Глава IX
Нет уже Иудея, ни язычника;
нет раба, ни свободного;
нет мужеского пола, ни женского:
ибо все вы одно во Христе Иисусе.
Послание Апостола Павла к галатам
Глава III, Стих XXVIII
С самого первого дня здесь Рахмиэль никогда не видела Нору такой подавленной. Обычно взвинченная, энергичная и уверенная в себе девушка была непривычно молчалива и меланхолична — человек стояла, прислонившись к бетонной стене комнаты и безразлично смотря в раскрытое окно, из которого на неё лился свет висящего в небесах газового гиганта. Порывы ветра то и дело трепали её волосы, разбрасывая по плечам неаккуратными прядями — единственное движение на фоне стоящей изваянием Мерели. — Нора… — Негромко пробормотала Рахмиэль, заставив ту вздрогнуть и перевести расфокусированный взгляд с пейзажа геометрически идеально выверенных прямоугольников городских бетонных кварталов, по которым хлестали струи ледяного дождя, на ангела. Та, уже скинувшая с себя брезентовую куртку и оставшаяся в синтетической, не по размеру большой в груди, толстовке и длинных штанах, сидела, вытянув вперёд ноги и болтая ими, как ребёнок, на жесткой одноместной кровати. Она выглядела как ребёнок, заинтересованно изучающий всё вокруг — но человек не обманывала себя, прекрасно помня, на что способна та, кого она приютила два месяца назад. И сейчас это поддерживало её — возможно, больше, чём всё остальное. — Всё в порядке. — Выдохнула она, усевшись на стул и ещё раз оглядев комнату. Высокие потолки, неяркие лампы, вмонтированные в бетон, две простые, без изысков, твёрдых кровати, письменный пластиковый стол с двумя стульями — честно говоря, несмотря на то, что их ферма осталась далеко позади, тут, с точки зрения привыкшей к аляповатости церковной архитектуры Рахмиэль, чувствовала себя несколько некомфортно — как только прибыла на Радан Септима. Сейчас это стало частью её жизни — хотя, конечно, этому месту не помешало бы немного деревянных полок тут и там, уголок с иконами и зажженной свечкой в углу, или, хотя бы, книжный шкаф. А так в их распоряжении было два больших пластиковых контейнера, разделённых на секции — куда, вероятнее всего, и предполагалось складывать немногочисленные в их случае личные вещи. — Ты стоишь так последние полчаса и говоришь, что всё в порядке, седьмой раз. — Беззаботно прощебетала Рахмиэль, аккуратно поднявшись и сделав шаг к стоящей около окна Норе. — А ещё то и дело бросаешь взгляд на входную дверь. Мне стоит удалиться, чтобы не мешать возможному разговору? — Ни за что! — Подскочила и побледнела Мерели. — Нет! Не вздумай даже, ясно?! — Хорошо. — Спустя мгновение молчания кивнула ангел, бросив быстрый взгляд на оконный проём, по направлению к городу — отсюда, со второго этажа главного управления Адептус Администратум в Радан-Септима-Прайм, где и располагалось их временное убежище, открывался прекрасный вид на проснувшийся ночью город. Тут и там были видны десятки и сотни небольших фонариков, снующих по улицам и стекающимся к большим, наполненным светом озерцам — где, как поняла ангел, находились Вербовочные Пункты Сил Планетарной Обороны — всего, как мимоходом упомянула Нора, их было десять по всему городу, и каждый мог обслужить до четырёх-пяти сотен человек за ночь. Что, путём нехитрых вычислений, рисовало достаточно обнадёживающую картину — как думала ангел. Но, то и дело бросая взгляды на хмурое лицо Мерели, что-то подсчитывающей и то и дело морщащей лоб, Ребёнку Небес казалось, что есть какая-то часть уравнения, которую та, не привычная к местному порядку ведения боя, упускает. — Мало. — Тихо пробормотала человек, устало опустившись на кровать и положив перед собой болтер. Её руки двигались исключительно механически, стоило Мерели аккуратно отогнуть какую-то золотую защёлку на корпусе и вытащить оттуда длинную металлическую трубку, покрытую какой-то чёрной сажей. Ангел интуитивно догадывалась, что та занимается чисткой оружия, но любые детали ускользали от восприятия, так что той оставалось лишь наблюдать, склонив голову, за погружённой в монотонный процесс Норой. — Мало… Чего? — Людей. — Пояснила она. — Десять пунктов. Пусть даже они будут работать на пределе своих сил, это две с половиной тысячи человек — четверть от того, что может выставить Радан-Септима-Прайм. — И у каждого будет вот такое оружие? — Поинтересовалась ангел, махнув рукой на большущий золотой полуразобранный аппарат. — Нет. — Чуть улыбнулась Нора, качнув головой. — Сомневаюсь, что на этой планете их сейчас и три-четыре штуки наберётся. — Это такая редкость? — Внезапно осознала реакцию окружающих на оружие в руке ангел. Конечно, Дитя Небес догадывалась, что это нечто необыкновенное, но что настолько? Кажется — это был местный аналог Святого Механизма, если он так ценился и был настолько необычайно могущественным. Возможно даже — на уровне её копья света… Или чуть слабее — ей так и не удалось вызвать копьё, так что пока это оставалось на уровне досужих рассуждений, к которым привыкшая скорее к действию, нежели к рефлексии, ангел, была не очень склонна. — Невероятная. — Тихо пробормотала человек, проводя пальцем по золотым линиям на рукояти. — Все, что находятся на Радан-Септима из одного набора. Это — болт-пистолет. У Лютера должен храниться обычный болтер — полноценный, созданный специально для Адептус Астартес. Про ещё один я только слышала — говорят, хранится у какого-то проезжего аристократа в Радан-Септима-Дуо. И, учитывая, что я видела тут представителя Священного Ордоса… Возможно что-то подобное есть и у него. Не знаю и не хочу знать. — Священные Ордосы… — Задумчиво протянула Рахмиэль, приложив палец к нижней губе. — Инквизиция. — Тихо, неслышно прошептала Мерели, на мгновение сжав побелевшие пальцы на какой-то мелкой серебристой детальке. — Им нет дела до нас. Молись, чтобы всё так и осталось. Тем более, что, слава Императору… — В этот момент человек покачала головой. — У него есть дела поважнее, чем ты или я. — Не переживай. — Ободряюще мотнула головой ангел и уверенно кивнула. — Я тебя не подведу! Буду вести себя как подобает… Э… — Проблема не в тебе. — Негромко пробормотала Нора, кинув быстрый взгляд на дверь. — Точнее, не только в тебе… Это сложно, ясно? — Почти с отчаянием в голосе, очевидно не желая об этом говорить, произнесла Мерели. — Хорошо. — Покладисто кивнула ангел. — Как скажешь. Если ты считаешь, что мне лучше этого не знать, я не стану спорить. Просто… Мне кажется, что расскажи ты мне, возможно, мне удалось бы помочь. — Помочь? — Спустя несколько долгих мгновений медленно повторила человек, а затем, скривив губы в грустной усмешке, качнула головой. — Не думаю, что у тебя получится. Просто… Ты же уже поняла, что я не всю жизнь жила на ферме, так? Дитя Света молча кивнула. — Когда-то я росла тут. В этом городе. — Непонятно зачем конкретизировала Нора, закусив губу. — В… Необычной семье. Про свою мать я уже рассказывала, но мой отец был из Гвардии. Имперской Гвардии — и не самого низкого ранга. Он не любил рассказывать про свою службу, но, стоило этому мудаку захмелеть, как всё быстро менялось. Я выросла на его рассказах о том, как они сражались с бандами орков по всему сектору, каким он был храбрым военным, как много зеленокожих убил сам… Думаю, это была правда, ведь рука у ублюдка была тяжёлая. Глаза Рахмиэль на мгновение расширились, когда Нора испустила нервный вдох, стиснув кулаки и отвернувшись. Ангел, поколебавшись, одним коротким движением села рядом и положила руку ей на плечо. — Если тебе тяжело… — Да плевать. — Закусив губу, быстро ответила Мерели, тем не менее, не попытавшись освободиться от аккуратной и нежной ладони на плече. — Я пошла в СПО, когда мне исполнилось шестнадцать. Учитывая, насколько тогда это было непопулярным местом, думаю, не надо объяснять, что меня, в неплохой физической форме и с гвардейской выучкой, быстро приняли на службу. Это было не так уж и сложно, знаешь ли? Подчиняйся приказам, будь тише воды и ниже травы, контролируй порядок, когда тебе это поручают — ничего такого, к чему я бы не привыкла. Тогда же я и встретила Дункана. Веришь, нет — тогда он был ещё хуже, чем сейчас. — Нора издала короткий сухой смешок, прикрыв глаза. — Меня поставили командовать им и ещё парой самых бездарных идиотов на свете. Думаю, надеялись, что это заставит меня присмиреть. — Получилось? — Да чёрта с два. — Хмыкнула Мерели. — Я сделала из своего сто первого отряда лучших из лучших. Пусть через три года нас и осталось четверо. Я, Дункан, Дерек… — И Лютер. — Уже понимая, к чему всё идёт, закончила Рахмиэль. — Разве он не Губернатор? Как он оказался в отряде, которым командовала ты? — Тогда он им и не был. И, честно говоря, не думаю, что хоть кто-то считал, что станет. — Покачала головой Нора. — Когда я встретила его впервые, то первой мыслью было — кто вообще пустил его в СПО? Тогда он выглядел ещё хуже — с вечной отдышкой, толстый, вечно ноющий о том, как он ненавидит всё это… — Это… Не похоже на того, кого я видела. — Осторожно заметила ангел, вспомнив тот почти абсолютный ужас на лице Мерели, стоило ей услышать тихий, вкрадчивый голос за своей спиной. — Ну, возможно я чуть преувеличиваю. — Скорчила гримасу Нора. — Но суть ты уловила. Он был тем ещё кадром. А главное — чтобы я ни делала, он отказывался меняться. Казалось, ему было абсолютно плевать на мою муштру! То, что прекрасно сработало даже с Дунканом, в его случае приводило только к молчаливому саботажу! Я говорю ему бежать кросс — он куда-то убегает на половине круга, только стоит мне отвлечься, пытаюсь заставить его заниматься тактикой — как он, под видом этого, начинает писать свои дурацкие книженции. И что бы я ни делала, ему было абсолютно плевать на это! — О, она была в ярости. — Раздался почти весёлый голос от двери. Мерели мгновенно побелела, как полотно — и застыла на месте каменным изваянием. Рахмиэль повернулась — и увидела объект их разговора, прислонившийся к распахнутой двери и нисколько не скрывающий интереса на лице. — Я почти уверена, что правила вежливости запрещают вам подслушивать. — Нахмурившись, поднялась Дитя Небес и небрежно заслонила собой Нору — что, казалось, нисколько не потревожило Губернатора. Тот, чуть пожав плечами, сделал пару шагов внутрь и, не спрашивая разрешения, отодвинул стул и уселся на него, заставив тот жалобно скрипнуть под немаленьким весом. — Правила вежливости есть понятие растяжимое. — Почти лениво протянул он. — Тем более, считается невежливым говорить о ком-то за его спиной, так что мы квиты. Однако! — Фон Кройц вскинул руки, увидев, как Рахмиэль открыла рот, чтобы возразить. — Я здесь не для того, чтобы спорить. Есть кое-что, что я должен обсудить с Норой наедине. Рахмиэль перевела взгляд на всё ещё сидящую молча, с выпрямленной спиной и закрытыми глазами, Нору. Затем на Лютера — и их глаза на мгновение вновь скрестились, высекая сноп невидимых искр. Она знала, что не должна была привлекать внимание. Прекрасно понимала, что спорить с Губернатором — вероятнее всего, целой планеты (у неё это в голове не укладывалось), очень опасно. И даже могла себе представить, какие проблемы может создать как себе, так и Норе — но не могла поступить иначе. — Я думаю… — Защитница коротко и отрицательно качнула головой, решительно встав перед Норой, все ещё не нашедшей в себе силы поднять голову. — Её звонкий голос разнёсся по всему помещению, заполонив собой бетонный короб. — Сейчас она не хочет говорить. Это был долгий и тяжёлый день. Я не верю, что этот разговор не может подождать завтрашнего дня. Глаза Лютера на мгновение распахнулись в искреннем удивлении, когда он перевёл взгляд умных, внимательных глаз на Рахмиэль и ещё раз почти препарировал её взглядом. Впрочем, ангел не осталась в долгу — ответив таким же долгим и тяжёлым взглядом — когда лазурная бирюза аквамарина столкнулась с холодной бездной неба. Это не было тяжёлым или долгим противостоянием — человек и ангел лишь примерялись друг к другу, не желая превращать это короткое столкновение в открытый конфликт. Губернатор чуть прищурился, склонив голову — Дитя Небес же оставалось столь же безупречно спокойной — и лишь легонько хмурилась, выказывая своё нежелание продолжать. — Хватит. — Прервала их дуэль Нора, медленно поднявшись с кровати и, не без трепета, подняв голову и встретив взгляд — как уже успела догадаться Рахмиэль, кого-то большего, чем просто подчинённого. — Это важно. Побудь тут и никуда не уходи, хорошо? — Как будет угодно. — Негромко пробормотала ангел, отвернувшись и прислонившись к стене — выглядывая в открытое нараспашку окно. — Прошу прощения за поздний визит и проявленную настойчивость. — Улыбнулся явно удовлетворённый мужчина. — Всё в порядке. — Легко приняла предложенную оливковую ветвь Рахмиэль, склонив голову в лёгком поклоне и бросив короткий взгляд на тяжело вздохнувшую и стиснувшую кулаки Нору. — Ничего страшного. Полагаю, все мы несколько взвинчены приближающимися тягостными временами. — Хватит уже рассыпаться в любезностях. — Буркнула Мерели, подняв голову и решительно встретив взгляд фон Кройца. — Идём. — Тогда за мной. — Деловито кивнул Губернатор, развернувшись и быстро выйдя из комнаты. За ним последовала и второй человек — оставив Рахмиэль в мрачной, пустой тёмной комнате, наедине с воющим ветром за распахнутыми окнами. Вздохнув, ангел подтащила стул к окну и уселась на него, закинув босые ноги на подоконник, позволив каплям дождя молотить по нежной коже. Ей было почти неловко — однако она не могла поступить иначе. Что-то внутри протестовало против того, чтобы Нора — по крайней мере, в таком состоянии духа, откровенно разговаривала с неизвестным ею человеком! В конечном итоге, а вдруг с ней что-то случится? Было видно, что Мерели некомфортно… Ангел замерла, широко распахнув глаза и осознав, о чём только что подумала. — О Отец… — Прошептала Рахмиэль, аккуратно залезая на подоконник и садясь спиной к комнате, устало и печально смотря в далёкую изумрудную даль холмов — тёмных, до них не доносились фонари бетонных джунглей небольшого, на самом деле, города. — Спасибо, что веришь в меня достаточно, чтобы подвергнуть меня этому искушению. Вновь. Вновь наступила тишина, прерываемая лишь порывами воющего и ярящегося ветра. Ангел Милосердия прикрыла глаза, покачивая ногами и подняла растопыренную пятёрню вперёд, с грустью изучая идеальную белую кожу. Такую идентичную — и так отличающуюся от человеческой. У ангелов не было родимых пятен. Ангелы не могли иметь шрамов. Ангелы были воплощение совершенства в теле человека — показывая собой пример, каким должны быть люди, стремясь достигнуть физического и ментального совершенства. Они — любящие родители, пестующие своих детей, делая из них идеальные копии самих себя. Они — строгие надзиратели, бдящие и охраняющие своих подопечных от страстей и бед. Они — бесстрашные защитники, приходящие в наитемнейший час, готовые прийти на выручку любому. Но у ангелов не могло быть любимчиков среди друзей. Не должно было быть друзей и излишних привязанностей. Достойный Ребёнок Света одинаково любит благого праведника и последнего еретика — но этого никогда нельзя было сказать о Рахмиэль. И, как и всегда — как это было сотни и сотни раз до этого… — Прости, Отец. — Тихо прошептала ангел, посмотрев вверх — на далёкую, оставшуюся в миллионах лет полёта отсюда родную Землю. — Твоя глупая дочь вновь подвела тебя… Небеса молчали, сурово взирая на неё — оценивая и взвешивая каждое сказанное их дочерью слово. Безразличные на первый взгляд — Рахмиэль, тем не менее, на мгновение почувствовала знакомую грязь греха, невесомым — и одновременно многотысячетонным грузом рухнувшего на её плечи, заставив съёжиться. Но даже так — несмотря ни на что, ангел чувствовала, что не может поступить иначе. Любой, за редкими исключениями, ангел рождается без крыльев — и лишь от него зависит, сколь много он достигнет. Те, кто смогли Вознестись, всегда говорили об этом загадками, не рассказывая, как им удалось достичь этого. Наверное потому, что у каждого был свой путь — объединённый пятью ключевыми этапами преображения бескрылого ангела — в десятикрылого архангела. И пусть на Небесах был лишь один Истинный Архангел — Михаил, Рахмиэль верила, что, рано или поздно, сможет получить хотя бы вторую пару крыльев. Об этом пришлось забыть, когда она оказалась здесь — но сейчас, смотря на чужие звёзды над головой и всем своим светлым естеством ощущая, как привычный грех излишнего фаворитизма к смертным довлеет над ней, именно эти пять простых шагов пришли ей в голову. Эту загадку Михаил загадывал каждому, кто задавал у него вопрос про Вознесение — и делал это вот уже многие сотни и тысячи лет — с тех самых пор, как их Отец покинул их, отправившись на Седьмые Небеса. Рахмиэль облизнула пересохшие губы, по памяти воспроизводя слова, выгравированные в её сознании, казалось, навечно. Первая пара — для тех, кто познал веру. Вторая пара — для тех, кто познал противоположность. Третья пара — для тех, кто познал любовь. Четвертая пара — для тех, кто познал искушение. Пятая пара — для тех, кто не потерял ничего из этого. Рахмиэль, как и все Небеса, билась над этой загадкой на протяжении долгих веков, сменяющих один другой — ведь, осознай она, что имел в виду старший брат, то уже давно бы Вознеслась до уровня десятикрылого серафима… Но этого не произошло. Она не знала, когда «познала веру» — ведь крылья были с ней с тех самых пор, как она себя помнила. Вероятно потому, что ангелы рождались в присутствии Господа — либо, когда он удалился на заслуженный покой, на Небесах — и мгновенно убеждались в том, что легенды не врут. Им не надо было познавать веру для того, чтобы обрести крылья — ведь до ангелов Возносились исключительно те, у кого этой веры было в избытке. Она же сама, на этой далёкой планете — не теряла веры ни на единую секунду, оставаясь приверженицей всё тех же догматов, что всегда были с ней и вели по абсурдной длинной дороге жизни — но крылья отказывались проявляться за её спиной, а нимб — не спешил вспыхнуть пламенным сиянием Света. Почему? Она не знала — бросив гадать больше месяца назад. Ей было некогда задумываться об этих высоких материях — тем более, что, как и всегда, никакой надежды на вторую пару крыльев у неё не было и быть не могло. Ведь познать противоположность — означало стать своим искривлённым отражением. Превратиться из Ангела Милосердия в Ангела Отмщения — несущего разрушение Врагам Небес. Лишь единожды она приблизилась к этому — и тогда удержалась от Падения лишь Чудом — и с помощью Метатрона, остановившего её от рокового удара. Долгие тысячелетия тому назад, когда Великая Война была в своём зените — и даже самые Милосердные из Светлого Воинства теряли остатки своей терпимости и доброты. Мрачные и тяжёлые времена — которые не прошли для Небес даром. Но все Дети Господни, прошедшие через горнило той бойни с демонами и павшими, либо погибли, либо Пали, либо Вознеслись. За единственным исключением. Ангела Милосердия, начавшего Великую Войну с одной парой крыльев — и закончившую её, не Пав — но и не Вознесясь. И её совсем не оскорбляло то, что одна из самых старых и любимых братьями и сёстрами целителей и вдохновителей Небесного Воинства не удостоилась второй пары крыльев — знака признания заслуг от Отца… Разве что — совсем чуть-чуть.