Династия

      Эйра зарекается думать о своём дяде!       Она наивно рассчитывала, что он хотя бы позавтракает вместе с ней, но, когда наступило время трапезы, ей сообщили, что король и лорд Эйнис улетели с первыми лучами солнца. Что ж, видимо для его величества полёты с сыном представляли больший интерес, чем общество невесты.       Она в очередной раз попадается в крепкие руки сира Руфуса. Тот решил не тратить время впустую и потренировать её в ловкости, чтобы принцесса могла в случае опасности ускользнуть от крепкой хватки противника. Закончилось всё тем, что Главнокомандующий Королевской Гвардией таскал её по всему тренировочному полю как котёнка. Видят Боги, она безнадёжна.       — Сосредоточьтесь, принцесса, — едва ли не взмаливается рыцарь, — если вы будете столь же рассеяны в случае реальной опасности, то враг с лёгкостью одолеет вас.       — Враг в любом случае с лёгкостью меня одолеет, — огрызается Эйра, — Вы же сами учили меня нападать первой.       Он наконец отпускает воротник её рубашки, даря желанную свободу. Всё же хватка у Руфуса Болтона жёсткая!       — Говорил, — соглашается с ней северянин, — но если вас сперва скрутят и решат отвести в подземелья, то нужно не упустить… Придумал!       И вновь лицо его озаряется от какой-то едва ли не детской радости. Широкая улыбка придаёт его лицу обаяние, способное растопить сердце любой девы. Жаль только, что сиру Руфусу нет до них никакого дела, судя по дворцовым сплетням, от которых как ни старайся, не отгородишься.       Эйра недоумённо поднимает бровь, ожидая предложений своего наставника. Бегать она уже научилась довольно сносно, хотя и похвалы пока не заслужила. С ножом тренируется изо дня в день, хотя брать его в руки после случавшегося в Драконьем Логове было мерзостно… Что на этот раз? Руфус предложит ей станцевать вокруг противника?       — Падайте в обморок!       — Что?!       У неё не было подобных планов на сегодня. Откровенно говоря, Эйре не доводилось ранее терять сознание. Боги наградили её стойким характером. Если Джейхейре хватало духоты, чтобы мешком рухнуть на пол, то Эйру даже куда более трагические события оставляли в здравом рассудке.       — Я говорю, что вам надо упасть в обморок, если вас схватят. Не по-настоящему!       — Спасибо, я догадалась.       — Раз догадались, то зачем переспрашиваете? — обиженно бурчит Болтон. — Ежели мои уроки вам наскучили, то можете подыскать себе другого наставника.       Эйра спешит взять рыцаря за руку, тонкую и изящную, будто принадлежащую не воину, а музыканту. И не догадаешься, какая сила в ней кроется! Руфус и правда был как ребёнок: радовался и обижался, не умел таить своих эмоций и совершенно не любил сарказма и язвительных шуток. Честный, прямолинейный и такой открытый. Было жестоко вымещать на нём свою обиду на дядю.       — Простите меня, мой друг, — у неё отвратительно получается произносить эти любезности, — мне не следовало быть такой грубой с вами. Я просто не выспалась.       Главнокомандующий недоверчиво сверлит её взглядом. А потом вдруг заговорщицки подмигивает, будто готов разделить с ней эту тайну. Пекло, он же стоял под дверью покоев, в которых она была вчера с Эймондом! Что Руфус успел напридумывать себе?! Лицо принцессы заливает краска смущения. Оправдываться точно не стоит, иначе она лишь усугубит своё положение.       Поэтому Эйра спешит расправить плечи и интересуется, как ни в чём не бывало:       — Так как нужно падать в обморок?       — Обыкновенно, — изумлённо глядит на неё Руфус. Хвала Семерым, отвлёкся! — Вы что, ни разу в жизни сознание не теряли?       — Нет, — на этот раз удивляется Эйра. — Мне казалось, девицы на Севере также не особо склонны к подобному.       — О, моя сестра Барб постоянно теряла сознание! — с каким-то воодушевлением начинает рассказывать Руфус. — Особенно, когда отец брал её с собой в подвал, где допрашивал одичалых!       Неведомый разбери, куда его отец брал с собой ребёнка?! Это часть воспитания? Заставлять смотреть на пытки? Может, он ещё и предлагал Барбе принимать в них участие?       Порой Эйра забывает, кем является её учитель. Каким бы добродушным он ни был с ней, каким бы нелепым ни казался окружающим, Руфус оставался Болтоном. Жестокость у его дома в крови. Ей пора перестать этому удивляться.       — Так, вы расскажете мне, как выглядит девица, теряющая сознание? — вновь пытается переключиться на тренировку Эйра.       — Да, — голос Руфуса становится рассеянным, а взгляд устремляется ей за спину. — Конечно, моя принцесса.       Она не может сдержаться любопытства, чтобы не обернуться. На тренировочном поле появился Геймон Белокурый, дружок Эйниса. Высокий и подтянутый, он выглядит старше своих лет и глядит на них бессовестными лиловыми глазами. Солнце играет в его серебряных волосах, подчёркивая красоту носителя валирийской крови. Геймон всегда привлекал внимание придворных, вот и теперь сир Руфус как завороженный рассматривает мальчика.       — Принцесса Эйра, — Геймон кланяется ей, как должно, но взор его при этом совершенно неприкрыто гуляет по её фигуре. — Главнокомандующий.       Руфус сдержанно кивает в ответ на приветствие. Он до сир пор не привык к тому, что люди выражают ему почтение при любом удобном случае. Повышенное внимание вгоняет северянина в смущение. Которое сегодня проявляется гораздо сильнее, чем обычно, словно обыкновенный юноша сумел выбить почву у того из-под ног.       — Не знал, что вы стали воительницей, — для четырнадцатилетнего юнца он слишком нахален и самоуверен, будто коротал все дни в обществе кокетливых девиц, — но вынужден признать, что вам идёт! Просто королева Висенья во плоти!       — Я не воительница. Сир Руфус учит меня, как не умереть при первой же возможности. На большее я не гожусь.       Тёмные брови Геймона поднимаются вверх в наигранном удивлении.       — Вот как? Вы слишком придирчивы к себе, принцесса. Я помню, какой страх вы внушаете придворным.       Она? Внушает страх? На момент, когда Геймон покинул столицу, её статус был не многим лучше его собственного. Эйнис открыто презирал её, а его мать вообще не скупилась на оскорбления.       Будто прочитав недоверие на её лице, светловолосый отрок продолжает лить мёд своих речей:       — Стоило вам появиться в коридорах Красного Замка, и все замирали. Мужчины не могли отвести взгляд от вас, будучи сражёнными вашей красотой, а у женщин спирало дыхание от зависти.       — У Алис Риверс тоже спирало дыхание? — не стоит отказывать себе в удовольствии напомнить, кем была покровительница Геймона.       Отчего-то Эйре думается, что тот пытается бросить тень на неё, играя в глупый и неуместный флирт. Он был другом Эйниса, наверняка преследовал цели поссорить её с королём. Она знает достаточно историй о том, как леди лишались перспективы выгодного брака из-за неосторожности, будучи соблазнёнными сладкими речами да томными ласками. Впрочем, сама она тоже хороша! Явилась к королю в комнаты и чуть не уговаривала дозволить ей остаться.       — Леди Алис не то, что боялась… — Геймон вдруг стал чересчур осторожно подбирать правильные слова. — Скорее, была очень обеспокоена вашей персоной. Эйнис рассказывал мне, что она видела опасность в вас. Впрочем, тут она не ошиблась!       На лице его появляется озорная улыбка. И Эйре вдруг хочется верить, что это искренняя улыбка, которую мог бы подарить ей простой четырнадцатилетний юноша. Которому она, возможно, нравится. Так уж получилось, что единственным, кто обратил на неё внимание, был её дядя, король Эймонд, с которым её разделяло пятнадцать прожитых лет его жизни. Эйра не ведает, каково это, узнавать кого-то нового, с кем тебя не разделяют годы, дарить улыбки и обмениваться взглядами тайком. Эймонд всегда смотрит на неё прямо, без стеснения, будто уже всё для себя решил. Будто бы у неё нет выбора.       — И отчего же ей было видеть во мне опасность? — Эйра решает поддержать небольшую светскую беседу.       Геймон пожимает плечами, совсем неблагородно, выдавая себя и своё низкое происхождение с головой и стирая весь налёт очарования.       — Эйнис не любит вспоминать о ней. Когда она оставила его, он был сломлен. Один, вдали от дома, лишённый матери и… Ему было непросто.       А она и не думала раньше об этом. Эйнис никогда ей не нравился. Поэтому она не питала к нему жалости. Но ведь по прибытии на Драконий Камень он был совсем ребёнком. Каково ему было там, одному, без родительской ласки?       «Так же, как было там твоему брату!» — внутренний голос до невозможного напоминает ей голос Бейлы, — «Помнишь, у тебя был брат? Его звали Эйгоном. И ему было примерно столько же, сколько и Эйнису. Что же ты о нём так не переживаешь? Он тоже был лишён материнской ласки. Ведь вашу общую матушку сожрал дракон. Но тебе незачем это помнить, верно? Тем более, что Эйгон закрывал твои глаза в тот миг, чтобы тебе не пришлось мучаться от кошмаров по ночам. Так что же ты не думаешь о том, какого было на Драконьем Камне твоему брату, до того, как он погиб там?!».       — Принцесса? — тёплая рука ложится на её плечо. — Вы в порядке?       Эйра рассеянно мотает головой, стараясь отогнать от себя ненужные мысли, и отстраняется, намекая Геймону о недопустимости подобных действий. Не хватало ещё, чтобы король узнал, что какой-то низкородный юнец касался её!       — Да, всё хорошо. Просто я задумалась обо всей этой ситуации, — красноречие никогда не было её сильной стороной.       — Понимаю, — кивает светловолосой головой Геймон. — Меня самого пробирает дрожь, когда я вспоминаю о леди Алис. Она, конечно, великая женщина. Но порой она пугала меня. Особенно, когда принимала свои зелья, которые готовила из трав. Эйнис говорит, что у неё порой синели губы от них. Зато потом миледи видели вещие сны и видения.       — Надо же, — равнодушно роняет Эйра.       Ей неинтересно слушать сказки, ими она сыта по горло. Никакая Алис Риверс не ведьма, просто разбиралась в лекарствах и ядах! Была бы колдуньей, не расползлась бы как корова от вина и сытной пищи. А Геймон просто пытается заболтать её, будто перед ним не принцесса крови, а обыкновенная кухарка, которую можно соблазнить рассказами о лесных ведьмах, да парой обворожительных улыбок. Пора заканчивать эту беседу, пока челядь не возомнила, будто она легкомысленная девица, дарящая своё внимание каждому проходимцу.       Эйра поворачивается к хранившему вежливое молчание сиру Руфусу:       — Продолжим тренировку, сир?

***

      Король возвращается уже затемно, и рёв его драконицы лишает обитателей Харренхолла покоя. Впрочем, Эйра и не думала засыпать. Весь день она планировала как не выйдет встречать государя, давая ему в полной мере вкусить горечь её обиды. К вечеру, когда его милость так и не вернулся, она смягчилась и приняла решение поприветствовать его, но держаться при этом подчёркнуто холодно и отстранённо, так, чтобы укусить его самолюбие. Теперь же, поздней ночью, она готова выбежать навстречу ему, лишь бы увидеть прекрасное и жестокое лицо, почувствовать запах кожи и специй, коснуться его холодной руки. И плевать, что он так и не вкусит горечи обиды, и самолюбие его окажется целым!       Она наблюдает за ним из окна своей спальни, что выходит во двор. За ними, если быть точнее. Эйнис тащится за Эймондом, пока Тень надоедливо вьётся вокруг Вхагар. Вид бастарда и его дракона заставляет Эйру недовольно прикусить губу, но она успокаивает себя тем, что с ней король проводит куда более времени, чем со своим сыном.       Воспоминания о сегодняшней беседе с Геймоном приносят в её сердце каплю жалости к мальчику, что был выслан из дворца, в котором прошло его детство, на мрачный, обдуваемый ветрами Драконий Камень. Но она быстро одёргивает себя, напоминая, что её саму Эйнис никогда не жалел.       Двор освещён факелами, но их света хватает лишь для того, чтобы различить силуэт своего дяди, да серебро его волос, кажущееся тусклым в ночи. Выбегать навстречу ему нет никакого смысла, Эймонд энергично шагает в замок, пока его сын неуклюже пытается поспевать за ним. Видимо, ноги у последнего знатно затекли за время полёта.       Эйра отходит от окна и решает лечь в постель. Искушение повторить вчерашнее приключение и заявиться в покои дяди не даёт ей покоя, но разум подсказывает не играть с огнём. Эймонд весь день провёл в воздухе, наверняка первым делом распорядится приготовить для него ванную, да подать сытный ужин. Прерывать его в такие моменты уж точно не стоит, она усвоила его привычки в полной мере ещё служа ему чашечницей.       Пусть король сперва приведёт своё тело и дух в порядок, а уж потом Эйра поступит как настоящая будущая королева и наградит его взглядом, полным достоинства и гордости, но таким, чтобы он сразу ощутил свою неправоту, вот прямо осознал её. Да, именно так она и сделает, но сперва как следует выспится…       Сон накрывает её тяжёлым маревом, стоит голове коснуться подушки. Что было тому виной: её переживания или усердные тренировки? Как бы то ни было, Эйра так и не узнает, что ночью король подходит к её покоям и, прислонив палец к губам, даёт понять охране, что не нужно тревожить покой принцессы.       Она не узнает о том, как Эймонд бесшумно вошёл в комнату и застыл напротив её кровати, любуясь лицом и разметавшимися волосами. Она не узнает, какая улыбка гуляет по его лицу в этот миг. И о том, что он поправил на ней одеяло, не позволив хрупким плечам замёрзнуть, она тоже не узнает.       Не суждено принцессе узнать в эту ночь и о том, насколько изматывающим и бессмысленным оказался этот полёт для короля и его бастарда. Эйнис быстро вымотался из сил, им пришлось несколько раз останавливаться для отдыха. И разумеется, они не сумели отыскать ни Овцекрада, ни его всадницу в Лунных Горах. Возможно, будь Эймонд один, ему бы не пришлось тратить драгоценное время на отдых, и у него получилось бы отыскать девицу Крапиву, которая давно уже не девица, а взрослая женщина. Он бы не стал сражаться с ней, не реши дерзкая девчонка напасть первой. Он бы не стал рисковать Овцекрадом. И тем более, Эймонд бы не стал рисковать Вхагар. Он бы убедил её отправиться в Столицу желанной гостьей и сделал бы всё, чтобы её дракон оставил потомство.       Конечно, в дальнейшем Эймонд бы избавился от Крапивы, но об этом принцесса тоже не узнает.       Конечно, немного позже король поведает племяннице о том, что планирует вернуть их дому утраченных драконов, но не сегодня, не в эту хмельную ночь, когда Эймонд благодарит Матерь за то, что подарила его невесте крепкий сон, избавив от участи пасть жертвой его пламени. Спасибо, Матерь, за то, что уберегаешь принцессу Эйру от похоти своего короля! Может, он и сумел бы справиться с искушением забрать её невинность, но точно бы не удержался от того, чтобы коснуться своей племянницы. Какое счастье, что она не узнает и об этом!       Но более всего Эйра не узнает о том, насколько будоражащие сердце и чресла мысли занимали голову короля в ту ночь. Как он мечтал провести пальцами вдоль её позвоночника, от шеи до копчика, а потом повторить весь проделанный путь губами. Её ночная сорочка такая тонкая, что не станет преградой для его горячих губ. А потом он и вовсе снимет ненужную вещь со своей послушной племянницы.       Она не узнает, что Эймонд хотел бы сделать это с ней, уже разбуженной, но ещё томной и сонной, бессильной даже стонать для него. Пусть Эйра будет тихой девочкой, пусть лежит, уткнувшись алеющим лицом в мягкие подушки, пусть сжимает простыни своими тонкими пальцами, пока он будет изучать её стройное тело от макушки до самых пят! Интересно, насколько чувствительной окажется внутренняя сторона её коленей? Эймонду известно, что Эйра чутко реагирует на ласку своих хорошеньких, маленьких ушек. Нужно будет найти и другие приятные ей местечки…       Она не узнает, как Эймонд мечтает заласкать её до сладкого изнеможения. Довести до пика, даже не касаясь самой интимной части своей племянницы. Оставить влажную и измученную лежать на смятых простынях, обессиленную настолько, что мгновенно провалится в крепкий сон, стоит лишь Эймонду покинуть пределы её спальни. Она не узнает обо всём этом…       Утром служанки разбудят Эйру позднее, чем обычно.       Они скажут ей собираться в дорогу.       Король покидает Харренхолл.

***

      Он всё же решил взять её с собой к Алому Озеру. В планах Эймонда было лишь обогнуть остров, чтобы убедиться, что Среброкрылая всё ещё жива. Но стоило им немного снизиться, как драконица поприветствовала сородича громогласным рыком. То был не пронзительный глас Тени или песня Утро, а звук, который мог принадлежать лишь по-настоящему крупному зверю. Такому, который мог бы представлять опасность даже для Вхагар.       Эйра крепче обнимает стан своего дяди. Ей не терпится увидеть легендарного дракона, принадлежавшего королеве Алисанне. Но увы, Среброкрылая не спешит показываться.       — Мы можем опуститься ещё ниже? — обращается она к Эймонду, надеясь, что коварный ветер не унесёт её слова прочь.       Король оборачивается через плечо и слегка хмурит брови, будто решая, стоит ли обращать внимание на слова племянницы или нет. В конце концов он сдержанно кивает, соглашаясь исполнить её каприз.       Сперва Эйра полагает, что он лишь немного опустится, позволив ей рассмотреть место, на котором нашла убежище Среброкрылая. Однако Боги сегодня на её стороне, и Эймонд приказывает Вхагар приземлиться на каменистую поверхность острова. В очередной раз Эйра поражается громадности дракона короля, та занимает едва ли не половину острова! Насколько же крупными они могут вырасти…       И вновь дядя помогает ей спешиться, придерживая за тонкую талию. Эйра замирает, пытаясь запомнить его касания, высечь их на своём сердце, будто бы никогда более он не притронется к ней. Будто бы их свадьба не случится спустя каких-то пару лун, будто бы им не суждено разделить брачное ложе в скором времени. Стоит тонким пальцам покинуть её, и Эйра кусает свою губу, сдерживая недовольство. Незачем просить его внимания, она не псина, которая выслуживается ради хозяйской ласки! Она дракон. И сейчас она увидит легендарную Среброкрылую, если не будет вести себя как маленькая и глупая девочка.       — Не отходи далеко, Эйра, — предупреждает дядя, — здесь может быть опасно.       Будто не была она драконьей всадницей, будто не делила с ним кровь Древней Валирии. Впрочем, нужно признать, что одичавший, старый дракон представляет собой большую опасность, чем детёныш, выросший в Логове под присмотром блюстителей.       Они идут прочь от берега, к скалам. Именно там обычно драконы находят себе убежища. И хоть рычание Среброкрылой, вызванное появлением непрошенного сородича, до сих пор доносится до них, ничего примечательного на острове пока нет. Что же, думает Эйра, им следует радоваться, что Среброкрылая до сих пор жива. Ей уже минуло столетие, это немало для их вида. К тому же, она пережила не одну битву…       Эймонд вскидывает руку, призывая племянницу замереть позади него. Внимание короля привлекает пещера, показавшаяся из-за утёса. Он слегка сгибает ноги в коленях и начинает прокрадываться к ней. Эйре это кажется неожиданно забавным. Жестокий и властный король Эймонд Таргариен, первый этого имени, крадётся к возможному драконьему убежищу, как мальчишка, собравшийся своровать яблоко. Впрочем, за кражу провизии в Красном Замке могли и выпороть.       Эйра старается не отставать за дядей, шагая буквально по пятам, пусть и с меньшей осторожностью. Ей плевать на опасность в данный момент. Всё, что её волнует, так это возможность получить нового дракона. Вновь заявить своё право на небо. Стать той, кем велит ей быть её имя, её происхождение, её кровь. И даже если ей суждено умереть здесь сегодня, то будет смерть достойная Таргариена.       Она не говорила дяде о своих планах. Он и сам должен понимать их. Он ведь тоже знает, какого это, быть лишённым дракона. Он тоже заявил своё право на Вхагар тайком, под покровом темноты, с пламенем и кровью. То, что он привёл её сюда, говорит лишь о его намерении даровать Эйре право на Среброкрылую.       Когда до пещеры остаётся каких-то десять шагов, Эймонд вдруг замирает. Ей кажется, что даже ни единый волосок на его голове не шевельнётся, вопреки ветру. Она робко приближается, норовя заглянуть из-за его плеча, но сильная рука толкает её, вынуждая упасть оземь.       А в следующий миг сам Эймонд падает сверху, хватает её в охапку и перекатывается вниз, прямо в сторону берега, который они недавно миновали. Воздух над их телами неожиданно окрашивается в голубой цвет, и Эйра слишком поздно понимает, что это и есть знаменитое пламя Среброкрылой, голубое, редкое даже для драконов. Успей она сделать пару шагов вперёд, и от неё осталась бы лишь горстка пепла.       Она показывается из пещеры, крупная и величественная, с переливающийся серебром чешуёй. Настоящий зверь, повидавшая битвы, её нельзя сравнивать с молодым выводком. Среброкрылая медленно поворачивает морду в их сторону и раскрывает пасть, внутри которой уже формируется новый пылающий ком, готовый вырваться наружу чистой смертью. Кажется, ещё мгновение, и их с Эймондом фигуры окажутся объяты огнём. Но вдруг фигура Среброкрылой оказывается скрытой сперва тенью, а затем и грозной тушей Вхагар.       Дракон короля Эймонда в два раза крупнее Среброкрылой, однако последняя куда проворнее и моложе. Рёв двух дракониц заставляет воздух вибрировать. Да что там воздух, земля начинает дрожать под ними! Хватаясь за плечо дяди, Эйра приподнимается, пытаясь увидеть происходящее.       Вхагар не нападает, но надвигается на Среброкрылую, внушая готовность ринуться в бой. Драконица королевы Алисанны отвечает ей пронзительным криком, который отчего-то вызывает отклик соперницы. Испустив ещё один звук, напоминающий раскат грома, Вхагар медленно отступает назад, не отворачиваясь от противника. Среброкрылая также пятится спиной внутрь пещеры, пока совсем не исчезает в ней, спрятав великолепие чешуи во мраке.       Угроза гибели миновала, и Эймонд поднимается на вытянутых руках, так, что серебро его волос падает на лицо Эйры. В любой другой миг это наполнило бы её сладостным волнением. Но не сейчас, когда желанная цель оказывается так близко.       Оттолкнувшись от земли, она спешит покинуть объятия дяди, выпрямившись во весь рост. Эйра рвётся вперёд, предвкушая опасность, волнение и власть, но сильные пальцы обхватывают её плечо, заставляя замереть на месте.       — Нет! — он переходит на валирийский, желая донести всю серьёзность своих слов.       — Дядя…       — Я сказал, нет! — Эймонд рычит, будто и сам вот-вот покроется чешуёй.       Но и она не собирается так просто сдаваться. Не сейчас, когда на кону стоит всё, о чём она лишь могла мечтать. И пусть ни один другой зверь не сможет заставить её забыть Валирийца, она не станет мириться с участью никогда больше не подняться вверх, к небу.       — Разве нам не нужны драконы? Разве династии Таргариен не нужна ещё одна всадница? — она старается говорить спокойно и рассудительно, но сбившееся дыхание и бешено бьющееся в самой глотке сердце выдают её с головой.       Эймонд дёргает её за плечо, притягивая к себе. Вторая рука вновь впивается ей в волосы, на этот раз куда менее нежно, чем позапрошлой ночью. Фиалковый взгляд потемнел, он будто дыру в ней пытается не то прожечь, не то вырезать. Но как бы Эйре ни было сейчас не по себе, она не собиралась сдаваться, отвечая на дядин взгляд с не меньшим пылом.       — Я не собираюсь терпеть неповиновения. Тем более от своей жены, — его дыхание обжигает её губы.       От его тона весь боевой настрой крошится будто пирог, передержанный в печи. Всё же нельзя недооценивать такого человека, как Эймонд Таргариен. Ему не составит труда сломать её. Сердце Эйры желает покориться ему, так, как она всегда поступала.       Но чего бы ни желало её сердце, разум напоминает ей, что сейчас, на этом каменистом острове посреди Алого Озера, вдали от Красного Замка с его правилами и законами, они больше не король и его чашечница, и даже не дядя и племянница. Они два Таргариена, одна из которых собирается заполучить себе дракона, а второй мешает ей это сделать.       — Разве вам не нужна жена от крови дракона? — напоминает она Эймонду. — Разве вашим наследникам не нужны будут собственные драконы? Разумно ли будет оставлять столь сильного зверя непокорённым? Мы можем получить её сейчас или вернуться ни с чем.       — Да не можем мы получить её сейчас! — Эймонд срывается на крик, переходя от переполнивших его эмоций на всеобщий язык. — Ты что же, сама не видишь, что творится со Среброкрылой?!       Она недоумённо глядит на дядю, чувствуя себя то ли идиоткой, то ли той, из кого эту идиотку пытаются сделать. То, что драконица одичала и не спешит кого-то подпускать к себе, естественно. Их предки не завоевали бы Вестерос, если бы искали себе спокойных и миролюбивых особей.       Эймонд, увидев недоумение на её лице, делает глубокий вздох, пытаясь хоть немного успокоиться. Эйра понимает, насколько перешла черту, раз сумела разозлить своего дядю. Ей остаётся лишь радоваться, что он не сорвался на ней. И уповать, что он не станет припоминать ей этого в будущем.       — Ну конечно же ты не видишь. Откуда тебе знать о таких вещах, — он наконец оставляет её волосы в покое, чтобы прижать пальцы к переносице, будто бы желая прогнать надоедливую мигрень. — Среброкрылая нашла себе убежище в пещере и не покидает его, хотя в её распоряжении весь остров. И она едва не испепелила нас, когда мы приблизились. Она что-то оберегает.       — Значит ли это, что у Среброкрылой кладка? — слова застревают в горле, неприятно царапая его желчью сомнений. Она не хочет ошибиться. И пусть всё указывает на то, что она права, новых драконьих яиц так давно не появлялось, что ей уже и не верится в возможность этого.       На точёном лице Эймонда появляется хищная улыбка. Он весь преисполнен самоуверенности и надменности, будто вдруг ощутил всю степень своего превосходства. Не только над ней. Над всем миром.       — У меня нет в этом ни малейших сомнений. Я уверен в том, что у Среброкрылой не просто кладка. Подобным образом самка может вести себя только если у неё появились детёныши.       Эйра боится поверить в то, что услышала. Если всё действительно так, то у их дома есть шанс вернуть себе былое величие. Но насколько может Эймонд быть уверен в своих словах? Ведь драконы Таргариенов вылуплялись из яиц, которые сперва держали в огне, а потом клали в детскую колыбель. Именно так она получила Валирийца.       Впрочем, драконы были в этом мире и до Таргариенов. И пусть их дом принёс свои привычки со своей погибшей родины, их правила могут и не быть единственными верными.       Узрев задумчивость на лице Эйры, Эймонд решает объясниться:       — Я узнал об этом от твоей матери, — он морщится, вспоминая об этой женщине.       Эймонд не любит говорить о Рейнире, но теперь решился отдать ей должное. Будто не было в мире человека, сведущего о драконах больше Чёрной Принцессы. Впрочем, детские воспоминания Эйры о матери неизменно несут образ женщины, устремляющейся в воздух верхом на Сиракс. Действительно, принцесса видела свою мать на драконе едва ли не чаще, чем на земле. Сколько бы злые языки не поносили имя Рейниры Таргариен, никто не смел говорить о ней, как о плохой всаднице.       — Значит, заполучив Среброкрылую, мы получим и её детёнышей. Почему бы не попытаться?       — Потому, моя дорогая племянница, что я ни разу не слышал историю о драконьем всаднике, которому удалось оседлать самку, оберегающую только что появившийся на свет выводок. О всадниках, оседлавших диких драконов, слышал! О всадниках, оседлавших дракона недавно почившего другого всадника, тоже слышал, представляешь?! А вот о тех, кто сумели покорить взбешённую мамашу, почему-то нет!       — Кто-то всегда будет первым.       — Скорее мёртвым, — Эймонд будто успокоился и теперь сыплет остротами, что можно считать добрым знаком. — Никогда не думал, что скажу такое, но, когда родишь — поймёшь! Попытаться отобрать у женщины новорожденного младенца может стоить жизни. Что уж тут говорить о драконах.       Ей не остаётся другого выбора, кроме как подчиниться, хотя всё в ней тянется туда, к пещере, в которой нашла убежище её мечта. Эйре кажется, что тело её охвачено пламенем, а кости трутся друг о друга. Последний раз она испытывала подобное в Драконьем Логове, сидя на коленях над телом Валирийца. Кончики пальцев болели от желания коснуться и боли, потому что он никогда больше не отзовётся на ласку. Вот и сейчас Эйра хочет коснуться Среброкрылой, даже если это будет последним, что она сделает в своей жизни. Но она смиренно стоит на месте. Видимо, ей не досталось того огня, того безумия, которое позволило их предку стать королём. Которым так славился её собственный отец. Которое сподвигло её мать попытаться стать первой женщиной, занимающей Железный Трон на правах правительницы Вестероса. Может, Эйра и правда не заслуживает своё право на небо?       Эймонд притягивает её к себе за плечи, заключая в объятия. Попытка успокоить. Снова. Что же, ему как никому другому знакомо чувство одиночества и отчаяния, которое преследует Таргариенов без драконов. По крайней мере, у Эйры всё ещё есть надежда. И пусть у большинства всадников был лишь один дракон, она не собирается сдаваться. Когда-то недавно вылупившийся из яйца детёныш Рейны издох, обрекая её никогда не познать вкус полёта. Но спустя много лет у неё появился Утро. Так отчего бы и Эйре не получить второго дракона для себя?       — Это может быть кладка от Вермитора? — она первая решается продолжить разговор, чтобы разрядить накалившуюся обстановку.       — Вряд ли, — бурчит Эймонд, — в последний раз они сплетались большое восьми лет тому назад. Она бы не стала высиживать кладку столь долго. Скорее всего Овцекрад побывал здесь.       — Если бы Овцекрад покинул Лунные Горы, его бы заметили. Может, это был другой дракон?       Он не может удержаться, чтобы не хмыкнуть. Ребяческая привычка, которая кажется Эйре сейчас столь успокаивающей. Позволяющей держаться за ускользающую от её внимания действительность.       — Думаешь, зеваки сумеют отличать одного дракона от другого? Когда мой брат был на Драконьем Камне, рыбаки спутали Солнечного Огня с Каннибалом, хотя дракон моего брата отличался невиданной красотой. Так что я полагаю, что со Среброкрылой сплетался именно Овцекрад, поскольку больше и некому.       — А как же Утро? Может, он решил полетать, пока Рейна гостила в окрестных замках. Она много путешествует.       — Не думаю.       Она отстраняется и вскидывает голову, всматриваясь в его лицо. Эймонд выглядит неожиданно весёлым. Вот это действительно странно, неужто её вопрос так позабавил его королевское величество?       — И отчего ты так думаешь, дядя? — ей и правда любопытно узнать его мнение о драконьих повадках.       — Утро, сплетающийся со Среброкрылой, это как… Представь, что на меня попыталась забраться карлица!       Что, Неведомый раздери?! Маленькая женщина, пытающаяся на него забраться? Для чего? Ответ приходит на ум, заставляя щёки Эйры покрыться румянцем. Слышать столь откровенную пошлость из уст своего короля кажется ей непривычным и едва ли не оскорбительным. А вот Эймонд своей остротой доволен, судя по наглой ухмылке на лице.       Эйра решает выдержать этот словесный поединок с достоинством, чтобы дать дяде понять неуместность подобных слов:       — Жестоко так шутить. К тому же, если верить Грибку, то это вполне осуществимо.       — Если верить Грибку, то он сперва забрался на твоего папу, потом на твою маму, а потом на твоего папу, когда он был на твоей маме!       Король совсем лишился разума?! Хотя, она и правда слышала какую-то фривольную песенку на эту тему… Губы Эймонда дёргаются в стороны, давая понять, что он сдерживает смех. Сейчас он напоминает ей не государя, а юнца, сумевшего провернуть глупую выходку под носом у представленного ему мейстера. Надо признать, шутка про Грибка и его возможности забраться на кого-либо…       Напряжение, державшее её в своих объятиях стальной хваткой, наконец оставляет её, и она начинает хохотать. Смех звучит так, будто она никогда раньше не слышала шутки удачнее. Эйра смеётся, а её дядя вторит ей. Она продолжает смеяться, долго, так долго, что у неё начинает болеть живот. Согнувшись пополам, она вдруг понимает, что больше не смеётся, а плачет. Слёзы падают на галечный пляж, пока руки Эймонда заботливо гладят её макушку. Ей стыдно, ей так стыдно перед ним, что она вновь плачет, как маленькая девочка. Он прижимает её к себе, давая возможность выплакать свою боль, своё нетерпение, своё разочарование.       А в глубине пещеры Среброкрылая вторит ей громогласным рычанием.