***
На карте мало что можно разглядеть в тёмной комнате, где они временно собрались. Лишь отложили оружие и сразу перешли к дальнейшему планированию. Завтра потребуется сделать всё быстро, чтобы к ночи спуститься вниз. С провожатым или нет, но они спустятся и доберутся до второй временной зоны. — Четверо подготавливают облегченный вариант снаряжения на всю команду. Минимум огнестрела на дальней дистанции, будьте готовы к тому, что придётся идти практически вслепую. Очки и тепловизоры с собой. Всё для ближней стычки, — инструктирует Дэхья. Перед собравшимися лежит также устаревшая карта подземных ходов. Аль-Хайтам сомневается, что она всё ещё действительна. Неизвестно, что там, под землёй, творилось всё это время. Дэхья же уже успевает обратиться к одному из своих людей: — Возьмёшь ещё троих, и на поиски других пустынников. Будьте осторожны, тут мы толком никого не знаем. Не светимся лишний раз. Часы скрываем, грабануть могут и нас, даже не заметим. Ищите любого безумца, который знает всё о подземках. Диггеры тут должны неплохо зарабатывать, пусть и подпольно. Выложим любую сумму в пределах разумного, чтобы пробраться во вторую зону. И ещё ищите информацию насчёт резиденций Азара. Есть ли таковые вообще, где могут быть, как устроены и прочее. За молчание предлагаете вдвое больше обычного. Если конфликт, то оповещаете остальных, будем решать по ходу дела. Мы с генералом — на поиски механика. Связь в зашифрованном канале, позывные те же. Всё разрешилось как-то само, ребята между собой разбирают обязанности и просто отчитываются Пламенной Гриве. После чего крайний отдых. Под землёй им толком отдохнуть не получится. Три зоны пройти пешком, интересно, за сколько справятся? Аль-Хайтам привычно осматривает помещение, которое досталось им с Сайно, закрывает двери на все замки [их уже больше, чем в предыдущем укрытии], позволяет себе попытаться расслабиться, однако в голове идёт расчёт времени, которое они потратят на путь до второй временной зоны. Планировка смутно знакомая, обставлено по минимуму. Всё как надо в конспиративных убежищах. Прослушку не нашел, хотя и к плинтусам не лез. Даже если их захотят подслушать, ничего ценного для себя не выцепят. Аль-Хайтам включает слабое освещение только в спальне и в ванной, где и умывается, тяжело рассматривая своё отражение. Сайно проходит в гостиную, выглядывает за окно, привычно отыскивая взглядом скрытую слежку, не замечает ничего подозрительного, и только после этого окончательно зашторивает окно, чтобы и изнутри не было видно того, что творится снаружи, и снаружи не было видно того, что происходит изнутри. Нет у Академии в наличии снайпера, который за долю мгновения попал бы в нужную секунду в просвет между шторами. Темнота других помещений нисколько не мешает. Сайно хватает той неконцентрированной темноты, чтобы различать предметы и не только. Он проходит ближе к ванной, замирает так, раздумывая, а потом всё-таки пересекает порог и скользит аль-Хайтаму за спину. Расстояние между раковиной и ванной очень узкое, не говоря уж о расстоянии между раковиной и полотенцесушителем, так что приходится практически прижаться грудью к его спине, рассматривая отражение в зеркале. Сайно поднимает руку — бионическую — касается пальцами правой щеки аль-Хайтама. Будь это другая рука, он бы чувствовал, как щетина на подбородке царапает кожу внутренней стороны запястья, но это всего лишь металл. Сайно слегка поворачивает голову аль-Хайтама сначала в одну сторону, затем в другую, рассматривает отражение, каждую зеркальную черту, и только после этого опускает руку, скользя кончиками бионических пальцев по шее, и прижимается губами к плечу, ближе к изгибу шеи. — Душ? — спрашивает он негромко, и это звучит и как вопрос, и как предложение одновременно. Сайно касается ладонями боков аль-Хайтама, не обнимает, только поглаживает пока, несильно сжимает пальцами, прежде чем вновь огладить. Приподнимает голову и целует за ухом, то место, где волосы почти под ноль выбриты. Нет, он не чувствует себя странно, задавая подобный вопрос. Скорее Сайно чувствует, что это — правильное предложение, так и было когда-то. К тому же экономит время, а им стоило бы ещё выспаться, прежде чем искать механика, или же, наоборот, сначала найти механика, а потом выспаться… в независимости от порядка действий. Сайно не удерживает, позволяет развернуться, и даже не сопротивляется, наоборот руки приподнимает, когда аль-Хайтам тянет футболку на нём вверх, намереваясь снять её. Естественное в своей простоте действие, в узком пространстве ванной невольно приходится прижиматься тесно, чтобы ничего ненароком ничего не снести. Вещи оказываются беспорядочно накинутыми на полотенцесушитель, а потом и вовсе стало как-то не до порядка. Сайно любит горячий душ, когда сверху упруго бьют струи воды и рассыпаются о тело, заставляя светлую кожу слегка краснеть от температуры. Не кипяток, идеально. С другой стороны, его греет живое тепло, и, чёрт возьми, ему совершенно не жалко этих сорока минут, которые он провёл, забывшись в обоюдной простой ласке, которой насытиться можно с трудом только лишь и навязчивым желанием большего. Для большего сейчас не время и не место, он это понимает, поэтому отдаётся в близость как есть — открыто и непритязательно, наслаждаясь тем, что может получить, и тем, что может дать ответно. Уже по выходу из душа Сайно наскоро вытирается и штаны натягивает, пренебрегая футболкой, просто не любит натягивать её на разгорячённое, ещё влажное тело. Подостынет, тогда и оденется нормально, а пока что какая разница в чём, к тому же, смотреть на него некому, кроме аль-Хайтама, а, судя по взгляду, тому совершенно не в новинку наблюдать не скрытые тканью одежды грубые и широкие шрамы на месте стыка живой плоти и бионики. Аль-Хайтам после душа позволяет себе в очередной раз оступиться, рефлексы и привычки берут верх. Он мягко отбирает полотенце у Сайно, когда они выходят из душа. Сайно уже опустился на край постели, аль-Хайтам же приниматся сушить его влажные волосы, промакивая капли воды на шее позади или на плечах, слегка растирая и массируя кожу головы. В запасе около шести-семи часов, за которые стоит снова набраться сил, уже в последний раз. Больше подобных остановок они делать не будут и не известно, когда им вообще удастся отдохнуть. Разве что урывками под землёй, где опасность может поджидать за каждым поворотом. Зато там не надо опасаться насчёт слежки Академии. Там всё обрублено, а Азар никогда не был заинтересован в тоннелях. Его устраивает и то, что происходит на поверхности. — Отросли, — тихо замечает аль-Хайтам, пропуская почти белые волосы сквозь пальцы до конца, отмечая их длину в этот раз. – Не ровно стригли, ушлёпки. — Найдёшь ножницы, можешь сделать так, как надо, — отвечает Сайно уже вслух. Он знает, что если увидит блеск ножниц в этих руках, то поначалу дёрнется рефлекторно, оскалится, потому что вспомнит блеск скальпеля, блеск хирургической пилы, которой добрый кусок руки оттяпали, чтобы на его место протез пристроить как положено, но потом замрёт и расслабится, потому что сам подстричься нормально не сможет. Так происходит каждый грёбанный раз, и он ничего не может с этим сделать [или не хочет сделать]. Сайно слегка поворачивает голову и внимательно смотрит на аль-Хайтама, склонив голову в сторону его ладони. Поглаживания и ненавязчивый массаж здорово отвлекают, расслабляют, почти что бдительность усыпляют, вот только не в этот раз. — Хочешь об этом поговорить? — спрашивает Сайно, и почти сразу же отвечает на собственный вопрос: — Впрочем, могу упростить тебе задачу. Другого случая может не быть. Он не сгущает краски, другого случая правда может не представиться, однако Сайно так или иначе сделает всё, чтобы Пламенным Зверям не досталось в грядущем перевороте. Их всё равно потреплет, это неизбежно, но смерти — без этого можно обойтись, если вовремя разменять безопасность одного на безопасность всех. Так уже произошло, и так при необходимости можно поступить ещё раз. Сайно не видит в этом ничего зазорного, ничего неправильного. В конце концов, он не просил, чтобы его модифицировали, но раз уж так произошло, то и ответственности на нём лежит больше. — Ты постоянно сравниваешь. Не говоришь об этом, но это видно. — Сайно едва жмёт плечами, озвучивая очевидное. — Уж не знаю, какая из версий кажется хуже… Он приподнимает уголок губ, в глазах при этом улыбка не отражается. Всё правильно: после воздействия нереально вернуться к первоначальному состоянию, всё равно что-то будет иначе, не так, не привычно. Наверное, это нормально, что аль-Хайтам пытается сравнивать, потому что полгода, поди, ждал одного, а в итоге получил чуть ли не другого человека, который выглядит так же, говорит также, может быть так же двигается, только в голове у него чёрт знает что творится, да и вообще столько времени прошло. — Первое время думал — крыша едет, доверять полузнакомому мужику. Хотеть его близости. Как оказалось — напрасно так думал. Им, может, и почти что удалось переписать меня заново, но осталось и кое-что, до чего они не добрались. Это не даёт Сайно покоя с самой деревни Аару. Сразу, ещё в таверне выделил аль-Хайтама среди всех, и даже если хотел — не избегал прикосновений, не пытался пресечь или отстранить. Всё протекало крайне естественно, пусть и дико странно для тогда ещё заблокированной памяти. Сейчас это отдаётся теплом каждый раз, когда очередной кусок мозаики встаёт на место с тихим щелчком. — Помню если не всё, то многое. Остатки восстановятся со временем, если мне что-нибудь о них напомнит. — Сайно жмёт плечами, тянется и стаскивает влажное полотенце с плеча аль-Хайтама, чтобы убрать его в сторону. Мешает оно только сейчас. — Но моё отношение к тебе. Было и, чувствую, что есть. Другое дело, чего хочешь ты. Сайно, не глядя, убирает полотенце, не складывает его, чтобы успело просохнуть. Это только звучит просто. — Можем попробовать всё вернуть. Можем забыть и разойтись после того, как вырвем Азару гортань. Приму любое решение. Но я бы хотел попробовать. Он больше ничего не говорит, только протягивает аль-Хайтаму руку раскрытой ладонью, свободно предлагая объятия. Ему самому, на самом-то деле, чертовски не нравится подвешенное состояние, в котором не знаешь, что думать или же делать. Подвешенное состояние — самая отвратительная вещь, которую только могут породить недосказанности. Иногда всё-таки приходится говорить словами через рот, потому что люди — не телепаты, и сомнения других развеять не в состоянии, если не имеют чёткого ориентира на то, в каком направлении двигаться. — Больше никаких гребаных игр в молчанку, хорошо? — только и спрашивает аль-Хайтам. — Игры в молчанку? – Сайно вскидывает брови, смотрит в глаза и создаётся впечатление искреннего недоумения. — Мне казалось, к разговору просто ничего не располагало. То, как аль-Хайтам держался отстранённо, собственно, и давало повод думать, что это может быть правильным. Зачем давать себе надежду, чтобы в ней разочароваться? Правильно, незачем. Может именно поэтому аль-Хайтам не спешит идти на контакт и держит себя на расстоянии. Просто чтобы не разочароваться. Это действительно просто. Сайно коротко кивает мыслям, трётся носом о подушечки пальцев и призадумывается, прежде чем сказать: — Сначала оторвём голову Азару, затем заберём капсулу с миллиардом лет, и всё у нас будет как надо. Сайно мог бы добавить, что «оторвать голову» и «забрать капсулу» опционально меняются местами, но это не так, потому что если Азар обнаружит пропажу этой капсулы, то сразу зароется туда, где его никто и никогда не откопает. Эта мразь предпочитает действовать не своими руками, ведь отмываться от последствий собственных планов самому ему не пристало. Этим «всё у нас будет как надо» Сайно ставит окончательную точку над «i», косвенно подтверждая, что желания у него с аль-Хайтамом — обоюдные, и если переворот сложится удачно, то Сайно по крайней мере постарается вспомнить абсолютно всё, что было с ним и с ними. Он протягивает руку, касается ладонью живой руки груди аль-Хайтама, проводит подушечками пальцев, обозначая лёгкое касание, и ведёт ладонью вниз, туда, где тело частично скрыто покрывалом. Покрывало он при этом не убирает, только неторопливо очерчивает линию и отслеживает её же взглядом. А потом тянется ближе, чтобы коснуться губ своими, провести по ним кончиком языка, мазнуть губами чуть ниже и в сторону, ощутить нежной кожей колкую щетину. Сайно опускается рядом, прижимается к тёплому боку и вновь обнимает. Мысль о миллиарде лет маячит соблазнительной мишенью на краю сознания. Сайно делает себе мысленную пометку не забыть про это и, как только выпадет возможность, сразу прихватизировать капсулу для Пламенных Зверей. — Академия не обрадуется новому назначению, — фыркает аль-Хайтам насмешливо. — Ну, то есть, поначалу. А потом у неё выбора не останется. Выбора, как такового, и нет. Доверять управление регионом матрам — себе же делать хуже, потому что в политике проблемы обычно иного толка, нежели лишняя дырка в теле. Миллиард лет — это и правда много. Настолько, что представить себе жизнь, длиной в целую эру, практически нереально для того, кто привычен жить одним днём. Сколько раз ему самому на самом деле исполнялось двадцать пять? Сайно не уверен в том, что может назвать точную цифру, но в голове вертится что-то, граничащее с семьюдесятью пятью, плюс-минус пара лет. Это уже чертовски много. Он вспоминает, как слышал от некоторых людей в Сумеру-сити о том, что они устали жить долго. Когда у тебя на руках целый век, ты можешь буквально всё, и при этом абсолютно ничего. Ты устаёшь от самой жизни и жизнью уже это не называешь. Всё, что тебе хочется — это вернуть вкус к существованию или же прекратить его как можно быстрее. Сайно бы не хотел этого для себя. Ему хватит, может, лет двадцати на то, чтобы нагнать всё отнятое. Ну, тридцати. Плюс несколько десятков лет на то, чтобы оплачивать саму жизнь. А там как получится. Если всё сложится [если всё правда сложится] им придётся решить вдвоём, какой срок окажется оптимальным, чтобы успеть всё и даже чуть больше. Сайно не говорит о том, что может оказаться чересчур очевидным. Да, капсулу хранят в защищённом месте, да, Азар имеет к ней полный доступ. И вишенка на торте — вряд ли это время нескольких людей, которые вдруг решились скинуться на чёрный день. Это может быть время самого Азара, которое он рассчитывает потратить на то, чтобы поддерживать собственное господство как можно дольше. Как именно он заполучил миллиард, Сайно даже знать не хочет, потому что с тем же успехом можно макнуться мордой в чан, полный крови — и это окажется приблизительной платой за тот миллиард, который хранится в ячейке у паразита. Тем больше причин, на самом-то деле, вытащить капсулу из хватки склизких щупалец и разделить между теми, кому время действительно необходимо. Незачем лезть вперёд даже мысленно, все проблемы лучше решать по мере их возникновения. В частности — сейчас поставлены другие задачи. За ночь Сайно просыпается, может, пару раз от силы. Вместо того, чтобы вскидываться или уходить, он только крепче смыкает объятия, сонно, коротко целует открытую шею аль-Хайтама, касается тёплой кожи губами, медленно на неё выдыхая, и укладывается обратно. Подсознание подкидывает точно такие же картины из прошлого [не приведи Провидение, аль-Хайтам спит так чутко, что Сайно почти не по себе от того, что тот каждый раз просыпается, словно интуитивно чувствуя, что что-то не так]. Он и сам не может сказать, из-за чего просыпается. Это как толчок изнутри. Раз — и сознание включается даже несмотря на крайнюю степень усталости. Раз — и ему вновь нужно искать удобную позицию, чтобы уснуть. Он знает, что просыпается иной раз ещё и потому, что не ворочается во сне, чтобы повернуться, ему нужно проснуться. Наутро, когда будильник начинает трезвонить, выводить мерзкий до скрежета зубов звук, Сайно готов проклянуть эту штуку, способную за пару секунд доводить до белого каления. Поначалу он даже толком не понимает, что происходит, вскидывается, и после как-то в одно мгновение весь обмякает, падает обратно и трётся носом о тёплое, обнажённое плечо. Раскрывает рот, прихватывает кожу зубами, и даже нисколько не боится отхватить по роже, если аль-Хайтам спросонья не поймёт, какого чёрта творится. На какой-то миг кажется, что это — обычное утро, всё — как прежде, и им не нужно после попытки привести себя в порядок сначала искать техника-механика, а потом добровольно лезть под землю, чтобы пешком пересечь несколько временных зон кряду. Что их там встретит? Наверняка там тоже будет подобие пропускных пунктов, но разрушенных запустением, недоделанных, только жалкие подобия того, что можно увидеть на поверхности, достаточно приблизившись к громаде стен. Под землёй тьма, запах сырости, старые железнодорожные пути и подпорки потолков, чтобы бетон не обрушился из-за возможного давления земли или подземных рек. Там могут быть люди — отвыкшие от света, недоверчивые, озлобленные на то, что им приходится вести такое существование. Кто знает. Сайно пока что [пока что] наплевать. Он ведёт кончиком носа по крепкой шее, касается кожи языком, оставляя тонкую влажную дорожку, поглаживает раскрытой ладонью по боку и опускает руки совсем уж под покрывало, прижимаясь всем телом. У него есть пара минут [чёртовых пара минут] на такую слабость, и он пользуется ими так, как хочет, сполна, даже если на самом-то деле у него нет этим пары минут, он крадёт их у самого себя. И уже после выбирается из кровати, потому что надо умыться, потому что надо поставить чайник, потому что надо сварить кофе, чтобы прожить хоть на чём-то грядущий день. Эта зона разительно отличается от предыдущей, поэтому на кухне, даже не смотря на простоту обстановки, находится кое-что, что может сойти на звание завтрака, и нет нужны сваливать магазин или что-то типа того. Сайно на самом-то деле не нужно много времени даже при крайней измотанности, чтобы проснуться [сказывается долгая служба в Академии], но, пока у него будет возможность держать кружку в руках, это время можно будет потратить на то, чтобы привести мысли в порядок и расположить по приоритету.Часть 9
18 января 2024 г. в 11:40
Чем дальше вглубь, чем ближе к простым людям, тому, что как можно дальше от матр, тем больше Сайно понимает, насколько же много тех, кому Академия так или иначе не угодила. Не угодила, испортила жизнь, уничтожила, оставила за бортом. Не меньше на свете и тех, кому не угодил лично Азар, или кто-то из правящей верхушки, или служителей Закона. У тех же матр слишком много недоброжелателей среди обычного населения. В глубине души Сайно знает, что он и сам успел нажить за свою службу тех, кому перебежал дорогу, пристрелил любимую собаку, самую лучшую любовницу [всё это опционально, конечно], но, самое главное, тех, кто был бы не против с ним поквитаться.
«Ну что же», — мог бы сказать им генерал Махаматра. – «В очередь».
Сайно замечает краем глаза каждое движение аль-Хайтама, это профессиональное — или что-то другое, более близкое, — но сам раз за разом обдумывает одну простую мысль: им нельзя просчитаться. Чтобы план сработал, Азар должен быть мёртв не просто на сто процентов, а на всю тысячу. Чтобы наверняка. Так план если обречён не на успех, то хотя бы на изрядную долю правдоподобности.
— Пятая — золотая середина. Не далеко от центра, но и недостаточно близко, чтобы сразу схватили в случае проблем с переходами границ. Там придётся подзадержаться.
Понятное дело, что, если Азар почувствует опасность для собственной персоны, в первую очередь он попытается спрятаться там, где гарантированно чувствует себя в безопасности. Это точно не Академия, потому что он знает, что не успел закончить полноценную зачистку, и теперь будет осторожничать, чтобы не попасться тем, кто, по его разумению, всё ещё остаётся на своих местах. Это не места со скоплениями людей, потому что доверять людям — последнее дело, даже идейным, даже тем, которые порвут за идеалы Академии. Азар, скорее, поступит совершенно иначе, и пропадёт где-нибудь в местах недалёких от центра, чтобы не расслаблять хватку пальцев на глотке скованного стенами региона, но и при этом не подставляться под возможный удар. Такие люди, как он, знают, что иной раз лучше стоять за троном, а не сидеть на троне. Безопаснее получается.
Растворимый кофе пахнет иначе. И совершенно другой на вкус. Сайно не помнит за собой привычки пить кофе постоянно, он думает, что в Академии по большей части обходился другими напитками, однако, уже успел обнаружить, что кофе варить всё-таки умеет, и если не для себя, то... Он хмыкает тихо, прикрывает глаза на мгновение, молча слушает то, как аль-Хайтам рассуждает вслух. Всё спокойно и логично, именно так, как и должен вести себя секретарь Академии. Иногда бывает такое, что на серьёзные позиции ставят человека, который боевые действия видел в теории разве что, да на бумажках в виде «морского боя».
Сайно смотрит через лобовое стекло на улицу, иной раз искоса поглядывает на приборную панель, прикидывая, когда покажутся минивэны. У них есть ещё немного времени, совсем немного, а потом стоит провести дозаправку и рвануть дальше, до точки, в которой можно будет остановиться даже недолго поспать. Сайно думает о том, что он, наверное, давно столько не спал, как в последний день-два [присутствие чего-то, ощущающегося родным, успокаивает и усыпляет, притупляет бдительность и постоянную взвинченность].
— Приказы отдавать будет кто-то один. Если нужно держать ситуацию под контролем, то ситуацию ведёт один человек. Если резерв или не дай бог кто-то ещё начнут параллельно с раздающим приказы общаться с кем-то другим, то это неизбежно приведёт к путанице и провалу всего, что было задумало. Поэтому стоит заранее определить, кто будет связываться и подавать приказы на проведение той или иной части операции. Это важно.
Остальное действительно дело техники. Оставшаяся часть учёных и матр, думая, что выступает за имя Великого Мудреца, на самом-то деле просто поможет окончательно развалить Академию. Использовать Академию против самой Академии, что может быть слаще? Всё должно получиться. Иначе никак.
Сайно не вздрагивает, когда ощущает прикосновение к ладони. Он слегка разводит пальцы, позволяя чужим скользнуть между ними и сжаться, сжимает в ответ, поглаживает подушечкой большого пальца по ребру ладони. Этот жест, тёплый и простой одновременно, вызывает короткую волну удовлетворённости.
Сайно знает, что, если бы ему пришлось идти в одиночку против Азара, он бы сделал это, особенно не задумываясь. Сейчас, без этой химии в крови, что подавляла и требовала лояльности командованию, Сайно прикидывает, что было бы, если бы препарат не удалось вывести. Он бы прямо сейчас… сдал всех Пламенных Зверей Азару и глазом бы не моргнул? Потому что это было бы правильно, это именно то, чего требуют инструкции Матры. Сайно только крепче сжимает пальцы аль-Хайтама своими, прислоняет ладонь к ладони и поглаживает, запоминает фактуру кожи, достаточно тёплой по сравнению с его собственной. Он приподнимает руку и, не глядя, касается губами тыльной стороны ладони, оглаживает костяшки, не спешит убирать руку и прерывать контакт. У них есть на это немного времени.
Совсем скоро минивэны достигнут точки их остановки, так что следовало двигаться дальше. Левой рукой Сайно высовывает из окна почти что пустой стаканчик кофе и выбрасывает в урну неподалёку, даже не видя, как несколько крупных капель почти что чёрной жидкости падают на асфальт. Он кровь почти что каждый день раньше видел, так какая разница, что пара капель пролились? Абсолютно никакой. К тому же просто не заставил себя допить.
— Для начала – пятая зона, — говорит Сайно, подводя итоги. — По возможности встретим этого вашего механика, попробуем узнать, какие дела могут быть у Азара во второй зоне. Есть ли у него резиденция, или это только ничем не подтверждённые слухи. А все остальные проблемы решим по мере их поступления.
Сайно вспоминает, как в районе седьмой зоны однажды ловили пустынников, которые совсем оборзели и принялись воровать в третьей. Чаще всего, особенно лихих, берут в капкан. Одни загоняют, другие ловят. И тогда капкан… захлопывается. Это наталкивает на неприятную мысль о том, что спешащие по своим делам матры могут быть всего лишь манёвром на отвлечение, а на самом деле Академия давным-давно их выследила и теперь ведёт туда, куда им нужно. С Азара станется, на самом деле. Но и наёмники не лыком шиты, вывернутся, даже если попадутся. Волк может отгрызть себе лапу ради свободы. Пламенные Звери лапы себе отгрызать не станут, а вот ногу у охотника — вполне.
— Думаешь, загоняют? — спрашивает Сайно негромко.
— Не уверен, — отвечает аль-Хайтам. – Если бы они хотели быстрее разобраться с нами, а это у них сейчас должно быть в приоритете, ловушка бы захлопнулась ещё на зоне восьмой. Смысл им тянуть?
Ответ приходил незамедлительно — чем ближе к центру, тем тише будет проходить весь этот переполох. Люди там живут в относительном достатке и богаче в разы по сравнению с людьми из десятой или двенадцатой зон. Даже если люди что-то заметят, они могут не придать этому значения и дальше пойдут по своим делам. Никакого бунта, ничего абсолютно. Нет надобности, когда у них там приемлемое равновесие для жизни. В противовес жизням простых людей на периферии, конечно же. Начали бы разбираться в отдалённых населённых пунктах и местах, близких к ним, то не смогли бы избежать разного рода беспорядков. Тамошним только дай повод.
— Шесть минут, — отрывисто выдаёт связь голосом Дэхьи и прерывается по предварительной договорённости.
— Ну, вот и сигнал, — аль-Хайтам разворачивается к Сайно и, протянув ладонь, вплетает пальцы в волосы на затылке, притягивая к себе для поцелуя. Ну, это не шесть минут, конечно, но тоже какае-никакое время, тем более, что им не требуется выжидать момента, после которого стоит жать на «газ», а не просто сидеть и смотреть по сторонам.
По крайней мере действие препаратов практически сошло на нет. Сайно только раз вкалывает одну из ампул, оставленных для него медиком пустынников, да и то на всякий случай, чтобы в самый неудачный момент не тряхнуло внезапно вернувшейся абстиненцией. Но она не возвращается, и возвращаться как будто бы не собирается. Это хорошо, потому что ближе к пятой зоне хотелось бы максимальной ясности ума. Зато куски памяти встают на свои места как влитые, так и дышать-то, кажется, становится проще. Ему просто спокойнее от того, что это не он тронулся разумом, и амнезия, как говорили медики, может и не затянуться на продолжительное время. Это тогда ему было плевать, у него не было никого, ради чего стоило хотя бы пытаться вспоминать собственное прошлое. Сейчас ему есть к чему стремиться, и повторно лишить себя всего этого [чего — этого? семьи?] он не позволит.
На последнем переезде они отдали слишком много времени. Аль-Хайтам не хотел использовать остальные века пока что, ведь неизвестно, что ждёт их впереди. Заезжая в пятую временную зону они были на мели, не считая нескольких недель или часов. Каждому пришлось отдать сверх того, на что рассчитывалось, но, вроде, против никто не был. Никаких немых вопросов в глазах, лишь готовность следовать дальше. Хотя усталость сказывалась. Вроде бы простой маршрут, менее чем за двенадцать часов можно было бы преодолеть, а по легальному — около двух-трёх.
Никаких лёгких путей.