям... — Нет. Вы и так нанесли мне и моей семье оскорбление, теперь ещё и пытаетесь торговаться, когда я и так пошёл вам на уступки? Господин Камисато снова поклонился. — Прошу прощения. Дайте нам хотя бы месяц. Сумма будет выплачена в срок. — Годится. — А что насчёт того, кого сестра подослала вместо себя? «Ему ещё хватает наглости поднимать эту тему!» — Я приказал его убить. Сразу же. Ждал вашего возвращения и не стал раздувать скандал из уважения к вам, — естественно слукавил Хаку. Камисато Аято уже сбился со счёту, сколько раз за этот вечер он согнул спину в поклоне. — Вот имя жреца, — Хаку протянул листок господину Камисато, — не считая прислугу, это единственный человек, который являлся прямым свидетелем церемонии. Аято взял листок. Всех, кто имел отношение к этому инциденту, придется либо устранить, либо заплатить за молчание. Учитывая, сколько потребовал господин Райден за своё молчание, у господина Камисато не оставалось лишних средств для проявления милосердия. — На этом всё. Двое мужчин поклонились друг другу и вышли из тёмной комнаты. Инцидент с бракосочетанием обе семьи общими усилиями пытались замять и скрыть. Молодой господин устало вздохнул. Ему пришлось переговорить со многими людьми в этот день, и устранить очень много проблем. Подумав, он решил, что заслуживает своё вознаграждение за проделанную работу. — Велите нагреть воду. — Изволите искупаться перед сном, господин? — спросил Сэтору, слуга, который знал господина ещё с самого детства. — Не я, — улыбнулся юноша, — позаботься, чтобы он был подготовлен. Мужчина сразу понял, о чём речь. Как не понять, он ведь знал своего господина лучше, чем кто-либо, потому в тайне жалел его, не осуждал, как это делали все те, кто знал или догадывался о его предпочтениях. Впрочем, господин не старался их как-то скрывать. — Юи, нагрей воду. Казуха не понимал, почему господин настоял на том, чтобы он продолжал жить в его дворце, и уж тем более не понимал, почему он послал своего слугу с поручением искупать Казуху. Но когда тот слуга настоял на том, чтобы Казуха уделил особое внимание при купании своим половым органам и в особенности... Ему было стыдно и страшно. Он догадывался, к чему его готовят. Он понял, почему у него было такое большое жалование и почему он должен был жить здесь. Кажется, когда господин предлагал служить ему, он вкладывал какой-то свой смысл в это слово. Не смотря на всё нежелание, он сделал всё, как полагается, а то, что не знал, ему подсказывал господин Сэтору. Так тщательно Казуха никогда в жизни не мылся. Как бы то ни было, это было то, что человек сохранивший ему жизнь хотел от него получить... После водных процедур служанки протёрли его тело полотенцем и начали втирать в его кожу пару капель ароматных масел. Казухе нравился запах, но не нравилось, что девушки видят его обнаженное тело. Хотя он скорее пребывал в смешанных ощущениях: он смущался, но в то же время находил приятным, что его тела касаются сразу несколько девушек. Не будь страх перед встречей с господином, он бы почувствовал себя сейчас ещё более неловко из-за прилива крови к определенному участку тела, но тревога сделала своё дело: Казуха был немного бледен и растерян. В покои господина он вошёл в красивой, удобной юкате. Когда блондин входил юный господин сидел за книгами. Он окинул Казуху оценивающим взглядом и улыбнулся. — Прекрасно выглядишь. Казуха продолжил молча стоять рядом с дверью. Господин кивнул в сторону странного круглого стола, на котором лежал такой же круглый футон. Над столом свисали полупрозрачные куски ткани. Казуха сел рядом со столом. Господин Хаку рассмеялся. — Это кровать. Садись на неё. Для Казухи, который всю жизнь спал на футоне на полу, эта утварь казалась, по меньшей мере неудобной. — Когда-то я был в Мондштадте и Ли Юэ и заметил, что их «футоны» отличаются от наших, — Хаку старался говорить понятным для Казухи языком, — Они изготавливают деревянный каркас, что-то вроде нашего стола, и кладут на него... футон, — брюнет рассмеялся от того, насколько забавно ему приходится изворачиваться, чтобы этот парень вообще понимал, о чём он говорит. — А эти ткани, — Казуха посмотрел на занавески вокруг кровати, — для чего? — Просто для красоты. Раздвинув занавески, Казуха сел на кровать. В нос сразу же ударил приятный запах чистой постели и каких-то благовоний. Убрав всё со своего рабочего стола, Хаку направился к кровати. Ему было приятно наблюдать за реакцией блондина, к тому же он был не из тех, кому по душе брать кого-то силой, поэтому попытался хотя бы немного поговорить с юношей, прежде чем приступить к тому, для чего он его сюда позвал. — Итак, Казуха. Сколько же тебе лет? — Семнадцать. — Как ты в таком возрасте смог стать самураем? — Отец с детства обучал меня азам, а когда я чуть вырос, он уже стал брать меня с собой на тренировки. У него был сильный недуг, поэтому он в своё время скрыв мой настоящий возраст, досрочно отправил меня в учебное заведение, вложив в это все свои сбережения. Когда он скончался, мне пришлось взять обеспечение семьи на себя. «Зря задал этот вопрос» — подумал Хаку. В комнате повисло молчание. — Ты ведь догадываешься, для чего я тебя сюда пригласил? — Да, — кивнул блондин. — Тогда хорошо, — брюнет сильно придвинулся к блондину, — не сопротивляйся. Губы брюнета коснулись шеи блондина, от чего тот вздрогнул, но продолжил сидеть смирно. Господин продолжал покрывать поцелуями его шею, развязывая пояс юкаты и приспуская плечи. Щёки блондина покрыл густой румянец, а сам он сидел неподвижно, будто бы играл в «море волнуется раз». Немного отодвинувшись, Хаку заметил, как старался Казуха не двигаться и по-доброму усмехнулся. — Ты можешь шевелиться, если что, — шутливым тоном сказал он. — Хорошо, — кивнул юноша, ещё сильнее сжимая ладони на своих коленях. Хаку мягко толкнул его, чтобы он лёг. Казуха удивился тому, насколько мягкой была кровать. Когда господин заглядывал ему в глаза, он отпускал взгляд, пока господин не приподнял его лицо за подбородок. — Сейчас можешь не опускать взгляд. Казуха медленно поднял взгляд обратно на лицо молодого господина, заглядывая прямо в глаза. Взгляд был добрым, ласковым. Вдруг господин потянулся рукой к лицу Казухи, и тот зажмурился. Лёгким движением Хаку убрал чёлку юноши, которая лезла ему в глаза. Возможно это из-за того, что Казуха перенервничал, а возможно из-за того, что бережное обращение господина дало ему немного смелости, но он задал этот вопрос: — Почему… почему вы не занимаетесь этим с женщиной? Хаку устало вздохнул. Он постоянно слышал это от своей семьи, и последнее, что ему сейчас хотелось, это слышать эти слова от лежащего под ним мужчины. Хаку быстро раздел Казуху до конца и начал раздеваться сам. Он не ответил на вопрос. Казуха пожалел, что спросил об этом, ведь теперь взгляд господина был совсем другим. Тело Казухи, без преувеличений, было самым красивым, что Хаку видел до сих пор: суровые тренировки сотворили из него произведение искусства, до которого таким, как он, родившимися в роскоши, было как до луны. Один его вид уже заставлял Хаку быть на низком старте. — Тебе придётся немного потерпеть. Хаку ввёл член в Казуху. Юноша ощутил сильную боль, но, как и сказал господин, вытерпел. Его дыхание участилось, и он тревожно начал ждать, когда это кончится. Немного подождав, Хаку начал медленно двигаться. Неожиданно для самого Казухи, из его глаз потекли слёзы. Он удивлённо прикоснулся к своему лицу рукой: пальцы и правда были мокрыми. Он не понимал, почему он плачет, ведь во время тренировок он получал ранения, от которых боль была в разы хуже, чем сейчас. Или теперь дело было в том, что сейчас дискомфорт был не только физический, но и психологический.. Как бы аккуратно не старался двигаться господин, как бы страстно он не покрывал его шею поцелуями, Казуха всё равно не становился твёрже. Не выдержав, господин всё-таки взял его член в свою руку и начал двигать ею в такт своим толчками. Ощущения чужих прикосновения были странными, непонятным для Казухи, он не знал, куда деть свои глаза, руки, поэтому просто повернул голову в бок и, что есть силы, сжал простыни. Заметив это, Хаку проводил своей ладонью по головке члена, вырвав всё-таки глубокий и шумный вздох из блондина. Его разозлил вопрос блондина, потому заставить юношу получать удовольствие от близости с мужчиной было для него принципиально. Грудь блондина быстро поднималась и опускалась, так же как и мышцы живота напрягались в зависимости от того, что Хаку делает с членом юноши: сжимает, поглаживает, дрочит, проводить пальцем по уздечке… Белая жидкость расплескалась по животу блондина. Кажется, молодой господин увлёкся и не заметил, как подвёл юношу к пику. Убрав руку с его члена, он уже сосредоточился на своих ощущениях внутри Казухи. Узко. После оргазма ещё уже, чем было раньше, ведь там у юноши было ещё все очень чувствительным, и сжимаясь он будто противился дальнейшему процессу. В любом случае, это не помешало Хаку кончить. Вытащив член из юноши, он лёг рядом с ним: оба юноши глубоко и быстро дышали. — Не засыпай. Ты пойдёшь умываться после меня. Накинув на себя юкату, господин вышел из комнаты, велев Сэтору проводить блондина в его покои.