***
Двенадцать часов без ЧП — это, вероятно, ещё и с ускорением в виде дышащих в затылок адских гончих. На колёсах-то они за те же двенадцать часов преодолевали несколько временных зон, а тут Секретарь намеревается пройти пешком три зоны за то же самое время. Сайно не задумывается, что всё чаще называет аль-Хайтама Секретарём [близящееся задание по ликвидации так сказывается?]. Ладно, можно списать на то, что пути под землёй — они прямые, по ним, как на поверхности, не нужно петлять, чтобы добраться до нужной точки и быть хотя бы на пятьдесят процентов уверенным, что никто не следит и никто ничего лишнего не заметил. Двенадцать часов — это немало, только времени на отдых у них практически не остаётся. Придётся останавливаться каждый час хотя бы минут на десять, потому что идти почти половину суток без перерыва, да ещё и в обвесе [потому что на поверхности придётся пользоваться оружием, и там, во второй зоне и в центре, его уже будет не достать просто «потому что надо»] не так-то легко. Сайно знает, что выдержит, выдержат и самые тренированные, а остальные? Не все в Пламенных Зверях могут похвастаться просто идеальной физической формой. Некоторым она и ни к чему, чтобы приносить пользу группе. Таким образом, они доберутся до второй зоны и, соответственно, до резиденции приблизительно к шести утра, плюс пара часов на непредвиденные обстоятельства или чуть более продолжительный отдых. Уже на месте нужно будет решать и выбирать удобное время для начала операции, но перед этим ещё дождаться, когда другая группа доберётся до центра и будет готова полностью изолировать его от всех остальных зон. Иногда Сайно думает, что шансов выиграть в «русскую рулетку» [а это 16%] гораздо больше, чем разыграть по нотам весь грандиозный план, который они придумали буквально одним вечером на коленке. Нет, это понятно, что аль-Хайтам не раз и не два пересматривал план от и до, и не только сам, и не только с помощью Сайно, и шарящая часть Пламенных Зверей могла высказывать своё аргументированное «фу», но всё равно оптимизма это не прибавляло. Генералу Махаматре всё-таки положено быть реалистом. — Дозорных я знаю, — говорит аль-Хайтам. Он ещё раз быстро просматривает тонкие листы, которые, накладываясь друг на друга, выстраивали полную картину всех тоннелей, которые проходят под регионом. Как и ожидалось, на отдалённые районы не были запущены ветки шахт, оставались лишь те ходы, которые были созданы неизвестно кем давным-давно. Ветки были отмечены по-особенному в отличие от природных тоннелей и тоннелей искусственного происхождения, которых было не так уж и много. До второй зоны из пятой и до самого центра шла чёткая заброшенная линия шахты, по которой им и стоит пойти. Аль-Хайтам передаёт Сайно тонкую папку для детального изучения. Память генерала — идеальная и самая лучшая из всех в отряде. — Но выбирать в качестве провожатого кого-то из них не стал бы. Не то чтобы не доверяю, просто не их это профиль. Память у него и правда хорошая за исключением медикаментозных провалов, так что, если придётся идти самим, полагаться только на самих себя, Сайно сможет вспомнить и вывести в нужную сторону. При условии, конечно, что память не сыграет с ним крайне злую шутку. Он надеется, что подобного не случится, поэтому внимательно разглядывает схемы, отмечает мысленно, где природные туннели пролегают слишком близко к ветке шахты. Там нужно будет быть готовым к тому, что проход окажется или заваленным, или подтопленным подземными водами. Много чего там может быть, одним словом, и хотелось бы этого избежать. Сайно не видит на схемах запасной ветки, на которую могли бы отгонять вагонетки в то время, когда необходимо очистить основную, зато видит пару «станций-призраков», и это выглядит гораздо интереснее. Вообще вся эта подземка — призрак, зарытый под раздувшимся телом региона, однако, станции-призраки интересны хотя бы тем, что они открыты, но не достроены, а, значит, там может находиться что-то интересное. Чаще всего это стройматериалы, разумеется, но главный их плюс — на них можно будет немного отдыхать перед тем, как двигаться дальше. Сайно возвращает папку со схемами. Запомнил. Если понадобится — воспроизведёт или покажет на месте, что и куда. — Я не заметил на схеме спецобъект, — добавляет Сайно и едва жмёт плечами. Спецобъект — вообще-то формальность, но он должен быть в туннелях, чтобы очищать от загрязнений. Их же не чистят вручную, этим занимается установка, одни только электродвигатели первой очереди которой в диаметре достигают практически два человеческих роста, в вентиляционное окно могут проехать одновременно четыре вагона, а вертикальные жалюзи и вовсе напоминают крылья аэростата. Если говорить очень грубо — просто невероятных размеров вентилятор. Всё просто. Когда спецобъект готов к работе, дежурный отключает блокировочное устройство и нажимает большую красную кнопку, приводящую в действие передачу. После этого лопасти вентилятора дрогнут и побегут по кругу. Сначала медленно, потому что вал будет пробуксовывать в обгонной муфте; потом все быстрее и быстрее, с каждой секундой набирая ход. Когда в вентиляционной камере установится определённое избыточное давление, сработают тензометрические датчики, и исполнительный механизм повернёт вертикальные жалюзи. Через три минуты после запуска спецобъект выйдет на режим максимальной мощности, и тугая волна воздуха, следуя от шлюза к шлюзу, выдует все на своём пути, прочистит все углы и закоулки. И пиздец тому, кто не успеет вовремя убраться. — Впрочем, то, что его нет на схеме, может значить лишь что его не существует в природе. И насчёт спецобъекта заранее беспокоиться не стоит. Вряд ли у мудрецов в принципе возникает мысль, что кто-то попытается воспользоваться подземными ходами, забытыми бог знает сколько времени назад. У высокого начальства голова должна сейчас быть забита совершенно другим, например, тем, как восстановить равновесие своему пошатнувшемуся состоянию и укрепить позиции. Азар совершил сразу несколько крупных промашек, и это должно чертовски его выбешивать. Главное, чтобы эти промашки не стали частью его сценария, чтобы убрать всех мешающихся под ногами людей одним махом, собрав где-нибудь на одной территории. Что же, по крайней мере Пламенные Звери точно не будут все и сразу в одном месте. Это обнадёживает. Сайно знает и то, что, если операция пойдёт наперекосяк, его не оставят одного. И вот это уже страшнее, потому что он привык работать в одиночку. Он может поспорить на полвека — они с аль-Хайтамом не работали вместе, потому что если о чём-то догадывались, то действовали согласно негласному правилу: в первую очередь человек беспокоится о близких, а потом о себе, поэтому стоит держаться как можно дальше, раздельно. Потому что, если Сайно будет думать, что другому ничего не угрожает, он и будет сосредоточен только на миссии. Как только операция запустится, его будет разрывать между необходимостью делать свою работу и постоянно следить, прикрывать. Как выясняется, самый ближайший вход в шахту завален бетонными плитами и замаскирован как что-то благоустроенное, типа современного искусства памятников. Выглядит, надо сказать, не очень, но, по всей вероятности, жители пятой зоны просто забыли, что там должно находиться на самом деле, поэтому и не обращают внимания, относятся как к чему-то естественному. Идти приходится до следующего спуска. Сайно не очень нравится, что перемещаться приходится пешком, на глазах у других людей [по максимуму, где возможно, избегая вообще любых встреч], но брать минивэны и машину Матр уже нет никакой необходимости, потому что их всё равно придётся оставить на поверхности. У спуска в шахту их встречают пара Дозорных. Узнать их несложно: если в них что-то такое… настораживающее сразу. Чувствуется, кто такие. Сайно кивает им коротко, не отходит далеко от аль-Хайтама, потому что привычка с Академии сильна, да и он сам чувствует себя спокойнее, когда может видеть напрямую или периферией. Раз тут присутствуют дозорные, значит, так было оговорено, и, значит, так необходимо. Это вход в шахту не завален, но с него приходится срезать прочную решётку. Сайно в это не лезет, только наблюдает со стороны, как работают другие люди. Это занимает не так уж много времени, так что в следующий момент решётка уже срезана, с грохотом валится на землю, оттаскивается в сторону и поднимается вертикально. Сайно одобряет это мысленно: по крайней мере можно будет «закрыть» за собой вход и сделать вид, что его никто и никогда не трогал, что всё именно так, как и должно быть. Все планы на сто раз пересмотрены, утверждены. Каждый знает сферу своих обязанностей и возможности для действий. Либо всё пойдёт как положено, либо придётся корректировать на месте. Пока что их ждёт двенадцатичасовой переход с возможностями отдыха только разве что на остановках-призраках, попытки не заблудиться в переплетениях подземки, а также далёкая вторая зона и резиденция Азара. Буквально полный набор. Они оказались на станции, которую окрестили «призраком» уже как несколько десятилетий. Хотя со стороны казалось, что это помещение просто все быстро покинули по какой-нибудь тревоге. И, если бы не проржавевшие поручни и странные темные подтёки на стенах неизвестного происхождения, аль-Хайтам бы в это однозначно поверил. Отряд спускался в стандартном порядке, сохраняя нужную дистанцию, чтобы не мешать друг другу. Когда-то такие станции обязательно строили на перегонах, чтобы шахтёрам было где отдыхать. — Высокий уровень углекислого газа. — Оповещения Дэхьи привычны, так будет продолжаться всю миссию. Её работа докладывать обо всём, что только может помешать отряду. Но на счёт углекислого газа и понятно, сильный застой и никакой тяги, грязный воздух, который никто не прочищает. Стало быть, вентиляционная сеть не работает, а кислород поступает по стандартным шахтам, которые установили очень давно. — Дальше будет легче, — голос впереди вынуждает напрячься. Девичий голос. Они уже спустились на платформу, от которой отходили вагонетки. Света нет, но включенные фонарики выполняют свою работу. Коллеи? Она стоит немного поодаль, в отличительной одежде Дозорных, за спиной у неё небольшой рюкзак, портупея вокруг куртки. Она настороженно улыбается и машет в качестве приветствия. — Мы смогли себе отремонтировать систему вентиляции, так и живём. То есть тут кто-то всё-таки живёт. Страшно это звучит только в том смысле, что люди эти, похоже, совсем не видят солнечного света. Только если нужно вылезти в поисках провианта и вещей первой необходимости. Сайно помнит её. Точнее, вспоминает. Девочка, у которой развилась странная болезнь, из-за которой тело покрывается чешуёй, а потом деревенеет и перестаёт двигаться. Вот она, живая. Сайно думал, что больше её не увидит, что, возможно, она умерла до того, как часы на её предплечье запустятся в двадцать пять лет. Её часы до сих пор, по идее, и не должны были запуститься. Она сильно моложе двадцати пяти. Коллеи вскидывает взгляд, её лицо светится радостным светом, стоит ей увидеть Сайно. Если Коллеи здесь, то ли… — Господин Сайно! Проводить вас к мастеру Тигнари? То и Тигнари здесь. Когда-то они дружили. Кажется. С тех пор, как Тигнари покинул Амурту, они практически не виделись. Сайно кивает. Конечно, проводить. — Какие могут возникнуть проблемы? — спрашивает в свою очередь аль-Хайтам. Тот тоже девочку знает, но не высказывает сильной привязанности. С другой стороны, по аль-Хайтаму редко можно понять, когда он к кому-то привязан, а когда ему всё равно. Исключение — наедине в одной комнате, когда касается губами плеча или приносит кружку с кофе к рабочему столу. — Разве что бездомные, которые могут проявлять агрессию. Не обращайте на них внимания, если пересечёмся, — отвечает Коллеи. — Иногда бывают и нарушители, но их быстро останавливают дозорные. Аль-Хайтам сразу представляет себе придурков, которые рассекают по тоннелям на модифицированном транспорте и гоняют этих самых бездомных, которые живут намного хуже, чем люди в деревне Аару. Ведь если Академия не видит преступлений, то их нет в природе. А для всего остального существую матры. — Я проведу вас, — тихо добавляет Коллеи. — На начале третьей зоны срежем по природным тоннелям. Пока всё началось неплохо. Аль-Хайтам уменьшает мощность своего фонарика на треть, оглядывается на пустынников и затем продолжает путь, предпочитая на рельсы не наступать. Пусть тут нет никакого электропитания, инстинкт самосохранения у него всегда был превыше остального. От тоннелей, устремляющихся вглубь страны, тянет запустением, сыростью и откровенной заброшенностью. Бетон под потолком кое-где растрескался, начал крошиться, но ещё держал на себе своды и толщу земли. Иной раз можно услышать стук капающей под ноги воды, затекающей между выкрашенными в чёрный цвет шпалами. Длительность одного нормального перегона между станциями составляет приблизительно 2-3 минуты, зависит от протяжённости ветки. С учётом того, что вагоны движутся со скоростью 40-80 километров в час, то это составляет приблизительно пусть хотя бы 3-4 километра. Со скоростью человека это расстояние можно преодолеть чуть меньше, чем за час. То на то и выходит, если вспоминать схему ветки и количество расположенных на ней призраков. От десяти до двенадцати часов, и они окажутся у того места, где две группы разделятся, чтобы занять предписанные им заранее секторы. До второго призрака они доходят без происшествий. Это всё ещё пятая временная зона, потому что станций на каждую зону предполагалось несколько, чтобы не создавать тесноту в шахте. Кажется, только раз Дэхья подавала голос, когда её приборы засекали что-то ещё, но на этом дело и закончилось, потому что респираторы справлялись с такой задачей абсолютно спокойно. Здесь, по крайней мере, не нужно вглядываться в пятачок света от фонарика. Удивительно, но призрак хорошо освещён, несмотря на то, что шахта давным-давно заброшена. Видимо, дозорные постарались хоть как-то обустроить свою базу. Коллеи зовёт Сайно за собой, аль-Хайтам же, не желая отходить слишком далеко, идёт следом. Почти в конце призрака их встречает Тигнари. — Так в чём проблема? — интересуется Тигнари после взаимных приветствий. — Я уже давно не медик, да и никогда не был техником, но чем смогу, тем помогу. Вместо ответа Сайно снимает с ладони перчатку, а потом и вовсе избавляется от самого верхнего слоя одежды, чтобы по максимуму продемонстрировать протез. Тигнари, заметив металлический блеск, придвигается ближе, окидывая бионику острым взглядом. — Не помню у тебя этого. И на что реагирует? Нейронные импульсы? Сайно качает головой. — Я бы тогда всё чувствовал, — с сомнением отзывается он. — Приёмопередатчик не присоединён к нервным окончаниям. Там что-то другое. — Разберёмся, — поджимает губы Тигнари. — Рассказывай, что конкретно беспокоит. И Сайно рассказывает. Он не требует ничего сверхъестественного, только провести осмотр, проверить работоспособность, ну и заодно удалить то, чего там точно не должно быть. У Тигнари, что неудивительно, нет никаких специальных приборов, чтобы можно было просканировать протез и посмотреть его целиком изнутри, поэтому ему приходится по рассказам представлять тот самый стержень из микросхем, который обеспечивал бесперебойность работы, пока их не жахнуть мощным электромагнитным импульсом. Одна из слабостей этого апгрейда. После подобного заряда бионика могла быть бесполезной ещё какое-то время, пока запрограммированный механизм не запустит протокол самоидентификации и восстановления повреждений. — Поразительно, как ты выдерживаешь вес этого устройства. Не смотря на то, что нужный уровень равновесия практически достигнут компенсацией металлического каркаса в корпусе, протез всё равно должен перевешивать. Это же не облегчённый вариант. Ещё и технологии устаревшие. Его что, изготовили в прошлом веке? — Тигнари явно выглядит озабоченным данным вопросом. — Проще будет создать новый, если с этим что-то случится, чем восстанавливать. — Не знаю, из какого он века. Я привык к перевесу на левую сторону, — подумав, отвечает Сайно. Да, иногда ему приходилось давать спине и мышцам отдых, но это малая плата. — Думаю, если протез станет легче, мне придётся переучиваться заново. Вновь искать центр тяжести, рассчитывать силу удара, как будто бы заново изучать техники боя. За столько лет [сколько?] он привык к не до конца откалиброванному балансу, привычно забирает чуть вправо, чтобы компенсировать вес металлической руки, знает, когда именно должен остановить выпад, чтобы дальше дело закончила инерция. Сейчас, когда впереди — возможно, крупное противостояние с Азаром, проблемы с переучиванием под новый протез только усугубили бы положение. — Новый протез нам не требуется. По крайней мере, сейчас. Только осмотр повреждений и выявление отслеживающих устройств, если таковые имеются, — аль-Хайтам не может удержаться от комментария. Тигнари лишь чуть оборачивается и кивает, видимо прислушавшись. Сайно намеревается уже встать, но Тигнари жестом его останавливает: — Сначала послушай, потом всё остальное. И дай мне руку. Сайно, помедлив, всё-таки делает так, как говорит ему Тигнари. Тот садится напротив, придирчиво осматривает металлическое плечо и ловко что-то делает с пластинами, так, что они сами раскрываются перед ним, обнажая механическое нутро. Он берёт небольшой инструмент, на самом деле больше напоминающий хирургический, и принимается отсоединять одну пластину за другой, чтобы открыть себе место для работы. — Так ты не помнишь, из какого века протез, или не хочешь говорить? Сайно замирает, не двигаясь, смотрит пристально на то, как Тигнари невозмутимо продолжает работать. Он колеблется в своём ответе, не знает, что именно должен сказать и, в конце концов, качает головой. «Не помню». — Ну так я тебе скажу, — продолжает говорить Тигнари, открепляя одну из мелких пластин. — В общем, утверждать сложно, но я предполагаю, что этой технологии больше пятидесяти лет. Меньше сотни точно. Где-то посередине. Такие штуки ставили ещё до того, как я ушёл из Академии, читал труды учёных Спантамада. Но Амурта никогда с ними особо не ладила, поэтому получить больше сведений мне никогда не удавалось. У Тигнари левое предплечье закрыто искусно вышитым рукавом. Это правильно, лучше прятать собственные часы. Тут даже зеленоватого свечения, и того не видно. Сайно лично видел тех, кто никогда не надевал вещи с рукавами длиннее трёх четвертей, знал и тех, кто готов был сам себя в сейф запереть. Чаще всего и на тех и на других можно найти управу, главное знать, где именно копать и куда давить. Сайно смотрит на аль-Хайтама, после возвращает внимание к Тигнари. Тот сосредотачивает внимание на начинке протеза и продолжает что-то делать с таким лицом, словно действительно досконально изучил «от» и «до» и может с ходу разобраться в сложном механизме. — Ты точно не хочешь новый? — интересуется Тигнари, когда внутри протеза что-то искрит голубоватым светом, натурально так искрит, как спайка. — Не стоит, — ровно отвечает Сайно и даже заставляет себя улыбнуться уголком губ. — Сейчас не самое подходящее время. На самом-то деле Сайно мысленно цепляется за предложение. Может быть, если они достанут капсулу на миллиард лет, часть этого времени можно будет потратить на то, чтобы обновить технологию, которая ему подчас жизнь спасает. Тут Тигнари что-то вытаскивает, маленькую плату, едва ли больше сим-карты, и кладёт её на поверхность небольшого столика. — Неактивированный жучок, — поясняет он, отодвигая плату подальше от края столика. — Его ещё могли активировать. Теперь не получится. Сайно буквально почувствовал, как волоски на загривке дыбом встают. То есть, если бы он не обратился сегодня к Тигнари, то самолично мог отправить всех Пламенных Зверей на плаху. Теперь, разумеется, шансы на это заметно уменьшились, но Сайно всё равно не может перестать думать, «а что, если бы…» В любой другой ситуации мысли подобного рода очень быстро растравливают сознание и душу, выбивают из равновесия, погружают в бессмысленное созерцание пустоты в собственной голове. — Сколько их ещё? — всё-таки спрашивает Сайно. Тигнари убеждает его, что ни один не пропустит, если они есть, так что можно не беспокоиться. Сайно не может не беспокоиться, но расслабляется чуть-чуть, наблюдая за тем, как дозорный управляется с инструментами и его протезом. — Тебе сложно жить без часов? Сайно задумывается. Вновь жмёт плечами. — Время от времени. Ответ такой же, как и вопрос. Ему действительно сложно жить время от времени, от полудня до полудня, но другого ему не дано. «Время от времени» — универсальный ответ, который значит одновременно и «иногда, но не критично» и «это буквально жизнь от мгновения до смерти, до другого точно такого же момента». Тигнари вздыхает и принимается вскрывать пластины на предплечье. — Тоже стоит посмотреть, — говорит он, быстро, но точно осматривая протез и поправляя мелкие огрешности. — А ты не хотел бы себе часы? «Хотел бы», — говорит взгляд Сайно, но сам он молчит, беря паузу. Он, чёрт дери, хотел бы знать, сколько у него есть секунд до того, как сердце остановится навсегда. Он хотел бы видеть часы, чтобы иметь на них хотя бы немного больше, чем двадцать четыре часа. Может быть, тогда он бы действительно свалил из-за стен как можно дальше, и аль-Хайтама с собой прихватил. Или это аль-Хайтам бы прихватил с собой самого Сайно. — Это невозможно, — откликается Сайно и едва улыбается. Тигнари поднимает на него внимательный взгляд. — Не спеши сразу уходить от Азара, у него может быть кое-что, что пригодится, — говорит Тигнари перед тем, как вернуть все пластины протеза на место. — Загляни к его техникам, там должна остаться документация на твой протез. И, может, что-то из их экспериментальных разработок. Сайно кивает, показывая, что понял, и соскальзывает со своего места одним плавным, слитным движением.***
Сайно то и дело оглядывается, ему не нравится, когда эхо от шагов разносится по тоннелю вперёд и назад. Идти совсем бесшумно попросту невозможно, особенно когда людей много. В такой тишине, да ещё и в узком пространстве, звук должен разноситься далеко. «Местные жители», если находились неподалёку, наверняка должны были услышать и либо попрятаться, либо готовиться встречать гостей. Никто не любит, когда вторгаются в их «дом». Сайно оглядывается ещё и потому, что звук путает его, постоянно кажется, что кто-то лишний уже идёт рядом. Хочется списать на мнительность и нервозность перед операцией, только и всего. В памяти всплывают дурацкие далёкие разговоры о том, что иметь дома оружейный арсенал — это как-то ненормально, но у аль-Хайтама и Сайно оружие — это как цветы на подоконниках у порядочных семей. Да уж. Стоило пристрелить Азара ради того, чтобы сохранить собственную семью. Сайно прислушивается краем уха к разговорам. Благо не приходится слишком уж сильно напрягаться: и слух особо не подводит, и «акустика» в самом подземном тоннеле только играет на руку. Сайно не то чтобы нужно сейчас всё это слышать, но на всякий случай — иногда вскользь упомянута фраза может оказаться очень ценной — всё-таки не выпускает из внимания. В самой глубине перегона шпалы начинают потихоньку подгнивать, но Сайно всё равно наступает прямо на них, а не между ними. Треснет — хрен с ней, равновесие удержать можно. А вот если, переступая через них, случайно запнуться, это почти со стопроцентной вероятностью гарантирует падение. Такого не хотелось бы. Проверять прочность местных награждений собственным лбом как-то в планы не входит. Откуда-то из темноты метнулась крыса, с возмущённым писком шарахнулась от света фонариков и вновь исчезла в темноте. Кто-то, может, сказал бы, что крысы — это плохо. Это действительно плохо — самый быстрый переносчик болезней на собственной шкуре, — но есть и положительная сторона. Например, если тут водится такая живность, это значит, что система тоннелей снабжена постоянным притоком воздуха, пусть даже по естественным шахтам, а не проложенной человеческими руками вентиляции, а ещё эта живность находит, что пожрать в условиях абсолютной разрухи и запустения. Ну, значит, заброшены эти пути действительно только для вида. От маски пахнет пластиком и резиной, ещё какими-то химикатами и Сайно даже не знает, что хуже для его обоняния: вот этот вот запах, или тот, который он может почувствовать без «намордника», а здесь наверняка несёт сыростью, застоявшимся до густоты воздухом, пылью, и отчасти подгнивающим деревом. Весь букет. Как будто это типичная вылазка по заданию, спущенному из Академии. Сайно не видит особой разницы, кроме, разве что, очевидной перемены мест жертвы и охотника. Теперь он с трудом скажет кто жертва, кто охотник, кому стоит прятаться, а кому воспользоваться правом первой крови. Может быть тут и нет жертв. Может это просто две стаи тигров-ришболанд грызутся за одну территорию. Они проходят ещё несколько станций-призраков, на двух из них останавливаются, чтобы недолго передохнуть. Сайно забирается на сами платформы [всё лучше, чем на рельсах торчать], осматривается, и в его голову приходит самая простая мысль относительно того, почему он не заметил спецобъект на схемах. Всё ведь достаточно просто: демонтировали. По крайней мере по всем правилам должны были демонтировать, потому что сооружения старые, могут обвалиться, а кое-где наверняка уже обвалились, так что запуск спецъобекта грозил бы только полным обрушением какой-то части тоннелей и, соответственно, того, что находится непосредственно над ними. Значит, можно не беспокоиться, что кто-то запустит этот адский вентилятор, если, конечно, Академия не настолько поехала рассудком, чтобы рушить жилые и административные дома ради того, чтобы задавить кучку людей под землёй при условии, что они даже точно не знают, есть там кто-то или же нет. Следующая передышка — самая длинная за последнее время. Сайно не позволяет себе считать, сколько они прошли и сколько ещё осталось. Просто потому что зациклится на этом и может пропустить что-то важное. Он тоже слышал мерный, повторяющийся с равными промежутками времени звук, и даже двинулся в сторону того ответвления тоннеля, откуда этот звук доносился. Видно, что эта часть — искусственного происхождения, совершенно не функциональная по сравнению с теми, что идут параллельно основной ветке. Здесь же, буквально через «стенку», находится дополнительный перегон, с помощью которого можно было убираться пустые составы с рельс, раньше времени отправлять их на конечную станцию для внепланового осмотра, да и в принципе проводить техническое обслуживание. Сайно поворачивает голову, выхватывает взглядом фигуру аль-Хайтама, коротко кивает. Чем глубже они продвигаются по тоннелю, тем больше Сайно замечает, что рельсы становятся словно бы чище. Как будто кто-то целенаправленно и аккуратно разбирал завалы мусора, но при этом старательно делал вид, что на самом деле в тоннелях давно никто не появлялся. В один момент Сайно наклоняется, светит фонариком себе же под ноги, прослеживает цепочку следов [отпечатков подошв в пыли], а затем выпрямляется. Он с точностью может сказать, что это не следы от армейских ботинок, не тот протектор. Значит всё-таки местные. В другой раз Сайно замечает, как луч фонарика на долю секунды выхватывает чью-то фигуру вдалеке, которая спешит тут же скрыться в спасительной темноте. Может быть тут немалую роль играет ещё и светочувствительность: люди, которые провели много времени в условиях плохого освещения, вряд ли шибко рады яркому свету, фонарикам и лампочкам. С другой стороны, ситуация с электричеством так до сих пор и не ясна, так что у них там, может, наоборот с этим всё в порядке. Сайно не хотел проверять. Сайно хотел бы просто выйти отсюда, подняться наружу, уже во второй часовой зоне. Он думает о том, что суточные лучше будет получить заранее, потому что в полдень может просто не оказаться времени на то, чтобы запросить из вовремя. Кто знает, как обернётся дело около резиденции, к которой ещё надо подобраться относительно незамеченными. Дёргать кого-то прямо во время напряжённой части операции чертовски бы не хотелось. Есть такая фраза: «зажми врага между собой и другом». Полушутливая, в общем-то, но имеющая увесистую долю истины. Правящая верхушка, насколько теперь показывает реальное положение вещей, не имеет поддержки на окраинах, не имеет и сильной поддержки в средних часовых зонах. При этом Азар держит людей, которые точно могли бы пододвинуть его на «троне», как можно ближе к себе, чтобы иметь возможность пристально за ними наблюдать, а если понадобится, то сворачивать их деятельность в выгодное для себя русло. Кто же в таком случае должен являться «друзьями»? Вероятно, большая часть силовой структуры, которая должна поддерживать порядок тогда, когда угрозы и долгие речи уже не в силах успокоить толпу. Если бы Азар знал, что его же собственный план подвергся тщательной корректировке со стороны мятежников, он бы обращал больше внимания не на то, как удержать собственное седалище на нагретом месте, а на то, каким именно людей держит рядом с собой и что упускает из виду за их спинами. Им всё-таки пришлось идти в тоннель искусственного происхождения. Сайно думал только посмотреть и вернуться, он не ожидал, что вся группа после отдыха направится в ту же сторону. Сайно при этом старался держаться либо чуть впереди, при этом частенько оглядываясь, чтобы надолго не выпускать из виду никого важного, либо чуть в стороне, потому что свет фонариков иной раз начинал раздражать, если их включали слишком много одновременно. При рассеянном свете Сайно видит лучше. Это как разница между сумерками и глубокой ночью. И если в сумерках кажется, что зрение резко начинает садится и перестаёт фокусироваться, то ночью возвращается острота, при которой можно свет спички вдалеке разглядеть. Говорят, что глаз человека может разглядеть свет спички по прямой в несколько километров. Сайно это не проверял, просто он знает, как ему комфортнее, только и всего. Тоннель искусственного происхождения действительно намного чище, чем тот, в котором проложена основная ветка путей. Здесь тоже есть рельсы, но по ним видно, что они проведены для чего-то другого, менее громоздкого, чем вагоны. Ближе к стенкам теперь можно точно разглядеть и кое-какую простую мебель, и попытки построить хибары — хотя, казалось бы, зачем дома под землёй? Ответ на вопрос, возникает сам собой: потому что несмотря на свою стайную природу, человек подсознательно нуждается в уединении. Как бы близко человек не знал тех, с кем вынужден соседствовать на протяжении долгого времени, он всё равно будет искать свой угол, где сможет побыть только с собой. Ну или с ограниченным кругом близких, способных взаимно восстанавливать ментальный резерв. Ещё одна станция-призрак [запаянная, как консервная банка, без выхода наружу], вызывает больше вопросов, чем даёт ответов. Сайно ведёт головой, осматривается напряжённо. Он, наконец, узнал руду, которой были наполнены встречающиеся изредка вагонетки. Сложно вообще-то не узнать, когда видишь каждый день, пусть и не в такой концентрации. Сайно сжимает пальцы левой руки. Разжимает. Теперь становится ясно и предназначение диодов в профилях стен, тех самых, которые то почти что гаснут, то разгораются так, что глазам больно. — Излучение не опасно будет за то время, которое мы тут проведём. Разве что небольшое недомогание в последующие дни, — тихо говорит Коллеи. Она знакома как никто другой с этой рудой. Нагадус. Говорят, раньше считали, что излучение именно этой руды вызывает болезнь. — Эти… жилы. Весь этот нагадус, — аль-Хайтам поводит рукой, как будто показывая на то, о чём говорит. — Тянется от самой пятой зоны и, вот, включительно по вторую. Тянется ли аж до самого центра? Чёрт бы знал. Но если да, то Азар там должен был всё буквально вылизать, чтобы и грамма не оставить. Сайно думает: может быть капсула на миллиард лет — это чья-то благодарность за нагадус? За жалкие крохи, которые Азар ссыпал с барского плеча. Или не только за нагадус. Не важно, откуда это время, главное, что его можно забрать в качестве компенсации за всё. И раздать действительно нуждающимся людям. Когда генерал Махаматра стал рассуждать как пустынник? Он переводит взгляд на аль-Хайтама и улыбается уголком губ. Ладно, на этот вопрос не нужен ответ. — Предполагаю, что Азар отгрохал себе резиденцию во второй зоне, потому что знает, что здесь нагадус… и хочет законными и не очень законными методами отхватить себе хотя бы часть. Сайно жмёт плечами. Шаткое, но предположение. — Бункер под резиденцией тогда тоже имеет смысл. Всё-таки один из самых драгоценных камней. И тем больше причин наконец-то похоронить Азара под обломками его собственной резиденции. И щупальца гаду тоже придавить, все и разом. Большая часть его подручных всё равно сидит в Академии, так что придётся разбираться со всеми одним махом. Выглядит, как задача не из простых, но, по крайней мере, не невыполнимой. А переливающийся в стенах и под потолком нагадус и правда выглядит опасно красиво.