Глава IV
Иисус же говорил:
Отче! прости им, ибо не знают, что делают.
И делили одежды Его, бросая жребий…
Евангелие от Луки
Глава XXIII, Стих XXXIV
— Надеюсь, твоя поездка была лёгкой. — С улыбкой поприветствовала девушку ангел, чуть склонив голову. — Грязь и слякоть. — Отмахнулась Нора, приземлившись на землю со хлюпающим звуком. Там, где трава уступала место едва накатанной колее от шестиколёсного монстра, способного, по мнению Рахмиэль, не только проехать по абсолютно любой местности, но и, более того, разбудить даже мёртвого — столь оглушительный рёв для её непривычного к подобному слуху издавал грузовик. — Но оно всё равно того стоило. — Удачно посетила рынок? — Склонила голову Рахмиэль, помогая напарнице открыть ворота, отключив подачу на них электричества. — Даже не представляешь насколько… Но это неважно! — Энергично качнула головой человек. — Проповедь! Ты не представляешь, как это было! — Проповедь. — Нейтрально повторила ангел, стараясь скрыть помрачневшее лицо. Она сама была той, кто за свою долгую жизнь вознесла сотни тысяч молитв, помогая страждущим в искуплении грехов и причащении пред ликом Отца — и именно поэтому понимала, какую чудовищную власть давало право проповедовать — насаждая ту картину мира, которой придерживался оратор. В конечном итоге, падение Содома началось с лжепророка — отравившего правоверного христианина и занявшего его место в роли главы Церкви. Всего годом позже благочестивый некогда город стал рассадником Греха… Такова была сила одного-единственного проповедника, искажённого демонической скверной. Чего же можно было ожидать от тех, кто поклонялся ложному идолу, возведя его на Золотой Престол? — Да. — Кивнула, не подозревая о внутренних терзаниях ангела, Нора. — Никогда не думала, что увижу живую легенду… — Прости? — Непонимающе вскинула бровь девушка. — В общем. — Сделав глубокий вдох, человек всё же взяла себя в руки. — Ты же помнишь про Церковь? Рахмиэль молча кивнула. — Хорошо. — Кивнула Нора. — Иногда, в перерыве между несением своего Святого Долга, Слуги Императора могут посетить свои родные миры — и, всякий раз, они непременно читают проповедь самостоятельно. Это их награда за верную службу! Хотя, конечно, так получается не всегда, но… — Я поняла. — Улыбнулась ангел, мысленно поблагодарив Отца за то, что в этот раз не отправилась в город — ведь сталкиваться с высокопоставленным церковником религии, враждебной её (а то, что вера в Императора противоречила вере в её Бога — она не сомневалась ни на секунду) было слишком рано. В конце-концов — могущество святых её мира иногда затмевало ангельское — и Рахмиэль лично знала сотни и тысячи смертных, что могли превзойти её — исключительно силой своей воли и веры в Отца. Какую власть имели жрецы идола, которому поклонялись люди на целой планете (и не на одной — напомнила себе Рахмиэль, всё ещё с трудом воспринимая, как много людей стало за прошедшие тысячелетия), было страшно представлять. — И… Тебе понравилось? — Наверное. — Спустя секунду тишины произнесла Нора, запрыгнув обратно в кабину грузовика и аккуратно нажав на рычаг — машина, дёрнувшись и зарокотав, медленно поехала дальше — заезжая на территорию фермы и выруливая к дому — справа от него стоял брезентовый навес, под которым, обычно, и стоял шестиколёсный фургон. — Ты не можешь определиться? — Удивлённо (и с оттенком радости) уточнила ангел. Не зря она всё же тратила по нескольку часов в день, аккуратно подводя первую из своей паствы к истинной вере! Конечно, она же была Ангелом — как могли проповеди ложных идолопоклонников сравниться с величием Отца, которого… — Не уверена, что он хотел, чтобы нам понравилось. — А. — Мгновенно рухнула с небес на землю Рахмиэль, когда ликование в её душе мгновенно уступило место раскаянию. Путь наставления Норы — а затем и всего человечества, на истинный путь, кажется, только начинался. — Почему? — Ну… Это была очень короткая проповедь. Но, думаю, я её запомнила на всю жизнь. — Поёжилась Нора, а потом бросила мрачный взгляд куда-то на север — где и находился город, куда та ездила сегодня. — «Каждый, отвернувшийся от Света Императора — еретик. Каждый, помогающий отвернувшемуся от Света Императора — еретик. Каждый, сомневающийся в Свете Императора — еретик. Каждый, увидевший ксеноса и не сказавший об этом — еретик. Каждый, помогший ксеносам — еретик. Каждый, пощадивший ксеноса — еретик». — Процитировала она по памяти. — Как просто стать еретиком… — Не смогла сдержать себя от того, чтобы съязвить, обычно очень вежливая Рахмиэль. — Ай! Нора склонила голову, всё ещё держа руку, которой та дала подзатыльник прожившему сотни лет и прошедшему сквозь бесчисленные битвы Ребёнку Господа. — Ещё раз такое услышу… — Какое? — Упрямо нахмурилась Рахмиэль, сделав шаг назад и нахмурившись, топнув ногой. Ненадлежащая для ангела — но такая понятная для человека обида зажглась крохотным угольком в её груди. — И это больно, между прочим! Я тебе не несмышленый ребёнок, которого можно так поучать! Я внимательно слушаю тебя, но… — Ты — хуже. — Без тени эмоций в голосе произнесла Нора, а затем, прикрыв глаза, сделала тяжёлый вздох. Затем — спустя добрый десяток секунд тишины, в который не было слышно ничего, кроме свиста ветра и барабанящего речитатива капель дождя, произнесла куда мягче, прикрыв глаза. — Рахмиэль. Ты — хуже, чем ребёнок. Им простительно такое поведение. Но если кто-то услышит, что ты говоришь… Не стоит. Поверь мне. Понимаешь? — Нет. — Отказалась принимать такое объяснение ангел, уперев руки в бока. — Я не сказала ничего неправильного! Разве просто за то, что ты проявил милосердие к кому-то заблудшему, можно стать еретиком?! Или — сомнения? Они в природе человеческой! Нет того, кто никогда бы не усомнился в себе, в своих идеалах и целях! Истинная вера — не в отсутствии сомнений, а в человеческой силе эти сомнения преодолевать! Их взгляды скрестились. И, лишь мгновение позже, сапфировое пламя истинной веры, полыхающее в глазах ангела, смело хрупкую серую дымку человеческой неуверенности и опасения. И пусть Рахмиэль была одна — брошенная, лишённая привычных сил, ангел не утратил того, что позволяло любому Ребёнку Небес везде и всегда смотреть вперёд с гордо поднятой головой — веры в людей, их потенциал — и их добродетели. — Ты права. — Спустя секунду молчания качнула головой Нора. — И не права в то же время. — Объясни. — Всё ещё напирая на собеседницу, продолжила ангел. И пусть она была ниже, чем её вынужденная оппонентка, казалось, что на человека смотрят сверху-вниз кто-то незримо более могучий, нежели просто бездомная голубоглазая девушка. — Ты можешь верить во всё, что угодно. — Наконец ответила Нора, отведя взгляд и спрыгивая с грузовика, откидывая заднюю дверцу и осматривая ряд коробок. — Но не вздумай говорить это вслух. Тем более — ты. — Что я сделала не так? — Уже тише задала вопрос ангел, сделав шаг вперёд и подхватив первый деревянный ящик, вытащив его из кузова и потащив в дом. — Я — такой же человек, как и ты! — Ты — странная. — Одним предложением ответила Нора, примеряясь, как бы половчее ухватить коробку, по крайней мере, втрое легче той, что без труда несла беловолосая девушка. — Таскаешь тяжести твоего веса. Не знаешь прописные истины, даже не помнишь кто ты и откуда. И, вместе с тем, добрая и учтивая — думаю, это первый раз, когда я вижу тебя такой взвинченной. — Если я оскорбила тебя своим поведением, прошу меня простить… — Уже с куда меньшим напором прошептала Рахмиэль, закусив губу и отвернувшись, стыдя себя за вспышку. Что на неё нашло? Многие сотни и тысячи раз слышала ангел куда худшую ересь… Но никогда к ней не относились как сейчас. Словно к глупому, ничего не понимающему ребёнку — которого надо наставить на истинный путь. — Не оскорбила. — Покачала головой Нора, криво усмехнувшись. — Просто думай, что говоришь. Не так страшно быть глупой или невежливой, как — странной. Понимаешь? — Поэтому ты задавала мне те странные вопросы? — Ответила вопросом на вопрос ангел. — Не слышу ли я голоса? Не могу ли делать… Странные вещи? Нора чуть побледнела, но уверенно кивнув, спустя мгновение ухнув и поставив коробку обратно — и вместе с собеседницей направилась обратно, к грузовику — наполненному десятками похожих ящиков. — Голоса. — Чуть запыхавшись, повторила девушка. — Не было ли такого, что когда ты злишься — мир вокруг начинает, ну… Чудить. Предметы там могут потряхивать. Или, может, ты чувствуешь, что думают или чувствуют другие люди? Рахмиэль вздрогнула — и лишь вечная пелена дождя скрыла это. — Нет. — Тонким голосом произнесла ангел, внутренне прося извинить себя за отъявленную ложь. Это был опасный путь — но лучше было немного рискнуть, чем открыться Норе. Здесь и сейчас — это было опасно. Слишком опасно. — Я… Не могу этого. — Да я знаю. — Всё ещё не смотря на ангела, схватила очередной контейнер с пищевой смесью Нора. — Я бы это заметила. Но это я. А другие могут и не понять. Так что, будь добра — никаких странностей на людях. — Потому то ты и не отвозишь меня в город? — Осенило Рахмиэль. — Ты… Думаешь, что я сделаю что-то не так, и?.. — Да. — Коротко, но веско, ответила девушка, бросив короткий взгляд на идущую позади. — К тебе и так будет особенное отношение… Из-за меня. — А? — Непонимающе склонила голову ангел. — Неважно. — Мрачно выдохнула Нора и, стиснув зубы, подняла ящик — вдвое легче того, что несла в прошлый раз её напарница. Рахмиэль безразлично схватила очередной контейнер и бросила обеспокоенный взгляд на человека. — Помочь? — Нет. — Буркнула та. — Как скажешь. — Пожала плечами ангел, непринуждённо шлёпая босыми ногами по траве. — И всё же… Спасибо. И извини за то, что я была груба. Мне не следовало вступать в конфликт с тобой — особенно учитывая, что ты… Беспокоишься за меня. Это моя вина. — Опять извиняешься. — Хмыкнула Нора, но её взгляд потеплел и сама она расслабилась — очевидно, тоже не радостная раздору между ними. — Всё в порядке. Я знаю, что и тебе нелегко… Забыть всё и оказаться непонятно где… Просто пойми, что пусть это понимаю я, остальные не будут такими разумными. — Гордыня — грех. — Наставительно подняла указательный палец вверх ангел, перехватив груз одной рукой без намёка на усилие. — Иди нахрен. — Почти с весельем оскалилась человек, с усталым выдохом опустив ящик в подсобку — и, развернувшись, зашагала обратно. Повторив за напарницей, Дитя Господа, временно пробующее себя в роли грузчика, направилось за ней. Эта процедура повторялась каждую неделю, когда человек приезжала из города. Рахмиэль не хотела даже думать о том, каково так таскать ящики в одиночку — особенно такой, на первый взгляд, не грузной девушке, как Нора. Конечно, это совсем не значило, что та была субтильной — но Мерели не производила впечатление атлета-тяжеловеса, способного без труда перетаскивать по полтора-два десятка тяжеленных ящика из грузовика в дом, пусть и была достаточно мускулистой для обычного человека — и тем лучше было, что ангел теперь помогала ей в хозяйстве. — И всё же… — Нагнала девушку ангел. — Извини, я больше не буду говорить ничего плохого о проповеди. Но мне интересно, что он ещё рассказал? Ну… Тот легенда, о который ты говорила? — Ничего особенного, на самом деле. — Покачала головой Нора. — Просто… Очень многое о том, как важно постоянно находиться во всеоружии, не терять бдительности и понять, что опасность может подстерегать нас где-угодно. Ценные уроки… Даже жаль, что сегодня так много людей пропустили проповедь. — Правда? — Насторожилась Рахмиэль, бросив короткий взгляд за забор — к югу от них. Где каждый час гас очередной, едва заметный, огонёк человеческих душ. Это было нормально — ведь ангелы чувствовали любые смерти, в том числе от старостей и болезней… Но к югу их, всё равно, было больше, чем к северу. И в последнее время — значительно больше. — Да. — Подтвердила человек. — На проповеди приезжают все — это самая важная часть нашей недели. Конечно, пропустить одну — ничего страшного… Но это необычно. Чтобы так много людей не могли попасть в Церковь. — Может… Поехать к ним и проверить, всё ли в порядке? — Тихо спросила ангел. — Не стоит. — Покачала головой Нора. — Всего через неделю должны закончиться штормы — и связь наладится. Жечь энергию зря — да мы в одну сторону треть ресурса генератора выжрем. — Понимаю. — Сдалась голубоглазая девушка, протяжно выдохнув и ещё раз посмотрев на юг. — А… Шторма? Они мешают связи? — Да. — Подтвердила та, показав на небо. — Я не специалист, но наш большой брат, который Радан Прайм, иногда сбивает работу волн… Или блокирует… Не знаю точно. Главное — что у нас, на Радан Септима, то и дело связь отрубается. А так — мы могли бы и отсюда, если что, связаться с ними. — А что в городе? — Задала вопрос ангел. — Там то… Наверное, знают, что происходит? Может там поспрашивать? — Может, знают, может — нет. — Отмахнулась Мерели. — Тут главное не переживать почём зря. У кого-то машина сломалась, кто-то заболел, у кого-то ребёнок капризничает, и его не оставишь — тут погода сама видишь, какая. Заболеть немудрено… — Если ты так говоришь… — Неубеждённо пробормотала Рахмиэль, схватив последний ящик и дотащив его до дома. — Всё! — Насколько же это проще вдвоём… — Обессиленно рухнула на застонавший от подобного пластиковый стул человек, утирая пот со лба. — И ты даже не вспотела! — Ну… — Улыбнулась ангел, садясь напротив. Справедливости ради, она чуть покраснела и запыхалась — но не больше. — Это было не так уж и сложно. Отдыхай. Я могу сделать остальное. Только скажи, что делать дальше, и… — Да не торопись ты. — Фыркнула Нора, порывшись в куртке и достав оттуда небольшой свёрток, завёрнутый в бумагу. — Я… В общем, хотела сказать тебе — спасибо. Этой фермой управляться в одиночку было — сущее мучение! — Женщина беззаботно улыбнулась, но было видно, что это была не вся правда. Рахмиэль не поддержала эту улыбку — и вскоре та слезла с лица Норы. — Мне не нужны подарки за то, что я делаю, что должно. — Произнесла ангел спокойно, положив руки на стол. — Ты делаешь больше. — Покачала головой Нора. — Какой ещё человек будет терпеть меня? Я же знаю, что далеко не самая приятная в общении. Да и характер, говорят, тяжёлый… Но ты сегодня впервые на меня разозлилась — да и я на тебя тоже, чего греха таить. — Забыли? — Предложила ангел с улыбкой, чуть наклонив голову и позволив белоснежным шелковистым локонам водопадом ниспадать по её лицу. — Да. — Серьёзно кивнула Нора. — И… В качестве извинения… Вот. Небольшой подарок. Мы повысили выработку с фермы, так что… В общем… Держи. — И подтолкнула вперёд небольшой свёрток. — Не стоит. — Замерла Рахмиэль и быстро заговорила. — Я творю благо не ради даров, это лишь в моей природе — помогать людям. Тем более, что… — Кончай ломаться. — Закатила глаза Мерели. — Император свидетель, тебе как-будто никто подарки не делал. Ангел прикрыла глаза, стараясь не показывать, какая буря эмоций родилась в её душе от этих невинных, но попавших в неё болезненно точно слов. Детям Небес не нужны были дары за то, что они делали. Ведь делать добро было их долгом, призванием — но никак не привилегией, за которые полагалось поощрения. Михаил показывал своим примером, каким должен быть ангел — бескорыстным, несущим Свет Отца в мир не из корысти — а лишь по факту своего существования. Принимать что-то в дар за то, что она была делать обязана, казалось странной концепцией… Но когда Рахмиэль, склонив голову в жесте покорности, аккуратно развернула свёрток, на её губах была лёгкая, весёлая улыбка ребёнка, впервые разворачивающего подарки на Рождество. В сапфировых глазах читалось беззаботное любопытство, а руки едва не тряслись от возбуждения и радости. — Это… — Неуверенно склонила она голову, наконец, стянув холщовую обёртку и увидела… — Сначала сними обёртку. — Посоветовала Нора. — Их не доставить сюда просто так. — Так. — Напряжённо пробормотала Рахмиэль, повертев в руках странную упаковку, стараясь расковырять герметичный непрозрачный пакет. — Как… — Дать нож? — С улыбкой спросила девушка. — Нет-нет-нет! — Энергично замотала головой ангел, поднатужившись и, наконец, надорвав упаковку. Та лопнула с тихим хлопком — Рахмиэль замерла на месте — со смесью восторга и ужаса глядя на содержимое пакета. Она знала что это — и не могла не чувствовать, что таких совпадений просто не бывает. — Это… — Негромко пробормотала Нора, сдерживая жадный взгляд на небольшие, аккуратно нарезанные ломтики фрукта, которого не росло — и не могло расти в этом мире. — Их называют… — Яблоки. — Тихо прошептала Рахмиэль, всё ещё не решаясь даже притронуться к редчайшему лакомству. Её рот непроизвольно заполнился слюнками, когда ангел стиснула зубы и прикрыла глаза, чувствуя, как невероятное искушение терзает её душу. Ни разу в своей жизни, ангел не чувствовала подобного безумного стремления полакомиться чем-то. После сотен лет без еды было легко забыть это блаженство насыщения — но пищевая паста, кажущаяся безвкусной обычному человеку, была даже слишком хороша для ангела. И сейчас… — Попробуй. — Тихо пробормотала человек. — Я уже съела своё в городе, не удержалась. Это… Очень вкусно. — Я… — Дитя Небес бессильно стиснула зубы, чувствуя, что не может оторвать взгляд от зелёной кожицы яблока, до того упакованного в герметичный пакет. Запах — безумный, пьянящий, приторно-сладкий для не привыкшей к такому ангела, атаковал её. — Я… Её руки дрожали. — Всё в порядке. — Неверно истолковала чувства Рахмиэль Нора. — Не переживай. Тебе понравится. — Этого я и боюсь. — Хрипло прошептала та, стиснув кулаки. Ангел должен был отказаться от этого. Дитя Небес не имел право на такую слабость. И она могла бы удержаться… Но это был подарок? Верно? Это подарили ей? Если она откажется… То оскорбит Нору, правильно?.. Ничего страшного не произойдёт, стоит ей просто… Попробовать? Лишь… Лишь один кусочек… Трясущейся рукой, Рахмиэль потянулась вперёд. Сглотнула. Сжала зубы — и быстро, словно надеясь, что это что-то поменяет, схватила один из восьми ломтиков. Мягкий, чуть липкий прохладный нектар окропил подушечки её пальцев, когда она подняла ломтик и, закрыв глаза, медленно откусила его. Это было блаженство. Бесконечное, невероятное — ангел ахнула, почувствовал, доселе невиданную гамму вкуса — безумная пьянящая сладость с оттенком лёгкой, приятной кислинки — что свела её скулы, а тело — заставило зябко поёжиться, в один укус прикончив оставшийся ломтик яблока. — Ты в порядке?.. — Как через туман донёсся до неё голос Норы. — А? — Хрипло прошептала ангел, посмотрев на человека, сделавшего ей лучший подарок за всю жизнь. — Ты… Плачешь? — Поражённо задала вопрос Мерели, глядя на ту, кого считала своей подругой. Рахмиэль медленно прижала трясущуюся от переполняющих её чувств экстаза руку к щеке — и почувствовала текущие из глаз слёзы. — Я… — Хрипло прошептала она, но ничего не смогла произнести. Тихие, задушенные рыдания, рвались из её груди, когда ангел перевела взгляд на лакомство. — Я никогда… — Она вновь всхлипнула. — Никогда не думала… Что это может быть так… Так хорошо… — Ну ты чего? — Растрогалась Нора, поднявшись и приобняв плачущую Рахмиэль. Тело Ребёнка Небес сотрясали рыдания — ведь обычное вчерашнее дитя, пусть и бессмертное — впервые за всю жизнь попробовала настоящую, человеческую еду. Ангел попыталась унять плач — но ничего не могла с собой поделать. Все те чувства и эмоции, которые она успешно держала в себе два месяца, прорывались наружу в хриплых завываниях — потерянного, одинокого и брошенного ребёнка, оставленного всеми, кого он знал. Её тело сотрясали всхлипы — и не в чьей-либо власти было остановить её. Ангелы не уставали. Ангелы не были подвержены человеческим эмоциям. Ангелы не боялись. Ангелы не плакали. Но Рахмиэль чувствовала, что с тех пор, как она появилась тут несколько месяцев назад, что-то внутри неё незримо изменилось — сделав её кем-то меньшим… Или большим, нежели просто ангелом. Чьи-то крепкие руки обняли её — когда она вновь всхлипнула, съежившись в комочек грусти, скорби по былому… И чему-то ещё. Ведь… Пусть её прошлая жизнь Ангела Милосердия осталась позади… Возможно… Лишь возможно! У неё всё же было что-то ещё… Что-то, за что стоило жить. Жить — и продолжать бесконечный крестовый поход против всего зла этого мира.