Коллеги с привилегиями - 2

Цингэ проснулся еще до рассвета. Угли давно прогорели, и в комнате не осталось тепла, которое могли бы удерживать талисманы. Шэнь Цинцю завозился под одеялом, подползая ближе, практически укладываясь сверху, ткнулся в ключицу холодным носом, приглушенно вздохнул, поерзал, устраиваясь поудобнее. Цингэ прижал его покрепче, а потом сосредоточился - и выдохнул крошечный огненный шар, самый маленький, который только мог контролировать, чтобы заново прогреть воздух внутри резных деревянных панелей коробки кровати-цзяцзычуан, увешанных тяжелыми занавесями. Они уже спали так, в гостевых комнатах аукционного дома, но там следовало быть настороже, слишком много чужих глаз и ушей. Здесь Шэнь Цинцю обустраивался сам. По-домашнему, со всем доступным комфортом: кувшином с горячей водой, шелковыми простынями, маленькой курильницей в изножье кровати. Пахло чем-то древесным, успокаивающе теплым, и Цингэ вдохнул поглубже, стараясь запомнить аромат, запечатлеть его внутри себя, вместе со всем этим утром, темнотой за опущенными занавесями, гулом моря невдалеке, мягкостью перин, жаром чужого тела и трепетом обогревающего шара. Возбуждение тихо и сонно колыхалось внутри, растекалось под кожей тягучей, медовой сладостью. Шар медленно таял, отдавая тепло, и можно было закрыть глаза, позволяя себе лишний шичэнь полудремы. Когда шар изошел на последние волны тепла, Шэнь Цинцю у груди невнятно застонал, обжигая кожу горячим дыханием, и двинул бедром, притираясь ближе, прижимаясь пахом. Цингэ почти с ужасом ощутил, как ускоряется между ними течение ци, выглаженное, привычное. Как разгорается жар в нижнем даньтяне, становясь почти мучительным. Как этот жар хлынул дальше, в круговорот ци, растекаясь не только по телу Цингэ, но и понемногу вливаясь в духовные вены Шэнь Цинцю. Нос у ключицы потеплел, Шэнь Цинцю отозвался одобрительным мычанием, почти стоном - и, словно этого было мало, качнул бедрами, почти оседлав колено и втираясь быстро твердеющим членом сильнее. Цингэ вдавился затылком в подушку и попытался поймать ускользающий контроль. - Шиди-и-и, - донеслось до слуха низкое, довольное, обещающее мурлыкание, выдох лег на кожу еще одной лаской. Цингэ обреченно выругался: от этого голоса не только встало все, что могло, но и дернулись мышцы задних врат. - Лю-шиди опять разбудил меня в дикую рань, - Шэнь Цинцю медленно, будто волна, приподнялся на локте, заглядывая в глаза, опираясь коленом между ног Цингэ, и взгляд у него был жаркий и обещающий, и он уже был тверд - и даже не думал этого скрывать. От неторопливого покачивания бедрами, трения напряженного паха о бедро Цингэ голову понемногу затапливал жаркий туман. - Лю-шиди же понимает, что я возьму с него виру? “Лю-шиди” изо всех сил пытался не представлять, какую именно. И только кивнул, судорожно сглотнув. Даже этого подобия ответа оказалось достаточно, чтобы Шэнь Цинцю отпустил свою ци, и она покатилась под самой кожей холодной, искристо-колючей волной. Это должно было успокоить внутренний жар, но сделало только хуже. Будто Цингэ все еще был учеником и не смог удержать Каменный Покров, дающий телу неуязвимость. В первые мгновения даже легчайшие прикосновения становились болезненно-непереносимы, надо было стиснуть зубы и переждать, пока наставник, посмеиваясь, заставляет держать атаку - сколько можешь и еще немного сверх того. Это ведь не так уж и сложно? Держаться. Не стонать, когда даже тончайший шелк нижних одежд почти обжигает кожу, и содрать его хочется до зуда в пальцах. - Шиди, я вижу, скучал? - уха коснулось жаркое, влажное дыхание, чужая ладонь так хозяйски легла между ног, что Цингэ не выдержал и почти взвыл, толкаясь вверх, навстречу прикосновению. - Скуча-ал, - довольно протянул Шэнь Цинцю, пока ладонь его небольно, но ощутимо мяла весь пылающий ком в паху, и Цингэ едва сумел запретить себе метаться. Но не стонать. Новая волна ци прошлась по бедрам, Цингэ охнул, запоздало отследив воздушное лезвие, вспоровшее боковые швы нижних штанов от талии почти до середины бедра, и Шэнь Цинцю просто смахнул перед вниз, открывая пах и воздуху, и взглядам. Стояло так, что было почти больно, черепашья головка пачкала скользким соком низ живота, и когда ладонь Шэнь Цинцю огладила ствол, Цингэ не выплеснулся только потому, что ему не дали: Шэнь Цинцю быстро перехватил основание пальцами, сжал в кольцо. Перед глазами аж круги поплыли, Цингэ возмущенно вскрикнул - и послушно раскрылся, когда Шэнь Цинцю забросил одну из его ног себе на плечо, чтобы потом скользнуть прохладными влажными пальцами внутрь, где за медными вратами, казалось, бушевало алчное пламя. Чужая ци полилась навстречу, успокаивая этот пожар, делая его переносимым, оставляя ровное тепло там, где мгновение назад бушевало пламя. Цингэ хрипло выдохнул, закусывая губу. Шэнь Цинцю нарочно замер на половине движения, только улыбался змеино, как будто его радовало чужое нетерпение. Может, и радовало. Гадюке нравилось, когда другие велись на ее трюки. Можно было замереть, подчиняясь. Можно было толкнуться навстречу, пытаясь навязать собственный темп. Желание туманило разум, и Цингэ собрал его в жаркую, тяжелую волну и вытолкнул наружу в бессмысленной и жалкой духовной атаке. Разумеется, чтобы не навредить, а продемонстрировать свое нетерпение. Разумеется, от такого толчка ян кто другой бы отшатнулся, обожженный - а гадюка только хищно подалась навстречу, впитав облако ци буквально всем телом, всеми раскрытыми даньтянями. Шэнь Цинцю довольно облизнулся - и добавил и пальцев, и мощи потока ци. Иньская ци оскалилась в ответ морской волной, словно за Шэнь Цинцю на мгновение встали все те безбрежные воды, которым он рассыпал ноты с гуциня весь вечер, - и рванулась по телу обжигающей прохладой, опрокинув Цингэ в оргазм с небрежностью девятого вала. Он очнулся таким же оглушенным, едва осознавая нежные лакающие прикосновения к животу и чуть обмякшему стволу. Гадюка ухмылялась, словно знала, что на нее смотрят, и вылизывала кожу и черепашью головку с алчной деликатностью записного сладкоежки, дорвавшегося до танхулу. Этот образ словно выжгло на обратной стороне век раскаленным клеймом, но пока Лю Цингэ молча хватал воздух, напрочь растеряв и слова, и членораздельные звуки, Шэнь Цинцю поднял голову, выпрямляясь. А потом вытащил пальцы и скользнул внутрь тела Цингэ со сводящим с ума спокойствием. Словно домой. Цингэ кончил бы снова, не будь он так опустошен. Чужие толчки были плавными и неглубокими, дразнящими скорее, и ци растекалась внутри идеальными волнами, звонкими, теплыми, размеренными. Как раньше, когда он только учился медитировать, наставник бдительно следил, и сил еще не хватало. Потом-то его ругали, конечно. За нетерпение, пренебрежение каноном, порывистость и нежелание сидеть на месте. Но тело наливалось жаром, тело требовало движения, и хранить подобающую неподвижность было никак невозможно. Что тогда, что сейчас. Прохладная ладонь легла на живот, прямо над средним даньтянем, движение внутри замедлилось, и Цингэ едва не застонал. Но готовое уже возмущение совершенно возмутительным образом сцеловали с губ и еще более возмутительно отстранились потом, оставляя легкий холодок мяты и морской соли на языке. - Шиди торопится? - гадюка почти пела, и в голосе ее слышался шелест волны, набегающей на песок. - Шиди плохо? Шиди было хорошо, и Цингэ почти успел в этом признаться, когда холодные пальцы бесцеремонно скользнули ему в рот, небрежно и щекотно коснулись языка. - Зачем шиди торопится? Оставалось только невнятно застонать. Не торопился и Шэнь Цинцю. Он двигался, словно и впрямь превратился в прибой, размеренный и неутомимый, и накатывающие вместе с толчками волны иньской ци захлестывали тело одна за другой, лаская, выглаживая, вознося все выше - чтобы отступить как раз тогда, когда до сияющего пика Цингэ оставался один толчок, один шаг. Ци вращалась между ними все быстрее, становилась все чище, промывая духовные вены, понемногу расширяя их, растягивая, и только поэтому Цингэ не возмущался, терпел, сколько мог, пока их золотые ядра разгорались все ярче. Он не выдержал лишь однажды, потянувшись ладонью к своему члену: не было больше сил ждать, Шэнь Цинцю, сволочь, снова замер буквально на волос до оргазма, прежде чем отступить, словно море в отлив. - Неужели шиди думает, что только он тут лишен удовлетворения? - прошипело по камням белой пеной, и Шэнь Цинцю наклонился ниже, поймав его правую руку за запястье и прижав к кровати. А потом прошептал, низко и почти угрожающе: - Шиди же кончит от того, что я беру его? Совсем скоро, когда мы оба будем готовы? Пальцы снова скользнули по языку, и морская, иньская ци опустилась по гортани, холодя легкие, не давая толком вдохнуть, свивалась в сердечном даньтяне спиралью, и в голове от этого становилось до странности пусто и легко. Шэнь Цинцю не убирал пальцы, будто ждал ответа, и Цингэ сглотнул, принимая и позволяя. Вплетая в чужие потоки собственную ци. Так, чтобы в груди продолжало давить. Гадюку такой ответ вполне устроил: она толкнулась сильно и резко - пальцами, всем собой, будто пытаясь взять одновременно с двух концов, пустив ци сразу двумя волнами. Цингэ едва не засмеялся чужой жадности, но для смеха нужен был воздух. Воздуха не было. Была соль чужих пальцев на языке, теснота за грудиной и прохлада в сердечном даньтяне, только распаляющая жар нижнего. Было чужое желание, и Цингэ сдавался ему. Нет, Цингэ рвался ему навстречу, встречая, открываясь всеми даньтянями, едва не выворачиваясь из кожи, обнимая теплом, и смотрел, смотрел, как Шэнь Цинцю наливается иньской ци, набухает ею, словно тучи дождем, как от концентрации эта ци становится все гуще и темнее, словно открывающаяся под ногами морская бездна. Шэнь Цинцю двигался в нем, мерно и неутомимо, погружаясь и покидая, будто плуг, вспахивающий землю, его ци вилась вокруг девятью хвостами лисицы, щупальцами кракена - и все же он оставался бережен. Или для него тоже сейчас не существовало никого кроме Цингэ, чтобы так чутко отступать, приостанавливаться, позволяя вздохнуть, ослабляя накат очередной волны - как раз тогда и настолько, чтобы хватило вернуть себе часть сил и захотеть большего. Очередная волна вынесла Цингэ на пик, удержала, забрасывая все выше и выше, и глаза Шэнь Цинцю горели морской зеленью и колдовской бирюзой, а потом оказалось, что на этом пике они оказались вместе - и вместе же скатились вниз. - М-м-м… - пробормотал Шэнь Цинцю, целеустремленно падая поверх и укладываясь на Цингэ с бесцеремонностью кота. - Теплый Лю-шиди. Теплый? Цингэ не возражал. Гадюка любила тепло. Подбитые мехом плащи и расшитые согревающими талисманами одеяла. За тонкими стенами здания маяка билось холодное зимнее море со всеми его русалками и мальками, которых еще надо куда-то везти. И карету Шэнь Цинцю с собой совершенно точно не брал. Придется опять лететь на мечах? Или надеются одолжить транспорт на месте? Цингэ представил себе главу Цинцзин во всех подобающих регалиях восседающим на крестьянской телеге. Еще чтобы вокруг мешки с рисом, клетки с курами и ведро этих самых мальков. И вол. Потолще и поважнее. Цингэ еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Возможно, сдержался недостаточно хорошо, потому что Шэнь Цинцю, который жался ближе, откровенно наслаждаясь прикосновениями, вдруг вполне чувствительно ткнул кулаком под ребра. - Шиди задумчив. О ком шиди мечтает этим утром? Заглянул в глаза, едва заметно удивился, увидев смех, вопросительно сдвинул брови, и Цингэ решился. - Представил тебя завтра в телеге, - признался он. - Куры, рис, бочки с рыбой - и ты в обнимку с ведром мальков. Шэнь Цинцю на мгновение опешил - а потом взорвался ответным смехом. - В парчовых одеждах, с золотой гуанью, - подхватил он, утыкаясь в грудь и вздрагивая от смеха. - И с веером! С веером непременно! Цингэ смотрел во все глаза, едва не позабыв закрыть рот. Шэнь Цинцю смеялся - смеялся над собой, легко и свободно, и от него было невозможно отвести взгляд. Можно было не отводить, и Цингэ потянулся к этим губам раньше, чем понял, что делает. Сцеловывать чужой смех было сладко. Не хуже, чем смеяться самому. - А шиди присоединится? - отсмеявшись, Шэнь Цинцю растянулся на простыне, не пытаясь спрятать улыбку. - Я хочу, чтобы шиди разделил со мной триумф. Шиди же не откажется править моей телегой? Править телегой? Мечу Чэнлуань? - Со всеми положенными регалиями? - Лю Цингэ пытался изобразить свой лучший чопорный тон, но смех рвался изнутри, и это было слишком хорошо, чтобы сдерживаться. Возможно потому, что молодому господину Лю смеяться было некогда и не с кем. А главе Байчжань и не по чину, к тому же. Возможно, у главы Цинцзин была та же самая проблема. - Дабы мы производили подобающее впечатление, - Шэнь Цинцю важно кивнул и вдруг зевнул в ладонь, смазав весь эффект. И смутился, отвел взгляд. Цингэ, внутренне затаив дыхание, провел ему кончиками пальцев по щеке, а потом заправил за ухо упавшую вниз прядь. - Поспи еще? - негромко предложил он и сглотнул комок, когда Шэнь Цинцю покосился почти опасливо. Словно опасался, что его осудят за подобный гедонизм. Как осуждали раньше. - Разбужу тебя к драконьей страже. Шэнь Цинцю кивнул, сорвал с губ еще один поцелуй и сполз вбок, к стене, устроившись так, чтобы Цингэ оказался между ним и остальной частью комнаты. Пробормотал что-то благодарное, когда Цингэ запустил между ними легкий, почти ненавязчивый круговорот ци, и явно уснул сразу же, ткнувшись лбом между лопаток. Если и было что-то хорошее в бытности призраком, так это возможность ходить, куда не звали, слушать, что говорят за спиной, и смотреть, кто же это такой смелый и скрытный. Новыми возможностями Шэнь Цзю пользовался от души, потому что Ци-гэ был и остался слишком добр и снисходителен, а небесный подменыш так и вовсе оказался идиотом, способным просмотреть заговор прямо под носом. И просмотрел ведь! За адептами следовало следить, а не валять зверье байчжаньское по чужому дому. Зверье в принципе стоило выставить за двери сразу, как оно приперлось с разговорами про лечение и помощь. Пошел бы к Му-шиди, не переломился. И мелкому тваренышу несчастный случай устроить. И паре-тройке наиболее болтливых взрослых тварей, по недоразумению возомнивших себя адептами пика. Ученый с Цинцзин должен понимать ценность и вес вовремя сказанного слова, а не мести языком, как старая баба. И уж тем более не обсуждать, кто из блистательных молодых господ будет достоин греть ложе почтенного главы Юэ, раз уж глава наконец-то лишил своей благосклонности цинцзинскую гадюку. Рассмотрел, наконец, подлую и гнусную натуру, способную окрутить и обмануть благородного мастера Лю. Это кто еще кого окрутил и обманул! Стоило ли удивляться, что небесного подметальщика убили молодым? Чудо вообще, что до церемонии гуаньли дожил! Шэнь Цзю захлопнул призрачный веер и обернулся, когда Юэ Цинъюань наконец объявился в своих личных покоях. - Удивительно, насколько ты рано, - отметил он. - Неужто наконец научился заставлять своих дармоедов работать, а не тащить весь воз только на себе? Ци-гэ, идиот, только блаженно улыбнулся - словно ему тут небесные феи на три голоса пели. Шэнь Цзю фыркнул и в пару искр заставил загореться и “сорочий мост” в чаше, и палочку со слабой версией “пьяного попутчика”. Очередная дурацкая, но удачная идея небесного писаря. Мол, хватка сердечного демона не проходит сразу, так почему бы не помочь говорить открыто? Юэ Ци, стоило предложить, просиял так, что аж захотелось заслониться рукавом. - Я скучал по сяо Цзю, - бесстыдно признался он, и его ци окутала Шэнь Цзю нежным бурлящим облаком, проносясь сквозь тело и словно массируя его. - Приходится учиться делегировать. - Эти делегаты хоть раз тебя накормили? - сварливо осведомился призрак, чувствуя, как волна ци мягко подхватывает его и несет рядом с Ци-гэ. Контроль все еще так себе, но хоть среднего размера потоки научился использовать! - Или ты изображал бессмертного главу ордена, чуждого телесных нужд и страстей? У Ци-гэ сделалось образцово глупое лицо. И губы смягчились, и взгляд сделался осязаемо теплым, почти горячим, и даже рука дернулась - словно он мог ухватить призрака за рукав или за одну из подвесок на поясе. …если бы смог, Шэнь Цзю не слишком удивился бы. - Насчет страстей точно неправда, - повинился Юэ Ци, и Шэнь Цзю фыркнул и отвернулся, пряча смущение. - А еду я принес с собой, поделим. Нет, определенно идиот. Зачем тащить еду призраку? Это ведь даже не подношение на алтарь, Цзю не собирался никуда деваться и совершенно точно выслушал все, что Ци-гэ собирался сказать. Ну, за исключением давно набивших оскомину извинений. Но извинения он бы и за подарки слушать не стал. Кроме лакированного короба с подобающими главе школы блюдами из подобающе ценных ингредиентов, приготовленных подобающе опытным поваром и подобающе сервированных на подобающей посуде, Ци-гэ извлек из рукава завернутые в бумажный кулек баоцзы со сладкой бобовой начинкой. Плебейские совершенно баоцзы, ценой три медяка за дюжину, какие на столе уважаемого главы Цанцюн оказаться никак не могли. Да и на столе главы Цинцзин, если честно. Ну, разве что если означенные главы путешествовали в каком-нибудь редкостном захолустье, и верные адепты не смогли достать совсем ничего приличного. Недостижимое лакомство для уличной крысы. - Какой идиот пытался тебя подкупить этим? - Шэнь Цзю ткнул веером в кулек с баоцзы, вложив в жест весь запас презрения, раньше уходивший на общение с благородными тварями из внешних адептов. - Или тебя решили отравить закисшей начинкой? Юэ Ци молча, но счастливо улыбнулся на упрек и переложил весь кулек на медное блюдо на алтаре, и жаровня под ним занялась духовным пламенем. - Ты что, лично их покупал? - больше догадался, чем предположил Шэнь Цзю. - Поперся за грошовой едой, как был, не сменив даже повседневных одежд? Ты в уме вообще?.. Дальше он ругаться не смог: первый баоцзы истаял в духовном пламени, и Шэнь Цзю неосторожно вдохнул пропитанный эссенцией ци дымок. Втянул его в один вдох, сглотнул, чувствуя, как размазывается по языку и нёбу бобовая начинка, как липнет к зубам вязкое паровое тесто, как… Шэнь Цзю едва сумел остановиться, когда от всего пакета остался один баоцзы. - Опять про себя забыл? - проворчал он, толчком ци отправляя пирожок на стол к Ци-гэ, и сверкнул на него глазами, когда тот, любовавшийся обжирательством, подперев щеку ладонью, попытался запротестовать. - Или побрезгуешь? Баоцзы глава Цанцюн Юэ Цинъюань, меч Сюаньсу, ухватил стремительно-скользящим движением опытного карманника. Даже руки не дрожали, не то, что раньше. - Мне показалось, что сяо Цзю соскучился по настоящим сладостям, - Ци-гэ ухмыльнулся на редкость самодовольно, с пониманием. Шэнь Цзю невольно скривился. Он был бессмертный заклинатель, практиковавший инедию! Давно и успешно практиковавший, потому что на пике книжной учености в еде ценили стоимость ингредиентов и красоту сервировки. И баланс инь-ян, на котором было очень просто спалиться, если взять себе чего-нибудь, чрезмерно стимулирующее ян. А Ци-гэ таскал ему танхулу из плодов пурпурного кумквата. И бананы небесной твердости. И конфеты из сока черного граната западной пустыни. Идиот. Бананы, кстати, небесный подметальщик жрал практически в открытую, и если у него там, на небесах, не принято было коситься в чужую тарелку, то в благородном пристанище возвышенных заклинателей это было в порядке вещей. Не приведи всемилостивая Гуаньинь у соседа в миске кусок тофу окажется толще. Или две маринованные сливы вместо одной. - Есть новости из Дунчжи? - Шэнь Цзю предпочел сменить тему, не желая признавать ни собственную сытость, ни тем более то, как успел согреться в облаке чужой ци. Юэ Ци, успевший смолотить все принесенное, пользуясь тем, что на него никто кроме Цзю не смотрит, промокнул рот салфеткой и охотно ответил: - Один из старших учеников Аньдин отправил послание сегодня утром: мальки, поднятые из глубин, успешно прожили в бочке все время до отъезда. Следующий контроль сегодня вечером, перед постановкой на ночевку, и завтра поутру, перед продолжением пути. - Целая бочка мальков лопаточного нетопыря, - задумчиво отметил Шэнь Цзю. - Если их действительно удастся довезти до Цанцюн живыми… Юэ Ци усмехнулся с мрачным предвкушением. - Сяо Цзю хочет предложить, кого из союзников ордена мы поощрим подобной возможностью? - ласково спросил он, и Шэнь Цзю отвернулся, чувствуя, как пылают уши. Юэ Ци смотрел ожидающе, не скрывая своего предвкушения и надежды, и Шэнь Цзю солгал бы, что не хотел бы обвиться вокруг, переплетаясь. Как выяснилось, обмениваться ци можно было даже с призраком - а парное совершенствование с Юэ Ци опьяняло. До бездумного, безмысленного блаженства. - Сяо Цзю предлагает сначала предупредить Цяньцао, - чуть строже, чем нужно, напомнил он и хлестнул взглядом по опустевшим тарелкам. - В павильоне Исцеляющего Дождя нет никого с золотым ядром, при всех усилиях Му Цинфана и Ци Цинци. Кто знает, потянут ли они повторить технику? На лице Юэ Ци отразилось понимание - почти озарение. Он одним жестом отправил пустой поднос на крыльцо и поднял щиты личных покоев до уровня “осада”. Сообразил, наконец. Шэнь Цзю скользнул ближе, обозначил толчок в плечо касанием ци, и Юэ Ци буквально ссыпался за туалетный стол. Шэнь Цзю глубоко вздохнул - и тронул ци шпильку в гуани главы ордена. Вышло ничуть не хуже, чем если бы он сделал это вручную. Гуань, правда, удержать не удалось, и она с глухим стуком упала на пол, ленты, удерживавшие прическу, и вовсе не поддавались. Шэнь Цзю дергал их с возрастающим раздражением, разыскивая спрятанные в волосах узлы, а Ци-гэ, балбес несчастный, только улыбался. И молчал. Как будто это не он тут рисковал остаться без половины волос. А если бы у Шэнь Цзю сейчас терпение кончилось? Касаться чужого тела только собственной ци было странно. Ци-гэ был как горячий песок на речной отмели, Цзю грелся в его тепле и становился вещественнее с каждым вдохом. Последнюю из лент Ци-гэ выпутал сам. И сам же взялся за гребень. Старый, деревянный, с простенькой резьбой. Слишком дешевый, чтобы принадлежать главе ордена. И совершенно точно не могущественный артефакт, уж это-то Цзю бы определил с первого взгляда. Выходило, гребень был чьим-то подарком? От одной из миленьких сестричек, все крутившихся вокруг старшего ученика Юэ? Или какого-то смазливого шиди из тех, кто громче всех вопит про честь и неподкупность ученого, но с радостью раздвинет ноги, если пообещать ему покровительство? - Сяо Цзю ревнует? - Ци-гэ фыркнул весело и нежно, Шэнь Цзю сначала даже не сумел оскорбиться, а потом передумал это делать. Да, он ревновал и не собирался этого скрывать! Мало ли чей памятный хлам глава ордена держит на своем туалетном столике? - Ци-гэ считает, что мне не подобает? - Шэнь Цзю фыркнул в ответ, не пряча вызова, и Юэ Ци порозовел, смущенно отвел взгляд. - Цзяо-шисюн пожалел только что поступившего в школу оборванца, - торопливо пояснил он, словно стараясь прикрыть откровенностью смущение. - Я, знаешь ли, пятерней расчесывался и нос рукавом утирал. И он давно мертв. Шэнь Цзю мягко склонился над его плечом, как никогда чувствуя себя той самой бамбуковой гадюкой. - Ци-гэ нравится, когда я его ревную? - прошептал он прямо в нежное ухо и не пропустил того, как судорожно сглотнул Ци-гэ. - Ци-гэ хотел бы носить мои метки? Ладонь налилась ци словно сама собой, зарылась в тяжелые от масла освобожденные пряди. Шэнь Цзю сжал в них пальцы в горсть - и потянул. Юэ Ци выгнулся следом за ладонью, запрокидывая голову, негромко, но несдержанно застонал. Показался кадык, нежная кожа шеи, и Шэнь Цзю почувствовал, как рот наполняется слюной. - На постель, - с присвистом велел он, едва не дрожа от предвкушения. Только когда Юэ Цинъюань уснет, они встретятся в разделенном сне. Там, где у него наконец-то будет тело. Где они, хоть ненадолго, будут на равных. Подменыш, конечно, обещал, и пока что не было причин не верить, но - это все будет потом. Лет через пять. А надо было уже сейчас. Как можно скорее, пока Ци-гэ не нашел какую-нибудь смазливую шлюху, не важно какого пола. Или ему не помогли найти. Перепутанные комнаты, невнимательные служанки, безнадежно загубленная репутация, девица, роняющая крокодильи слезы. Ци-гэ, добросердечный идиот и глава ордена, которому нельзя терять лицо и союзников. Ци-гэ, конечно же, поступит правильно, и Цзю придется смотреть, как в школу с помпой приезжает ее будущая госпожа. Привязывать Ци-гэ надо было сейчас. Любой ценой. Сумел же байчжаньский варвар расстелиться так, что ему перепало совершенствование с иньским котлом. Цзю тоже сумеет. Пока он отвлекся, Ци-гэ успел выпутаться из всех одежд. Остались последние, нательные, но они, лишенные оберегов, уже не могли помешать: Ци-гэ медленно и осторожно выпускал собственную ци за пределы тела, и Цзю встретил ее всем собой, окутав его призрачной субстанцией. На самом деле, у призрака не было оформленной плоти: ее подобие держалось лишь четкостью представлений о самом себе, а сейчас Шэнь Цзю обхватил, обволок Ци-гэ так, что от образа осталась лишь голова и плечи с руками. Все остальное сделалось иньской призрачной ци. Сила Юэ Ци лилась сквозь нее, остывая, очищаясь, согревая. Значительную часть ее Шэнь Цзю поглощал - но и возвращал то, что мог только он. Упоминаний об обмене ци с призраком было совсем немного, два-три раза, и все описанные так себе. Призрачная ци была слишком близка с тем, что заставляло неупокоенные души застревать на земле, и обращаться с ней нужно было осторожно, но все три случая, описанные у разных комментаторов, сходились в одном: если подобный процесс был достаточно длительным, и заклинателю удавалось его пережить без ущерба для себя, призрачная ци открывала некие неожиданные таланты даже у тех, кто полностью освоился с тем, на что способен их духовный корень. Танцевали в воздухе дымки благовоний, аромат затягивал комнату - а потом как-то резко получилось, что Цзю снова оказался на пике Цинцзин. Ровно там, где только что услышал про более подходящую кандидатуру. Вот только в этот раз он слушал дворянскую сволоту не один. Благороднейшие ученые, конечно, не сплетничали, уподобляясь базарным торговкам. Они просто играли в го и между делом обсуждали историю и литературу. Играли, кстати, отвратительно. Байчжаньская зверюга - и та справилась бы лучше. Если, конечно, соизволила бы выучить, как ставят камни. - Стоит ли ждать, покуда нас заставят оленя называть конем*? - приглушенный голос молодого господина Се дрожал от праведного возмущения. Цзю еле удержался, чтобы не расхохотаться. Очередной напыщенный отпрыск очередного столичного ничтожества. Тварь, ради власти готовая хоть под демона лечь. И радостно подмахивать. Слушать дальше, второй уже раз, было тошно. Два идиота конечно же, всего лишь обсуждали недавно прочитанные исторические записки. Или комментарии. Или комментарии к комментариям. А тронь эту выгребную яму, так поднимется вой про злобного и завистливого главу Цинцзин. На плечи тепло и уверенно легли руки Ци-гэ, и Цзю замер. Ци-гэ же поверит ему? Не скажет, что Цзю слишком мнителен и дети ничего такого не хотели? Дети! Гуева отрыжка! - Глава склонил свой слух к увещеваниям мудрых советников, - молодой господин Чжао воодушевленно смотрел на доску, как будто ему не грозило поражение в ближайшие три хода. - Но империя погибнет, если лисицу не выгонят из дворца. - “Рецепт дарю”**… - Господин Се выложил на доску свой камень. - “Когда б они в начале дней свой путь внезапно кончили…” - подхватил неожиданно Ци-гэ, и в голосе его звучало странное восхищение. - Какие ученые молодые господа. Ученые. Молодые. Господа. Шлюхи манерные! Теплые губы коснулись виска, унимая гнев, и Шэнь Цзю длинно выдохнул, позволяя себе понемногу успокоиться. У него было тело, и он чувствовал всем этим телом, как Ци-гэ прижимается со спины. - Терпение главы Цинцзин действительно неисчерпаемо, - губы скользнули по щеке, а уже знакомая волна ци - по коже. - Хочет ли сяо Цзю, чтобы этот недостойный вмешался? Злость рассеялась, словно волной смыло с песка неприличное слово. Ци-гэ… нет, Юэ Цинъюань наконец научился спрашивать его, прежде чем влезать всей тушей? В голове прояснилось, словно после благовоний кристально чистого разума. - Ты вмешаешься - но так, как я скажу, - Ци-гэ пробормотал что-то согласное, а потом жарко дохнул на ухо и прижался губами под ним, втянул кожу в рот. Цзю замер, остро осознавая, что готов вывернуться не только из одежды, но и из кожи, лишь бы это длилось, и качнулся назад, втираясь ягодицами в пах позади себя. Сценка с игроками в го потускнела и развеялась - к счастью, сменившись спальней главы ордена на Цюндин. Все равно дальше наблюдать за бездарными попытками играть в заговорщиков Шэнь Цзю бы не вынес. Ци-гэ был идиот, конечно, в открытую показав, что глава Цинцзин выпал из фавора. Хорошо, что вокруг тоже были ленивые идиоты, не способные думать и на шаг вперед. Ни одна из благородных шлюх любого пола не была достойна Ци-гэ. Но Ци-гэ мог бы соблазниться и посмотреть. Ци-гэ не имел права смотреть ни на кого, кроме Цзю, и ему стоило об этом напомнить. Крепко напомнить. А потом, когда приблудыш привезет нужную чешую и прочие рыбьи внутренности, напомнить еще раз. - Сяо Цзю? - Ци-гэ был все же неописуемый идиот. Невероятный. Стояк у него был каменный, ци едва не вскипала, а он все еще целомудренно обнимал - вместо того, чтобы рвануть уже чужие пояса. Или свой распустить. Они стояли там же, так же, где Цзю закончил распускать Ци-гэ волосы, но теперь зеркало у туалетного столика отражало их обоих. Так же, как будет отражать, как только Цзю получит хотя бы подобие тела. Юэ Ци, мягко касавшийся поцелуями шеи, почувствовал, как Цзю замер - и тоже поднял взгляд. Теперь они смотрели в зеркало оба, полураздетые, оставшиеся в нательном, словно не могли перестать, не хотели потерять это подтверждение соприкосновения. А потом Юэ Ци медленно, демонстративно, позволяя им обоим прочувствовать это движение, сжал своей нелепо большой ладонью бедро Цзю чуть выше колена. Прямо поверх тонкого нательного платья, и Цзю чуть не прокусил губу, чувствуя, что так же каменно встало у него: член налился так, что едва заметно колыхнулась ткань. Юэ Ци повел ладонь выше, задирая подол, обнажая и бедра, и пах, пока не накрыл ладонью ноющий член - меж пальцев у него мелькнула алая головка, Цзю мог только хватать ртом воздух, пытаясь не шататься. И блистательно провалил попытку, когда Юэ Ци снова качнул бедрами позади, сильно вжавшись стояком меж ягодиц. От предвкушения и одновременно сокрушительной непристойности сцены голову повело, и Цзю тяжело оперся ладонями на столик. В зеркале мелькнуло его лицо: лихорадочные пятна на щеках и шее, широко распахнутые, блестящие глаза с огромными зрачками, влажный алый рот. Прежде чем он успел возмутиться, Юэ Ци на мгновение отпустил член, обмакнул всю ладонь в плошку с маслом для волос, так и оставшуюся на столике, и провел по члену уже скользкой ладонью, одновременно качнув бедрами сзади. Его ци словно ждала того момента, когда Шэнь Цзю полностью потеряет даже способность стыдиться, потому что она хлынула в тело как-то вдруг, по малому кругу из медных врат до черепашьей головки, и Цзю мог только крошить пальцами дерево, пытаясь удержаться в рассудке и не спустить сразу же. Желание норовило вырваться из горла криком, выкручивало внутренности узлом. Ци-гэ совершенно, совершенно не помогал. Он замер сзади, горячий, кажущийся неправдоподобно большим, каменно напряженный, и не делал ничего, вынуждая Цзю толкаться в чужую руку и тереться о чужой пах. Или… Ци-гэ не так уж и хотелось? Мысль была настолько ужасающей, что даже возбуждение немного отступило. - Не смей! - голос вышел невнятным стоном, - не смей мечтать о тех шлюхах, когда я здесь! Смех Ци-гэ отозвался в груди странным, щекочущим переливом. - Этот, видимо, совсем плох, если сяо Цзю еще ревнует, - вздумай Ци-гэ говорить так где-нибудь еще - хрипло, низко, так, что каждое слово жемчужиной скатывалось прямо в нижний даньтянь, Цзю бы приказал ему молчать. И залил бы свинцом уши каждому, кто посмел услышать. Момент, когда влажные пальцы коснулись его медных врат, Цзю даже не заметил: ци хлынула внутрь потоком, настоящим “чистым источником”, пальцы легли прямо на потайную жемчужину, и бурлящая струя ци несла наслаждение прямо сквозь проекцию нижнего даньтяня. Его раскручивало все быстрее и быстрее, этот неимоверно тяжелый ледяной шар, к которому Цзю давно привык, превращая в водоворот, быстрый и опасный, и в следующий раз Цзю осознал себя, только насаживаясь задом на подставленные пальцы, с короткими, ритмичными, требовательными стонами. Юэ Ци целовал шею, мешал засосы с легкими поцелуями, явно позабыв о всяком ритме и подобающей тактике, терся твердым членом о ягодицу, пятная кожу, и поднял голову, только когда Цзю заставил себя отцепить одну из рук от столика. Стиснул бедро Юэ Ци, как только смог, тот застонал на щипок, глаза у Ци-гэ были блестящие и бессмысленные, и Цзю чуть сдвинулся, заставляя головку мазнуть себе между ягодиц. Дальше, слава всем судьям Диюя, направлять не пришлось: Юэ Ци толкнулся внутрь в три длинных толчка. У Цзю даже приоткрылся рот, словно этот член мог пронзить его насквозь, а Юэ Ци качнул бедрами, еще и еще, пока не перешел на уже знакомый ровный ритм. Цзю даже успел привыкнуть к нему, вернуть себе хоть часть самообладания, а потом Ци-гэ прижался спиной, согревая, легко приподнял Цзю за бедра, заставляя встать на мыски, и теперь Цзю шатало у этого проклятого столика, словно бамбук в бурю. Член сочился уже непрерывно, почти брызгал, уляпав и столешницу, и кое-где попав на зеркало, Цзю отзывался даже не стонами, а хриплым коротким рявканьем, а потом внутри словно поднялся девятый вал. Ци Юэ Цинъюаня взвилась штормовым морем и опрокинула. Шэнь Цзю очнулся там же, на полу рядом со столиком, скрючившись, будто креветка, и Юэ Ци тяжело дышал в шею. Он все еще оставался внутри, и, вяло шевельнув всеми оставшимися в голове мыслями, Цзю решил, что его это тоже устраивает. На некоторое время. Не очень продолжительное. Потому что пол был жесткий, а Шэнь Цинцю - главой второго пика прославленной заклинательской школы. И был, несомненно, достоин самого лучшего. Кровать главы этой самой школы вполне подходила. Еще лучше подошли бы купальни. Примерно такие, как рисовал приблудыш - с лежанками из поющего кедра и купальней, отделанной огненным стеклом. Огненное стекло было гораздо лучше чем янтарный нефрит. И дороже. Потом, когда проблема с приблудышем решится… Юэ Ци завозился сзади, вздохнул, поцеловал в плечо, и Цзю еле удержался от стона. Но стонать сейчас было нельзя, потому что так они бы точно никуда не встали, а он был глава Цинцзин, да. Глава Цинцзин, а не какой-то там байчжаньский зверь, готовый отдаться хоть на полу. Но кровать была далеко, а Ци-гэ увлеченно выцеловывал затылок, не отвлекаясь на всякие там мелочи. Пришлось стукнуть его пяткой. И напомнить о главном. И даже перетерпеть, пока Ци-гэ, несносный болван, извинялся. Как будто Цзю не видел, что нихрена Ци-гэ не сожалеет. Разве что о том, что пол жесткий и продолжить прямо здесь не удастся. - Выстроишь мне купальню, - Цзю еле справился со странным, щекочущим горло комком. - Лучше, чем у приблудыша. Здесь, на Цюндин. Было даже странно, насколько быстро Цзю начал считать личные покои главы ордена домом. Чем-то своим - их общим. Таким, что хотелось возвращаться именно сюда. Домой. Нет, Цинцзин все еще принадлежал Цзю - как крепость, взятая с боем, и подчиняющаяся воле нового владыки силой меча, даже если мечом этим был разум. Здесь, в личных покоях, они с Ци-гэ в первую общую ночь спали на полу, в углу за кроватью - что в первом сознательно разделенном сне, что бодрствуя. К счастью, Ци-гэ ничего не нужно было объяснять. - Мы с сяо Цзю придумаем убранство вместе, - Юэ Ци согласно шепнул на ухо - а потом вязь сна вокруг качнулась, и они оказались на кровати. Огромной роскошной кровати с деревянными створками, и Юэ Ци надежно прижимал к себе бедра Шэнь Цзю, не позволяя выскользнуть, твердея внутри снова. Это возбуждало - и одновременно пугало до усрачки. Шэнь Цзю не стыдился признать, что довольно мало знает о том, чего хочет его собственное тело. В конце концов, он-то не небесная тварь, которая без колебаний висла на байчжаньском зверье и позволяла себе все, что только взбредет в голову! А тот и был счастлив. Еще немного - и начнет приносить веера и тапочки. - Сяо Цзю? - руки Ци-гэ на плечах и груди казались обжигающе горячими и странно тяжелыми. Шэнь Цзю на пробу сжал янский корень в себе внутренними мышцами, повел бедрами, примеряясь, и Ци-гэ отозвался глухим стоном, уткнулся в волосы. Руки слегка дрожали, но телесный жар уже понемногу затапливал тело, и Шэнь Цзю крепко сжал кулаки. Лю Цингэ, молодому господину из старой семьи, не зазорно было ложиться под небесного подметальщика. Шэнь Цзю собирался взыскать с будущего мужа супружеский долг со всеми набежавшими за эти годы процентами - даже если к концу он сам будет орать от того, что его дерут, как портовую девку, и просить еще. - Еще, - выдохнул он в резной потолок кровати, приподнимаясь у Ци-гэ на бедрах и опускаясь снова. - Давай же! Им надо было это сейчас. Им обоим. Откровенная, отчаянная грубость прикосновений, и потоки ци, переплетенные настолько плотно, что почти слились в один. Шэнь Цзю почти ждал, что Ци-гэ навалится снова, подминая его под себя, крепче схватит за плечи, будет толкаться резко и на всю длину. Сяо Цзю принадлежал ему, принадлежал давно и со всеми потрохами, просто теперь отрицать это было бы слишком бессмысленно. И Ци-гэ должен был подтвердить - так, как об этом шептались ивовые девушки, замазывая следы от укусов. Должен был! Горло внезапно перехватило спазмом: Ци-гэ, балбес невозможный, просто подхватил его под бедра, с оскорбительной почти непринужденностью поддерживая на весу, и толкнулся вверх, ужасно, отвратительно, совершенно недостаточно! Шэнь Цзю бы возмутился, но от мягких, точных толчков внутри аж глаза закатывались, и сил на большее, чем уронить Ци-гэ голову на плечо, просто не было. Шэнь Цзю вцепился в поднимающие его руки, пытаясь удержаться в рассудке, даже не пытаясь взяться за собственный, давно ноющий от возбуждения член, и мог только стонать, когда толчки сделались резче и глубже. Ци-гэ выходил теперь едва ли не на всю длину, а потом с силой насаживал на себя, и его ци струилась сквозь нефритовый корень прямо в медные врата и выше, заставляя нижний даньтянь вращаться все быстрее и быстрее, увлекая за собой волну собственной ци Шэнь Цзю. И, словно этого было мало, словно затепленные еще в реальности палочки “пьяного попутчика” дымились и здесь, Ци-гэ начал говорить. - Если бы сяо Цзю позволил… я бы остался внутри, - зашептал он, неожиданно сменив резкие толчки на неглубокие, но частые и остановив их обоих в шаге от седьмых небес, - излился бы в сяо Цзю и остался бы, укрыв тебя собой… От нарисовавшейся в разуме картины Шэнь Цзю чуть не упустил контроль над ци. Спать с Юэ Ци, так и не вышедшим, точно знать, что он не просто рядом, а внутри, что не смотрит и не думает больше ни о ком… - После, - каркнул Шэнь Цзю, - когда у меня будет тело. И вскрикнул, когда Ци-гэ впился в шею в мокром поцелуе, прихватив зубами - так, что в реальности обязательно остался бы след укуса, а потом сила Ци-гэ хлынула внутрь почти бесконтрольно, насадив на себя не хуже члена и вышвырнув их обоих за грань. Что ж. Это подтверждение было даже лучше того, о котором мечтал Шэнь Цзю. И он позволил себе отпустить болезненную ревность. Ци-гэ выбрал его. Ци-гэ был готов принять. Не бесценный иньский котел, мечту любого совершенствующегося о безграничном могуществе, а слабого заклинателя с искореженными духовными венами, сварливую и мстительную помойную крысу. - Я тоже… мстительный. И помойный, - Ци-гэ, балбес, еще дыхание не успел выровнять! Будто не мог сделать вид, что не расслышал. Шэнь Цзю не для него вслух думал! Ци-гэ ткнулся носом ему в плечо, давя смешок, коснулся губами влажной, слишком чувствительной кожи. Сидеть вот так, не разомкнув объятий, чувствуя внутри чужой нефритовый стержень и чужую ци, было до странности уютно. Цзю думал, будет куда хуже. Что они немедленно раскатятся по разным углам кровати, выныривая из морока. Что тело будет казаться грязным и липким от пота, что Ци-гэ тоже будет противно. Что он сам не сможет выносить чужие прикосновения дольше необходимого, когда любовная жажда не застилает разум. Уже не застилала, и даже ци успокоилась, текла, замкнутая прикосновениями в кольцо, от ядра к ядру, ровным и мощным потоком, будто одна на двоих. Так, что легко было почувствовать не только рисунок собственных духовных вен, хрупких, унизительно изуродованных чужой волей… зачем подстилке совершенствоваться, да, крысеныш?.. Но и вены Ци-гэ. Безупречные, четкие, будто отдающие металлическим звоном при касании. Будто это… - Я слышал, что твой… - Ци-гэ вздохнул, поцеловал шею, - мутит что-то со старейшинами Лю. Поднимать голову с плеча Ци-гэ не хотелось. На сильных бедрах было удивительно удобно сидеть, даже стиснув их своими - кто бы мог подумать, где ему пригодится растяжка! - а раскаленная мощная грудь успокаивающе прижималась к спине, гарантируя защиту. - Мутит, - Шэнь Цзю усмехнулся, невольно облизнул губы, когда Ци-гэ провел ладонями по груди и животу - и ци заструилась следом. - Обещал своей псине, что смертные старейшины отстанут от него и сестры. - Мм? - Ци-гэ протянул будто без особого интереса. Как был дерьмовым лжецом, так и остался. - Мне вмешаться? И, словно в подтверждение отсутствия интереса, накрыл скользкой ладонью член. Под масляной пленкой шероховатые от меча пальцы не царапали нежную кожу, а неторопливо выглаживали вены так, что Шэнь Цзю почувствовал, как снова уплывает. Ладно. Отвлекать внимание Ци-гэ научился. - Сам справится, раз пообещал, - Шэнь Цзю мстительно стиснул член внутри себя и ухмыльнулся, когда у Ци-гэ на мгновение сорвалось дыхание. - Пусть попробует… соответствовать хотя бы фасада ради. Ци вращалась между ними все быстрей и глаже, словно мельчайшие песчинки и необкатанные валуны духовных вен-ручьев подхватывало и уносило бурным потоком. - А мы проверим, как справится, - Ци-гэ перехватил под животом неожиданно цепко - Шэнь Цзю даже не успел испугаться - и наклонил их обоих над постелью, ставя на локти и колени, а потом качнул бедрами, словно проверяя, готов ли Шэнь Цзю к продолжению. Предвкушение пополам с хмельной, полной общего возбуждения разделенной ци кружило голову так, что Шэнь Цзю аж застонал - еще до толчка, чувствуя, как ноет глубоко внутри, словно старый голод переместился туда. И первый толкнулся навстречу, требуя продолжения: Ци-гэ опять был нарочито нетороплив, как и подобает главе великого ордена. Отвратительно нетороплив и обстоятелен, как будто всерьез решил свести сяо Цзю с ума. Или заставить его умолять. Цзю был готов. Цзю даже не видел в этом ничего такого, потому что Ци-гэ же. Выпрашивать и умолять они на одной помойке учились. Но черепашья головка прошлась внутри как-то особенно недостаточно, так что стало не до воспоминаний. - Да быстрее! Сука, что же ты… - получилось, пожалуй, слишком плаксиво. Недостойно. Шэнь Цзю был недоволен. Ровно до следующего толчка, после которого Ци-гэ замер внутри, волнами выпуская собственную ци. Горячие губы целовали плечи и загривок, прихватывали полуукусами, и Цзю даже забыл сердиться - Ци-гэ укачивал его на этих волнах, словно одновременно нес на руках и в колыбели, и от неожиданно нахлынувшей нежности буквально размазало по кровати. Цзю пошарил рядом подушку, не нашел и уткнулся лицом Ци-гэ в локоть, задыхаясь одновременно от счастья и слез, и знал, что ему не показалось, что Ци-гэ прижался лицом Цзю в шею, и там тоже сделалось мокро. Оргазм в этот раз получился мягким, почти незаметным, и Цзю обнял ближайшую подушку, чувствуя, как Ци-гэ замер у него на спине, так и не выйдя. Разбудил их, вырвав из сна, только утренний колокол. Телега скрипела и подпрыгивала на поворотах. Бочка с мальками, укутанная коконом заклинаний, покачивалась, вода в ней мелко плескалась в безнадёжных попытках выплеснуться. Шэнь Юань отчаянно жалел об отсутствии в этом мире внедорожников или хотя бы рессор. И тогда не пришлось бы снова изображать из себя не то очень нищего бродячего заклинателя, не то средней руки торговца. Но тогда не было бы и Лю Цингэ в серых, подчёркнуто неприметных одеждах, ведущего вола под уздцы. На гордого владыку Байчжаня Юань готов был любоваться бесконечно. Даже если собственная спина и задница отчаянно молили о пощаде. Путешествие прошло под полузабытым флером летнего лагеря или похода. Нет, ученики Аньдин были слишком опытны, чтобы поставить под угрозу успешное возвращение в малейшей мелочи, но мир Самолета оставался миром Самолета. Трижды за эти десять дней Лю Цингэ уходил в сторону, уводя за собой очередную тварь, привлеченную концентрацией инь, и лишь один раз - взяв с собой Ло Бинхэ обучения ради. Бинхэ вообще радовал глаз: он мелькал то у главы каравана, то проверял споткнувшегося вола, то поехавшую укладку одной из телег. На привалах он кашеварил, готовя быстро, просто и вкусно, пока Шэнь Юань разминал ноги, не отходя от бочки дальше, чем на пару метров. Даже палатку - скорее тент - пришлось разворачивать прямо над телегой, потому что тягать бочку куда-то только ради того, чтобы Шэнь Юань мог лечь на матрас так же строго рядом с ней, было бессмысленно. Хотя Лю Цингэ готов был поделиться палаткой - и, Шэнь Юань надеялся, всем остальным, что было внутри, от столь соблазнительного предложения пришлось отказаться. Зато уже после отбоя, в практически полной темноте зимней ночи они целовались прямо у телеги - как раз тогда, когда Цингэ шел в дозор и возвращался из него. Шэнь Юань проклинал дерьмовые дороги, медлительных волов, твердое дерево телеги и обещал себе: как только он сдаст свою ношу Му Цинфану, то упадет в ванну на полсуток, отмокать. И только потом начнет отмываться. Но когда они, наконец, поднимаются на Цанцюн - с черного хода, по серпантину, хоть и отменно извилистому, но широкому, как раз чтобы разминуться двум телегам - Шэнь Юань совершенно не уверен, что не хотел бы повторить. С Цингэ, однозначно. Притворяясь парой странствующих заклинателей. Можно даже с телегой и без услужливых адептов Аньдин. Главное, чтобы никакой рыбы. Совершенно никакой. Но - пара недель отлучки невесть куда сошла бы с рук байчжаньскому варвару. А вот глава пика Цинцзин путешествует только заранее оговоренными маршрутами и только в подобающем сопровождении адептов и учеников. Мастеру Шэню лучше не привлекать лишнего внимания к своим перемещениям. Серпантин, как и следовало ожидать, выплеснулся на широкую площадь, плотно окружённую складами, аккуратными до щеголеватости, с выбеленными стенами, зеленой глянцевой черепицей и алыми номерными табличками над воротами. Выглядело куда менее пафосно, чем цинцзинские прятки с бамбуком или цюндинские золотые крыши, но куда более упорядочено. Площадка, несмотря на послеполуденное время, была практически пуста, хотя Шэнь Юань чувствовал на себе чужие любопытствующие взгляды. Му-шиди ждал их у самого большого склада, над воротами которого висела табличка с причудливо выписанной цифрой девять. И Шан-шиди. И Юэ-шисюн в компании пары отменно пафосных старейшин своего пика. От их пристального, жадного внимания отчаянно захотелось спрятаться за спину Лю Цингэ. Если так они жаждут получить всего лишь мальков, живых или дохлых, насколько на самом деле ценен иньский котел?.. Нет. Стоп. Шэнь Юань взял эту мысль пинцетом и временно затолкал в бутылку, заткнув попрочнее. Он подумает ее потом. В ванне, пока будет отмываться. Сунувшегося было поближе Ло Бинхэ он отправил к главе каравана резким жестом, по пренебрежению достойным настоящего Шэнь Цинцю. К счастью, вола выпрягли из телеги и увели очень быстро, и Цингэ тут же оказался рядом. По нему вдруг прошла едва заметная волна ци, и, стоило только Шэнь Юаню оказаться на земле, Лю Цингэ без видимого напряжения переставил бочку с мальками лопаточного нетопыря из телеги вниз, на подготовленные носилки вроде паланкина. Шэнь Юань сделал полшага в сторону от бочки и приглашающе повел рукой: - Прошу Му-шиди свидетельствовать. Му Цинфан рванулся вперед с резкостью заправского спринтера. Провел рукой над бочкой, проверяя защитные заклинания, заглянул внутрь, зачем-то поскреб обод. - Подтверждаю главе Юэ и Шэнь-шисюну, - целитель Му переломился в почтительном поклоне. - Это мальки лопаточного нетопыря - и они живы. Шэнь Юань с достоинством взмахнул рукавами, отчаянно жалея о всех недоступных сейчас цзинях зелёного шелка, и тоже поклонился. - Этот скромный приложил все усилия. Его перехватили на середине движения, аккуратно подхватив под локти. - Таланты Шэнь-шиди воистину достойны всяческого восхищения, - глава Юэ улыбался очень искренне и тепло. Шэнь Юаня от этой теплоты пробирало до самого нутра. Юэ Цинъюань на собственной шкуре узнал, что такое теперь Шэнь Цинцю. А если и пропустил пару деталей, то его уже наверняка просветили. В наимельчайших подробностях. Спрятаться за Лю-шиди захотелось ещё сильнее, поэтому Юань вытряхнул из рукава веер - простенький, добытый Цингэ в одном из городков, которые они проезжали, - и выпрямил спину. - Чжанмэнь-шисюн льстит скромным талантам этого Шэня. Заклинание составляла княжна Ёхэнара, его требовалось всего лишь поддерживать. - Сможет ли почтенный мастер Шэнь его повторить? - один из старейшин Цюндин все же не утерпел, влезая в беседу. Едва заметно качнулась ци Юэ Цинъюаня, но тон был сух, как в пустыне Гоби: - Нам понятна восторженность Фа-шиди. “Фа-шиди” чуть не унесло в сторону. Шэнь Юань испытал жгучее желание закрыться веером по самые брови. К сожалению, на это не было ни единого шанса: показавшиеся раскаленными лапищи Юэ Цинъюаня обхватили успевшие заледенеть пальцы. - Прошу Му-шиди как следует позаботиться о здоровье Шэнь-шиди, - продолжил Юэ Цинъюань, словно не устроил тут сначала выволочку, а потом демонстрацию благосклонности. - Непрерывно поддерживать совершенно новую печать несколько суток требует исключительного мастерства. - Этот мастер прибудет на Цяньцао сразу же, как приведет себя в порядок, - Шэнь Юань постарался освободить пальцы сразу же, несмотря на то, что подушечки, потеряв источник тепла, снова занемели. - В его отсутствие Му-шиди вполне может привлечь к зарядке духовных камней, питающих талисман, жительниц павильона Исцеляющего Дождя. Лицо Му Цинфана неприлично озарилось. Оставшиеся чуть поодаль старейшины Цюндина скисли окончательно. - Так что если глава Юэ не возражает… - Шэнь-шиди может отдыхать столько, сколько ему необходимо, - тон у Юэ Цинъюаня напоминал горячее какао в промозглый осенний вечер. Выразительнее намекнуть на “вернувшееся” благоволение было невозможно. Прямо сейчас Шэнь Юаня это более чем устраивало: он отвесил еще один легкий поклон, прощаясь, и взошел на Сюя, досадуя лишь о том, что хотя бы в пределах видимости придется лететь с подобающей скоростью - а не улепетывать любящим чипсы гепардом. На площадке у ворот пика, где положено было приземляться всем прилетающим, было на удивление людно. С высоты можно было рассмотреть светлые одежды старейшин и зеленую форму адептов. И можно было даже не гадать, ради кого все так внезапно оставили положенные занятия. Совершенно непозволительная для пика книжной учености суетливость. Интонациям Шэнь Цзю в собственных мыслях Юань даже почти не удивился. И заложил почти демонстративный вираж, направляя меч к собственному дому. Являться перед подчиненными во всем блеске дешевого, пропахшего рыбой ханьфу он не собирался. Шэнь Цзю бы такого не простил - и был бы полностью прав. У ворот бамбуковой хижины ждал Мин Фань, а на рабочем столе - аккуратная стопка прошений. Юань заглянул в пару верхних: адепты даже во сне думали исключительно о благе родной школы и надеялись, что глава пика по достоинству оценит их старания. В виске немилосердно закололо. Раздать поощрения было необходимо. И раздать их следовало тем, кто имеет заслуги, а не тем, кто громче всего о них кричит. Потом, трусливо решил Юань. Потом. После ванны. - Меня нет до завтрашнего утра, - сухо бросил он замершему в поклоне после приветствия Мин Фаню. - За исключением глав пиков. Отчет тоже завтра. Мин Фань разогнулся - и понятливо испарился: дурной нрав настоящего Шэнь Цинцю в очередной раз принес пользу. Шэнь Юань пронесся через весь дом к купальне, прихватив по дороге один из домашних комплектов, и с облегчением поднял и щиты и вокруг дома, и запирающую печать на дверях в купальню. Сдернул с себя тошнотворное, пропахшее рыбой шмотье - и рухнул в бочку, наплевав на то, что вода там еще не согрелась. Все-таки Шэнь Цинцю был бессмертным мастером. Шэнь Юаня не должно было затрясти от прохладной воды, но все равно он с трудом заставил себя не прибавлять горячей. Остановился лишь тогда, когда тело начало розоветь. Старейшину Фа и на Цюндин, и за его пределами дразнили снулой рыбой и каменной статуей, настолько равнодушен и уравновешен был этот человек. Его золотое ядро было крошечным, едва ли песчинкой, и с трудом справлялось с тем, чтобы сохранять ему молодость и долголетие. Старейшина Фа преподавал на Цюндин этикет - все виды этикета, с которыми только столкнулись в Цанцюн за все время ее существования. Старейшина Фа никогда не ронял своего достоинства и не утрачивал самообладания - чтобы послать их в Бездну, увидев только шанс получить живого малька лопаточного нетопыря - по уровню воздействия где-то одно парное совершенствование с иньским золотым котлом. На что он готов будет пойти, чтобы заполучить весь котел? Об иньской природе Шэнь Цинцю никто не знал - кроме, может, Му Цинфана, но Шэнь Юань связался с Цингэ, и самые внимательные могут что-то заметить. Сделать выводы. Будет ли глава Юэ защищать Шэнь Юаня так же, как защищал своего “сяо Цзю”? Вода в бочке показалась вдруг очень холодной, и Юань обхватил себя за плечи, еле удерживаясь, чтобы не сжаться в комок. Шэнь Цзю говорил ему, Шэнь Цзю предупреждал… - Насмотрелся на благороднейших стервятников? - настоящий глава Цинцзин был легок на помине. И, кажется, в превосходнейшем настроении. Вот кому эти стервятники были на один зуб, словно духовные птицы - костяным орлам. Шэнь Юань выпрямился, прогнал по телу ци, снимая откуда-то возникшие зажимы и восстанавливая восприятие температуры, и выдавил из себя откровенно кривоватую улыбку. Вода оказалась теплой, почти неприятно горячей. - Почтенные старейшины были слегка нетерпеливы. - Да они глотки друг другу готовы перегрызть за этих мальков. - Шэнь Цзю удовлетворенно прижмурился. - Уже начали, собственно. - И сколько там оказалось мальков? - без особого интереса поинтересовался Шэнь Юань, снова начав отмываться. Сам Шэнь Цзю сейчас его интересовал куда больше. Стоило напомнить тому о ранее существовавшей договоренности… не говоря уже о том, что Шэнь Юань собирался ее расширить. Кто бы мог подумать, какие идеи могут прийти в голову, пока ты всего лишь играешь хрустальным сиренам переложение “Лунной сонаты” для гуциня. - Двести тридцать две живых особи, - Шэнь Цинцю неприятно усмехнулся, - но есть мнение, что при перевозке и переливании это число может уменьшиться, и Му-шиди не досчитается даже сдохших - если, конечно, не защитит бочку дополнительно. - Ничего, я верю в мастера Му, - промычал Шэнь Юань, едва не забыв убрать обращение “шиди”. Один раз так в присутствии Шэнь Цинцю он уже нарвался - и глава Цинцзин не преминул напомнить, что на самом деле Шэнь Юань отнюдь не часть Цанцюн. Было больно. Но отрезвляюще - и только укрепило Шэнь Юаня в принятом решении. Конечно, планировать на два-три года вперед было непривычно, но берут же люди ипотеку на тридцать лет? И хотелось верить, что сам Шэнь Юань не зря отмучился на курсах бизнес-администрирования - когда семья еще верила, что он все-таки перестанет увиливать от семейного дела. Учиться Шэнь Юань любил, курс честно отходил, получил сертификат - и вернулся к своему хикканству. Острый взгляд Шэнь Цинцю ощущался, как постукивание когтей по доспеху. Пока изучающее - но мало ли, до чего тот мог додуматься, если его качественно не отвлечь. - Среди предъявленных тебе на суде обвинений было и темное заклинательство, - бросил он, сосредоточенно намыливая голову и скосив глаза через плечо. Плавный полет призрака чуть запнулся, прежде чем продолжиться как ни в чем не бывало. Ага. - Так что, ты реально что-то в этом смыслишь - или очередная несчастненькая оболганная жертва, а сам не способен ни оружие заклясть, ни темный ритуал провести? - закончил удар Шэнь Юань и полюбовался на мелькнувшее на сучьем лице изумление, прежде чем опуститься под воду, смывая с волос пену и позволяя главе Цинцзин прийти в себя и сохранить лицо. - Темный Путь опасен для любого совершенствующегося, - донеслось сверху - и заглавные буквы были прямо-таки слышны. - Даже если это иньский котел. Не то чтобы Шэнь Юань не знал. - Особенно если это иньский котел. - И ты, конечно же, всегда был исключительно благоразумен? - Юань вынырнул, ладонью вытер воду с лица и поморщился. Волосы все равно пахли рыбой. Только теперь это была рыба, которую зачем-то густо приправили маслом лимонной травы и цитронеллы. - Уксусом надо мыть, - призрак на мгновение замер у стены. Скривился. - Припрется твоя псина байчжаньская, прикажешь принести. Совет был по существу. Наверное. Хотя Шэнь Юаню уже было интересно, когда же это утонченный глава Цинцзин вымывал из волос рыбную вонь. Но Цингэ видеть не хотелось. Не сейчас. - Только его мне сейчас не хватало, пока я благоухаю, словно все содержимое рыбацкой сети разом, - Шэнь Юань невольно поморщился. Все-таки для Цингэ хотелось… выглядеть. По крайней мере пока, когда Шэнь Юань еще может пользоваться вещами уровня второго лица сильнейшего и самого богатого заклинательского ордена в мире. К тому же, если уж на Цюндин старейшины от нетерпения рисковали нарушением этикета, то на переполненном ян и пылко презирающем всякие полумеры Байчжане сейчас явно разгорался нешуточный спор. Цингэ будет занят. Простой фарфоровый кувшинчик словно материализовался на столике рядом с ванной. На вопросительный взгляд Шэнь Цинцю высокомерно фыркнул. - Раз так, пользуйся и не позорь меня, - и отвернулся, когда Шэнь Юань благодарно склонил голову, а потом плеснул немного уксуса в ладонь и развел его в чашке, прежде чем плеснуть на руки. Помогло. Помогло! - Темный Путь, - напомнил он, вынырнув и отфыркавшись. Наскоро отжал волосы и встал в бочке, прежде чем убрать воду талисманом и призвать чистую, а потом принялся нагревать ее. - Проклятия, порчи, призыв темных духов. Заклинания на крови. Умеешь? Шэнь Цинцю скользнул почти вплотную, оглядел изучающе. Приценивался, как хозяйка на рынке к сомнительной рыбине в полдень. Протухла или есть шанс? - Да ты даже кролика на алтаре не зарежешь, - скептически бросил он. - Не говоря уже о какой-нибудь псине. Кролики. Маленькие, пушистые. А то и щенки. Шэнь Юань вздохнул. - Зарежу, если надо, - без особой уверенности возразил он. - Кожедела же прикончил. А он выглядел… ну, как она. То есть, как эта… Бабочка. Наложница старого козла Чэна, четырнадцать лет, фу! Отвратительно. Я чуть прямо там не сблевал. На лице Шэнь Цинцю отразилось такое же отвращение - словно в зеркало посмотрел. Ну хоть где-то они сошлись во мнениях. - На кой тебе? - бросил тот. И вдруг неуловимо подобрался: Шэнь Юань едва не вжался инстинктивно спиной в бочку. - Кто-то пытался шантажировать? Оскорбил? Тьфу. Вот же… главный злодей, ничего не скажешь, первостатейная тварь. Не зря Ло Бинхэ среди всей вереницы противников особенно помнил именно Шэнь Цинцю. - Нет, хотел понять, можно ли это как-то использовать в качестве неприятного сюрприза в рукаве, - Шэнь Юань невольно сглотнул, красочно представив перспективу. - Ну, если все-таки кому-то попадусь. Не знаешь, блокирует ли темное заклинательство вервие бессмертных? А заклинания на крови? Шэнь Цинцю посверлил его испытующим взглядом еще немного - и, что-то решив, дернул плечом. - Сюрпризы ему, - протянул он. - Фокусы. Будешь учить как положено, ясно? И - нет, не блокирует. Шэнь Юань перевел дух и яростно закивал, прежде чем рассыпаться в благодарностях и снова взяться за помывку. Варкрафтовского короля-лича из него, конечно, не выйдет, но авось сумеет не только испортить настроение возможным похитителям, но и отбиться, а то и сбежать. Быть девой в беде, нуждающейся в золотой клетке на Цяньцао, он решительно отказывался.