Слабость

Ранее ранее утро. Солнце только только начало пробиваться сквозь лёгкий тюль, свежий ветерок нес утреннюю прохладу в комнату через открытое окно, а небольшие птички начали насвистывать звонкую мелодию. Двое разнеженных сном мужчин лежали в обнимку под одним одеялом. Голова Серёжи лежала на груди мирно посапывающего Дмитрия Сергеевича, точнее просто Димы, а волосы обоих растрепались во время сна и неаккуратно лежали на больших мягких подушках. Звенящая тишина делала атмосферу в спальне академика тихой и спокойной. Сегодня был выходной, торопиться никуда не надо было и ранний подъем также не требовался, но привычка Сеченова, выработанная за двадцать с лишним лет, просыпаться ни свет ни заря давала о себе знать, поэтому Дмитрий Сергеевич открыл глаза и немного потянулся. Увидев лежащего у себя на груди Серёжу, академик улыбнулся. Вот она, мечта всей жизни: утро, солнце и любимый человек под боком. Будить майора совсем не хотелось; половина шестого утра для Сергея это слишком рано, поэтому академик просто обнял мужчину покрепче и иногда оставлял мягкие поцелуи на широкой спине. После разговора майора с Захаровым прошла неделя. Сергей не выполнил своего обещания и забыл слова Харитона в тот же вечер, чему Дмитрий Сергеевич был несказанно рад. На самом деле академику не нравилось, что нейробиолог иногда так нагло врывается в отношения да и вообще в личную жизнь Сеченова. Дмитрий Сергеевич уже несколько раз пожалел, что дал полимерной перчатке тело — без него Захаров вел себя как-то поспокойнее что-ли. Но сейчас уже не хотелось думать о нейробиологе. Сейчас все мысли академика были заняты лежащим рядом майором, что заставило улыбку появится на лице Димы. Где-то минут через десять Сережа аккуратно перевернулся на другой бок и приоткрыл глаза. Руки Сеченова на талии ощущались слишком хорошо и правильно, а горячее дыхание куда-то в спину добавляло комфорта и какой-то невесомой, не ощущаемой любви. Майор своей рукой нашел ладонь академика под одеялом и переплел пальцы в своеобразном замке. На такой жест последовала незамедлительная реакция. — Доброе утро. Что-то Вы сегодня рано, товарищ майор. Неужели выспались? — Сеченов говорил хриплым ото сна голосом в слегка шутливой форме, на что Сергей повернулся, смотря на академика, и выгнул бровь. — Нет, Дим Сергеич, просто кое-кто слишком щекотно покрывает мою спину поцелуями. — Сергей лукаво прищурился и тоже улыбнулся. — Ах, значит Вы боитесь щекотки, товарищ майор? — Сеченов положил свои руки на плечи майора и начал быстро щекотать военного. Сережа слегка вскрикнул и начал пытаться уйти от касаний, но академик оказался достаточно сильным для своего телосложения, чтобы удержать майора в одном положении и не дать ему никуда отползти. Сергей звонко смеялся, окончательно отгоняя от себя всю сонливость. Через три минуты пыток щекоткой профессор всё-таки остановился и резко, с напором поцеловал своего возлюбленного. Поцелуй вышел горячий, но такой нежный и чувственный, даже не смотря на внезапность, что ни одному из двух мужчин не хотелось отрываться друг от друга. Когда у обоих закончился воздух партнёры всё-таки остановились и улыбнулись друг другу. Это были самые теплые улыбки за последний период.

***

Захаров впервые за долгое время плакал. Ему действительно было больно, очень больно видеть человека, которого он искренне любил в отношениях с другим. Особенно, когда этот «другой» являлся когда-то лучшим другом нейробиолога. Харитон пил. Мужчина, раньше никогда не увлекавшийся алкоголем, выпил уже вторую бутылку дорогого алкоголя, подаренного когда-то на какой-то праздник. Сознание затуманилось, а голова была забита только печальными мыслями: почему Сережа не прислушался к нему? Почему поступил так наплевательски? Почему Сеченов снова оказался впереди? Ох, на эту тему можно вести очень и очень много разговоров, особенно ища ответы на последний вопрос. Харитону было обидно. Обидно, что с ним снова поступили, как с какой-то вещью. Мужчина и так всегда являлся «запасным вариантом», между Захаровым и кем-то другим всегда выбирали этого кого-то, а не Харитона, и это, к сожалению, не добавляло позитива в жизнь нейробиолога. Захаров все видел. Он видел эти короткие улыбки между Сеченовым и Нечаевым, эти любящие взгляды со стороны мужчин, и эти переплетённые пальцы под столом на важных мероприятиях. И каждый раз, когда Захаров пытался взаимодействовать с майором, он всегда получал лишь холод в свою сторону, что заставляло слезы навернуться на глаза, а самого нейробиолога отворачиваться и смотреть в стену. Для двоих все было хорошо. А для одного было плохо. К сожалению, теперь плохо будет всегда.