Он даёт себе передышку лишь когда соль начинает щипать здоровый глаз. Взгляни Эймонд на себя в зеркало, то убедился бы, что кожаная повязка потемнела от пота. Верная примета, свидетельствующая о плодотворной тренировке. Именно так сир Кристон в своё время оценивал труды своего ученика.
Рука кажется тяжёлой, будто к ней привязали камень. И дело было не в клинке, Тёмная Сестра оказалась напротив непривычно лёгкой для него. Эймонд слишком сильно привязался к собственному мечу, добротному, пусть и выкованному не из валирийской, а вполне себе обыкновенной стали.
С недавних пор он решил практиковаться с Тёмной Сестрой, чтобы не терять форму, а заодно оценить, способен ли он будет использовать легендарный меч в предстоящей войне с Дорном. Не пристало королю Вестероса, драконьей крови, обрушивать на головы противника обыкновенное оружие. А тренироваться с Чёрным Пламенем даже желания не возникало. Слишком уж тяжёлый клинок, больше годящийся в качестве атрибута власти, а не на поле сражения.
Что же, двух из трёх соперников Эймонду сегодня удалось одолеть, а вот одному пришлось позорно проиграть. Тёмная Сестра предательски выскользнула из кисти от слишком сильного удара противника. Признавать поражение оказалось делом неприятным, но необходимым. Продолжать поединки король отказался, но не из-за уязвлённой гордости, а чтобы отработать выпады с новым клинком самостоятельно.
Размышления его прерывает протяжный рык. Вскинув голову, Эймонд провожает взглядом пролетающую над городом Среброкрылую. На губах мелькает тень улыбки. Последние пару лун он видел свою королеву в небе чаще, чем на земле. Пора бы и ревновать начать, да что толку. Он бы и сам не променял крылья ни на что другое.
Эймонд не суеверен, но знает, что примет смерть, как драконий всадник. Лучше уж так, чем дряхлым стариком, разлагающимся заживо под пристальными взглядами придворных лизоблюдов. Он не повторит судьбу своего отца, превратившегося в живой труп, жалкое подобие короля, которым так ловко вертели руки его матери и Отто Хайтауэра. И участь Старого Короля, прожившего великую жизнь, но покинувшего мир бледной тенью себя прежнего, его не привлекает. Эймонд не хочет дряхлеть, не хочет стареть и слабнуть. Он жаждет уйти воином, с мечом в руках, посеяв пламя и кровь. Пусть и не в грядущей войне, так в следующих за ней сражениях.
И вроде не ему переживать о старости и немощи, прославленному королю с лицом Неведомого. Он всё ещё ловок и полон сил, а его удар тяжело отразить куда более юным рыцарям. Вот только в горле першит от этого едва слышимого, но такого тошнотворного «всё ещё».
«Вы всё ещё можете выиграть рыцарский турнир, мой король. Не желаете принять участие?».
«До сих пор не встретил лучшего соперника, чем вы, ваша милость!».
«Вы явно из тех, кто до старости лет будет задавать трёпку молодым, ваше величество».
Конечно, будет. А про себя останется лишь горько размышлять о том, что в былые времена он бы одолел противника куда быстрее и с меньшими усилиями. И не давился бы воздухом от усталости, да и следы многочисленных ранений не доставляли бы столько неприятных ощущений по ночам.
Эймонд вспоминает слова, брошенные в сторону Деймона Таргариена перед битвой над Божьим Оком. «Ты зажился на этом свете, дядя». Что ж, теперь Эймонд стремительно догоняет. И пусть впереди у него ещё есть пара десятков лет, но пролетят они куда быстрее, чем казалось ему двадцатилетнему.
С горькой усмешкой он думает о том, как долго ещё сможет терзать юное тело своей королевы. Пройдёт лет десять, и она будет молодой, полной сил и чувственности женщиной, а он стареющим мужчиной. Печальное зрелище. Хотя, он всегда может удовлетворить её пальцами или языком. Ей так даже больше нравится.
Убрав меч в ножны, Эймонд направляется в свои покои. Нужно ополоснуться перед заседанием Малого Совета. Он хорошо потрудился этим утром, тело его наполнено той приятной усталостью, что делает голову светлой, а мысли ясными, как погожий день.
Ополоснувшись ароматной водой, Эймонд натягивает чистые бриджи и рубаху и принимается выбирать дублет. Нужно признать, зелёный цвет за долгие годы порядком надоел. Он едва ли не всю юность носил его то ли в угоду матери, то ли назло Рейнире и её ублюдкам, а потом продолжал носить в память о сокрушительной победе. Будто бы последней они обязаны Хайтауэрам. Нет уж, пора озадачить прислугу пошить ему одежду в более традиционных для его дома оттенках.
Выбрав чёрный дублет с золотой вышивкой, Эймонд надевает пару колец на пальцы и едва не забывает о повязке. Будто кому-то неизвестно о его увечье, когда-то являющимся предметом его стыда, а ныне — просто обыденностью, связанной с необходимостью беречь зрение и выбирать правильный угол во время боя. Кстати, надо бы попросить мейстера осмотреть и промыть на всякий случай глазницу. Неприятная, но крайне важная процедура.
Когда он входит в зал Малого Совета, то с удивлением понимает, что пришёл даже раньше положенного. Мастера над Монетой, Десницы и Эйры всё ещё нет. Не успела эта мысль возникнуть, как двое последних вошли в зал.
Королева поддерживает лорда Тиланда под руку, чтобы облегчить ему путь. Он тихо рассказывает ей что-то, вызывающее улыбку на её прекрасном лице. Эйра еле слышно смеётся, отчего её собеседник словно бы расправляет плечи, начиная смутно напоминать себя прежнего, статного и лихого, сластолюбивого и решительного. Эймонд хмыкает, наблюдая такую картину, а эти двое, будто проказники, пойманные врасплох, спешат поклониться в вежливом приветствии.
— Ваша милость, простите за опоздание, — Десница кажется немного удивлённым тому, что Эймонд пришёл раньше него самого.
— Мой король, — на лице Эйры нет ни капли раскаяния, — позвольте мне сопроводить лорда Тиланда и занять моё место.
Кивком головы он даёт добро на её просьбу, отмечая про себя, что на ней до сих пор надет костюм драконьей всадницы. И нет в мире никого, кого бы выделанная кожа красила лучше любого платья. Эйра кажется в своём одеянии одновременно хрупкой и грозной, целомудренной и соблазнительной. Ткань закрывает почти всё тело, кроме нежной шеи, но выгодно подчёркивает линии изгибов королевы.
Она обходит стол по дальней дуге, не смея оказываться за спиной короля, его вежливая племянница. И каждый её шаг услада для взгляда Эймонда. Которая оказывается испорчена семенящим лордом Вестрелингом, врывающимся в зал с привычным негодованием о том, что в этом дворце все только и делают, что транжирят и воруют.
Эймонд начинает собрание, стоит Эйре оказаться подле него. Он чувствует запах дракона от её волос и мысленно радуется тому, что сможет сегодня порадовать и её, и себя. Удачное стечение обстоятельств, не иначе. Что ж, пора бы и начать заседание Малого Совета.
— Милорды, какие новости?
Первым берёт слово, как ни странно, Ци. Обыкновенно Мастер над Шептунами предпочитает сперва выслушать остальных, а уж потом высказываться. Будто прощупывая почву под ногами и настроение короля.
— Ваша милость, помнится, вас интересовала судьба моей предшественницы. Алис Риверс.
Боковым зрением Эймонд выхватывает, как Эйра вся подаётся вперёд, жадно впиваясь взглядом в итийца. Глаза потемнели, тонкие губы дёрнулись в хищной улыбке. Никогда прежде она не была похожа на собственного отца также сильно, как в этот миг. Будто призрак Деймона Таргариена оказался с ним за одним столом.
— Так вот, мне удалось выяснить кое-сто на самом деле интересное, — Ци внешне совершенно спокоен и благодушен, будто бы не важные новости о возможной предательнице рассказывает, а собирается поразмышлять о недавно прочитанной книге.
— Вам известно, где она находится? — небрежно роняет Эймонд.
— С тосностью назвать её месторасположение будет сложно, однако поиски сусуственно сузились. Предполагаю, сто леди Алис нашла убежище в Асшае или его окрестностях.
Брови Эймонда дёргаются вверх. Он призывает Ци продолжить свой рассказ.
— Видите ли, мне удалось узнать, сто она действительно является досерью Лионеля Стронга. И есё одной весьма интересной особы. Лорд Стронг питал страсть к одной ведьме, родом из Волантиса. Дамоська была уже немолода, когда родила ему ребёнка. До тринадцати лет Алис жила под боком матери, усилась у неё всякому. Впросем, лорд Стронг хоть и охладел к бывшей любовнице, позаботился, стобы девоське дали хорошее образование. Так сто Алис вышла девушкой не только красивой, но и весьма образованной.
Для Эймонда единственной новостью становится то, что мать бывшей возлюбленной была ведьмой. Алис никогда не открывала ему тайну своего происхождения, предпочитая отделываться многозначительной улыбкой и томным взглядом. Хотя слухи о том, что она бастард кого-то из Стронгов, дошли до него.
— Так вот, когда Алис исполнилось восемнадцать, она иссезла. Сбежала. Кажется, её хотели выдать замуж за псаря, но такая партия ей встала поперёк горла костью. Вернулась она уже спустя десять лет. Вроде жители Харренхолла признали в ней ту самую Алис, но предполагаю, сто она была уже немного… немного другой. Брать замуж столь взрослую девицу желающих было немного, но спустя какое-то время её заметили с округлившимся животом. Однако ребёнка она так и не родила. Зато сделалась кормилицей. У Алис было не меньше четырёх таких беременностей, и каждая заканчивалась нисем. Но вот сто странно. После каждой такой неудачи кто-нибудь обязательно умирал. Интересное совпадение, не так ли?
— Лишь совпадение, — подаёт голос Эйра. — Нет оснований полагать, что между выкидышами этой женщины и чьими-то смертями есть связь.
Мастер над Шептунами снисходительно улыбается, будто перед ним не королева, а малое дитя. Тем не менее, он вежливо продолжает объясняться, медленно и расторопно, словно и правда беседует с ребёнком, не понимающим, почему нельзя дёргать кота за хвост:
— Не соглашусь, моя королева. Вам, выросшей в Вестеросе, не приходилось иметь дело с магией. Тем более, магией теней. Но посудите сами, ваше велисество. Вы покорили дикого дракона. Сто мешало другой женщине покорить таинство колдовства, способного отнимать жизни?
— Колдовства не бывает, — голос Эйры крепок, в нём нет и тени сомнения. Такая уверенность делает её ещё краше. Эймонд не может перестать любоваться ею и даже позволяет продолжить спор, пусть он лишён всякого смысла. Ему нет разницы, была ли его бывшая любовница на самом деле ведьмой, главное — отыскать её.
— Пусть так, — Ци лишь пожимает плечами, — не колдовство, так сто-то другое. Мне доводилось встречать подобные практики у асшайский колдунов. И я более сем уверен, Алис Риверс посещала этот город. И друзья у неё там явно остались. Алис умная женщина и не оставила ни единого письма или другого доказательства своих связей с колдунами Асшая. Но на её месте, я бы направился именно туда. Искать там её никто не будет, свободного жилья немерено, к тому же, есть возможность продолжить обучение.
Эймонд подносит кубок с вином к губам и едва не морщится. Дорнийское, будь оно неладно. Поставив вино на стол, он вновь обращает взор к Эйре. Она поджала губы и не мигая глядит на Мастера над Шептунами. Будто бы он скрыл он неё нечто важное. Весь её вид говорит о сосредоточенности и скрытой злости. Окажись Алис Риверс в этом зале, королева кинулась бы на неё, не задумываясь. Тем более, что Эйра явно вооружена. Эймонд успел заметить, что в последнее время кинжал всегда при ней.
Племянница поворачивается к нему и выжидающе смотрит, роняя фразу:
— Нам следует послать людей туда.
— И тогда мы тосно вспугнём её, — парирует Ци, — Асшай не то место, где действуют привысные методы. Чужаков там не потерпят. Да и город даёт защиту каждому, кто в ней нуждается.
— Раз привычные методы не работают, так что же, мне стоит сжечь эту женщину вместе с городом? — Взгляд Эйры мечет молнии. Она преисполнена гневом и нетерпением, что кажется странным. Обыкновенно она куда более сдержана.
— Успокойся, милая племянница, — лениво тянет Эймонд, — или тебе важнее убить Алис Риверс, нежели выведать, кто стоит за смертью твоего дракона?
Глаза её сверкают, весь вид говорит о намерении лично вырвать у ненавистной ей женщины признание. И всё же, его племяннице удаётся сдержать свою ярость. Покорно опустив голову, она смиряется с его решением. Эймонд отводит взор с любимого лица и благодарно кивает Мастеру над Шептунами:
— Хорошая работа, милорд. Позаботьтесь о том, чтобы Алис Риверс была схвачена и доставлена в Королевскую Гавань.
— Устроить допрос уже здесь по прибытию или стоит позаботиться об этом заранее? — Ци говорит совершенно бесстрастно, словно размышляет о погоде, а не о пытках, что выдаёт всю жестокость этого человека. — Предупреждаю, заклинательницы теней способны на многое. Если эта женщина решится откусить себе язык, я не смогу её остановить.
«Даже если она и решится на это, Эйра и без языка вырвет у неё все необходимые признания. Если Алис не сможет говорить, Эйра заставит её писать. Если каким-то образом обглодает собственные пальцы, заставит моргать. А если и последнего не сможет, то Эйра заставит её дышать в нужной тональности», — думает Эймонд. Но всё же он соглашается с предложением Ци. Пусть у его девочки руки омыты кровью, он не хочет травить её сердце чрезмерной жестокостью. Незачем Эйре видеть или участвовать в пытках. Он оставит грязную работу палачам, а племянницу окутает лаской.
Эймонд решает, что пришло время обсудить и другие вопросы, и обращается к советникам. На этот раз слово берёт Великий Мейстер Манкан:
— Дом Таргариенов сделался сильнее. Королева Эйра оседлала Среброкрылую, а у принцессы Хелейны появился собственный дракон. Не пора ли начать отстраивать заново Драконье Логово? Тем более, что зверь королевы содержится во внутреннем дворе, чем пугает стражу и прислугу.
Эймонд не успевает отреагировать на эту реплику, как голос Эйры ледяной волной окутывает зал:
— Наш дом уже не единожды понёс потери из-за этого места. Полагаю, оно несёт скорее опасность, нежели защиту для драконов.
Манкан отвечает ей колючей улыбкой:
— Это место было построено, чтобы защищать людей от драконов, не наоборот. Ваша светлость.
Голос его сладок, как мёд, а в глазах застыло превосходство. Он видит себя правым в этом споре, но Эйра отвечает на его выпад решительно вскинутым подбородком и взглядом, достойным самого Порочного Принца:
— В таком случае, может предоставим Драконье Логово в качестве убежища для страждущих? Потому что я не собираюсь оставлять там Среброкрылую.
Великий Мейстер и королева словно забыли о том, что они не единственные в этом зале. Вонзив друг в друга острые взгляды, они едва справлялись с тем, чтобы подбирать уместные для заседания Малого Совета слова. Манкан, раззадоренный внезапной вспыльчивостью Эйры, произносит с неожиданным для человека его лет и темперамента самодовольством:
— О, в том нет нужды, моя королева. Драконьи блюстители прекрасно сделают это за вас.
— Драконьи блюстители не смогли уберечь детёныша дракона! Вы правда верите в то, что им подвластно совладать с полудикой драконицей?
Эймонду и отрадно, и тревожно видеть свою племянницу такой. Он не привык, что она может показывать свой нрав окружающим. В гневе, с пылающим взором и заострившимися чертами лица, Эйра казалась ему ещё красивее. От неё веяло величием и тем, что заставляло людей считать Таргариенов ближе к богам, чем к людям. Вместе с тем, он начинал переживать, как бы племянница не начала показывать зубки и ему. Благо, оставаясь с Эймондом наедине, Эйра становилась кроткой и послушной. Но доколе это продлится? Впрочем, решись племянница противостоять ему, он вмиг исполнит свою угрозу задать её заднице хорошую трёпку.
— Я верю, — на этот раз куда более спокойно произносит Манкан, — что для обеспечения безопасности государства мы обязаны заботиться о своём народе. И подчиняться королевской воле. Драконы много лет содержались в Логове. То, что произошло в дни, когда Железный Трон был узурпирован Рейнирой Таргариен, стало, безусловно, трагедией. Трагедией, случившейся по вине Рейниры. Если бы на престоле находился законный король, никто бы не посягнул на драконов.
Грудь Эйры вздымается, губы приоткрываются, словно с них вот-вот сорвётся ещё один ядовитый ответ. Но неожиданно она делает глубокий вздох, будто собирая своё разметавшееся терпение. Улыбнувшись, она переводит взор с Великого Мейстера на лорда Вестерлинга:
— Никто не защитит государство лучше короля и драконов. Тем более, мы готовимся к войне с Дорном. Будет ли безопасным и разумным позволять такие траты? Ведь отстройка Драконьего Логова может ударить по казне. Что вы можете посоветовать нам, лорд Джейсон?
Мастер над Монетой едва не подпрыгивает на месте от неожиданности, что к нему обратились. Он и сам был знатным спорщиком, но предпочитал не вмешиваться в чужие дискуссии. Однако сейчас слова королевы оказали на него едва ли не магическое воздействие. Ведь не было в мире ничего, что лорд Джейсон хранил бы бережнее денег. И если над его чрезмерной скупостью обычно потешались, то на сей раз отдали ей должное уважение.
— Моя королева, сама Старица говорит сейчас вашими устами. Нет ничего важнее эконо… безопасности королевства! А существенные траты могут пошатнуть чашу весов, нарушить баланс. Ведь известно, что война — дело затратное. И нам нужно быть готовыми пополнить запасы провизии, закупить оружие, обеспечить солдат всем необходимым. А для этого, как я уже неоднократно говорил, надо проявлять… разумность.
— Да бросьте, милорд, — насмешка так и скользит в голосе Манкана, — мы получили кредит на крайне выгодных условиях от Банка Староместа.
— Осмелюсь напомнить вам, что он был взять на ремонт судов! — Норво вспыхивает как факел при упоминании денег, полученных от банка. — И пойдут они на ремонт судов! Хотите строить логово для дракона королевы — просите деньги у Цитадели!
Манкан недовольно морщится, будто ему сунули под нос конского навоза. Пока поле сражения остаётся за королевой, и у него нет другого выхода, кроме как обратиться непосредственно к Эймонду. Видимо, мейстер лелеет надежду, что король решит образумить зарвавшуюся в последнее время супругу.
— Ваша милость, видят боги, мной движет лишь желание вернуть вашей династии былое величие. Драконье Логово было гордостью вашей семьи. На его руинах вы заключили брак с королевой на глазах тысячи людей. Разве восстановление столь великого места можно считать напрасными тратами и проявлением…
неразумности?
Самого Эймонда вся ситуация скорее веселит. Очевидно, что Великому Мейстеру плевать на Драконье Логово, им руководит желание приструнить королеву. Их взаимная неприязнь пока не вылилась в открытую вражду и хитросплетение интриг, но начинает порой раздражать. И если Эйре в силу её возраста ещё можно простить излишнюю эмоциональность, то Манкану пора бы взяться за голову.
Сделав глубокий вздох, Эймонд старается говорить как можно спокойнее:
— Спешка по данному вопросу уж точно неуместна. Дракон принцессы Хелейны ещё совсем мал, а Среброкрылая ведёт себя весьма спокойно во внутреннем дворе. Предлагаю вернуться к обсуждению восстановления Логова после завоевания Дорна.
От цепкого взгляда не ускользает полный благодарности взгляд, который бросает на него Эйра. Одна мысль о разлуке со Среброкрылой вызывает у неё напряжение и скрытую злость. Почему бы не позволить ей держать дракона поближе к себе. Его девочка будет счастлива и признательна. А уж Эймонд позаботится о том, чтобы она правильно ему эту признательность выразила.
— Кстати, раз уж мы подняли вопрос безопасности столицы, было бы неплохо увидеть начальника Городской Стражи на следующих заседаниях совета. Лорд Болтон, можете что-нибудь сказать по поводу сира Лукаса? Вам ведь приходится общаться по долгу службы.
Руфус на удивление хмуро реагирует на упоминания Командующего Золотыми Плащами. Лицо приобретает смурное выражение, а слова пропитаны скрытыми сомнениями:
— К сожалению, ничего конкретного я сказать не могу, ваша милость. Лукас Лейгуд оказался довольно замкнутым человеком и сразу же дал понять, чтобы я не лез в дела Городской Стражи.
Эймонд озадачен таким ответом. Сир Лукас казался вечно весёлым и даже в некоторой степени распущенным человеком. Много говорил, много смеялся, много спорил. Порой короля даже раздражало то, что Лейгуда всегда много. Так что «замкнутость» объяснялась скорее нежеланием последнего подпускать к себе Главнокомандующего Королевской Гвардией. Неужто Золотые Плащи успели натворить дел?
— Лорд Ци, можете что-нибудь добавить?
— О, всенепременно, государь! — итиец будто бы и ждал этого вопроса. — Лорд Лукас был в приятельских отношениях с Марстоном Уотерсом. Полагаю, отставка последнего и приход на его должность сира Руфуса стали для него не самым приятным сюрпризом. К тому же, сир Лукас гордец, каких поискать. Но своих людей держит крепко и спрашивает с них сурово. Поощряет, впросем, тоже седро. Неловко говорить такое при королеве, но… Он и его приближенные являются постояльцами домов удовольствия на Шёлковой Улице. Спускают там много золота, которое сир Лукас раздаёт своей седрой рукой. Пьют луцсие вина, покупают самых красивых женщин. И, поговаривают, сир Лукас нашёл отличный способ обогатиться.
Умение Ци делать выразительные паузы порой невыносимо. Эймонд не любит задавать наводящих вопросов, и Мастер над Шептунами об этом знает. Не может не знать. Но постоянно проверяет терпение короля на прочность.
— И в чём заключается способ? — наводящий вопрос задаёт Тиланд Ланнистер, которому фокусы итийца тоже порой надоедают.
— О, всё осень просто! Он берёт с торговцев и просих сестных людей деньги за заситу. В Королевской Гавани даже поговорка появилась: Золотые Плащи вытканы из золотых драконов.
— Какая наглость! Ему что, жалования не хватает?! — Эймонду плевать, хватает жалования или нет, но он преисполнен злости. Начальник Городской Стражи творит бесчинства, а он не знает.
— Дело не в жаловании, — мягко настаивает лорд Тиланд, — сколько бы ни платили людям, подобным сиру Лейгуду, их всегда будет одолевать жажда взять больше. И дело не столько в золоте, сколько в возможности ощутить власть. Запретите ему обирать торговцев, он начнёт брать деньги с посетителей борделей. Запретите ему и это — пойдёт грабить рыбаков около Черноводной.
Как бы ни было горько это признавать, Эймонд понимал таких людей. Потому что и сам жаждал власти. И горел желанием вырвать своё, будь то победа в поединке, корона или очередной стон, вытраханный им с губ племянницы. Вот только двум хищникам на одной территории тесно. И терпеть чужие выходки он не намерен.
— Едва ли сир Лукас сможет продолжить кого-то обирать, лишившись рук. Осталось решить, скормить ли его конечности Вхагар или Среброкрылой.
Косы Эйры подпрыгивают от того, насколько энергично она оборачивается в его сторону. Эймонд не может сдержать усмешки, вызванной её неожиданным испугом. Конечно, он не собирается втягивать ни Эйру, ни её дракона в расправу с Начальником Городской Стражи. Но удержаться от лёгкого укола своей очаровательной жены он не в силах.
— Позвольте всё же попытаться убедить вас в том, ваша милость, — голос Десницы неожиданно вкрадчив, — что живой и здоровый сир Лукас будет полезнее. Гораздо проще управлять человеком, чьи слабости нам известны. Припугнём его хорошенько, и он станет податлив, как глина в наших руках. А убьём, так надо будет искать нового человека на его место. С учётом того, что взяточничество среди Золотых Плащей стало чем-то совершенно обыденным… выбирать будет сложно.
Слова Десницы звучат разумно. Внутренне Эймонд рад, что имеет этого человека при себе. Ланнистер не только разбирается во множестве вещей, начиная от кораблестроения до потаённых тайн человеческих душ, но способен находить удачное решение там, где другой увидит лишь безнадёгу. Единственным, что мозолит взгляд короля, остаётся чересчур близкое общение своего советника с Эйрой. Пусть Тиланда не только изуродовали, но и оскопили, тот всё ещё остаётся мужчиной. И едва ли может устоять от соблазна представить себя наедине с королевой. Может он не видит её, но слышит, ощущает её аромат и осязает нежность кожи.
— Мудрое решение, милорд. Пожалуй, оставим Лукаса при его должности. Но я желаю видеть его на заседаниях Малого Совета. Золотые Плащи — оплот безопасности города. Отправляясь в Дорн, я вверю им Столицу, — он не может не взглянуть на свою племянницу. И пусть у неё есть отныне собственный дракон, Эйра останется без его защиты. — И да, позаботьтесь о том, чтобы Лейгуд в полной мере осознал последствия своих поступков. Лорд Ци, надеюсь получить от вас в ближайшее время подробную информацию о нём. Найдите все слабые места, всю грязь, всё, на что можно будет надавить.
Судя по энергичному киванию, нужную информацию итиец предоставит быстрее, чем Эймонд может себе вообразить. Он уже успел заметить, что Мастер над Шептунами питает особую страсть к поиску человеческих пороков.
— Государь, быть может, нам стоит издать указ, ужесточающий наказание за столь скверные проступки? — подаёт голос Орвил Рейн.
— Тогда мы точно лишимся Городской Стражи, милорд, — отмахивается Эймонд. — Перейдём к следующему вопросу.
***
Он ведёт её за руку по коридорам Красного Замка, поглаживая нежную кожу большим пальцем. Она кажется ему сегодня особенно красивой. Косы, обыкновенно безупречные, растрепались от ветра, элегантное платье сменилось хоть и закрытым, но таким облегающим костюмом для полётов, а кожа пахнет не только привычным розовым маслом, но драконьей чешуёй, пеплом и терпким потом. Так может пахнуть не королева-консорт, а королева-завоевательница. Эймонд ловит себя на мысли, что корона сейчас вдвойне великолепно смотрелась бы на челе племянницы.
— Ты была столь грозной сегодня, Эйра. Я переживал, как бы ты не вцепилась Великому Мейстеру в лицо.
— Вам нет нужды переживать об этом, дядя, — голос её спокоен, но таит в себе остывающие после спора угли гнева. — Нет ничего более глупого, чем пытаться вцепиться кому-то в лицо голыми руками. Я бы использовала нож.
Сдержать смешок нет ни сил, ни желания. Общение с Руфусом Болтоном принесло свои плоды. Впрочем, не он один оказывал влияние на его королеву.
— Это твой дракон сделал тебя столь грозной, или чрезмерное общение с Десницей?
— И то, и другое, полагаю, — ей хватает сноровки не оставлять вопрос без ответа, но тон её лишён привычного трепета перед ним.
Эймонд разворачивает Эйру лицом к себе, приподнимая за подбородок. Она спокойна, выдерживает его взгляд и даже не думает опускать его. Это определённо что-то новое, и он не может понять до конца, нравятся ему такие изменения в характере жены или нет.
—
У тебя такой дерзкий ротик, племянница. Мне напомнить тебе, как правильно им пользоваться? — говорить такие вещи посреди коридора в присутствии стражи кажется будоражащим, несмотря на использование валирийского.
—
Дядя, вы желаете, чтобы я именно так им пользовалась во время заседания Малого Совета?
Её взор пылает, она неосознанно тянется к нему, подаваясь всем телом вперёд. Эймонд чувствует, насколько горячая у неё кожа: девчонка изнывает от желания.
—
Я желаю, чтобы ты всегда помнила, где твоё место. Подле меня. Подле моего трона. На коленях передо мной.
Эйра закусывает губу то ли от напряжения, то ли от незримой обиды. Слегка нахмурившись, она спрашивает уже куда более послушным тоном:
—
Я сделала или сказала что-то не так?
Хмыкнув, Эймонд притягивает её к себе, чтобы оставить целомудренный поцелуй на лбу. Пусть хоть на куски разорвёт членов его совета, главное, чтобы не переставала так сладко остерегаться его гнева. Седьмое Пекло, ему по вкусу держать Эйру на коротком поводе.
—
Ты была великолепна, моя девочка. Настоящая грозная королева. Просто не забывай о том, что, ставя на колени остальных, ты всё ещё должна сама опускаться на них для своего короля.
—
Одно ваше слово, государь, и я сделаю это.
Он вновь усмехается её готовности повиноваться. Такая Эйра куда привычнее. Он вновь переплетает с ней пальцы и продолжает путь. Эймонд не сказал ей, куда они идут, а сама она не спешит задавать вопросов. Но вот они оказываются у заветной двери, и он велит стражникам оставаться снаружи, прежде чем впустить свою королеву в нагретое сотней свечей помещение.
Комната просторная, но не огромная, вся покрыта мрамором самого разного цвета: от белоснежного до тёмно-фиолетового, под стать глазам Эйры. Посередине располагается большая купель, такая, что в ней свободно поместятся пять человек. Ещё одна, поменьше, располагается в правом дальнем углу. Помимо купелей Эймонд распорядился поставить здесь великолепнейшую ванну на высоких ножках и пару кушеток. И это всё не говоря про полки, заставленные диковинными маслами, травами и благовониями. Всем тем, что столь дорого женским сердцам.
Эйра оглядывается вокруг, и на лицо её падает вуаль непонимания, смешанного с детским восторгом. Так Хелейна смотрела на богатые платья придворных дам, которые были ей не по возрасту. Сейчас Эймонд видит в племяннице не королеву и не любовницу. Он видит в ней ту девочку, которая пряталась в темноте библиотеки, жадно вчитываясь в текст на высоком валирийском. В ту, которая не осмеливалась просить о чём-то, никогда не жаловалась и не уповала на снисхождение. А просто смиренно наблюдала за происходящим вокруг своими невозможными глазами и дарила украдкой редкие улыбки.
Будто забывшись, она подбегает к купели, даже сейчас не теряя своего изящества, и робко касается сперва поверхности, украшенной мозаикой, а затем и воды. Эймонд заранее распорядился всё подготовить. Вскинув голову, Эйра обращает на него полный детской радости взгляд:
— Вода горячая!
А он не может сдержаться от улыбки, глядя на неё сейчас. Она вся светится, вот-вот и взлетит от счастья. Нет больше в ней ни злости, ни напряжения, ни обыкновенной холодной сдержанности. Эйра выглядит сейчас большим ребёнком, чем когда-либо за последние лет пять.
— Конечно, вода горячая, — Эймонд и сам не узнаёт своего голоса, — тебе же нужно ополоснуться после полёта на Среброкрылой. Вот я и велел подготовить твою купальню.
Ещё одна радостная донельзя улыбка сменяется широко распахнутыми глазами и полным удивления шёпотом, который можно разобрать лишь благодаря мраморному покрытию комнаты, что отражает каждый звук:
— Мою купальню?
— Подарок. Для самой грозной королевы.
***
Коротать вечера в ожидании советников довольно утомительно. Для чтения время позднее, по крайней мере в случае с Эймондом, наведаться к Эйре он тоже не успеет, а привычки поздно ужинать у него нет. Остаётся пребывать в размышлениях, расположившись на любимой кушетке, и медленно пить горячее вино, не столько ради удовольствия, а чтобы не томиться в нетерпеливом ожидании.
Когда ему докладывают о прибытии Мастера над Шептунами, Эймонд встаёт со своего излюбленного места, напоминающего ему о сладостных стонах своей племянницы. Незачем Ци видеть его столь расслабленным. Для своих советников, даже самых приближенных, он должен всегда быть собран и непоколебим.
Походка у итийца мягкая, кошачья. Как и улыбка. Складывается ощущение, что Ци удалось разузнать кое-что крайне любопытное. Впрочем, тот всегда пытается заинтриговать собеседника, напустив значимости и таинственности. Благо, не своего мерзкого курева, которым постоянно балуется в собственных покоях. Одна из причин, по которой Эймонд старается сам не заходить к Мастеру над Шептунами. От запаха трав, благовоний и того, чем тот набивает свою трубку, начинают болеть голова и предательски пульсировать старые шрамы.
— Ваше велисество, желаю вам поистине доброй носи, — слова тягучие и сладкие, настолько, что зубы сводит. Но Эймонд старается не подавать вида, что его это хоть сколько-то раздражает. Пока от итийца есть прок, на дурные привычки можно закрыть глаз.
— Лорд Ци.
— Ну сто вы! Какой из меня лорд. Всего лишь верный слуга государя, — кокетничать и ломаться слуга государя умеет не хуже придворных дамочек.
— Это всего лишь дань уважения вашему положению. Которое вы занимаете по моей воле. Но раз не хотите прослыть лордом в моих глазах, ваша воля. Так какие новости вы мне принесли? Удалось выяснить что-то стоящее про сира Лукаса?
Тёмные тонкие брови поднимаются вверх в притворном удивлении. Ци обнимает себя руками, становясь похожим на причудливую заморскую куклу. Рукава его одеяния падают до колен, цепляя взор причудливым орнаментом, а золотистые глаза мерцают в темноте, как у кошки. Верно, куколка. Один из тех человечков в национальном одеянии, что так нравятся Хелейне.
— Сира Лукаса? О, ну конесно же я выяснил… Но разве стоит этот селовек того, стобы забыть о куда более важном?
Вот знает же, что Эймонд не имеет ни малейшего понятия, о чём речь. Но дразнит, проверяя степень дозволенного. Король пытается оттянуть неприятный для него момент, смиряя итийца выразительным взглядом. Который действует на всех. Даже Тиланд Ланнистер способен почувствовать его на своей коже. Но Ци упорно притворяется дурачком, ожидая, когда государь снизойдёт до прямого вопроса.
Хмыкнув и мысленно пообещав поставить наглого Мастера над Шептупами на место при первой же возможности, Эймонд вынужденно произносит:
— И о чём таком более важном вы хотели мне сообщить?
Ци делает несколько шагов навстречу, растягивая губы в ещё более сладкой улыбке. Он преисполнен чувства собственной важности и затаённого торжества.
— О, вы не знаете! Простите мне мою неосмотрительность. Видите ли, как мне стало известно, королева Эйра посетила мейстера этим вечером. Незадолго до моего визита к вам.
Эймонд знает, что последует за этим. Сердце стучит в горле, он слышит шум в ушах, ноги делаются ватными. Он знает, здесь нет места сомнениям. И всё же продолжает пялиться на Мастера над Шептунами в ожидании следующих слов.
— Мои поздравления, ваша светлость. Королева беременна.
