Династия

      В покоях Эйры и в половину не так светло, как в его собственных. У королевы нет нужды в большом количестве свечей, поэтому здесь царит полумрак, который многие сочли бы приятным, а Эймонд исключительно раздражающим. Быстрым шагом он преодолевает комнату для приёма гостей, успев лишь краем глаза ухватить относительную тесноту и небольшое количество мебели. Надо бы распорядиться, чтобы покои королевы обставили как должно.       Толкнув тяжёлые, изготовленные из красного дерева двери в опочивальню Эйры, он окунается в атмосферу ароматного розового масла, уюта и тихого шелеста женских юбок. Служанки, помогающие королеве в её вечерних хлопотах после принятия ванны, бросают на него испуганные взгляды, прежде чем склониться в неловких поклонах.       Эйра стоит спиной к нему, облачённая в белоснежную камизу, с распущенными волосами, до сих пор хранящими влагу после принятия ванны. Заметив реакцию служанок, она спешно оборачивается. От Эймонда не ускользнуло то, что её руки невольно потянулись в сторону кровати. Неужто среди вороха расшитых золотом подушек его кроткая племянница прячет заветный кинжал? От этой мысли губы короля дёргаются в предвкушающей ухмылке.       Он хочет уединиться со своей королевой. А её служанки будто назло ему издевательски-медленно заканчивают свои обязанности. Будто ничего не происходит, и у них полно времени, чтобы успеть поправить завязки её ночной рубашки, в последний раз провести расчёской по волосам, убрать посуду со столика…       — У вас десять секунд, чтобы убраться.       А говорят, женщины всегда опаздывают! Наглая ложь, они себе это позволяют лишь там, где чувствуют свою безнаказанность. Стоит дать понять, что за проступок последует наказание, как вместо десяти секунд им хватает семи. Эймонду показалось, или бадью с остывшей после купания водой щуплые на вид девицы тоже умудрились вынести из комнаты за отведённое им время?       Эйра делает изящный и почти неприлично глубокий поклон перед ним. Видеть её реверанс, когда она с ног до головы затянута в свои простые, довольно закрытые платья, приятное зрелище. Но узреть королеву, склоняющуюся перед ним в одной ночной рубашке…       — Дядя.       Она нервничает. Это заметно. Эйра не дура, она прекрасно понимает, для чего супруг мог явиться в её покои в столь поздний час. Эймонд неспешно подходит к ней, давая возможность им обоим прожить этот миг ожидания. Его жена так красива этой ночью, так взволнована. Расстояние меж ними сокращается до одного вздоха, он чувствует её запах и утопает в тёмно-фиолетовых глазах.       Губы Эйры слегка раскрыты, будто приглашая его. Как здесь устоять! Он вдавливает племянницу в себя, накрывая её рот самым развратным поцелуем из возможных.       Эймонд ласкает её языком, проводит им по ровному ряду зубов, касается нёба и чувствует, как она отвечает ему. Неуверенно касается его языка своим, хватается тонкими пальцами за его плечи. Он и сам не заметил, как успел запустить руку ей в волосы, благо не схватил за них, лишь позволил пальцам запутаться в мягком серебре. Вторая рука скользит вдоль позвоночника Эйры вниз, мягко, ласково, так, чтобы доставить ей удовольствие.       В голове Эймонда дюжина желаний и столько же фантазий. Его взгляд выхватывает прекрасное лицо Эйры, такое совершенное, бледное, с резкими чертами истиной валирийки. Тонкую и длинную шею, изящную, будто бы созданную для его поцелуев. Оставлять на ней след — тяжкий грех. За который Эймонд сумеет вымолить прощения. Ключицы, аккуратные и чувствительные, он успел выучить их разлёт своими губами. А ниже — предательская ткань ночной рубашки. Этой ночью у Эймонда едва ли хватит терпения на шнуровку. Благо, любимый кинжал при нём.       Лезвие разрезает завязки, быстро, так, чтобы Эйра даже не успела испугаться. Будь на его месте кто-либо другой, то кинул бы оружие на пол, не желая терять ни мгновения, но Эймонд не кто-либо другой. Он прячет кинжал в крепление, мысленно радуясь, что не растерял навыков и управился за несколько секунд. Пальцы касаются краёв испорченной камизы и тянут их сперва в стороны, а затем вниз. Белоснежная ткань падает к изящным лодыжкам его королевы.       Осторожно, боясь спугнуть, он касается волос Эйры, откидывая их за спину. Последний оплот скромности, скрывающий плотной завесой белизну её кожи. Губы Эймонда касаются скул, чтобы осторожными трепетными поцелуями опуститься к линии челюсти, а затем коснуться шеи. Этой ночью ему хочется быть особенно нежным с ней.       Эймонд использует только губы, не спеша пускать в ход язык и зубы. Хотя эта белизна кажется такой манящей, будто приглашая оставить на ней собственническую метку. Эйра слегка откидывает голову назад, позволяя ему делать с её шеей всё, что вздумается.       Он не спешит, постепенно опускаясь к чувствительной ключице. Стоит его губам коснуться её, как до слуха доносится пускай и не стон, но вздох, наполненный чувственным томлением.       — Ты такая хорошая девочка, Эйра, — он трётся носом о ложбинку меж шеей и ключицей, сходя с ума от нежности, — такая чуткая, отзывчивая и послушная.       Её дыхание сбивается, выдавая приятное волнение. Так-так, значит подобные речи по душе его племяннице? Губы Эймонда дёргаются в усмешке, он оставляет ещё один трепетный поцелуй на девичьей шее перед тем, как немного отстраниться от неё.       Его рука скользит вдоль хрупких ключиц, вниз по рёберной клетке, чтобы коснуться нежных полушарий её аккуратной груди. Идеальная. Не большая, но и не совсем маленькая, высокая, с маленькими розовыми сосками.       Эймонд смотрит в глаза племяннице, пока его пальцы ласкают её полушария, мягко оглаживая и слегка сжимая. Лицо Эйры очаровательно раскраснелось, глаза блестят, но она не выглядит слишком взволнованной этой лаской. Пальцы Эймонда задевают бусины сосков, подразнивая, обводя по кругу, трогая самые вершины. Во многих женщинах подобные касания пробуждают пламя. У Эйры лишь искры удовольствия. Что ж, значит ему потребуется больше времени, чтобы научиться должным образом ласкать эту прекрасную грудь.       Наклонившись, Эймонд касается розового соска языком. На этот раз Эйра реагирует куда более чутко: тело её пронзает дрожь удивления, смешанного с удовольствием, из уст срывается ещё один громкий вздох. Эймонд чувствует расползающееся в душе довольство от того, что он сумел раскрыть ещё одну грань её чувственности. Он принимается рисовать круги языком вокруг розовой горошины. И с трудом удерживается от собственного стона, когда чувствует пальцы племянницы в своих волосах.       Эйра, забывшись от новых ощущений, запустила пальцы в его волосы возле самых корней, бездумно перебирая их, хватаясь и оттягивая. Пекло, Эймонд никогда в жизни их теперь не отрежет! Пусть только она продолжает цепляться за них, теряя себя от удовольствия.       Его губы накрывают второй сосок, плотно смыкаясь вокруг него. Он начинает посасывать нежную кожу, изучая, как та или иная ласка действует на его жену. Кажется, языком ей нравилось больше. Эймонд решает убедиться в правильности своего предположения, и делает быстрые движения языком вверх и вниз, дразня розовую горошинку соска. С уст Эйры срывается ещё один громкий вздох.       — Нравится? — он дует на затвердевший сосок, отчего её руки ещё сильнее сжимаются в его волосах.       — Да, дя… Эймонд.       — Дядя, — неосознанно он переходит на высокий валирийский. — Можешь называть меня дядей.       Ему нравится подчёркивать их родство. В конце концов, они и правда приходились друг другу дядей и племянницей. Он заботился о ней, вырастил. От неожиданной мысли, которая могла бы ввергнуть его покойную матушку в неистовый ужас, у Эймонда кипит кровь и тянет внизу живота.       — Хотя знаешь… Тебе можно даже называть меня папочкой, — он не будет на этом сильно настаивать. По крайней мере пока. — А теперь развернись.       Она выполняет его приказ с такой поспешностью, что у него не возникает сомнений, что Эйра пытается спрятать горящее от смущения лицо. Серебряное полотно длинных волос прячет от него её прекрасную спину. Ничего, Эймонд готов поправлять их столько, сколько потребуется. Перекидывая волосы Эйры ей на плечо, он успевает поразиться их густоте и тяжести, прежде чем обратить взор на белое полотно её спины.       Сперва он касается губами шеи, на этот раз куда смелее, прихватывая нежную кожу губами и подразнивая языком. Когда Эймонд опускается поцелуями до изящных плеч, то не может удержаться, чтобы не прикусить одно из них. Эйра вздрагивает в ответ на немного грубую ласку, но не отстраняется. Надо будет как-нибудь попробовать с ней пожёстче.       Его губы переходят на спину, выцеловывая лопатки. Кажется, ей нравится, судя по тому, как Эйра тянется навстречу его губам. Пока его рот занят спиной, руки Эймонд накрывают тазобедренные косточки, такие хрупкие и такие… интимные. Пальцами он начинает вырисовывать круги, прекрасно зная, что подобная ласка доставляет женщинам удовольствие. В случае с Эйрой удовольствие уступает место едва ли не полной потере контроля, вырываясь стонами и предательской дрожью в ногах.       — Неужели настолько приятно? — он повторяет движения пальцами, и она вся подаётся навстречу, двигая бёдрами навстречу его рукам.       Блядь! Он ещё не коснулся самого сокровенного, а девчонка успела возбудиться! Эймонд продолжает оглаживать косточки, спускаясь поцелуями вдоль гибкой спины. Теперь эта гибкость не вызывает у него никаких сомнений, поскольку Эйра буквально извивается в его объятиях. Она так увлечена его ласками, что не успевает смутиться тому, что Эймонд опускается на колени позади неё.       Какой бы восторг не вызывала у него её спина, вид округлой задницы приводит его в дикий восторг. Он не торопится переходить к ней, решая напоследок проверить, насколько отзывчивыми окажутся ямочки на её пояснице. Проведя по одной из них самым кончиком языка, Эймонд убеждается, что ему придётся задержаться. Потому что Эйра буквально ёрзает от этого жеста, неосознанно сводя бёдра.       Он решает сжалиться над ней, и вместо того, чтобы написать поэму своим языком на её пояснице, он принимается ласкать её губами, так нежно, как только умеет. А Эймонд умеет быть весьма нежным со своими женщинами. Особенно когда они так сладостно извиваются в его руках, едва ли не задыхаясь от желания.       Насладившись восхитительной отзывчивостью её изумительной спины, Эймонд спускается к упругим полушариям крепких ягодиц. У его королевы такие манящие изгибы, грех не одарить их лаской и поцелуями. Он уверен, что сейчас смущает свою жену как никогда, и жалеет, что не видит смятения в её глазах и раскрасневшихся щёк. Впрочем, у него впереди достаточно времени, чтобы сделать с ней куда более откровенные вещи.       Искушение впиться в этот крепкий зад пальцами до синяков становится столь сильным, что Эймонд вынужден оторваться от них, переходя поцелуями на бёдра. Он должен быть осторожным с ней, это её первый раз, нельзя вспугнуть и причинить боль! Сегодня всё только для неё, пусть узнает, насколько он может быть нежным любовником.       Его пальцы соскальзывают с её чувствительных тазобедренных косточек, вызвав недовольный стон, чтобы огладить стройные бёдра. Её ноги сведены вместе, не позволяя насладиться видом её щели, и Эймонду приходится довольствоваться малым. Он гладит и целует её бёдра, дразнит кончиками пальцев внутреннюю сторону коленей и наслаждается её рваными вздохами. Он трётся о её кожу носом, и едва не рычит, когда чувствует запах её возбуждения.       Седьмое Пекло, он прекрасно знает, как пахнет женщина, когда по-настоящему желает мужчину. Он умеет доводить до этого состояния, он доводил до этого состояния! И сейчас Эймонд готов поклясться на Семиконечной Звезде, что его племянница намокла от его ласк.       Поднявшись с колен, он разворачивает Эйру лицом к себе. Она тянется к нему, хватается за плечи, будто ища опоры. И он не может отказать ей. Как бы ему ни хотелось перейти к более откровенным ласкам, он должен позаботиться о ней этой ночью.       Её тонкие, горячие губы касаются его челюсти. Эйра оставляет пылающие отпечатки своей влюблённости на его коже, сокращая расстояние между их губами. Она едва ли умеет целоваться, но так трогательно пытается показать ему свою готовность разделить это иссушающее до последней капли напряжение, что всегда чувствовалось меж ними.       Во взглядах, которые она робко бросала на него во время заседания Малого Совета и которыми он бесстыже оглядывал её. В прикосновениях, что стали такими частыми после того дня, когда Эймонд держал её, сломленную и рыдающую, в своих объятиях подле тела её дракона. В каждом жесте Эйры, адресованном ему, угадывалось желание угождать и нравиться. Да и сам Эймонд никогда не обманывал себя, притворствуя, что видит в ней лишь опальную племянницу.       Её поцелуй столь нежен, что у него едва не воскресает совесть. Эйра так юна, непорочна и так безнадёжно влюблена в него. Такой, как его жена, следовало бы посвящать стихи, да робко касаться устами узкой ладони, довольствуясь мимолётными касаниями. А он, будучи вдвое старше и имея безоговорочную власть над ней, планирует трахать её, пока она не начнёт умолять остановиться.       Он кусает губу Эйры, заставляя её слегка приоткрыть рот, чтобы скользнуть туда языком. Быстро, но сладострастно. Он двигает своим языком так, как мог бы делать это членом внутри её лона, показывая всю степень своего желания. Прервав поцелуй, Эймонд начинает спешно расстёгивать дублет. Быстро справившись, он отправляет ненужную вещь в сторону.       Её руки, тонкие, изящные, руки истиной королевы, тянутся к нему в желании помочь, но она останавливает себя, вспомнив, что он велел ей быть послушной. Пожалуй, сегодня Эймонд готов немного сжалиться над ней.       — Не поможешь с рубашкой, племянница?       Пальцы Эйры трепетно касаются его шеи, будто изучая наощупь, соскальзывают на грудь и принимаются распутывать шнуровку. Ткань скользит по телу, подразнивая ставшую чувствительной кожу Эймонда, прежде чем упасть на пол. Эйра прижимается к нему, её губы касаются его шеи, робко, но так чувственно. Она старается подарить ему ласку, оглаживая тело, целуя его. Из неё выйдет прекрасная любовница, такая чуткая и отзывчивая.       Эймонд мягко касается её подбородка, приподнимая лицо:       — Ложись в кровать, Эйра.       Тёмно-фиолетовые глаза распахиваются едва ли не в ужасе. Она явно боится. Какой бы ручной и ласковой она ни была с ним, как бы ни отзывалась на него, Эйра боится того, что ей предстоит лишиться девичества этой ночью.       Тем не менее, она безоговорочно выполняет его приказ.       — Раздвинь ноги.       Она вздрагивает. Эймонд ожидает промедления и недовольства, но не встречает их. Эйра, сжав ноги в коленях, слегка раздвигает их в стороны. Зажмурив глаза, она судорожно хватается пальцами за простыни. Видимо, решила, что он прямо сейчас начнёт её трахать, даже не убедившись, что она действительно готова.       Придётся её разочаровать. Эймонд опускается на кровать прямо возле её ног. Осторожно положив ладони на округлые колени, он мягко разводит их ещё шире. Теперь он располагается прямо между её бёдер, заветного бутона её женственности. Будь проклят полумрак её покоев, не дающий как следует всё рассмотреть!       Зрение позволяет Эймонду выхватить серебряный пушок волос, аккуратные складочки, напоминающие закрытый розовый бутон, и… он готов поклясться, что видит росу её желания!       — У тебя очень красивая щель, племянница.       Его руки ласкают внутреннюю поверхность бёдер. Лишь слегка касаясь кончиками пальцев, подразнивая, но не стремясь накрыть самое трепетное.       Эймонд скользит вдоль простыни, вытягивась подле Эйры. Ласковым, едва ли не невинным жестом, убирает серебряную прядку с её лица. Глаза её закрыты, она боится взглянуть на него. Эймонд ласково дует ей в ушко, заставляя вздрогнуть:       — Помнишь нашу прошлую беседу? Я спрашивал, доводилось ли тебе ласкать себя. Ты делала это думая обо мне, Эйра. Представляла, будто это мои руки касаются тебя?       Щёки её вспыхивают, будто по ним ударили крапивой. Она кусает губы от волнения, пальцы начинают судорожно мять покрывало. Колени, манящие вновь прикоснуться к ним, подрагивают. Она давится воздухом, прежде чем ответить:       — Да. Да, дядя, — едва ли высокий валирийский может сделать это признание не столь порочным.       Губы Эймонда прикусывают чувствительную мочку уха, выражая довольство. Язык скользит вдоль раковины, чтобы лизнуть впадинку меж ушком и шеей. Судя по сбившемуся дыханию Эйры, ей нравится.       Эймонд продолжает ласкать шею, лицо и ушко Эйры, нежными, но совершенно бесстыдными касаниями губ и языка. Порой он совершенно невинно прижимается устами к щеке, чтобы в следующий миг оставить горящий укус на шее.       Его пальцы начинают путешествовать по нежной коже. Самыми кончиками он рисует узоры на шее, ключицах, груди. Облизав пальцы, он касается ими розового соска. От этого жеста бёдра Эйры невольно вскидываются наверх.       Он продолжает гладить сосок, медленно спускаясь к нему губами. Дыхание Эйры сбивается, он чувствует, как она ёрзает в желании получить наслаждение. Убрав руку, он начинает ртом ласкать её грудь. Слегка прикусывая, чтобы тут же начать вылизывать затвердевшую горошину. Пока его рот занят нежными сосками, рука скользит на живот Эйре, дразня опасной близостью к её лону.       Он уже знает, какой эффект окажет его следующий жест, и безжалостно оглаживает самыми кончиками пальцев тазобедренную косточку. Тихий стон ознаменует его победу. Эймонд отрывается от великолепной груди племянницы, чтобы взглянуть на неё. Голова опрокинута назад, губы раскраснелись и опухли от его поцелуев, бёдра вновь сведены вместе и трутся друг о друга в желании получить разрядку. Эймонд склоняется над животом Эйры и начинает выцеловывать хрупкие косточки, ведущие к её женственности. Блядь, он чувствует её запах!       Не в силах сдерживаться, он одним резким движением разводит бёдра племянницы в стороны, чтобы снова устроиться меж ними. Теперь он может как следует всё рассмотреть. И увиденное приводит его в восторг.       Розовая, аккуратная, маленькая щель сочится влагой. Он видит, как она стекает в расщелину меж ягодиц, будто дразня его и подстегивая повторить этот след пальцами, языком, членом. Эймонд подвигается ещё ближе и вдыхает аромат женского возбуждения: сладостный, терпкий, будто изысканейшая пряность. Как же ему хочется уткнуться лицом ей между ног и наслаждаться её возбуждением!       Удерживаясь на краю здравого смысла и осторожности, Эймонд ведёт пальцами вдоль её бедра. Он должен был сделать это медленнее, но ему так хочется наконец-то почувствовать её! Пальцы касаются нежных складок, мокрых, раскрытых. Он оглаживает их средним и указательным пальцами, размазывая влагу. Будто лепестки розы, сомкнутые в нераскрывшийся бутон…       Надавливая, он раздвигает маленькие складочки, открывая себе путь. Пальцы скользят, находя маленькую розовую жемчужинку. Эймонд едва касается её, как с губ Эйры срывается почти что крик. Откинув голову назад, она кусает собственные пальцы, чтобы удержаться от стенаний, и пытается вновь свести ноги вместе. Он не позволяет ей этого сделать, продолжая надавливать на самую чувствительную часть её естества. Глядя на то, как она скулит в попытке уйти от прикосновений, у него просыпается призрак жалости.       — Больно или приятно?       — Это…– она задыхается, не в силах одновременно произносить столь откровенные речи и пытаться ускользнуть от его ласки. — Слишком приятно. Так приятно, что почти больно.       — Хорошо, — Эймонд не может удержаться от довольного хмыканья.       Но всё же перестаёт надавливать на розовую жемчужину племянницы, начав обводить её по кругу указательным пальцем. Так ей всё ещё должно быть сладостно, но не мучительно. Судя по слегка расслабившимся бёдрам, он прав, и такая ласка куда более подходит для невинной перевозбудившейся девчонки.       Она такая мокрая под ним, что его пальцы не просто скользят, а буквально вымазаны в её смазке. На пробу Эймонд касается указательным пальцем второй руки входа в её лоно. Бёдра Эйры тут же отзываются, она пытается нанизаться на него. Боги, ещё немного и она сама набросится на его член!       Он не спешит вводить палец внутрь, лишь слегка оглаживает, надавливая, даря ощущение скорого вторжения. Эйра больше не пытается сдерживаться, она стонет, скулит и едва не хнычет. Она то подаётся навстречу его руке, трётся о пальцы, ища удовольствия, лишившись стыда.       Эймонд зажимает её бусину между указательным и средним пальцем, начиная ласково тереть её. Он скользит внутрь, буквально на одну фалангу, но этого достаточно, чтобы почувствовать, насколько она возбуждена. Эйра мечется по постели, едва ли не разрывая простыни пальцами, голова откинута назад, ноги дрожат от напряжения. Блядство, она готова, готова для него! Ему следовало бы довести её до разрядки, но будет ли более удобный момент, чтобы она смогла принять его!       Его душа разрывается на части. Эймонд не знает, чего желает более всего сейчас: взять её, такую мокрую и податливую, или заставить кончить? Если у него получится довести её, то она может уже не быть столь возбуждена для продолжения, её лоно сделается слишком чувствительным для него. С более зрелой женщиной Эймонд бы не размышлял, предпочтя взять всё и сразу, но Эйра такая юная, неопытная и такая блядски узкая.       Она делает выбор за него, когда вновь начинает хныкать и пытаться отстраниться. Значит, уже близко. Ещё немного…       — Пожалуйста, хватит! Эймонд, я не могу так больше! Это слишком!       Ему нравится, как она умоляет его. Пальцы замедляются, но продолжают ласкать чувствительную плоть. Эйра извивается, как змея, пытаясь перевернуться на живот и уползти от его касаний. Теперь Эймонду приходится прикладывать усилия, чтобы удерживать строптивую девчонку на месте. Однажды он и правда пройдётся по её заднице ладонью!       — Дядя, пожалуйста! Это слишком для меня!       Напросилась. Она сама напросилась. Он ведь, блядь, не железный.       — Ну, раз ты так просишь, племянница. Как я могу отказать тебе.       Эймонд спешно стаскивает с себя сапоги, прежде чем взяться за завязки бриджей. У него давно стоит, как каменный, видят боги, он слишком долго сдерживался. Хоть бы не сорваться в последний миг и не причинить ей боли!       Особо сладостное удовольствие приносит ощущение нежного тела под ним. Эймонд устраивается сверху, между ног племянницы, ощущая под собой жар её лона. Ему всегда нравилось цедить момент, предшествующий соитию. Женщина, охваченная страстью и готовая принять его, беспомощная, хрупкая и прекрасная, лежит распятая его телом.       Эймонд накрывает губы Эйры поцелуем, страстным и глубоким, и она вторит ему. У него путаются мысли в голове от охватившего их пламени. Прижавшись пахом к её мокрой щели, Эймонд трётся об неё. В ответ на это движение Эйра сладко стонет ему в рот. Он делает резкие движения, имитируя, как мог бы трахать её, будь она чуть более опытной. Эйра старается поймать его, прижаться ближе к его члену, будто не стеснялась часом ранее стоять пред ним обнажённой.       — Да ты возбуждена, племянница! Тебя настолько распалили мои пальцы?       Она не отвечает, продолжая кусать губы и прижиматься в попытке получить удовольствие. Её руки хватаются за плечи, касаются шеи, скользят по ней вверх, чтобы пальцами запутаться в волосах. За такую искренность и нежность он мог бы простить ей её молчание. Но не станет.       Схватив её тонкие запястья, Эймонд прижимает их к постели.       — Я задал тебе вопрос! Я настолько хорошо приласкал тебя своими пальцами, что ты едва не нанизываешься на мой член?       — Да, — она вторит ему, но едва ли понимает, что говорит.       — Хочешь, чтобы я тебя трахнул? — он вновь трётся об неё, усиливая возбуждение.       — Да, — она так отчаянно пытается поймать его ритм, вскидывая свои бёдра. И при этом так очаровательно краснеет. Как можно быть одновременно такой невинной и порочной?       — «Да» что, племянница? — он переплетает их пальцы, продолжая удерживать её руки прижатыми к постели. Ему так нравится её беззащитность и уязвимость перед ним.       — Да, дядя. Пожалуйста! Эймонд, пожалуйста!       Красное марево застилает взор. Его имя, сорванное с этих нежных уст с таким пылом, разжигает пламя, не уступающее пламени Вхагар. Эймонд приставляет головку члена к её входу. Главное не торопиться. Как бы ему ни хотелось одним движением закрепить свои права на неё, нельзя сейчас сорваться.       Он трётся о её вход, и не встречает страха или сопротивления. Ему удалось возбудить её до беспамятства, она буквально течёт под ним от желания. Он всматривается в её лицо, обрамлённое паутиной серебряных волос. Раскрасневшаяся, с полуоткрытыми налитыми кровью устами и блестящими глазами, ставшими почти чёрными из-за огромных зрачков. Преисполненная страстью Эйра кажется ему самым прекрасным, что он когда-либо видел в своей жизни.       Эймонд делает первое движение и едва не стонет от того, насколько туго и влажно ему становится. Её стенки так плотно обхватывают его, что это почти больно. Он пока ещё не нарушил тонкую грань её девичества, но уже чувствует, как напряглось тело Эйры под ним. Боги, она такая хрупкая по сравнению с ним! Такая маленькая…       Следующее движение сопровождается стоном. Не удовольствия, которое ему так хотелось бы доставить ей, а боли. Она пытается отстраниться, сжаться, уйти от неприятных ощущений. Эймонд может приказать ей терпеть, и никуда она не денется, сожмёт зубы и выдержит всё, что ему вздумается с ней сделать. Но ему совсем не хочется быть с ней сейчас жестоким.       Ей больно, а ему так туго, сладостно и тепло внутри, что приходится применять всю свою выдержку, чтобы не сорваться и не взять её одним движением. Может, так было бы легче — принять его полностью в одно мгновение. А может она лишится сознания от боли. Нельзя так рисковать, он не хочет, чтобы она шарахалась от него, чтобы боялась близости с ним. Эймонд лишь хочет её покорности, её смущения, её любви. Он хочет, чтобы Эйра любила его.       Он склоняется к нежному изгибу шеи, чтобы ласково коснуться языком мочки уха, так, как ей нравится. Едва ли это сможет избавить её от боли, но хотя бы отвлечёт. Он начинает делать неспешные движения внутри неё, плавные, небольшие, постепенно продвигаясь всё глубже. Стоит ему войти в неё наполовину, как до его слуха доносится ещё один стон.       — Ты такая красивая, Эйра, — он шепчет ей это на ухо, порой касаясь его губами, и продолжает неспешно двигаться внутри неё. — Такая хорошая, послушная девочка. Такая узенькая для меня.       Она лишь рвано дышит в ответ на его слова. Её руки больше не гладят его, лишь крепко держат за плечи. Едва ли Эймонд ощущает силу в этих ладонях, — лишь напряжение, сковавшее её тело.       — Ты так чутко отзывалась на мою ласку, племянница, — он не может удержаться, чтобы не оставить поцелуй на тонкой шее. — Так стонала и текла подо мной.       Ему узко, так узко, что это охренеть как приятно! Сейчас бы забыть обо всём и брать её, размеренно, глубоко и в меру жёстко. Но Эймонд договаривается со своими демонами, подкупает их сладкими обещаниями, что у них с Эйрой ещё будет много дней и ночей, чтобы сделать всё, чего пожелает его душа. А пока нужно быть терпеливым. Движения медленные, но Эймонд начинает увеличивать амплитуду толчков. Пусть привыкает к нему, учится чувствовать себя наполненной.       — Обещаю, в следующий раз будет не так больно, — его пальцы ласково гладят девичью щеку. — Будь хорошей девочкой, потерпи немного для меня. Сможешь?       Он касается поцелуем её виска, жест столь невинный, что кажется неуместным. Но тонкие пальцы Эйры неожиданно ласково гладят заднюю поверхность его шеи, ту, что скрыта полотном волос. Вся она вдруг делается мягкой и тянется ему навстречу. А следующие её слова несут смерть для его выдержки:       — Да, дядя. Я буду хорошей. Для тебя.       Его веки распахиваются от смеси удивления и возбуждения, кожа вокруг сапфира начинает отрезвляюще ныть от натяжения, но Эймонду плевать. Одно движение, резкое, быстрое, и теперь он полностью в ней. Её крик звучит мольбой о помощи, и он улыбается от переполняющего мрачного удовольствия. Он только что лишил свою жену девственности.       Она извивается под ним, и Эймонду приходится прижать её бёдра к кровати. Кажется, это вышло грубо, и он спешит загладить вину, даря ей поцелуй, наполненный нежностью. Он ласкает её губы, начиная постепенно двигаться в ней, размеренно и плавно, стараясь не причинить новой боли.       Эйра пытается ответить на поцелуй, но едва ли у неё это выходит. Ей не хватает воздуха, губы её предательски дрожат, в уголках сомкнутых глаз собираются слёзы. Ей больно, тесно и совершенно не приятно. Боги создали её такой узенькой, слишком узенькой даже для девственницы, его член слишком большой для неё. И от этой мысли Эймонду становится ещё слаще.       Того темпа, что он может себе позволить, недостаточно для него. Если он, конечно, не планирует трахать её до полного изнеможения. Эймонду нравится быть медленным с женщинами, так, чтобы они ощущали каждое движения, вкушали его, наслаждались им. Вот только Эйра сейчас отнюдь не наслаждается, а терпит, сжав зубы и уткнувшись ему в изгиб между шеей и плечом.       Он осторожно поднимает её за подбородок, заставляя посмотреть на себя. А затем прижимается своим лбом к её, медленно вытаскивая стоящий колом член из её растерзанного лона. На лице её мелькает тень облегчения, и Эймонд мысленно клянётся, что она поплатится за это. Он научит её такому, что она умолять будет вставить ей.       Он находит маленькую ладошку Эйры и берёт в плен своих пальцев.       — Поможешь мне? — Пекло, он должен приказывать ей, а не просить! Но отчего-то ему так жалко её сейчас, такую изящную и прелестную.       — Да, — она поспешно кивает головой. — Да, я всё сделаю, что вы захотите!       Всё, что захочет… Надо бы припомнить ей как-нибудь.       Он подносит её ладонь к губам Эйры.       — Оближи.       Она проводит по ладошке самым кончиком языка. Никуда не годится.       — Не так, племянница. Оближи как следует.       В этот раз она куда более старательна, но слюны всё же немного. Стесняется или во рту пересохло?       — Эйра, — он бросает на неё строгий отцовский взгляд, — я хочу, чтобы ты приласкала меня рукой. Для этого нам понадобится много влаги. Или ты хочешь, чтобы я продолжил внутри тебя? Мне так нравится трахать твою тесную девственную щёлку, племянница. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило остановиться. Ну так что, ты поможешь мне, или мне вновь войти в тебя?       Как же благоприятно на неё действуют угрозы! Эйра вылизывает ладонь с жадностью, достойной искусной шлюхи. Будет увлекательно научить её разным способом доставить ему удовольствие. Он уже представляет её с членом во рту. От этой мысли возбуждение становится совершенно невыносимым.       — Достаточно, — он отнимает влажную ладонь от её уст, — хорошая девочка.       Он тянет её руку вниз. Ей приходится приподняться, чтобы накрыть его член своими красивыми пальчиками. От этого вида у Эймонда спирает дыхание. Её руки были созданы, чтобы держать его вот так!       Он накрывает её ладонь своей и показывает, как правильно ласкать его. Эйра боится слишком сильно сжимать руку. Это так трогательно. Эймонд неоднократно представлял, как племянница будет ублажать его, но в действительности всё оказалось куда интереснее. Такая робкая, но готовая сделать всё, чтобы угодить ему. Просто подарок, а не девочка.       Движения плавные, ритмичные, в меру жёсткие. Так, как нравится Эймонду. Он не отнимает своей руки от неё, задавая правильный темп. Едва ли у неё получилось бы всё сделать правильно, но одного ощущения её нежных пальцев достаточно, чтобы чувствовать блаженство. Эймонд смотрит на Эйру, убеждаясь, что стеснение вновь одержало верх над племянницей: она смотрит куда угодно, но не на его член.       — Тебе нравится касаться меня, моя королева? Нравится надрачивать собственному дяде?       — Да, — тихо срывается с её уст.       Он уверен, что она сама не понимает того, что произносит, с чем соглашается. Слишком сильное смятение, слишком острое чувство стыда.       — Посмотри на меня. Не на моё лицо, на мой член.       От вида того, чем они сейчас занимаются, у неё приоткрывается рот. Эйра выглядит удивлённой, смущённой до невозможности и самую малость заинтересованной. Она впервые видит его так близко, и Эймонд даёт мысленный обет дать ей в следующий раз как следует всё разглядеть.       Она подаётся ближе к нему, чтобы ухватиться свободной рукой за плечи. Горячие губы племянницы оставляют пылающие драконьим огнём следы на его шее. Эймонд откидывает голову, подставляя себя для поцелуев.       Она так осторожна и одновременно ласкова с ним, что у него заплетается узел в паху. Он начинает сильнее двигать рукой, наслаждаясь нежными касаниями девичьих пальцев. Бёдрами он подаётся навстречу ей. Как же хочется опрокинуть её на спину, чтобы вновь ощутить влагу и жар вокруг собственной плоти! А потом перевернуть Эйру на живот, чтобы войти на всю длину, до упора…       Узел напряжения натягивается до невозможного, будто тетива лука, чтобы в следующий миг подарить сладостное освобождение. Семя Эймонда брызжет на живот и бёдра Эйры, орошая их следами порочности. С тихим стоном он утыкается ей в изгиб плеча, приводя дыхание в порядок. Вся она застывает, будто не зная куда себя деть.       Мягко отстранившись, он тянет на себя простынь, чтобы вытереть её бледную кожу. Ему следовало бы излиться в неё, но она так очаровательно скулила под ним. Грех было не сжалиться. У него будет ещё достаточно ночей, чтобы оставить своё семя в её утробе. По виску стекает капля пота, и Эймонд снимает кожаную повязку с лица, чтобы дать коже немного отдохнуть. Вскоре ему надобно будет покинуть покои своей маленькой королевы.       Он не привык делить с кем-то постель всю ночь. Но она так трогательно опустила свою среброволосую голову, что нет и тени возможности не одарить её своей лаской.       Эймонд тянет племянницу к себе, прижимая в объятиях. Губами касается её макушки, показывая, что всё хорошо, и он доволен ей. Эйра оплетается вокруг него, желая согреться и почувствовать себя нужной. Ну, да. В первый раз женщинам это важно.       — Больно? — он и сам не знает, зачем спрашивает. Ответ и так вполне очевиден. От его приторной заботы ей легче не станет.       — Немного тянет. И будто саднит. Но я в порядке, Эймонд.       Голос совсем потерянный. Кажется, он всё-таки переборщил.       Он укладывает её на кровать, устраивая среди чудесных подушек и накрывая одеялом. Будто бы заботливый и любящий дядюшка. От этой мысли он вновь хмыкает.       — Если к утру не пройдёт, пошли за мейстером. Не вздумай терпеть. Поняла меня?       — Да, Эймонд. Я всё поняла.       Оставив ласковый поцелуй на пылающей щеке, Эймонд собирается уходить, как тонкие руки окутывают его стан, а губы Эйры прижимаются к спине. Что-то тянет внутри: тягучее, позабытое за годы войн, интриг и тщеславия. Заставляющее накрыть её ладони, оглаживая хрупкие костяшки пальцами. Она такая ласковая с ним. Эймонд ловит себя на мысли, что хочет сделать что-нибудь для неё. Осыпать подарками, рассмешить её, приказать прислать столько дурацких расшитых золотом подушек в её покои, сколько нет и не было ни у одной королевы… Что ещё она любит? Розовое масло? Пусть скупят всё, чтобы у его прелестной жены было более чем достаточно. Чтобы могла ванну из него принимать. О, кстати! Она вроде любит нежиться в воде, надо распорядиться сделать для неё купальню.       Одно движение, и он сгребает Эйру в охапку, чтобы уткнуться носом в волосы, наслаждаясь их мягкостью и ароматом.       — Ложись спать, племянница. Так и быть, я не трону тебя, пока не заживёт, — ну отчего ему не сказать ей что-нибудь нежное и приятное?! В кои-то веки можно было позабыть о своём сарказме и любви постоянно демонстрировать полную власть и превосходство над окружающими. — Как бы мне ни хотелось провести с тобой остаток этой ночи, вынужден покинуть тебя. Завтра утром заседание Малого Совета. Не хочу разбудить мою сладкую девочку. Тебе нужно как следует отдохнуть.       — Надеюсь, заседания Совета вас радуют. Мне не хватает их в последнее время.       Ну что ж, у него появилась прекрасная возможность её порадовать!       — Завтра тебе не следует напрягаться. Отдыхай, сколько пожелаешь. Ну, а как будешь готова вновь исполнять свой королевский долг… Кресло в Зале Малого Совета для тебя уже уготовано.       Она вскидывает голову и бросает на Эймонда взгляд, полный удивления и благодарности. Не в силах сдержать порыв, Эйра крепко обнимает его и остро целует в щёку. Совсем по-девчоночьи. За всеми этими мыслями Эймонд не замечает, как на его собственных губах расцветает спокойная, тёплая улыбка.