Глава II
Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело
благовестника, исполняй служение твое.
Второе послание Апостола Павла к Тимофею
Глава IV, стих V
***
— …и да избавишь ты нас от бедствий Царства Нечестивого. И да даруешь ты пищу насущную, ибо лишь волей Твоей вкушаем мы её. — Негромко закончила ежедневную молитву перед ужином Нора. Её уставшее лицо, испещрённое мимическими морщинами, чуть разгладилось, стоило ей поблагодарить Бога-Императора за дарованную ей возможность отужинать. — Аминь. — Согласно кивнула ангел, сидящая напротив. Свою молитву она уже вознесла — и сделала это быстрее лишь потому, что читала её в своей голове. И пусть молитва Норы не была конвенциональной — что-то в ней всё же цепляло бессмертную душу Рахмиэль. В конечном итоге, замени имя Бога-Императора на Творца — или даже просто Бога, то ангел бы и слова поперёк не сказала. Но осознание, что девушка перед ней — действительно добрый и светлый человек, поклоняется ложному идолу, занявшему место Отца, почти заставляло Рахмиэль злиться. Почти — потому что это было неправильно. О какой злости может идти речь, когда человек перед ней никогда не имел даже права выбора — что исповедовать? Как могла она злиться на человека, которому с детства внушали лживые истины? — Аминь. — После короткой паузы добавила Нора, мелко кивнув головой и не без искорки уважения взглянув на сидящую напротив девушку. — Ты права. Это действительно добавляет какой-то… Завершённости моей благодарности. Но… Всё равно очень непривычно. Ты всегда говоришь это слово в конце своих молитв… Что оно означает? — Если тебя интересует дословный перевод… — С охотой объяснила Рахмиэль, с горящими от мгновенно появившегося энтузиазма глазами. — То он будет звучать «да будет так». — Высокая готика? — С оттенком трепета в голосе произнесла Нора, крепко сжав ложку в руке. — Ты… Знаешь высокую готику?! — Нет. — Быстро разочаровала её ангел, выглядящая точь-в-точь как самый обычный человек. — Это латынь. Язык… Можно сказать, что на нём говорили на Терре. Давно. Очень давно… — Ла-тынь… — Протянула собеседница и без особого аппетита засунула ложку в рот, почти агрессивно кусая студенистую массу. Ни капли эмоции не промелькнула на её лице — но Рахмиэль была готова поклясться, что стоит ей использовать молебен распознавания эмоций — то увидела бы неприязнь к блюду, поставленному перед ней. — Странное название. — Нисколько. — Умиротворённо покачала головой Рахмиэль, прищурившись от счастья и медленно смакуя каждую ложку водянистой массы. — Переусердствуешь. — Буркнула её собеседница, отправляя ещё одну ложку застывшего супа (или чего-то подобной консистенции) в рот. — Отнюдь. — Серьёзно качнула головой ангел и с укоризной посмотрела на собеседницу. — Я искренне счастлива каждой крупице этой чудесной еды. Она кажется мне несколько более острой и солёной, нежели я привыкла, но это лишь добавляет новые нотки в этот уникальный вкус. На этот раз Нора посмотрела на неё с почти сочувствием во взгляде, и её тон смягчился. — Рахмиэль… Чем ты питалась до этого? До того, как мы встретились? — Я… — Ангел замерла, чувствуя, как по спине пробежался холодок. Она не могла врать в лицо человеку — но и сказать правду было бы слишком подозрительно для её новой знакомой. — Я… Не помню, что ела до того, как мы встретились. — Это будет тяжело… — Вздохнула Нора, откидываясь на спинку стула из пластика и посмотрела на голубоглазую девушку напротив с долей усталости во взгляде. — Совсем ничего не помнишь? — Прости. — Смиренно покачала головой Рахмиэль, опустив глаза к полу и надеясь, что длинные волосы скроют, как она покраснела от необходимости врать. — Я просто надеюсь, что моя память вернётся ко мне. Рано или поздно это должно произойти… А до тех пор, я, если на это хватит твоей милости, смиренно прошу дать мне кров. — Оставайся сколько угодно. — На йоту быстрее, чем это было-бы у незаинтересованного человека ответила Нора. Затем смолкла, нахмурилась, и, словно оправдываясь, добавила. — Но это не значит, что ты можешь филонить, ясно? С этой фермой не так просто справляться в одиночку. — Ты проделала чудесную работу без меня. — Без тени лести с уважением кивнула ей Рахмиэль. — Это место выглядит чудесно, особенно с учётом, что ты занималась его поддержанием в одиночку. Нора лишь помрачнела ещё сильнее и прикрыла глаза, покачав головой. — Я сказала что-то не то? — Испугалась Рахмиэль. — Если да, приношу свои извинения! Я не желала… — Всё в порядке. — Буркнула та, исподлобья взглянув на ангела. — Просто… Завтра… — Её голос стал ещё тише, и в нём появилось что-то, очень знакомое для любого ангела, слушающего смертных — горечь. И надежду — в равных пропорциях. — Никаких глупых фокусов, ясно? Ничего такого! Просто… Ты помнишь, что я тебе сказала? — Нора Мерели. — Спокойно произнесла Рахмиэль, впервые назвав собеседницу по фамилии, стремясь подчеркнуть важность момента и протянула вперёд руку, прикоснувшись к грубой тыльной стороне ладони заводчица в мягком, успокаивающем жесте. В небольшой кухне было тихо, настолько, что, казалось, можно было услышать биение сердец сидящих наедине девушек. И пусть они познакомились совсем недавно — но были не просто знакомыми. — Чего ты так боишься? — Не боюсь я, ясно? — Огрызнулась она, отпрянув назад. — Просто… Завтра мы едем в город, помнишь? Рахмиэль безмолвно склонила голову. Каждый месяц Нора, по её словам, ездила в город — закупиться, как она говорила, самым необходимым, отвезти концентрат из раданкролей в местное подразделение Адептус Администратум (при всех смешанных религиозных чувствах, испытываемых ангелом, она не могла не признать, насколько пробирающе до мозга костей звучат названия Империума — государства, на территории которого она оказалась), и главное — посетить Церковь Адептус Министорум — в народе, впрочем, имеющую совсем другое название. Экклезиархию. — Да, насчёт этого… — Закусила губу Нора. — Мы пойдём на проповедь, а потом… Потом… — Она смолкла, а потом, нахмурившись, резко мотнула головой. — Знаешь, я передумала. Завтра побудешь здесь, как и в прошлый раз. Рахмиэль вежливо, стараясь не нарушать никаких норм этикета, чуть склонила голову, глядя на приютившую её хозяйку дома. В её напряжённой позе можно было отчётливо разобрать напряжение, страх… Те эмоции, с которыми любой ангел должен был бороться — в силу своей сущности. — Я полагала… Что тебе понадобится моя помощь. — Нейтрально заметила девушка, чуть склонив голову. — Если я навязчива, прошу меня простить. — Да хватит уже извиняться! — Хмуро ударила ладонью по столу Нора. — Тебе пока рано появляться в городе. Скажешь как обычно свою глупость, и… — И что тогда случится? — Аккуратно подтолкнула её к правде Рахмиэль. — Ничего хорошего. — Буркнула Мерели, скрестив руки перед собой. — Тебе то что. Ты, вроде бы, говорила, что тебе и тут нравится, нет? — Нравится. — Честно кивнула ангел, скромно улыбнувшись и ещё раз оглядевшись вокруг. Простые бетонные стены, пластиковые столы и стулья — были такими непривычными и удивительными для той, что всю жизнь пробыла на Небесах, что каждое мгновение здесь было чем-то новым и необычным. — Мне нравится трава под ногами. Мне нравится ухаживать за раданкролями. Мне очень нравится, Нора. И я благодарна тебе за твою милость, позволившую мне наслаждаться этим. — Благодаришь за какие-то глупости. — Чуть покраснела девушка, опустив глаза. — Мне даже интересно, откуда ты… Если трава под ногами тебя так поражает. — Издали. — Тихо прошептала Рахмиэль, всё ещё улыбаясь. Это была правда — чистая, рафинированная истина, в куда большем смысле, чем даже могла подумать человек перед ней. — Но… Я была бы рада, позволь ты сопровождать тебя с собой в завтрашней поездке. — Я же сказала, что это… Просто сиди тут, ладно? — Тон Норы, обычно уверенный и твёрдый, изменился — и в нём появились почти умоляющие нотки. — Как закончу со всеми делами, то пойду на проповедь, а затем сразу сюда. Тебе не придётся скучать. А в город поедем в следующий раз. — Ты боишься. — Спустя мгновение пробормотала Рахмиэль удивлённо. — Ты боишься… Что со мной там что-то случится? — Откуда ты знаешь, что я боюсь? — Вздрогнула та, подняв распахнувшие в удивлении — и, что заставило сердце Рахмиэль сжаться, почти в ужасе. Но не за себя, а за… — Твой голос. — Тихо покачала головой ангел. — Ты боишься за меня? — Склонив голову, она посмотрела своими сапфировыми глазами на собеседницу. — Ты боишься, что со мной произойдёт нечто, если я скажу что-то неподобающее. — Ты… — Нора стиснула зубы, отчего на её скулах заиграли желваки, и спустя мгновение выдохнула. — Да! Да, я не хочу, чтобы ты ехала со мной! Тебе пока рано. Ты всё ещё ведёшь себя как… Как… — Прости. — Тихо покачала головой Рахмиэль, склонив голову. — Я стараюсь поступать так, как ты мне советуешь. Это… Непросто для меня, но я прилагаю все усилия. — Да вижу уже. — Отмахнулась Нора. — Просто… Ты постоянно делаешь что-то не так. То извиняешься раз ра разом, то уходишь по ночам гулять, то вовсе — словно бы забываешь самые простые вещи! — Мне… — Если ты сейчас скажешь, что тебе жаль, я тебя ударю. Рот Рахмиэль быстро закрылся, когда ангел почти с обидой посмотрела на человека напротив. Нора чуть изогнула губы, показывая, что это была шутка, но в её глазах не было ни капли веселья. — Просто побудь тут. — Закончила Нора. — Ещё месяц. А потом поедем в город — вместе. Обещаю. Договорились? — Всё будет, как ты пожелаешь. — Склонила голову Рахмиэль, прикрыв глаза. — Ты — хозяйка этого дома. — И вот опять… — Раздражённо протянула Нора, поднимаясь со стула и поднимая свою пустую тарелку. — Добавки? — Если тебя не затруднит. — Чуть покраснев, добавила Рахмиэль, глядя на кастрюлю, полную студенистой массы питательного раствора. — Каждый раз удивляюсь… — Пробормотала человек и, взяв черпак, густо зачерпнула массу и положила покачивающийся студень на тарелку ангела, положив еду перед Рахмиэль. — Я пойду спать. Не засиживайся допоздна. Завтра с утра на тебе — открыть загоны. Разбудить тебя? — Не стоит. — Покачала головой она, слабо улыбнувшись. — Могу я попросить тебя разрешить мне провести немного времени на крыше? Нора закатила глаза, но, подумав секунду, кивнула. — Не сверзись оттуда. — Я обещаю быть осторожной. — Просияла Рахмиэль и, схватив ложку и тарелку, поднялась из-за стола и, поклонившись отмахнувшейся от этого Норе, аккуратно прошла по лестнице (из всё того же бетона) на второй, также тускло освещённый этаж. Тут было четыре одинаковые металлические двери — до появления тут ангела занята была лишь одна, но девушка прошла мимо них — к неприметной выдвижной лесенке. Вскинула руку, уверенно потянула за рычаг — и из потолка с лязгом выскочил ряд перекладин, сформировавшиеся в неудобный, но всё же подъём наверх, а люк в потолке со щелчком распахнулся — что и было целью ангела. Улыбнувшись самой себе, девушка подняла с пола тарелку и, оглядевшись ещё раз вокруг, удостоверившись, что Нора до сих пор на первом этаже, сделала пару коротких шагов к лестнице. Постояла внизу, прищурилась, чуть склонив голову набок, и прыгнула. Подлетев вверх на полметра, она изо всех сил оттолкнулась одной ногой от выдвижной металлической перекладины — и подлетела ещё выше, словно выпущенная стрела вылетев из люка вверх — к моросящему дождю и порывам ветра. На свободу мира вокруг — из тесных серых коридоров. Движения ангела были плавными — несмотря на свою скорость — настолько, что студень на её тарелке едва покачнулся — да и то, лишь стоило ей с негромким стуком приземлиться на покатую крышу фермы. Замерла на мгновение, покачнувшись от особо сильного порыва ветра, отчаянно дёрнув плечами назад, словно стараясь компенсировать резкий порыв. Мгновение томительного отсутствия равновесия — и Рахмиэль всё же удержалась на мокрой поверхности. — Плохо. — Тихо, но серьёзно произнесла ангел самой себе, опустившись на холодный бетон и погрузив ложку в склизкую пищу. И не надо было объяснять, что именно она имела в виду — на лице ангела читалось сдерживаемое разочарование в самой себе. Конечно, это было куда лучше того, что она показывала два месяца — когда лишь очнулась тут, но… Правой рукой, на мгновение отложив ложку, Рахмиэль медленно потянулась назад — каждый раз затаённо надеясь, что уж в этот раз всё получится — и потерянный атрибут любого Ребёнка Небес, то, что росло с ними всю жизнь, показывая статус каждого ангела — вернётся на своё законное место. Но — как и сотни раз до этого, чудесные, огромные, белоснежные — в цвет её волос, два крыла не распахнулись за её спиной. Нимб над головой, светящийся ободок чистого света, насыщенный золотом сиянием, напоминающий небольшой ободок из чистого солнечного цвета — также исчез. — В чём грех мой, Отец? — Тихо прошептала ангел, глядя в полное звёзд небо. Здесь — в чудовищной дали от родного дома, разделённая со своими братьями и сёстрами, в эонах от родной планеты (а судя по тому, что она слышала про Марс, находящийся рядом с Террой — именно так теперь звалась её родная планета), лишённая даже тех мелочей, что обычно были у каждого ангела — крыльев, дающих им право вознестись к небу — и на Небеса, и нимба — наделяющего её Светлые Молебны Силой Небес… — Что сделала твоя Дочь, что ты обрекаешь меня на такие испытания?.. Небо молчало — серые облака закрывали огромного гиганта Радана Прайм, заслоняющего собой мириады сверкающих огоньков звёзд за ним. И лишь дождь — постоянный, бесконечный дождь, льющийся сверху-вниз, был её собеседником в эту тёмную ночь. Вздохнув, бескрылый ангел медленно подошла к высокому краю крыши — и, сделав шаг на парапет, мгновение стояла на нём, глядя на мир вокруг своими яркими сапфирами глаз. Её глаза вспыхнули белым светом, когда ангел прищурилась и вновь с почти явным отчаянием огляделась вокруг — не зрением человека, но ангела. Но… Ничего. Ни сонма душ, ни ангелов… Ни даже Бога. Очередной могучий порыв ветра послал по окрестным холмам волны — и Рахмиэль молча всмотрелась в них, безмолвно свидетельствуя, как трава подчиняется незримой воле — пригибающей её к земле. Капли дождя колотили по земле, всё сильнее и сильнее — и тёмные тучи лишь продолжали сгущаться в небесах. Ангел прикрыла глаза, смотря в тёмное небо, с тревогой в сердце. Что-то было не так. Ангелы никогда не появляются где-то просто так — тем более такие, как она. Иногда Отец отправлял своих Детей с Небес на помощь людям — давать советы, направлять — а иногда и сражаться на стороне тех, кого создал по образу своему. Но никогда Рахмиэль не слышала, чтобы ангелов направляли куда-то в будущее или прошлое. И всё же — она здесь. Без намёка на то, что обязана сделать — и с сердцем, то и дело ёкающим в предчувствии беды. Рахмиэль поморщилась — приложив руку к груди. Что-то было не так. Нора всегда говорила, что на Радан Септима нет хищников. Что тут безопасно. Что убийства почти не случаются — а каждое из них вовремя расследуется силами Адептус Арбитрес… И она не врала — это Рахмиэль могла подтвердить, прекрасно зная, когда человек искажает истину. Да и сама ангел не чувствовала привычных фонящих злобой, ненавистью и яростью аур демонов — которых научилась различаться за сотни и тысячи вёрст, за те сотни лет Великой Войны, ветераном которой она и была. Не было и самовлюбленной наглости и высокомерия Павших — различимых не менее отчётливо, нежели грехи Демонов, сама мысль о которых выворачивала её, Ангела Милосердия, наизнанку. Однако, несмотря на то, что врагов рядом не было, на душе у неё все равно скребли кошки. Как сотни лет назад, стоя у врат самого обычного на первый взгляд города — в её душе было неспокойно, так и сейчас, всем своим естеством защитница людей чувствовала надвигающуюся беду. И что было хуже всего — что именно было не так, Рахмиэль объяснить не могла. Лишь едва ощутимо, но отчётливо ёкало сердце каждый раз, стоило ей бросить взгляд к горизонту — и сосредоточиться на далёких огоньках человеческих душ. Что гасли — подобно светлячкам, которых накрывало огромное тёмное одеяло. Это было то, что она почувствовала перед ужином — и то, что Рахмиэль переживала прямо сейчас. С юга — далёкого края за бесконечными холмами, что-то надвигалось. Вспышка молнии осветила равнины — и на короткое мгновение Рахмиэль показалось, что она слышит какие-то далёкие, едва уловимые завывания — которые, впрочем, мгновенно были перекрыты рокотом грома. Ферма была каплей в штормящем море трав — неприступным утёсом, о который бились волны — но эти стены, впервые за два месяца, не казались ангела надёжными. Отступив с парапета, ангел хмуро вскинула руку, распахнув ладонь — но привычная тяжесть сияющего небесного копья не снизошла к Праведной Дочери Небес — не ответила на просьбу защитить. Закусив губу, Рахмиэль бессильно стиснула кулак, закусив губу и глядя на горизонт, полный сверкающих молний. С юга двигалось нечто, гасящее светлячки человеческих душ. Медленно — но с каждым днём всё быстрее и быстрее. Но не это пугало Ангела Господня, в отчаянии глядящего на тёмный горизонт. Люди умирали — всегда и во все времена. Это было естественным порядком жизни, и это никогда не было трагедией. Ведь Рай для праведников, Ад для грешников — и перерождение для большинства, были для неё привычны. Но тут? В этом странном месте?.. Души исчезали. Бесследно — словно что-то огромное засасывало их, стоило той отделиться от тела. Девушка стиснула кулаки, с вызовом глядя в полнящийся молниями небосклон. Даже лишённая сил, она оставалась ангелом, прошедшим сквозь сотни боёв, пусть и в роли целителя. Десятки раз она спасала своих братьев и сестёр, тысячи и десятки тысяч — исцеляла праведников, сражавшихся на стороне Небес. Ветер завывал, гремел гром, а яркие разряды молний хлестали равнины, подобно кнуту надсмотрщика — но Рахмиэль стояла твёрдо, встречая приближающуюся беду. Она была ангелом. И ангелы не отступали, когда позади были те, кого Дети Небес поклялись оберегать ценой своего существования.