Династия

      — Сир Руфус, что, во имя Семерых, делает моя племянница?       Молодой рыцарь, недавно пополнивший ряды Королевской Гвардии, отвечает с самым невозмутимым видом:       — Бегает.       Если бы кто-то другой сказал подобное королю, то последний посчитал бы это крайне дурным проявлением сарказма и мог бы укоротить шутнику язык. Совсем немного, чтобы не искалечить, а лишь дать ощутить возможность навсегда его лишиться. Всё же Эймонду не было чуждо милосердие. Да и отрезать людям части тела по кусочку, а не целиком и полностью, было гораздо мучительнее. Секрет этого принципа Эймонду открыл Тиланд Ланнистер, вкусивший его в полной мере на собственной шкуре. Именно его придерживался Эймонд, когда отправлял Корлиса Велариона к праотцам.       Однако Руфус Болтон дал своей ответ с такой очевидной честностью, что было совершенно ясно: у гвардейца и в мыслях не было шутить с королём. Не было в его голосе ни тени иронии или самодовольства, столь свойственных придворным любителям острот.       Эймонд мало знал о сире Руфусе, но у него успело сложиться впечатление, будто тот вовсе не имел чувства юмора, принимая любое слово за чистую монету. Может, это и есть пресловутая северная прямота?       — Это я и сам вижу, — ему приходится пояснить свой вопрос, поскольку выразительный взгляд, способный донести до любого из придворных скрытый подтекст, оказывается абсолютно бесполезным с Болтоном. — Объясните мне, зачем она это делает.       — Ваше величество, вы же сами просили научить принцессу Эйру защищаться, — Руфус смотрит на него чуть ли не обиженно, будто искренне не может взять в толк причину королевского недоумения. — Лучшим средством защиты для девицы её телосложения и подготовки будет убежать от противника.       Ну, в чём-то рыцарь действительно был прав. Откровенно говоря, Эймонд затеял всю эту волокиту с тренировками не столько ради подготовки своей племянницы к реальной опасности, сколько для того, чтобы отвлечь её от грустных дум. После смерти своего дракона Эйра впала в уныние, утратив аппетит и сделавшись непривычно рассеянной. На заседаниях Малого Совета Эймонд не раз замечал покрасневшие от слёз и бессонных ночей глаза племянницы. Поэтому решил занять её тренировками. Хорошая нагрузка кого угодно сможет вытянуть из омута нескончаемой тоски. Ведь когда тело устаёт, разум отдыхает.       Эймонд вновь обращает взор в сторону племянницы. Она даже не заметила его присутствия, продолжая кружить по внутреннему двору. Эйра старается бежать как можно быстрее, не жалея дыхания и сил. Естественно, что с таким подходом надолго её не хватает, и она резко останавливается, сгибаясь пополам от усталости.       — Принцесса, нельзя так сразу останавливаться! Продолжайте идти, а лучше просто замедлите бег! — взывает к ней сир Руфус.       Бесполезно. Непривыкшая к подобным нагрузкам, она продолжает стоять, тяжело дыша и уперевшись ладонями в колени. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся, Эйра должна была бы выглядеть забавной. Но нет. Она представляла собой скорее зрелище, пропитанное усталостью и отчаянием. Так уж сложилось, что не было в принцессе Эйре ничего ни забавного, ни милого. Даже в детстве она казалась удивительно красивым и печальным ребёнком, не вызывая у окружающих и толики умиления. Она вся состоит из прямых линий и острых углов. Тонкая и изящная, Эйра является обладательницей холодной валирийской внешности, одновременно завораживающей и отталкивающей людей.       Король не может удержаться от того, чтобы не разглядывать фигуру своей племянницы. Мужские бриджи немного великоваты и не позволяют рассмотреть бёдра принцессы. А вот рубашка напротив слегка меньше, чем следовало бы носить девице её лет. Удивительно, но простая одежда нисколько не портит Эйру, лишь подчёркивает стройность фигуры и безупречность светлой кожи.       Раздавшийся в воздухе мелодичный рёв заставляет её поднять голову, устремив взор в небо. Такой звук может издавать только один зверь, изящный дракон леди Рейны. Мелкий и поразительно красивый, Утро не столько рычит, сколько издаёт гортанное пение, что позволяет легко распознать его среди сородичей.              — Желаешь увидеться с сестрой, дорогая племянница?       Наконец, принцесса поворачивается в его сторону. Спохватившись, она делает глубокий реверанс, как должно в присутствии короля. Нужно признать, что её поклоны каждый раз радуют его глаз. Изяществом она пошла в свою мать, каждый жест которой был пропитан величественностью и грацией. Оттого видеть Эйру кланяющейся было вдвойне отрадно. Будто тень Рейниры выказывает ему своё почтение.       — Мой король. Простите, я вас не заметила.       Эймонд не может удержаться, чтобы не хмыкнуть. В невнимательности принцессы нет ничего удивительного, с такими-то нагрузками и таким учителем. Голос Эйры всё ещё неровный, дыхание сбито. Светлые прядки прилипли к лицу, а по тонкой шее стекает капля пота, стыдливо скрываясь за воротом рубашки.       — Так как насчёт того, чтобы встретиться с леди Рейной в Драконьем Логове? Мы с лордом Пиком недавно вернулись с прогулки, лошади посёдланы.       Эймонду интересно, как изменится лицо лорда Анвина, когда на его великолепного вороного жеребца сядет столь раздражающая Десницу принцесса Эйра. Он всю обратную дорогу хвастался королю новым конём, восхваляя сочетание мягкости, скорости и покорнейшего нрава, которым не каждая девица сможет похвастаться. Эймонда эта беседа порядком утомила, поэтому он решил не упускать случая припомнить лорду Пику его бахвальство. Раз жеребец и правда хорош, то достоит того, чтобы катать не только раздобревший зад лорда Анвина, но и более царственную всадницу. Если конь придётся Эйре по душе, Десница едва ли сможет отказаться сделать ей подарок. Зазнавшемуся лорду будет полезно преподать урок.       — Благодарю вас, государь. Я буду рада увидеть сестру.       На другой ответ Эймонд и не рассчитывал. Эйра порой коротала время с леди Рейной, и пусть их отношения едва ли можно назвать тёплыми и доверительными, при дворе у них не было никого ближе друг друга. Придворные дамы сторонились опальной принцессы, а общества Хелейны для взрослой девушки явно было недостаточно.       — Я провожу вас до Логова, моя принцесса, — произносит сир Руфус.       Он не спрашивает, лишь ставит перед фактом, без какого-либо надрыва, так свойственного молоденьким рыцарям. Обеспечивать безопасность короля и его семьи — его прямой долг, и он готов исполнять его без напоминаний и дозволений.       Нужно будет присмотреться к этому с виду нелепому юноше, отмечает про себя Эймонд. Пусть молодой Болтон и кажется до отвратительного прямолинейным и даже глуповатым, есть в нём что-то поразительно честное. Это довольно странно, учитывая, к какому дому он принадлежит. Болтоны всегда славились своей жестокостью, расчётливостью и хладнокровием. Руфус же напоминает старый глиняный сосуд для вина, неказистый с виду, но надёжный и способный служить многие годы. Что же до ума, то это отнюдь не самое полезное качество для королевских гвардейцев, которое заставляет их забыть о долге в погоне за собственной выгодой.       — Можете присоединиться к моей охране, если будет угодно, сир, — Эймонд не против компании сира Руфуса, если тот сумеет прямо сейчас найти для себя посёдланную лошадь. — Я поеду в Драконье Логово вместе с моей племянницей. Надеюсь, вы крепко держитесь в седле, я не привык медлить.

***

      Дорога действительно заняла мало времени. Двое стражников поехали вперёд, предупреждая тем самым городских зевак расступиться. Трое других, включая сира Руфуса, ехали чуть позади, обеспечивая прикрытие королю и принцессе. Скакали галопом, чтобы прибыть в Драконье Логово быстрее леди Рейны и её дракона. Конечно, ни один конь не мог сравниться в скорости с огнедышащими ящерами, но для того, чтобы приземлиться даже самому искусному драконьему всаднику требуется время. Нужно снизиться над землёй, разглядеть наиболее удобное или нужное для посадки место и направить дракона именно туда. Эймонд помнит, как сложно было заставить гигантскую и уже неповоротливую Вхагар приземлиться возле Драконьего Логова в первые годы после установления их связи. Пусть Утро и был гораздо меньше и проворнее легендарной драконицы, язык не поворачивался назвать леди Рейну хорошей всадницей.       Возле холма Рейнис король бросает взгляд через плечо. Принцесса Эйра не отстаёт от него, слегка приподнявшись в седле. Она хорошо скачет верхом, да и жеребец Анвина Пика не подвёл. Эймонду приходит мысль, что верховая езда теперь может служить принцессе болезненным напоминанием о том, что она лишилась полётов. Но он быстро отмахивается от неё. Нельзя слишком сильно беречь раны, иначе они превратятся в болевые точки, на которые каждый будет горазд давить. Одна из немногочисленных мудростей, которыми с ним поделился Эйгон. Возможно, даже единственная.       Эймонд распоряжается, чтобы стража оставалась в стороне. Рядом с Драконьим Логовом едва ли им с Эйрой что-то угрожает. Леди Рейны всё ещё нет, видимо, она не смогла отказать себе в удовольствии облететь пару раз Королевскую Гавань, красуясь на Утро. «Или она просто не может посадить своего дракона», — мстительно думает Эймонд. Своих кузин со стороны Порочного Принца он всё ещё недолюбливает. Воспоминания о том дне, когда он заявил свои права на дракона, уже не такие болезненные, но и радости в душу не приносят. Сколько бы воды не утекло, сколько бы битв он не выиграл, Эймонд никогда не забудет ночь, в которую он из плаксивого мальчишки, высмеиваемого братом и племянниками, переродился в принца Таргариенов, готового взять своё. С пламенем и кровью.       Эйра шагает рядом с ним, стараясь не отставать. Она гораздо выше девиц своего возраста, но по сравнению с ним кажется совсем хрупкой. Эймонд замедляет шаг, позволяя племяннице поравняться с ним. А потом и вовсе останавливается.       Сейчас она выглядит спокойной, но он помнит ту боль, которая сотрясала её тело несколько лун назад в этом месте. Возможно, ей и вовсе не следует находиться здесь. Но вряд ли у Эйры всю жизнь получится сторониться Драконьего Логова. Сам Эймонд точно не стал бы осторожничать с Дрифтмарком или Божьим Оком. Если Эйра и правда одной с ним крови, то пусть учится привыкать к горечи утрат.       — Как поживаешь, племянница? Сир Руфус не сильно утомляет тебя? — он решает занять её светской беседой, пока они дожидаются Рейну. Незачем томиться молчанием в столь приятной компании.       — Благодарю, государь, всё хорошо. Тренировки с сиром Руфусом не приносят мне ничего, кроме удовольствия.       Эймонд недоверчиво хмыкает. Когда она вымоталась до состояния, что давилась воздухом, то меньше всего была похожа на человека, испытывающего удовольствие.       — Одно твоё слово, и я найду тебе другого учителя.       Тёмные глаза смотрят на него неотрывно, доверчиво, подобострастно. Эймонд делает пару шагов навстречу ей и втягивает воздух. Эйра пахнет розовым маслом и девичьим потом. Ему по нраву такой запах, есть в нём что-то дикое. Придворные дамы готовы тратить баснословные деньги на изысканные благовония, не ведая, что мужчины гораздо более падки на что-то естественное и простое. Эйра выбирает самое расхожее масло для своих ванн, лишь подчёркивая аромат собственной кожи и волос. Интересно, её этому научила кокетка-сестра или она просто не обращает внимания на то, что приносят с собой служанки?       — Спасибо, ваше величество, но сир Руфус замечательный учитель. Он не пытается слепить из меня воина, которым мне никогда не стать, но делает всё возможное, чтобы я могла спасти свою жизнь, если понадобится.       — Дядя, — он осторожно прикасается к светлым волосам, заплетённым в косы, — когда мы наедине можешь называть меня дядей.       Тонкие губы дёргаются чуть влево, растягиваясь в улыбке, которая совершенно не красит лицо Эйры. Уголки губ нервно подёргиваются, будто бы она сдерживает злой смех. Она всегда так улыбалась, отталкивающе и неприятно. Колючая девочка. Колючая и злая, сколько бы ни притворялась сдержанной и любезной на людях. Его не обмануть, он видел пламя ненависти в её глазах.       — Вы прибыли сюда, чтобы полетать на Вхагар, дядя?       Ему определённо нравится, как это звучит. Он её дядя, она его племянница. Прямо как её отец по отношению к её матери. Покойная королева Алисента в душе презирала нравы Таргариенов, что не помешало ей поженить своих старших детей. Сам Эймонд не видел ничего дурного в том, чтобы брать в жёны сестёр, племянниц и тётушек. Он знал, что многие лорды испытывают тягу к своей родне и тайно делят ложе с женщинами своего дома. Некоторые отцы насилуют собственных дочерей, некоторые братья растлевают сестёр. Но в распущенности винят почему-то Таргариенов, отдающим предпочтение заключать законные браки, а не довольствоваться объедками, выкраденными под покровом ночи.       — Я прибыл сюда вместе с тобой, Эйра, поскольку мне приятна твоя компания, — его пальцы продолжают перебирать её мягкую косу, — но полетать на Вхагар я тоже планировал. Чтобы управлять столь сильным и свирепым зверем нужно постоянно практиковаться. Ты знаешь, когда я впервые оседлал Вхагар, то с трудом мог удержаться на ней. Было бы забавно умереть, свалившись с только что обретённого дракона.       Светлые брови, унаследованные ею скорее от матери, чем от отца, поднимаются от изумления.       — Мне всегда казалось, что вы стали превосходным всадником с первого же своего полёта.       Как же ты ошибаешься, девочка. Впрочем, Эймонд и сам был излишне высокого мнения о своих способностях, пока не столкнулся с тем, что стоит дракону почувствовать реальную угрозу или злость, как она перестаёт ему подчиняться.       — Должно быть, тебе так думалось из-за россказней своих братьев и сестёр. Им посчастливилось наблюдать за моим первым полётом. Но разве могли они себе представить, насколько сложно управлять настоящим зверем, прошедшим не одну войну? Что их домашние, обученные блюстителями драконы по сравнению с Вхагар?       — Они почти ничего не рассказывали мне об этом, дядя. По крайней мере, сёстры. А братьев я едва ли помню.       Ну да. Сколько ей было на момент начала войны? Четыре года? Со старшими детьми Рейниры у неё была слишком уж большая разница в возрасте. Как и с ним. Ну раз Бейла и Рейна не удосужились поведать ей, какими сильными были её братья, то придётся ему наверстать упущенное. На правах любящего и заботливого родственника.       — Джейс был довольно смелым, — воспоминания о старшем из бастардов уже не столь неприятны, даже навевают лёгкую тоску, — хоть и излишне самонадеянным. Считал себя самым умным, сильным и прилежным, хотя едва ли мог одолеть Эйгона в бою. Учитывая, что мой старший брат уже в двенадцать не мог пропустить ни дня без вина, глупо было бы считать Джекейриса Велариона серьёзным противником. Но драконьим всадником он был отличным, надо признать!       Эйра слушает его жадно, впитывая крупицы правды о своих давно ушедших близких. О родственниках, которых он знал и помнит гораздо лучше неё. Интерес в фиолетовых глазах настолько явный, что он не может удержаться от вопроса:       — Мне кажется, или твои сёстры совсем не рассказывали тебе о Джейсе и Люке?       — Рассказывали, мой ко… дядя. Но совсем немного и лишь в моменты одолевающей их печали. В основном то, что Джекейрис и Люцерис были высокими, прекрасными и благородными.       Ну да. А ещё мудрыми, бесстрашными и величественными. Прекрасные принцы, погибшие из-за несправедливости. Эймонд знает лучше их всех вместе взятых, что такое настоящая несправедливость. Несправедливость, когда бастард, отнявший глаз принца крови, помилован милостивым королём. А сам принц не получает отцовской поддержки, даже когда мейстер сшивает то место, где раньше был глаз, продолжая чувствовать боль. Ведь слишком много макового молока нельзя давать детям такого возраста, даже если они были искалечены! Визерис хотя бы мог проведать его, но венценосный отец был слишком занят стенаниями о несправедливости обвинений, свалившихся на темноволосые головы его любимых внуков!       — И ты веришь в это, племянница? В то, какими описывают твоих братьев их несостоявшиеся невесты?       — Наполовину, — она равнодушно пожимает плечами. — Рейна и Бейла росли вместе с ними. Они должны были стать их мужьями. Нет ничего удивительного в том, что сёстры считали Джекейриса и Люцериса Веларионов лучшими из юношей Вестероса. Но я не верю, что люди могут быть столь идеальными.       — Ты права. Твои сёстры многое недоговаривают тебе. Например, о событиях той ночи, когда Люк лишил меня глаза. Мелкий гадёныш, вот уж кто точно не был идеальным. Постоянно прятался то за спину матери, то старшего брата, то отчима. Ты знаешь, что один раз он и его брат привели мне свинью с привязанными крыльями? Сказали, что вот он — подходящий дракон для меня. Люку эта проделка казалась особенно смешной. Я до сих пор не знаю, за что ненавидел мелкого засранца больше: за глаз или за ту свинью.       Эймонду кажется, что слова его могли напугать племянницу. Всё же речь шла о её покойных родичах. Однако она лишь слегка наклонила голову влево, продолжая слушать его. Будто он не поносил последними словами её брата, которого сам же и убил, а рассказывал одну из её северных сказок. Впрочем, были ли Джейс и Люк для неё братьями в привычном понимании или лишь тенью давно ускользнувшего прошлого?       Он заботливо кладёт ладони на плечи Эйры. Они такие хрупкие, ему бы не составило труда сломать их. Но с ней ему хочется быть осторожным. Эймонд делает ещё один шаг навстречу ей, сокращая и без того маленькое расстояние. Боги, сможет ли хоть что-то стереть эту невозмутимую маску с её кукольного лица?       — Когда я встретил Люцериса в Штормовом Пределе, ему было не за кого прятаться, — он не может отвести от неё взгляда, но в тёмно-фиолетовых глазах лишь любопытство и капля смущения. — Малыш Люк был таким беззащитным. Пытался храбриться, но весь трясся от страха. А ты, племянница? Ты боишься меня?       Его пальцы начинают нежно оглаживать шею, чувствуя, как быстро бежит кровь по её венам. Ему кажется, что он мог бы обхватить её тонкую шею одной рукой. Кожа под подушечками пальцев удивительно нежная и чувствительная. Эймонд с удовольствием замечает, как дыхание Эйры сбивается от его прикосновений.       — Нет, дядя. Я не боюсь. Больше не боюсь.       Надо же. Ещё три года назад она на него глаза не смела поднять, трепеща от немого ужаса и напоминая на заседаниях Малого Совета скорее бледную тень, чем принцессу крови. Он даже находил её страх забавным, пусть и не пытался лишний раз давить на неё. Не хватало ещё, чтобы девчонка пролила добротное вино на его дублет.       Всё изменилось, когда он обнаружил её в поздний час в библиотеке за изучением валирийского. Тогда она не сумела сдержать испуганного вздоха и едва ли не со стеной пыталась слиться. Дрожащая, напуганная пташка, застигнутая котом врасплох. Впервые в жизни ему пришлось успокаивать её. Ребёнок всё-таки. К тому же, её стремление к изучению языка их предков вызвало отклик в его душе. На следующий день он распорядился выделить ей лучшего учителя высокого валирийского. С того момента Эйра стала куда меньше втягивать голову в плечи в его присутствии. Как мало требуется, чтобы подкупить девочку, лишённую родительского тепла!       — Смелая принцесса Эйра, — его пальцы скользят выше, касаясь девичьих щёк. — Ты пошла своим нравом не в братьев. Точнее, не в тех братьев, которых мне посчастливилось знать.       Эйра облизывает пересохшие губы, вызывая довольную улыбку Эймонда. Он ведь не делает ничего предосудительного, лишь болтает с племянницей. Пара невинных прикосновений, а она уже плавится. Ему нравится это состояние. Когда всё держится на грани. Один шаг, и расстояние между ними станет непристойным. Но пока они лишь два близких родственника, занятые непринуждённой болтовнёй.       — Я помню Джоффри. Он был немногим старше Эйгона и Визериса, часто играл с ними. Мне он не казался трусом.       — Да, малыш Джоффри. Я мало знаю о нём. Но его смерть была ужасна. Ребёнок, попытавшийся спасти драконов от черни. Наверное, он действительно был достойным… достойным принцем.       Эйра подаётся к нему. На какое-то мгновение Эймонду кажется, что племянница решилась поцеловать его, но напрасно. Тонкая девичья рука робко касается рукава его дублета. Прикосновения явно даются ей с трудом, судя по полыхающим румянцем щекам, но Эйра хочет показать своё расположение ему. Умница.       — Я помню ту ночь. Когда эти сволочи резали, рубили и забивали драконов. Мне до сих пор снятся их предсмертные крики и свет, отбрасываемый от факелов. И то, что сделал мой брат, было самым верным решением. Он пытался спасти наше будущее. Не только будущее моей матери, но и династии Таргариенов. Можете ли вы представить себе, мой король, что рёв бьющейся в агонии Сиракс мне снится чаще, чем предсмертный крик моей матери? Я не знаю, какими были Джейс и Люк. Может, они и не были лишены пресловутого благородства и достоинства, о которых так часто говорит мне леди Рейна. А может, они и правда были самоуверенными слабаками. А может, и теми, и другими одновременно. Но ни Джоффри, ни Эйгон не были трусами. Это я знаю точно.       Эймонда не было в столице в ту роковую ночь, когда простолюдины возомнили, что имеют право уничтожать существ гораздо более древних и могущественных, чем они сами. Он бы не позволил такому случиться. Попытайся они убить Вхагар, он бы стремглав кинулся в Драконье Логово, а не грел задницей трон, как это сделала его сестра. Почему десятилетний ребёнок оседлал Сиракс, а не его высокомерная мамаша, так рьяно отстаивавшая своё право на Железный Трон?       — Да. Джоффри и Эйгон были храбрыми принцами, моя дорогая племянница, — указательный палец задевает нижнюю губу принцессы, — и смерть их печальна, но достойна отпрысков драконьей крови.       Это не ложь. Лишь недомолвка. Конечно, ведь официальной причиной гибели принца Эйгона было неудачное падение с Драконьей Горы. То была быстрая и почти безболезненная смерть. Эймонд распорядился всё сделать так, чтобы мальчишка даже не успел испугаться. Его племянник и так пережил слишком многое. Говорят, что именно принц Эйгон закрывал глаза малютке Эйре, пока их мать пожирал дракон.       Когда его палец обводит верхнюю губу принцессы, она зажмуривает свои тёмно-фиолетовые глаза. Пекло! Ей нет и пятнадцати, Эймонду не следует дарить ей столь смелые прикосновения, способные и более опытную девицу вогнать в краску. Какими бы мучительно-красивыми не были её губы, для этого пока рано. Поспешно убрав руки от неё, он решает сменить тему беседы:       — Тебе всего хватает? Может, нужны новые служанки или что-то из вещей?       Эйра выглядит растерянной. Посмотрите-ка, холодная маска дала трещину! Что повлияло: резкая смена русла их беседы или его прикосновения? Точнее, их внезапное отсутствие?       — Я всем довольна, мой король…       — Дядя! — ей следует привыкнуть побыстрее к новому обращению, если только Эйра не хочет ещё больше распалить его недовольство и желание.       — Конечно, — губы её вновь растягиваются в некрасивой улыбке. — Простите, дядя. Я всем довольна, и вещей у меня достаточно.       Он не верит ей. Девицы её возраста постоянно пытаются произвести впечатления вычурными нарядами и богатыми украшениями. А у Эйры всего лишь несколько достойных принцессы платьев. Вряд ли она этим довольна. От Эймонда не укрылось, как тщательно она подбирает серьги и ожерелья к своей одежде. Видимо, просто не хочет лишний раз о чём-то его просить. Нужно будет отучить её увиливать от правды. Если хочешь что-то получить в этой жизни, нужно заявлять о своих желаниях. Эймонду хорошо известна эта истина. И он планирует донести её до племянницы, как только представится возможность.       — Ваша милость! Не ожидала увидеть вас здесь. Надеюсь, вы в добром здравии.       Противный голос кузины заставляет отвлечься от своих мыслей и в очередной раз ощутить, сколь малое расстояние он может охватить единственным глазом. Возможно, ему стоит усилить личную охрану.

***

      День Девы подкрался закономерно и неотвратимо, будто разомлевший на солнце, но всё ещё голодный лев к своей добыче. Просыпаясь от беспокойной поступи служанок в её покоях, Эйра уже знает, что возненавидит этот праздник. Потому что сегодня судьба в лице другой женщины навсегда заберёт у неё короля Эймонда.