Терапия отчаянья

— Юр…       Шибанов замер, наблюдая, как полковник приблизился, немигающим взглядом изучая застывшее удивление. Юрина ладонь легла на резко похолодевшую коленку Рикошета. Он точно сошел с ума, другого объяснения тому, что Брагин сейчас здесь, с ним, еще и так близко нет. Однозначно близко. Решив скинуть ситуацию на влияние алкоголя, хотя оба по сути не пили практически, Миша позволил ему приблизиться. — Да? — следователь провел носом вдоль скулы почти касаясь, держа никчемную дистанцию в миллиметр или даже меньше, — Прости, — шепот бросал в дрожь обоих, — ты против?       Брагин плавно повернулся, задев самым кончиком носа щеку, и заглянул в глаза напротив, словно выискивал там ответ. Конечно, ему стоило дать заднюю и оставить затею до лучших времен, но Миша сейчас такой открытый, его хотелось прижать к себе и окружить заботой и любовью. Чистой и искренней любовью. Он это заслужил, ему это нужно, Юра видел это в его глазах. Но ждал, терпеливо ждал ответа или хоть какого-то жеста. Иначе нельзя, иначе он станет последней сволочью. А Шибанов так же ждал, прислушивался к себе, к шороху их дыхания. Юра ему дорог, это факт, уже даже аксиома. Он чувствует, что Брагин испытывает к нему что-то такое же, теплое, обволакивающее приятным коконом. Или он себе это придумал, внушил. Внутри разгоралось ощущение не обычной привязанности, это выше, это ценней. Он Юру любит, в последние недели он четко это осознал, особенно, когда полковник смотрел на него не так, как все обычно смотрели, со страхом, отвращением. Юра смотрел на него с уважением, он видел в нем человека, он не видел вместо него обычную вереницу убитых людей, он видел в нем его настоящего. И это располагало. Он нехотя выплыл из этих раздумий, заметив, что Брагин все еще ждал ответа, так же снисходительно держа руку на чужом бедре. Миша коротко кивнул, улыбаясь, он верит Юре, да, немного страшно, но мизерная доза алкоголя создавала иллюзию чрезмерной уверенности. Брагин вновь приблизился к чужому лицу, касаясь губами, шепча все, что хоть как-то могло выразить накопившиеся эмоции и чувства. — Я люблю тебя, — на выдохе осторожно бросил полковник, ощущая, как Мишин пульс участился, — ты мне очень дорог, Миш, — то, как Юра произнес настоящее имя, вызвало приятную дрожь, — мне стоило сказать это раньше, теперь я это понял…       Шибанов первый потянулся за поцелуем, буквально тая от ощущения Юриных пальцев на щеке. Это слишком правильно, и ему это слишком нравилось. Брагин целовал трепетно, словно боясь спугнуть, осторожно поглаживая расслабленную щеку. Это вызывало внутренний тремор у обоих. — Юр, — Шибанов сжал чужую руку, лежащую на бедре, — я, — слова просто ускользали, но в конечном счете то самое предложение составилось, — я тоже тебя люблю… ты даже не представляешь насколько сильно…       Полковник приятно вслушивался в эти слова, уповая на это признание. Это их первое " я люблю тебя», и это так много значит для них. Брагин запустил пальцы в отросшие волосы, поражаясь тому, какой Миша разнеженный с ним, какой доверяющий. Так же приятно замечая, как Шибанов не просто не отстранился, а наоборот прижимался, сокращая расстояние до нуля, до отрицательных единиц, Юра поцеловал напористей, запустил пальцы под футболку, что бессмысленной растянутой тряпкой обтягивала грузные плечи, чувствуя жар тела напротив, что никак не контрастировал с собственными руками, такими же обжигающими. Еще пару часов назад Шибанов был таким далеким, недосягаемым, а сейчас он здесь, отвечает на каждое движение рваным дыханьем и дрожащими веками. Схватив в порыве ладонь Рикошета, Юра приложил ее к своей груди в области сердца. — Чувствуешь, как бьется? — Д-да, — словно в подтверждение он кивнул, не найдя сил отвести взгляд с серых глаз. — Только для тебя так бьется. Ты невероятный, совершенный, я никогда не испытывал чего-то подобного этим чувствам к тебе, — подняв ладонь до лица, он поцеловал так невинно, вдыхая запах начищенного оружия, — это — за то, что напугал, — губы переместились к плечу, задирая рукав, — это — за то, что наговорил мне тогда про сдачу, — новый поцелуй в зоне шеи, — это — за то, что молчал о своих переживаниях. А это, потому что я люблю тебя, — он накрыл Мишины губы своими, чуя ответную инициативу. — Юра, ты… — Считай, что я предлагаю тебе отношения, — оба на секунду замерли, слыша, как фраза отразилась от стен, — и я буду рядом, пока ты их не отвергнешь, если позволишь…       Два сердца одновременно пропустили удар. Миша давно влюбился, хотя и до последнего отрицал это. Он думал о Юре каждую минуту, абсолютно каждую, думал о том, что делает Юра, когда они порознь. Думал, как Юра работает, он серьезен, сидит за столом, листая папки с делами, слегка сводит брови, хрумясь с какой-то сложности в следствии, он точно крутит пальцами ручку, пока изучает допрос. Думал, как жил Юра до их встречи, нет, Брагин говорил, что много работал, хотя и сейчас так, но все же. Рикошет представлял его, гулящим в парке среди аккуратных деревьев и тропинок, представлял его, пьющим кофе из ближайшей заправки по пути на работу. В его мыслях он достраивал любые пробелы в общении. Вот он завтракает, вот — одевается, едет на работу, едет с работы, моется, спит. В его сознании было все, что могло хоть как-то касаться Юры. Он давно поселился в его голове, буквально, прописался там. Он стал всеми его мыслями. Он стал жизнью, смыслом. Он влюбился с первого дня, когда только увидел его, для него он стал всем, и больше всего на свете ему хотелось дарить Юре те же эмоции, чтобы хоть как-то показать ему все свои чувства. Ну не умел Миша словами, жизнь обделила, не научился. Но когда-нибудь Шибанов объяснит полковнику абсолютно все свои эмоции словами, а пока он просто притянул его для поцелуя, осторожно-осторожно касаясь пальцами плеч. — Это «да»?       Конечно, Брагину приятна такая реакция, но сейчас важней согласие, не немое, настоящее, словами. Действия важны, но хотя бы две буквы важней всего на свете в эти секунды, что оба молчали. — Это «да», Юр, — он позволил тонким пальцам вновь пролезть под футболку, — С тобой на все «да».       Хотелось сократить расстояние еще больше, прижать ближе, хотя уже казалось, что ближе некуда, по сравнению с ними час назад, они уже слишком близко. Когда Брагин попытался снять чужую футболку, раздался противный скрежет ножки стула о плитку на полу. — Не здесь…       Брагин встал и ушел в коридор, уволакивая за собой Мишу, пару раз прижав его к стене для поцелуя. Рикошет отвечал на каждое действие, подавался ближе, доверяя Юриным рукам. А эти самые руки оглаживали тело, задирая футболку, которую все никак не удавалось снять, пока их обладатель смотрел в те самые глаза.       Брагин касался губами осторожно, расширяя площадь соприкосновения буквально по миллиметру. Миша сжимал пальцами плечи, позволяя делать все. Правда стащить одежду не позволял. Юра же такой красивый, совершенный, его тело словно из мрамора выточено. А Рикошет, он… весь какой-то помятый, побитый, со сколами и шрамами от старых ранений по молодости. По началу опыта было мало, поэтому часто попадал в какие-то передряги, ранения так-то были несерьезными, но, из-за отсутствия возможности обратиться за квалифицированной помощью, они затянулись кое-как, оставив ужасные, как он считал, следы.       Юра осторожно повалил на кровать, позволяя лечь удобней, и снова потянулся к вороту футболки, руки под ткань запустил, оттягивая вверх. И Шибанову это нравилось, душно в одежде, но что-то мешало, что-то, пока непонятное, не давало совершить это. — Юр… — Да? Тебе что-то неприятно? Мне стоит остановиться?       Мише нравилось все происходящее, нравился Юра, внешне, внутренне, его забота, даже эти глупые вопросы. И он боялся напугать Брагина своим видом. А вдруг он увидит все это и все? Глупость, но вдруг. Но полковник так же настойчиво говорил какие-то бессмысленные, но искреннее нежности куда-то в область шеи. И с этого так вело. — Знал бы ты, как я переживал за тебя… Я как подумал, что больше тебя не увижу… весь мир рухнул просто… Я очень люблю тебя… Я уже не смогу без тебя, как приворожил просто…       А Миша правда мог приворожить, привязать к себе одним взглядом, невероятно проникновенным и обжигающим темно-голубым огнем. Но сейчас его глаза совершенно другие, но такие же располагающие, манящие, светлеющие очаровательным блеском. Особый шарм придавало дрожанье ресниц, хотя это и не позволяло сохранять долгий зрительный контакт. Юра целовал осторожно, но уверенно оглаживая тело под одеждой, пока Рикошет позволил себе расстегнуть Юрину рубашку, в которой он обычно ходил дома. Снисходительно улыбнувшись на этот жест, Брагин вновь потянулся стащить футболку, видел же, что Мише в ней не особо удобно. И на этот раз ему удалось это сделать, Шибанов отвел взгляд, чтобы, даже случайно, не посмотреть в серо-зеленые глаза. — Юр… — Ты красивый, очень…       Полковник на пару секунд залип на эти отметины старых ран, провел пальцами, почти не касаясь. А ведь он так долго думал, есть ли у него шрамы, какие они, от чего. В другой ситуации он бы спросил, интересно же, но сейчас только обрисовал эти замысловатые формы короткими поцелуями. — Ты очень красивый, просто невероятный, — он мягко развернул Мишино лицо, — самый красивый, — пальцы вновь огладили следы затянувшихся ранений, Юра заметил более яркий блеск чужих глаз, сейчас он особенно притягивал, — самое настоящее сокровище.       Ассоциация первая и, возможно, очень глупая, но после этих слов Миша не отвернулся, позволяя касаться себя. Это ощущалось так правильно, так естественно, обоих пьянило еще больше. Брагин касался трепетно, осторожно, а Рикошет поддавался, ластясь к теплым рукам, нежным и заботливым. С Юрой он согласен на все, абсолютно на все, поэтому сейчас он позволил взять над собой контроль, опустить руки ниже груди. Стоило полковнику провести пальцами по линии пресса, спускаясь к паху, Миша отозвался легкой дрожью и отвернулся, отводя глаза. — Не прячься от меня, — он провел большим пальцем по тазовой косточке, наклонившись к Мишиному лицу, — пожалуйста… я хочу видеть твои эмоции, понимать, что тебе нравится, — Шибанов вернулся в прежнее положение сам, смотря в серо-зеленые глаза, — вот так лучше…       Полковник коротко поцеловал в уголок губ, поощряя. Миша ему верил, и это возлагало приятный груз ответственности перед его доверием, он осторожно, но уже уверенней, положил теплые руки на Юрину спину, словно запрещая отстраняться, хотя подобных мыслей и не было. Брагин очертил пальцами резинку домашних штанов, спрашивая. Миша кивнул, все-таки прикрыв глаза. Юрины руки ощущались так правильно, пока стаскивали уже лишние элементы одежды, блуждая по телу. Каждое его касание отдавало электрическими разрядами. — Что ты…       Вопрос глупый, глупый своей риторичностью. С Юриных волос стекали редкие капли после душа, холодная вода приятно контрастировала с разгоряченным телом. Он прекратил оглаживать Мишины бедра, пристально смотря в голубые глаза. Через секунду Брагин наклонился к его лицу, опаляя дыханьем. — Какой ты красивый сейчас… по особенному, — слова такие невинные, а он руки все ниже и ниже спускал, — у тебя такие бездонные глаза… А теперь прости, если будет больно, — он надавил осторожно, как бы наощупь, — если ты скажешь остановиться, я остановлюсь, помни это… — Юра, — выдох сдавленный, но почти не болезненный, а взгляд такой прозрачный, на все согласный. — Знаю… я здесь, с тобой, — Брагин мацнул губами по шее и челюсти, успокаивая, — люблю тебя… Ты просто невероятный, — вроде все своим чередом, но он так же спонтанно остановился, — Мне продолжать? — заботливость Юриного тона поражала, видно же, что сам почти не соображает, но все равно волнуется о Мишином состоянии.       Рикошет не долго думал над вопросом, все и так понятно. От полковничьих ладоней разливался жар, приятно наполняющий все тело. И хотелось больше, определенно хотелось. Это, как с сильным наркотиком, после даже малой дозы уже не остановиться, вот и Миша не смог. Он только поддался ближе, поцеловал. — Даже не думай останавливаться, слышишь? — Слышу, сокровище, я тебя слышу, — Юра приятно ластился к Мишиным губам, наощупь шаря в ящике тумбочки, — люблю тебя.       Выдавив на пальцы достаточное количество смазки, Брагин вернулся к осторожному процессу растяжки. Непослушные руки оглаживали бедра, медленно проникали внутрь под аккомпанемент судорожных вдохов и выдохов. Оба уже и не соображали, залипая на тени друг друга в причудливом полумраке. Миша шумно сглотнул, завороженно наблюдая за тем, как полковник медленно стащил с себя домашнюю рубашку и откинул ее куда-то в угол на стул. Юра это заметил, приподняв уголок губ. До одури приятно осознавать, что эти невероятные и чистые голубые глаза смотрели с такой неподдельной любовью и откровенной жаждой. Только на него. — Ты как? — Брагин вновь склонился к чужому лицу, — Не молчи только… — Все хорошо, Юрочка… Только не останавливайся, — Рикошет неосознанно запрокинул голову чуть ли не до хруста, когда следователь добавил второй палец. — Не думай даже… — А я и не думал, — чистая ложь, но это и не важно, ничто уже не имеет значения.       Отвлекая от неприятных ощущений, Брагин опустился поцелуями к шее, ключицам, огладил сводобной рукой пах, чувствуя дрожь. Шибанов манил податливостью, искусанными губами, жаждой большего. И Юра хоть и оттянуто, но все же давал это «большее», изучая взглядом разгоряченное тело. Мягко, но при этом уверенно, он сильней согнул Мишину ногу в колене, направил куда-то в бок. Подбирая нужный угол, Брагин раз за разом вгонял пальцы и целовал, целовал, целовал. Без внимания не остался ни один сантиметр тела: скулы, шея, бьющую пульсом по бокам, мощные плечи, дрожащие ключицы, изрисованная шрамами грудь и ребра. Тело прогнулось неестественной дугой, метнувшись в резкой конвульсии, так, что полковнику больших усилий стоило не повторить манипуляции. Нашел. — Сделай, — он с трудом говорил хоть что-то, в груди все сжалось, разогнав сердце галопом, — сделай так… еще раз…       Это именно тот отклик, который Брагин и ждал. Он вновь склонился к шее, чувствуя нереальный жар от тела, и вновь он целовал, контролируя реакцию. — Ты точ-       Вопрос был прерван слишком резким, но приятным ответом и ощущением того, как, извиваясь и прижимаясь ближе, Миша сам пытался облегчить саднящее возбуждение. — Да! — кажется, что это даже отозвалось эхом в комнате, — только попробуй остановиться… Я… я с-сука… сам тебя трахну, если… если не про… должишь… Я…       Теперь Брагин оборвал его фразу, вызывая повтором действий клокочущий в груди стон. Такая реакция манила и располагала. То, как Миша сжимал в кулак простынь, как кусал губы в попытках сдерживать бьющие через край эмоции, как дрожал в уверенных руках, приятно пьянило, но и доводило. Прежде чем перейти к чему-то более серьезному, полковник раз за разом проникал пальцами с разной интенсивностью и углами.       «Дышать-дышать-дышать», — билось у Рикошета в сознании, словно это могло хоть как-то помочь. Дыханье было поверхностным и частым-частым, воздух вырывался из глотки глуховатыми, но порой звенящими полустонами. И это сложно было не заметить. Брагин ненадолго отпрянул от него, чтобы снять остатки одежды, и он сразу же был притянут для поцелуя. И поцелуй этот был жадным, наглым, совсем не таким, как первые, хотя это можно было списать на ситуацию. На Мишиных губах ощущался легкий, едва уловимый железистый привкус, приятно дразнящий обоих. Не желая отрываться друг от друга, они больше походили на дорвавшихся до чего-то запрещенного зверей, чем на взрослых людей. — Я люблю тебя, — бросил на выдохе Шибанов, пронзительно смотря в глаза, — очень.       Мишин взгляд поражал своей проникновенностью и нереальным блеском. Он был, кажется, до невозможного темным. Ясно, что это попросту расширившиеся зрачки плюс полумрак комнаты. Но сейчас это казалось чем-то магическим, сакральным. — Я тебя тоже, — прошептал Брагин в губы напротив, — очень сильно… Очень, Миш…       Поймав в поцелуй новый сдавленный стон, полковник вошел осторожно, свободной рукой Мишин член сжал, неприятные ощущения перекрывая. Тело располагало отзывчивостью, Миша поддавался на каждое действие, касание, поцелуй. Склонившись к лицу, Юра коснулся губами виска, успокаивая. — Тише… тише-тише… скажешь продолжить, и я продолжу, — новый поцелуй, — хороший мой… сокровище…       Рикошет уже и не копался в своих ощущениях, все и так понятно. Юрины руки приятно оставляли невидимые, но ощутимые следы, распаляя еще сильней. Хотелось всего и сразу, больше, быстрей, чаще, резче, хотелось Юру, без остатка. Коротко кивнув, он слабо сжал пальцами полковничьи плечи. И в этот моменты крышу снесло обоим. Первые аккуратные и медленные движения ощущались непозволительно ярко. И Миша готов был только от этого кончить, долгое отсутствие близости определенно давало о себе знать. И как же это было хорошо, а особо резкие толчки до цветных пятен в глазах доводили.       «Мой… мой… Мой!» — легко было различить среди смеси звуков в комнате, и это приятно вторило учащенным пульсом в голове. Юра честно старался контролировать свои действия, но с Мишей это было нереально сложно. Главное не сорваться окончательно. А движения размашистей становились, хриплые стоны выбивая. И Брагин с ума от этих резких выдохов сходил, чувствуя дрожь во всем теле, это пьянило. Пьянила Мишина доступность, его отзывчивость, пьянил полумрак комнаты. Пьянило то, как Миша менялся рядом с ним. Оперевшись на локоть в изголовье, дрожь в руках давала о себе знать, полковник уткнулся губами в шею в зоне сонной артерии, покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи, до которого был в состоянии дотянуться. — Какой ты красивый… Какой замечательный, — давая волю внутреннему собственнику, рядом с влажными следами поцелуев он оставлял редкие полуукусы, которые точно за пару часов не спадут, — и мой.       А Рикошет же и ответить ничего не мог, речь не слушалась, только реакция тела говорила о том, что он откровенно растворялся под натиском каждого Юриного действия. Но Брагину и этого хватало, сам уже слова не контролировал, ускоряясь за секунды, рукой на члене движениям вторя. Миша кажется до синяков в ответ плечи сжимал, но это была приятная разгорающаяся боль, только больше изводящая.       И со временем все стало резче, грубее, доводя каждое движение до бесконтрольной хаотичности. И от этого обоим было хорошо до потемнения в глазах, до дрожи даже в кончиках пальцев и трепета в груди. Сцепившись в пьяном подобии поцелуя, они не нашли в себе сил, чтобы хотя бы нормально вдохнуть, воздух в комнате казался слишком вязким для дыхания. оба чувствовали в этот момент столько любви, что казалось чем-то нереальным. И хотелось растянуть каждое мгновение на целую вечность, но это было невозможно. За грань оба провалились почти одновременно, замерев и чувствуя, как сердце галопом скакало в груди.       Это было. Это определенно было.

***

      Лежа в перезаправленной кровати, Юра четко понимал, что не хотел отпускать Мишу спать в гостиной, не хотел даже попросту выпускать из объятий, словно одно неверное движение и Шибанов исчезнет, как галлюцинация воспаленного сознания. Но Рикошет был настоящим. И он сам не горел желанием куда-то уходить. — Я могу остаться с тобой?       Вообще, теперь в их отношениях все понятно, но Мише все равно нужно было удостовериться в том, что Брагин точно отдавал себе отчет в своих действиях, что он точно понимал кто с ним в постели. Он любил его, но боялся, что его прошлое только загубит Юру. А полковник улыбнулся так чисто, что сердце защемило, Миша чувствовал, что его любят, и это убивало и воскрешало вновь. — Ты не должен спрашивать, — легкий поцелуй в висок, — люблю тебя очень.       Миша выдохнул тихое «я тебя тоже», уткнувшись носом в шею. Возможно, это будет первая ночь, что они проведут я приятном любовном спокойствии на двоих, и их сон не потревожит даже шум на улице.