Терапия отчаянья

      Кухня у Юры была светлой, но не слепящей, слегка желтоватой из-за включенного режима подсветки у навесных шкафов кухонного гарнитура. Стол большой и овальный совсем не походил на тот, что был у Миши в квартире. Тот был обычный, квадратный, просто чтобы поесть и все, ни о каких душевных разговорах и речи не шло, хотя главное компания, с хорошим человеком где угодно разговоришься. — Если темно, то включи свет, ладно? — И верно, Брагин люстру не включил, а на улице уже темень кромешный, поздно же, но с этого полумрака комнаты так вело, слишком уютно, — садись где удобно.       Миша аккуратно отодвинул массивный стул, стараясь издавать как можно меньше скрежета о плитку. Полковник достал из микроволновки тарелку с едой, ставя ее напротив Рикошета. — А…       Полковник оборвал его, наливая в чашку кипятка. — Не хочу, поздно уже, — заметив, что Шибанов думал что-то возразить, он на секунду стал серьезней, — А ты только попробуй отказаться, знаю я эти изоляторы. Поэтому пока не поешь, никуда не пойдешь, — Юра отодвинул стул рядом с Мишиным, — посижу тут с тобой, чай попью.       Рикошет спорить не стал, просто кивнув. Ему приятная Юрина забота, было в этом что-то домашнее, родное. Видимо, учуяв запах чего-то вкусненького, Айва расслабленно вошла в кухню. У Брагина настроение хорошее, значит ей могло что-то обломиться с хозяйского стола. Он заметил это, поощряюще гладя собаку, лоснящуюся к коленям. — Клянчит?       Миша беззлобно усмехнулся тому, как Юра ласково смотрел на нее. И это — «гроза всех оперативников» — старший следователь по особо важным делам полковник Юрий Брагин? Сейчас он меньше всего походил на эту сторону своей личности. Он с ней так заботлив, нежен, даже невероятно… Как человек менялся, приходя с работы домой. Это поражало. — Да держи, держи, — он дал ей кусочек запеченного мяса, — но больше не дам, а то от Леры вместе по шеям получим. — От Леры? — В груди появилось подобие ревности, хотя умом он понимал, что не имел на нее права, Юра свободный человек, а сам Миша ему никто, — подруга? — Да, — как бы Шибанов не пытался скрыть свои эмоции, Юра их заметил, но не осуждал или винил, — просто она топит за здоровое питание для собак и прочих домашних зверюшек, так что Айве не особо такое можно. Но ты посмотри на нее, — Айва смотрела на них взглядом вечно голодного страдальца, — не могу ей отказать, — Рикошет ломался спросить про статус их отношений с этой Лерой, но молчал, потому что слишком странно и откровенно палевно, полковник все понял и продолжил сам, — Она всегда была такой упертой, сколько я знаю, а знаю давно. Мы выросли вместе, родители даже думали, что мы в один день поженимся. Но, как видишь, не сложилось. С такой работой, как у меня, вообще сложно в отношениях, мало кто вытерпит вечную нервотрепку, разъезды, — Миша понимающе кивнул, по тем же причинам он не имел отношений дольше связи на одну ночь, — во-от, плюс я вообще не встречал хоть одного человека, чтобы я подумал связать с ним свою жизнь, не говоря уже, чтоб это была конкретно женщина. — Понятно…       Собака тявкнула, требуя добавки, но, под строгое «все», сдалась. — Я, конечно, не прям повар, но, надеюсь, тебе понравится.       Миша расслабленно кивнул, все обдумывая Юрино откровение и те эмоции, что бушевали в груди. Сначала это была ревность, тут без сюрпризов. Но имел ли он на это право? Юра ему ни чем не обязан, то есть его ревность — только его проблема. Но неужели она так заметна? Просто почему тогда Юра объяснил их тонкости общения с Лерой? Потому что все увидел? Потому что все заметил? Или потому что сам захотел все рассказать? Эта неясность изводила. — Чай будешь? — Давай. Спасибо, Юр.

***

      Ночь на удивление прошла спокойно и как-то быстро, хотя это может быть просто из-за тяжелого и слишком длинного дня. Или потому что факт нахождения Юры рядом успокаивал, убивал тревогу. Мише казалось, что, как только он коснулся щекой подушки, то просто сразу отключился. Впервые за много лет Рикошета не мучали тяжелые мысли, он даже не думал о приятных моментах в прошлом. Потому что общение с Юрой — одна большая до невозможного приятная история из настоящего и в, с какой-то долей вероятности, будущего. Да, пусть он и не отказывался от идеи попрепятствовать Юриному прочтению записки, он не отрекался от своих чувств. Просто теперь хотелось сказать все лично, глаза в глаза, держа за руку. И он скажет, обязательно.       Утром Шибанов проснулся рано, но просто выспался. Когда он окончательно проснулся, умылся и вообще пришел в себя со сна, время едва перевалило за семь утра. Видимо, услышав шорохи, Айва вышла из Юриной спальни, где располагалась ее лежанка, и увлеченно смотрела на Мишу. Взяв из прихожей поводок, он вышел с ней на улицу.       Петляя по улочкам в парке у дома, он думал о том, что будет дальше. Да, сам он отказался от дела, и Семенов точно это знал, возможно, еще с той погони. Но это не значит, что Эмиль не нашел нового человека для этого. Отягощало ситуацию то, что Юра совсем скоро вернется на работу, вернется в эту среду, снова будет в опасности, а Миши не будет рядом. Это пугало. Просто сейчас, пока с его делом не будет все более менее ясно, Рикошету не стоит разгуливать где попало. Но сам Шибанов думал, что ему не стоит разгуливать где попало с Юрой. Вот такой парадокс. Юре не стоит находиться в одиночестве, но и с Рикошетом нельзя, и без него ведь тоже нельзя. Миша невольно представил, что бы произошло, если бы он не оказался рядом с Юрой, если бы он отказался от заказа. Его же просто убили бы. Грохнули, как собаку подзаборную. Но он сразу же был выведен из оцепенения Айвой, утягивающей куда-то в сторону от тропинки.       Когда они вернулись домой, время уже приблизилось к началу девятого, а Брагин еще спал. Пройдя на кухню, Шибанов открыл холодильник. Самому есть не особо хотелось, но он сразу подумал о Юре. Брагин не похож на человека, уделяющего достаточно внимания питанию, особенно завтракам. Вот ради него можно было и похозяйничать на кухне. Главное не разбудить его раньше времени. Чтобы Айва не смотрела на него голодным взглядом, первым делом Рикошет покормил ее.       Как бы Миша не старался быть тише, чтоб полковник поспал нормально, Юра пришел на кухню через полчаса, тихо открывая дверь. — Доброе утро, — он положил ладонь на Мишино плечо, — давно не спишь?       Вопрос глупый, но он был списан на заспанное сознание. Учитывая, что Шибанов и сам проснулся, и с собакой погулял, и сырников на завтрак приготовил, понятно, что он не сорок минут назад встал. Улыбнувшись этому жесту, Рикошет выключил плиту и развернулся лицом к собеседнику. — Ну часа два назад проснулся. Садись, я сейчас закончу, завтракать будем, — он поставил на стол две тарелки, — я тут немного порялся, ты не против, я надеюсь. — Нет, конечно, я бы сам никогда ничего такого не сделал. И Айва вон довольная какая сидит.       Шибанов рассказал, что погулял с ней и даже уже покормил. На это Юра его поблагодарил, подмечая, что Миша прекрасно готовит. Вообще, Миша уже и не помнил, когда научился готовить, так давно было. Началось все еще в первых «командировках», когда не стоило светить рожей в кафе и ресторанах. Ну так и осталось. Приятно, что Юре нравилось, это многое значило для него. Брагин впустил его в свой дом, в свою жизнь. И ничего не трабовал взамен. Это поражало доверием. Так не бывает просто. — А ты не боишься, Юр?       Вопрос глупый и сколько-то резкий, но ответ слишком важен и нужен для Миши. Если Юра его боится, нужно всеми способами показать ему, что он может верить ему, Мише. Только сможет ли Рикошет уверить в этом Брагина, если он сам шарахается своего прошлого, карьеры киллера. А полковник просто улыбнулся, словно не видел в этом ничего такого. — Ты о чем? — Ну… ты же ничего обо мне не знаешь… — Почему же ничего? — Он улыбался так чисто-чисто, — ты сам много о себе рассказывал… — Но это не то… — А по-моему то. Ну, если ты хочешь, можешь еще что-то рассказать.       Брагин так же заботливо смотрел на собеседника. Конечно, он сразу же понял о чем говорил Рикошет. Но не мог же он просто сказать, что он не боится того, что Миша был нанят его убить, что его не пугает его прошлое. Да, хотелось, но не мог, это бы потревожило какие-то внутренние Мишины страхи и переживания, о которых Юра пока имел только смутные представления. Тем не менее он хотел бы знать о них больше. Поэтому терпеливо ждал, когда Рикошет сам решит все рассказать. А сам Рикошет молчал, так его поразило Юрино «если хочешь». Просто не то, чтобы в последние годы у него был такой выбор. Если он хотел рассказать, то не было ни нужного человека, ни возможности или доверия. А, когда на него выходило следствие, то не спрашивали «хочу-не хочу», они требовали, и им было все равно на его чувства, только факты. Но это их работа. Миша не мог их винить в этой сухости. А сейчас Юра интересовался не с профессиональной черствостью, а просто, как мог любой человек. — Нет, ты не думай, — начал Брагин осторожно, словно отменив крайнюю фразу, — я тебе верю, я не прошу от тебя каких-то откровений, потому что я верю тебе и без всяких признаний, Миш. — Юр, — слова тяжелые кое-как собирались в предложение, — я хотел бы все тебе рассказать, хочу. Но не сейчас. Тебе это не нужно, поверь. Пока все не устаканится, знать что-то такое тебе просто опасно.       В сознании мрачной каруселью закрутили картинки убитых им людей. Среди них должен был оказаться и Юра. Но не оказался. «И не окажется»       В коридоре залаяла Айва, видимо, услышав шорохи на лестничной клетке. Разговор свернул в другое русло, более приятное и спокойное. Юра рассказал, что Айва сложно принимает людей, а Мишу сразу «пустила в стаю». Подобное приятно удивиляо Шибанова, думалось, если Юрина собака хорошо к нему относилось, Юра тоже будет, вопрос только во времени. И это стоит всех свеч. Для Миши да