Терапия отчаянья

      Посреди разговора в спальне зазвонил телефон. Миша был ближе, поэтому, несмотря на возражения, он пошел за ним в комнату. Юра выглядел слишком устала, хоть и проснулся недавно, это была другая усталость, хроническая. Так-то принести телефон это сущая малость, но Рикошету не сложно, а полковнику сколько-то да легче.       Правда звонок прервался, когда Шибанов только показался в дверном проеме. Если он уже пришел, было решено, что нужно найти телефон, вдруг там что-то важное. Первым вариантом, где он мог находиться, это тумбочка. Но там не было ничего. Взгляд зацепился за рабочий стол, где как раз бликовал на солнечном свету телефон. Миша хотел его взять и вернуться на кухню, но почему-то решил изучить лежавшие там бумаги.       Да, толком ничего интересного там не было, печатные листы с какими-то данными, схемы дел, начерченные ручкой, все ожидаемо. Шибанов не сразу заметил, что какие-то бумаги лежали под стеклом, визитки, адреса, номера, выписки — все, что могло быть хоть сколько-то долгоиграюще в работе. И среди всего этого он выцепил знакомые строчки. Это его записка. Та самая. Ту, которую Юра не должен был читать. А он прочел и даже сохранил. — Миш?       Видимо он так долго пробыл в комнате, что Брагин принял решение пойти за ним. — Ты прочел его?       Это было сказано без наезда или чего-то подобного, но Юра почему-то почувствовал себя виновато. Да, он обмолвился об этом тогда, в ресторане. Но это совсем не то, чтобы прямым текстом заявить, что он знает о его чувствах. А Мишиных глазах читалось отчаяние и тревога, полковник сразу же это заметил, подходя ближе, совсем осторожно, чтоб не напугать. — Да… еще в тот день, когда тебя задержали, вечером. — Ну, — пару раз выдохнув, Миша принял неотвратимость их разговора, поэтому продолжил уже спокойней, даже как-то с веселым безразличием. — А хорошо. В конце концов это было написано, чтобы ты прочел. — Миш, я должен, — Юра осторожно поднял ладонь, не до конца разгибая пальцы, но фраза была оборвана слишком спокойным высказыванием. — Ты не должен ничего мне объяснять, Юр. Это я дурак, — он почему-то рассмеялся, — моя любовь тебе же совсем ни к чему, я понимаю. Ты не думай, это не обязывает тебя к каким-то ответным чувствам, — когда Миша принял свою любовь, он сразу же осознал одну простую истину — «их» не будет, потому что Юра достоин лучшего. — Не говори так! Я знал все с самого начала, и я это ценю. Ты мне важен, Миш. Да, я этого не говорю, но ты в этом не виноват… Это вообще не из-за нас, просто, — он замялся, подбирая слова, — сейчас проверка на проверке, а я не хочу, чтоб меня отстранили от твоего дела, я же тогда ничего не смогу сделать, а я должен.       Миша молчал, пульс отдавал покалыванием в пальцах. Он не мог долго смотреть на Брагина, слишком тяжело, но и слишком притягательно. Взгляд просто бегал от Юры к стене и обратно. Полковник это заметил, подходя еще ближе. В один момент все стало слишком непонятно.       Если Юра все знал, то почему он еще с ним? Зачем так заботился, оберегал? Он впустил его в свою жизнь и не требовал чего-то в ответ. Шибанову хотелось исчезнуть, но и остаться здесь, рядом, с Юрой тоже хотелось. Ситуация казалось такой глупой и безвыходной одновременно. Полковник подошел ближе, осторожно касаясь кончиками пальцев Мишиной ладони. — Я люблю тебя, Юр…       «Если любишь человека, то скажи ему об этом». Рикошет наконец-то сказал, и стало легче, словно он приговоренный, попавший на бал вместо казни. Потому что Юра не оттолкнул и даже улыбался так покровительственно, чисто. Миша пристально смотрел на то, как тонкие пальцы обхватили его руку, было в этом что-то завораживающее, магнетическое. Брагин склонил голову так, чтобы у Рикошета не было возможности отвести взгляд. — Я знаю, Миш, — чувство вины закопошилось клубком мелких змеенышей в животе, — Но не сейчас, прости, — Рикошет силился уйти, но сбежать от пронзительного серо-зеленого взгляда не мог, — Это не «нет», Миш. — Но это и не «да», — это было сказано так пессимистично, словно он сам ушел с бала обратно на казнь. — Это просто не «нет». Я готов… я хочу это с тобой обсудить, но… не могу… не сейчас. Это не из-за тебя или меня. Просто… не сейчас. — Я тебя понял.       Юра смотрел так искренне и чисто, что Миша невольно приподнял уголки губ. Юре хотелось верить. И Миша верил. Рикошет прикусил щеку с внутренней стороны, чтобы не посыпаться от бушевавших эмоций, когда полковник все-таки обнял его, прижимая ближе. Да, что-то не везет им с объятиями, Миша в них чуть не плакал от ощущений и эмоций, а Юра каждый раз все понимал без слов, успокаивал, вроде и все хорошо, но со вкусом отчаянья — Пойми меня правильно, Миш. Я не хочу, — пауза в этом месте убивала, — я не хочу рушить то, что между нами.       Шибанов молчал, надеясь, что он все понял правильно. Добивал страх собственного внушения Юриной взаимности. «Это не «нет»…". Это не значит «да», но это лучше, чем резкий отказ. Наверное. Да, возможно, он сам оттягивал, цепляясь за любой шанс. Но не мог он отказаться от Юры, это больней, чем жить в неизвестности.       Юрины слова крутились на подкорке. А что между ними? Они доверяли друг другу, они важны друг для друга, но что-то было прозрачной стеной между ними. Какая-то последняя глупость. — Я тоже не хочу… Прости, Юр… — Ты ни в чем не виноват.       Они еще долго молчали, не видя необходимости в словах. Чувство вины уже не душило, оно просто было. Но чужие руки ощущались так тепло, а тревога казалось такой ненужной. Отпускать друг друга не хотелось, но это было необходимо. Юра так же плавно выпустил его из плена рук, все еще держа Мишины ладони, уже смелей, чем некоторое время назад. — Юр, просмотри, кто звонил, вдруг что важное… — Да ладно… у меня выходной.       Миша улыбнулся то ли теплоте Юриного тона, то ли каким-то своим мыслям. Хоть ясного ответа на свое признание он не получил, что-то подсказывало, что это вопрос времени. Только сейчас краем глаза Шибанов заметил, что заскучавшая Айва пристроилась на лежанке, играясь с тканевым канатом. Невольно Рикошет задумался о том, что сейчас он был ближе всего к тем светлым и теплым детским ощущениям семьи, и почему-то ему казалось, что Юра чувствовал то же самое.

***

      Несколько дней прошли в неприятном предвкушении Юриного возвращения на работу. К тому разговору никто не желал возвращаться, словно ожидая какого-то пинка от жизни. С удивлением для себя самого Миша заметил, что его не тревожило Юрино молчание, не было мук совести из-за его, возможно поспешного признания.       Утром Рикошет даже не услышал, как Юра выходил погулять с Айвой и вернулся, чтоб переодеться.

***

      Свернув в переулок парка, Брагин спустил собаку с поводка, явно ожидая кого-то. Не особо наблюдая за тем, как Айва валялась в сырой от ночного дождя траве, он думал, как в паре слов выразить все, что бушевало в душе. Ну не мог он сам с этим справиться, посторонних посвящать не хотелось. Но это же Лера, она не чужая. Ему слишком нужен совет и слишком не хотелось объяснять всю ситуацию. А Лера не будет в душу лезть, знают, плавали       — Айва! — Юра окрикнул собаку, когда та кинулась к подходящей девушке. — Привет-привет, — она взъерошила чуть мокрую шерсть, не оттягивая от джинсов, и кивнула. — И тебе привет, Юр. Что случилось? Ты просто так резко написал, я даже испугалась.       И только сейчас Брагин полностью осознал, что написал Лере по сути ночью, а содержание сообщения было немного но тревожным. «Лер, нам срочно нужно поговорить. Мы можем встретиться утром?». Да, видимо его так резко накрыло полное осознание Мишиного признания, что это вылилось в текст. — Да так, — Юра отвел взгляд, подбирая нужные слова, чтобы самому в этом не увязнуть и объяснить все понятно, — влюбиться в того, кто должен был тебя убить это слишком глупо и стереотипно? — Брагин, ты ебанулся? — Она даже как-то усмехнулааь, видимо, не слишком серьезно отнесясь к вопросу, но потом с каким-то пренебрежением вскинула брови, — Что прости?       Он молчал какое-то время, думая о том, в какой момент его жизнь свернула в это русло. Да, он уже не хотел возвращения к прошлым устоям, но сам факт. Лера взяла его под руку, уводя в сторону лавочки. — Так, давай рассказывай по порядку. Во что ты вляпался? — Это не так уж и важно, что было то было… — Юра! — Ее голос звучал хоть и с долей насмешки, но серьезно. — Что «Юра»? Не знаю я, как объяснить. Ну вот есть в нем что-то… особенное что ли? И не могу я от этого отказаться. — Ага-а… в нем, запомним… — она забрала у Айвы мячик, кинула куда-то в даль, — Продолжай. — А что продолжать? Его пытались убить, меня пытались убить. Теперь с этим работают нужные люди… Короче, в моменте стремно, но история интересная. — Тогда я не понимаю… Он пытался тебя убить? — Да нет же! — Юра посмотрел на нее, как ребенок, чей увлеченный рассказ не слушали, — он наоборот меня спас… или я… или он помог… Сложно все, Лер, очень.       Она молчала со слишком увлеченным видом, словно смакуя каждое Юрино слова. А он говорил, много говорил, правда, с перебоями и паузами. Стараясь не вдаваться в подробности, чтобы никак и ни в коем случае не вовлечь в это девушку, он больше говорил о Мише, о том, какой он. Какой он человек, а не киллер. — Он… ну как сказать? Он интересный… необычный, честный. Взгляд у него глубокий, сначала казался холодным, но на самом деле совсем наоборот. — У-у, брат… Ну что сказать? — Лера шутливо толкнула его в плечо, — Чувствую вляпался ты знатно. Неужто так в душу запал? Просто обычно ты ни о ком так не говоришь, с чего бы сейчас? — Он любит меня, Лер… — Да ладно? А ты что? — Заметив молчание в ответ, она перезадала вопрос сколько-то понятней, — то есть, что ты ответил? Ты-то его любишь?       Брагин молчал, думая над ответом. Все казалось таким сложным и таким простым одновременно. Миша ему дорог. Миша ему важен и несомненно его признание многое значило. И при других условиях он с легкостью описал бы Рикошету свои эмоции и чувства, но сейчас подобное табуировано. Если о них узнает следственный, то Юру просто выпрут из этого дела, и он никак не сможет помочь Мише обрубить мосты с прошлым. Еще и Семенов наверняка не закрыл охоту на Брагина, такие, как он, не останавливаются. Нужно время. Лера трактовала это как «да». — Ладно, потом расскажешь, если захочешь. А вообще, как жизнь. Как родители? Все хорошо? — Да нормально все. Вадим иногда увольнением угрожает, все как обычно. Папа лекции читает в академии, мама тоже еще работает. — Ну и хорошо, — она погладила сидевшую рядом Айву, глянув на часы, — А мне уже и пора, извини. Но мне все еще интересно продолжение всей этой истории, расскажешь потом, хорошо? — Посмотрим, — он улыбнулся, — ты тогда звони, вдруг что.       Они попрощались, и каждый ушел в свою сторону.

***

      Приехав на работу, Брагин не сразу влился в процесс, никак не мог настроиться на что-либо. Все так или иначе сводилось к вопросу Миши. Тем не менее кое-как оградившись от посторонних мыслей, первым делом Юра решил освежить в памяти производства, из-за всей этой нервотрепки рабочие моменты просто вылетели из головы. На пролистывании очередного дела в кабинет зашел Вадим. — Здравствуй. Как ты? Все нормально? Как Миша?       Брагин улыбнулся тому, что Вадим спросил не только про него самого, но и про Рикошета. — Да нормально все, — короткая пауза, как проверка необходимости продолжать, — Я вообще хотел поговорить с тобой. — Ну говори, — он даже как-то беззлобно усмехнулся. — Что там с делом Семенова?       Мальцев сначала даже опешил, а потом отвернулся, чтобы закрыть дверь. Юра внимательно вслушивался в каждое слово, но особенно в сознании отложилось «Нанял… Рикошет… Семенов… Осторожней…». Еще он сказал, что с Семеновым какой-то стабильно глухо, хотя роют много, как сквозь землю провалился. И это стало пинком что-то предпринять. Брагин решил сам порыться в этой теме, хотя бы чтобы хоть сколько-то была понятна их с Мишей перспектива. Вспомнилось, что Шибанов говорил о Фомичеве, поэтому полковник сразу же набрал номер знакомого из экономического, который вел дело Фомы, чтоб договориться о встрече с ним, он мог что-то знать о Семенове.

***

      В этой круговерти работа-дом-работа с единственной отдушиной — вечерними разговорами с Мишей — прошло еще несколько дней. По Семенову было глухо. Это напрягало, даже дома сложно отвлечься. Юра думал только о двух вещах — работа и Мишино признание. И одно цеплялось за другое, какой-то глупый цикл.       Даже сейчас, сидя в гостиной сложно было собраться. Шибанов так увлеченно о чем-то говорил, а Юра ни за одно слово ухватиться не мог. Тошно. — Юр?       Шибанов заметил некую заторможенность, в Юрином поведении, что-то точно было не так, как минимум в плане самочувствия. Он очень медленно реагировал на все, что говорил Миша, и это странно. Это на него не похоже, с того момента, как Рикошет стал жить здесь, с ним, обмены историями из жизни стали традицией, Мише было с каждым разом все легче, а для Юры это был повод узнать его получше, показать свое доверие. Но сейчас он стабильно тормозил, немного раскинувшись в кресле. И Шибанова это беспокоило. — Юра?       Он придвинулся в Юрину сторону, оперевшись локтями о колени. Конечно, это могла быть и банальная усталось, потому что после внепланового отпуска он только вот вышел на работу, а уже брал сверхурочку. Рикошет пытался как-то на него повлиять, показать, что слишком резкие нагрузки к добру не приводят, но Брагин же упертый, дома почти не появлялся, все четыре дня на работе. Миша сразу понял, что его доводы будут пропущены мимо ушей, поэтому терпеливо ждал его дома вместе с Айвой, все так же причитая про необходимость отдыха. Но сейчас было что-то не то, не сонливость, а какая-то вялость. — Юр, все хорошо? — Он положил ладонь на плечо, смотря в глаза, тревожится же, — Голова болит? Принести воды? — Не, все хорошо, не переживай. Просто устал, вот в ушах и гудит, — полковник осторожно коснулся Мишиных пальцев, слегка сжимая, — пойду полежу.       И по сути он не соврал, в голове звенело, все тело казалось тяжелее раз в пять. Он просто устал, Юра уверен в этом. Поэтому сейчас, он, хоть и немного покачиваясь, прошел к двери. — Юр, мне кажется, что ты врешь, — Миша встал с дивана, но не приблизился, просто сделав пару шагов в его сторону — Тебя шатает.       Гул в голове усилился, но полковник списал это на слишком сильную усталость. Однако, стоило ему опереться о дверной косяк, он слегка поморщился от ощущения, как противно ладонь скользила по угловатому краю. Может, умом он немного и понимал, что ему реально плохо, но все равно продолжил делать вид, что все нормально, как обычно. — Да в комнате душно, вот и кажется тебе всякое, окн-       Конец фразы уже сложно было разобрать, потому что Брагин слишком мямлил. Но он понял и, решив не спорить, он подошел к окну, открывая на проветривание. И в этот момент послышался глухой двухфазный удар. Он резко обернулся, надеясь, что его догадки это просто догадки.       Но это оказалась правда. Черт. Он сразу же почти подбежал, насколько это было реально в рамках одной комнаты, к лежавшему на полу Брагину. Чувствовал же, но ничего не сделал. От этого начало грызть чувство вины. Опять не успел, опоздал. Но Рикошет сразу запретил себе эти мысли. Сейчас не как тогда. С Юрой все будет хорошо, он позаботиться об этом. — Юра! — Да, звать его глупо, обморок по неясным пока причинам. На всякий пожарный, чтоб точно унять тревожность, он осторожно-осторожно коснулся пальцами шеи. Жив. Но сразу же Миша сам себя обматерил, потому что допустил мысль о подобном, — Юра!       Звать его бессмысленно, но это создавало иллюзию, что это чем-то помогало. Рикошет аккуратно сжал его плечо через тонкую ткань домашней рубашки. На шум прибежала Айва, сразу же обнюхивая бессознательное тело. Шибанов оттянул ее слишком резко, пытаясь привести Юру в чувства самым ожидаемым способом — легкая пощечина. — Фу… Прости, Юр, — слабый удар, — только попробуй еще раз так наплевательски относиться к своему здоровью, — еще один, — Только, сука, попробуй!       Волнуется. Потому что это Юра, Юра, за чью жизнь он теперь в ответе. Вообще, у него смена завтра утром, но Миша его на эту самую смену не отпустит, потому что «Брагин, ну серьезно, а если ты еще и там откинешься?» Рикошет так же держал за плечи, запрещая себе отойти от него, прекратить и ждать, когда он сам прийдет в себя. Нет, нельзя. — Юра!       Руки не слушались, похолодевшими пальцами он вцепился в мягкую ткань одежды. Сейчас он не может допустить, чтобы с Юрой что-то случилось, он не может его оставить, он сделает все для Юриного благополучия. Он и так слишком много терял. И сейчас, когда наконец-то приобрел, расставаться нельзя. Мише захотелось еще раз проверить пульс. Чертовы ассоциации. Когда у человека отрывается тромб, он может упасть и умереть так же резко. Но Юра же жив, все хорошо. Положив Юрину голову себе на колени, он терпеливо ждал, перебирая темные пряди. Да, Шибанов никогда не сталкивался с подобным, действовал почти интуитивно, но что-то подсказывало, что все становится лучше. Или ему просто кажется. Однако, на касания, Брагин отозвался сдавленным мычанием. У Миши даже от сердца отлегло. Все хорошо, все в порядке. «Все… Все хорошо…» — Миш?       Полковник попытался приподняться, но был остановлен Мишиными руками. Под настойчивое «полежи еще», Брагин приготовился слушать нотации. Но Миша молчал, явно о чем-то думая. Рядом пристроилась ранее оттянутая Айва, положила голову на Юру, немного сдавленно, замечая, что Рикошет не смотрел на нее, что он смотрел куда-то вдаль. — Все хорошо, Айя, не переживай, — он погладил ее по загривку, едва касаясь, — Испугалась, глупышка? Прости… — Миш, все нормально? — Брагин хотел встать, но пальцы в волосах ощущались слишком приятно, и тяжесть в теле не давила, а приятно сковывала, — Не пугай…       Шибанов посмотрел ему в глаза, стараясь хоть как-то успокоить. Ну не умел он словами, только действиями. Объятья, касания, поцелуи… Но сейчас так нельзя, Юра внятно не ответил на его признание, его слова можно по разному трактовать. Да, это странно, Брагин ему формально никто, а он вон как переживает, душу рвет. Но это не так уж и важно, главное, что полковник не оттолкнул. — Юра, ты, — непослушные слова кое-как собирались в подобие предложений, — ты даже не представляешь, как я испугался, — голос совсем без эмоций, но это показывало многое, из-за переживаний на злость и обиду сил уже не было, — Неужели нельзя ответственней относиться к своему состоянию? Не маленький же, серьезно… А вот так получается… — Ты правда так переживал?       Вопрос очень глупый, учитывая, что был вот только недавно. Мишино «люблю», Юрино «прости», все смешалось в одну большую кучу, ощущаемую пульсацией в кончиках пальцев. Брагин шумно выдохнул, прикрыв глаза, и слабо улыбнулся. — Правда, Юрочка, — он прикусил щеку с внутренней стороны. Дурак. Машинально же так обратился, не специально. — Прости, — он все-таки поднялся, сев на пол напротив Миши, и чисто смотрел в обеспокоенные голубые глаза, — не думал, что все настолько серьезно, — это касается здоровья, но Рикошет понял это по своему, — все уже хорошо… Веришь?       Полковник приветливо раскрыл руки в объятиях, а Миша осторожно потянулся ближе. Конечно он верил, от Юры он верил всему. Боязливо уткнувшись лбом в плечо, он приятно почувствовал чуть прохладные руки на своей спине, обнял в ответ. — Верю. Ты же знаешь. — Знаю… Я знаю, Миша.       И все тревоги словно исчезли. Умел Юра забрать все страхи и волнения, окружить спокойствием и полной безмятежностью. Брагин не отталкивал, значит у «них» есть будущее. От осознания этого резко стало слишком хорошо, хотелось расплыться в этих ощущениях. Да, на душе еще скапливался осадок непрошенных неприятных воспоминаний, но до него уже не было никакого дела.       До этого они обнимались раза три, и они были такими судорожными, сдавленными, отчаянными. Тогда, в кабинете, они были полны черной кипящей боли и страха, но в них было только тепла. А потом, на улице у машины, все было совсем иначе, так тепло, по домашнему, лучше всего на свете. Третьи вспоминать не хотелось, слишком противоречиво. Сейчас же… словно все вместе и в три раза больше. И это ощущалось так правильно. — Спасибо, что ты со мной, Миш… Это многое для меня значит…       Хотелось ответить, что-то в духе «Знал бы ты, сколько это для меня значит», но Миша молчал. А Юра не спрашивал, гладя по широкой спине. — Миш, а заваришь тот чай, вкусный, с ягодами? — Шибанов промычал что-то в знак согласия, слабо улыбаясь, — Спасибо.