Volens nolens

— Слушай, Казуха, ты бы хотел побывать в Мондштадте? — Да, — уверенно ответил юноша, полагая, что господин спрашивает теоретически. — Мы можем плыть туда. Если ты захочешь. — Что?

***

— Это было… необычно. Непривычно видеть тебя таким активным. Мне нравится. — Мне тоже непривычно. Нравится, когда вы такой… более податливый. После минутного молчания Хаку встал с постели. — У меня дела. Ты можешь остаться здесь, если хочешь. Казуха только кивнул и зарылся носом в подушку, зажмурив глаза. Ему не хотелось видеть, как господин уходит. — Вечером тоже возможно буду занят. «Надо же, он так занят…» — Казуха почти успел огорчиться, как шип ревности пронзил его сознание, — «занят в такое время? Чем или кем?» — Хорошо. Господин действительно не вернулся этой ночью, как и днём следующего дня. Под вечер Казуха уже начал переживать, не случилось ли что. В этот раз господин не стал сообщать Такэру место своего пребывания. Так бывало, когда Хаку хотел скрыть свои визиты, или просто желал, чтобы его не беспокоили. Даже тренировка не помогала Казухе отвлечься от мыслей о молодом господине. Где он, чем занимается? С кем он? Все эти вопросы капля за каплей отнимали покой у молодого самурая, делая его более рассеянным. Господин не вернулся и этой ночью. — Могу я и сегодня переночевать в покоях господина? — самурай направил взгляд на уставшего за день Такэру. — Не думаю, что он был бы против этого. Однако… Поняв, что старик опасается, что за подобные своевольные раздачи разрешения его могут наказать, Казуха сразу уверил того: — Я скажу, что зашёл без вашего разрешения, — склонился в просьбе юноша. Старику стало неуютно, что перед ним раскланивается человек, который на данный момент в бо́льшем почете у господина, чем он сам, поэтому сразу же согласился. — Бог с тобой, заходи. Спать в кровати господина в одиночестве было тоскливо. Его запах на подушках, простынях и одеялах одновременно и успокаивал, и вызывал ещё бо́льшую тоску и возбуждение в Казухе. Кажется, этот запах стал для самурая условным рефлексом. Ароматы влекут за собой воспоминания, а за ними и чувства. Вряд ли кто-то осмелился бы осуждать юношу за подобную слабость. Раз за разом выдыхая приятный, лёгкий аромат с тканей, Казуха всё тяжелее и медленнее выдыхал, стараясь делать это не слишком шумно. Глаза закрывались сами собой, когда Казуха восстанавливал в памяти моменты близости с господином, а рука напряжённо сжимающая простынь, в конце концов разжалась и скользнула вниз по телу... Тем временем господин развлекался в окружении своей привычной компании. Днём он совершал деловые встречи, а к вечеру сливал накопленную злость и усталость на… чей же это живот? Он настолько много выпил, что кажется, будто зрение поплыло. Если он верно помнит, то последний, с кем он разговаривал, был Хейзо. Закончив, он моментально повалился на такое же обмякшее тело под ним, и уснул. Наутро его жутко тошнило. А ведь сегодня ему ещё нужно было попасть на две встречи, не говоря уже о том, что дома его ждёт Казуха. Фантазия об умопомрачительно красивом блондине, тоскливо вздыхающем по нему в ожидании его возвращения, разливалась теплом в груди. Он не хотел представать перед подростком в таком виде, поэтому сегодня он останется у Хейзо, пока алкоголь окончательно не выветрится из него. К тому же, ему нужно было кое о чем поговорить с сыном владельца детективного бюро… Казуха места себе не находил. Он всерьёз начал подозревать, что с господином что-то произошло, несмотря на уверения Такэру, что такое поведение для господина — норма.