Кangaroo cry

Сакура нашла Наруто на вершине статуи Хокаге. Она не потрудилась заглушить своё приближение; она знала, что он мог ощущать её чакру на расстоянии более полумили, если не дальше. Оказавшись в зоне слышимости, женщина остановилась, давая молчаливую возможность отвернуться от неё. Она знала, что именно сюда он приходит, чтобы побыть в одиночестве, и не хотела отнимать у него это единственное место уединения, даже если это означало столкнуться лицом к лицу с ситуацией, которую сама оставила позади. Несмотря на то, что большинство людей понимало её, Сакура была сильной женщиной, и её эмоциональный интеллект мог помочь в разговорах, которых даже Наруто научился избегать. — Я не хочу говорить об этом. Разговоры, подобные этому. Сакура ухмыльнулась, присаживаясь рядом со своим надувшимся другом: в голосе тридцатидвухлетнего Хокаге зазвучали детские нотки. Саске всегда удавалось пробуждать в нём молодость. К сожалению для Наруто, его юность состояла в основном из своевольного упрямства и решительных крикливых заявлений. Мужчина повернулся к ней и слабо улыбнулся — тень той радости, которой он обычно обладал. Она исправилась: это выражение никак не было связано с его юными годами. Наруто был, несмотря на всё, что мир взвалил на него, счастливым ребёнком. Ему удавалось увидеть свет в самых пугающих и ужасных сценариях. Он даже видел доброту в Саске в те времена, когда сама Сакура потеряла всякую веру в того, кого, как ей казалось, любила. Улыбка, которую Наруто носил сейчас, была той же самой, что он надевал для бюрократов, когда проиграл какой-то политический спор: унылой, замкнутой, закрашенной в последней отчаянной попытке напомнить чинушам, что, несмотря на собственное поражение, он уйдёт с некоторым подобием достоинства. — Нам не обязательно говорить об этом, — заверила его Сакура, хотя и знала, что за этим последует. Наруто, в отличие от её мужа, не очень умел «не говорить об этом». Если бы Сакуре пришлось угадывать, Узумаки сумел бы «не говорить об этом» ещё три… два… один… — Я просто… — надулся Наруто, расстроенно выпятив нижнюю губу от досады. Он нахмурил брови, окинув взглядом всю Коноху так, словно это она виновата в том, что Саске не мог любить его должным образом. Что, как невесело подумала Сакура, оглядываясь назад, возможно, в какой-то степени было их виной. — Я не понимаю его, Сакура. Сакура чуть не фыркнула, спасаясь кашлем, который нарочно преувеличила, подняв руку, дабы прикрыть рот. Однако не могла удержаться от того, чтобы не поддразнить друга, подтолкнув плечом, прежде чем ответить: — You and me both, sister. Это вызвало у него искренний смех, и она была счастлива видеть, как тот наконец расслабился в её присутствии. Его плечи заметно разжались, а в уголках глаз появились морщинки, когда мужчина улыбаясь повернулся. На этот раз улыбка была настоящей, она говорила о том, как тепло он относился к подруге, несмотря на все препятствия к его счастью, которые та невольно выстроила за последние двенадцать лет. Эта улыбка, та самая, которую Наруто всегда держал только для неё, заключала в себе все причины, по которым она никогда не могла его ненавидеть. Однако, как всё хорошее должно заканчиваться, так и улыбка сползла с губ Наруто. Но не гнев снова овладел выражением его лица. «Нет», — отметила Сакура. Глубокая, скрытая печаль нахлынула на него сейчас, захлестнула их обоих, напоминая о причине, по которой они в первую очередь хватались за соломинку юмора. Наруто отвёл от неё взгляд, его пальцы нервно теребили подол рубашки. — Мне жаль, Сакура, — вышло тихо, почти отчаянно. Она услышала то, что Наруто, не мог произнести вслух: «Прости, что я был так груб за ужином», «Прости, что ушёл от тебя», «Прости, что твой муж — мудак и я не знаю, как конструктивно злиться на него, даже спустя столько времени». Но что ещё более важно — женщина услышала то, что лежало на сердце мужчины тяжёлым грузом: «Прости, что я люблю его», «Мне жаль, что я не могу перестать любить его». Это она могла понять. — Это не твоя вина, Наруто. Потому что это действительно была не его вина. И даже не вина Саске. Кто был виноват в том, что сердце Саске было разорвано, а его эмоциональность подавлена ещё в юном возрасте из-за ужасной смерти родителей? Кто виноват в том, что Наруто никогда не знал, как быть любимым, настолько, что любая капля привязанности, даже если эта привязанность была предложена девушкой, которую он не мог по-настоящему полюбить в ответ, загоняла в угол, так как являлась желанной, после восемнадцати долгих лет одиночества? Кто виноват в том, что хоть какие-то выражения лица Саске носили тень деяний склизких, наполненных грехом, рук Орочимару? И кто был виноват в том, что обоим мальчикам не хватало соответствующих навыков общения, чтобы каждый из них мог сказать другому, как любит его, несмотря на груз брака, лёгший на плечи Узумаки, недавно назначенного Хокаге, или на Саске, который к концу подросткового периода стал настолько охвачен чувством вины, что мысль о том, чтобы дотянуться до Наруто, вероятно, казалась ему несбыточной мечтой? Это не означало, что Сакура не злилась. Она была зла, просто в ярости. Двенадцать лет глубоко укоренившейся ярости бушевали в ней, угрожая выплеснуться наружу в тот момент, когда кто-то из их четвёрки решит разрушить стеклянные замки, которыми были оба брака. Но Сакура понимала, что её гнев, как и вина, не могут быть направлены на кого-то одного. Злилась ли она на Саске за то, что тот знал, чего хочет, но видел невозможность и безнадёжность погони за этим? Была ли она зла на него за то, что он уступил предполагаемым желаниям Наруто, решив вместо этого убить двух зайцев одним выстрелом, женившись на Сакуре, что, оглядываясь назад, вероятно, было его извращённой идеей попытаться сделать её счастливой; и, делая это, быть настолько близким к Наруто, насколько это возможно, без того, чтобы напрямую принадлежать ему? Нет, несмотря на всё, через что он заставил её пройти, Сакура не могла злиться на своего мужа за то, что он был продуктом своего собственного окружения. Был ли тогда Наруто тем, на кого она могла излить свою ненависть? Нет, женщина установила это с самого начала. Узумаки был виноват в том, что влюбился в Саске, не больше, чем сама Сакура. Во всяком случае у него было больше прав на сердце Саске, разбитое и истерзанное, чем у кого-либо другого. Ведь это Наруто гнался за Саске на край света, несмотря на то, что все, включая самого Учиху, говорили ему этого не делать. Как Сакура могла винить своего друга за то, что он любил её мужа сквозь его собственную боль, страдание в сердце, превращая горечь и ненависть Саске во что-то похожее на принятие? Возможно, Наруто мог бы даже предложить Саске некое подобие счастья, если бы послевоенный мир был чуточку добрее, чуточку мягче, терпеливее по отношению к двум мальчикам. Если бы им дали время, возможно, мимолётные улыбки и желанные прикосновения могли бы перерасти в дружеские отношения на всю жизнь. И, возможно, если бы Коноха не была так сломлена, если бы жители деревни не дёргали Наруто за рукава во все стороны, юноша и сам мог бы увидеть, что мальчик, который любил его самым тихим, самым ненавязчивым образом, был тем, кто нуждался в нём больше всего. Могла ли Сакура по-настоящему злиться на Наруто за то, что он раньше не познал своего собственного сердца, когда у него не было никого, кто мог бы показать ему, что такое любовь, настоящая, беззастенчивая любовь? Разве можно высмеять ребёнка за то, что он обхватывает своими изящными маленькими кулачками каждый палец, который помещается в его ладонь? Нет, точно так же, как Сакура не могла осудить Наруто-подростка за то, что он цеплялся за первую женщину, которая когда-либо открыто обожала его, лелеяла и любила самым здоровым образом. А Саске, мальчика, что с трудом мог признаться в своих чувствах даже себе, не говоря уже о самом объекте своей привязанности, не имел шансов на фоне застенчивой, но бесспорно бесхитростной любви Хинаты к Наруто. И Узумаки, так изголодавшийся по человеческим прикосновениям, любви, никак не мог видеть своё собственное желание таким, каким оно было: мимолётным. Ибо, как можно понимать, что любовь поверхностная или, наоборот, глубокая, когда твоя собственная точка отсчёта была высохшим источником эмоций в течение долгих восемнадцати лет? Привязанность Хинаты, должно быть, ощущалась океаном, огромной волной утешения по отношению к мрачному, лишённому любви прошлому Наруто. Сакура задумчиво сидела рядом со своим другом, приходя к новому пониманию теперь, когда она, наконец, позволила своим мыслям забрести на такую мрачную территорию. Здесь сидел человек, который, наконец, после многих лет молчаливого отрицания познал своё сердце, смирился со своей любовью к другому мужчине. Человек, который посмотрел прямо в глаза своей второй половинке и сказал ему «нет», — он не бросит свою семью, не откажется от своих клятв. Наруто, несмотря на свои многочисленные недостатки, всегда был человеком слова. Сила его честности помогла ему пройти через столько трудностей за эти годы; это было похоже на насмешку над его характером то, что величайшая черта оказалась причиной его величайшей душевной боли. Саске, конечно, знал это. Сакура видела это во взгляде своего мужа в ту роковую ночь в башне Хокаге: выражение поражения, которое проявлялось на его лице на протяжении стольких лет, что женщине казалось — это его состояние покоя. Какой глупой она была. В то время как остальной мир был так сосредоточен на восстановлении себя, Саске медленно и бесцеремонно разваливался на части. Это привело Сакуру к третьему зловещему персонажу в её повествовании: к самой себе. Из всех, на кого Харуно пыталась возложить вину, возможно, она сама была единственной, кто больше всего заслуживал возмездия. И всё же это тоже было неправдой, не так ли? Сакура обладала самосознанием, но познание самого себя по-настоящему приходит только с возрастом, с опытом; и хотя к восемнадцати годам Харуно многое испытала, она мало что пережила по-настоящему. Ей казалось, что она влюблена в Саске; ей даже было легче любить его, когда он был далеко. Женщина создала нечто в своем воображении, мужчину, на которого можно спроецировать все свои желания, все свои стремления, а он никогда не был бы рядом, чтобы противоречить этим чертам. Сакура провела три года с этими мыслями, объём этого ложного романтического повествования, который она создала для Саске, стал почти осязаемым к тому моменту, когда он вернулся домой. Как она могла винить Саске в собственной гибели, когда тот сам не смог бы отличить очень настоящую, очень тонкую любовь Наруто к нему от преувеличенного чувства влюблённости излишне увлечённой им Сакуры? Учиха, конечно, выбрал очевидный вариант. Женщина часто задавалась вопросом после того, как постепенно узнала о полном отсутствии у мужа романтического интереса к ней. Женился ли он на ней, потому что думал, что это сделает её счастливой, или выбрал её, потому что их союз позволил бы ему быть ближе к Наруто? Она не была уверена, обладал ли Саске бескорыстной способностью принять такое решение за кого-то в возрасте восемнадцати лет, отдать кому-то, такой как Сакура, свою руку и сердце, дабы насытить её на всю жизнь. Подумал ли он в своём горе, что, возможно, смог бы, по крайней мере, сделать хоть кого-то в этом мире счастливым? Независимо от причины, альтруистической или иной, его решение имело неприятные последствия. Сакура уже давно не была счастлива. И Саске, несмотря на свои первоначальные намерения остаться, как и просил Наруто, не мог вынести мысли о том, что находится так близко к тому, чего он хотел больше всего на свете, не имея возможности прикоснуться к этому. Его, казалось бы, бескорыстное решение, если оно являлось таковым, было неправильно истолковано, с каждым одиноким днём лишая Сакуру её романтизма. Если когда-то дни, проведённые с Учихой до его долгих, периодических отлучек, вселяли в неё надежду, то теперь это приносило лишь острое чувство одиночества, как у её дочери, так и у неё самой. Его отсутствие в жизни сигнализировало ей о том, из чего на самом деле исходила его боль, а исходила она из одиночества, тоски. Тоска не по ней, а по мужчине рядом с ней. Саске провёл так много своей жизни, окутанный тупой, непрекращающейся болью, что, казалось, не знал, как жить без той. Сакура сейчас не может сказать, предпочла бы она, чтобы он оставался дома все эти годы, или нет. Какая польза от того, что она бы наблюдала за его гниением в реальном времени? По крайней мере, когда он отсутствовал, они оба чувствовали некий нездоровый покой. Она, которой не нужно было нести на себе груз его ошибок, и он, которому не нужно было притворяться, что полностью доволен той жизнью, что сам для себя устроил. Ни одна женщина, какой бы сильной она ни была, не хотела, чтобы на неё смотрели с сожалением. Мысли Сакуры ходили по кругу. Как ни странно, именно Хинату она поспешила обвинить во всём этом. Это она в первую очередь втянула их в эту неразбериху, по крайней мере, Харуно так себе это представляла. Разве не всепоглощающее желание Хинаты к Наруто, её чрезмерная потребность в нём в первую очередь оторвали его от Саске? Там был Саске, наконец-то дома, наконец-то выздоравливающий, наконец-то получивший шанс дышать впервые с тех пор, как ему исполнилось девять лет, когда Хьюга, казалось, в одно мгновение высосала из него ту самую жизнь обратно. Сакура думала, что Саске не дышал нормально с тех пор. Ни разу с тех пор, как… Вдох: Наруто приводит Саске домой, даёт ему место для ночлега. Выдох: однажды вечером Хината заходит поужинать или, может быть, позавтракать. Это не имеет значения, Сакура знает, что результат будет одним и тем же в любом случае. Вдох: Наруто снова обнимает Саске. Сакура видела это однажды у моста, пересекавшего реку Конохи. Учиха споткнулся о свиток, пробуя сложное дзюцу одной рукой, компенсируя большим размахом плеч руку, которую потерял за три недели до этого. Наруто, конечно, был там, чтобы поймать его, только удерживая чуть дольше, чем необходимо. Достаточно долго, чтобы Саске закрыл глаза, наклонился, отдышался и… Выдох: Хината приглашает Наруто на свидание. «Смелая девушка», — думала Сакура, ухмыляясь за бутылкой сакэ с Наруто вечером того дня, когда Хината сделала предложение. По словам Узумаки, она пригласила его на свидание без малейшего трепета, бормоча смущающее предложение через поручни того самого моста, где Наруто поймал Саске в свои объятия. Сакура помнит, как думала, что у судьбы забавная манера играть с людьми таким образом, предлагая два признания в одном месте: одно молчаливое, тоскующее; другое — невпопад, но очевидное. Там, где Саске прикасался к Наруто с лихорадочной энергией и сверкающим взглядом благоговения, когда Наруто обнял его за талию в ответ, Хината заявила о своих правах устно, хоть и со страхом. Наруто никогда не был силён в тонкостях. Сакуре нравилось думать, что, если бы она не была так влюблена в то время, она, возможно, помогла бы Наруто увидеть, послания, что Саске пытался ему отправить. Чувственные прикосновения, взгляды украдкой. Ей хотелось думать, что она была бы достаточно любезна, чтобы предложить им обоим эмоциональный мост, дабы заполнить пустоту между ними. В то время они этого не знали, но канун их попойки станет последним постоянным вечером Саске в Конохе. — Я даже не знал, что так ей нравлюсь! — воскликнул Наруто, широко раскрыв глаза в замешательстве и воодушевлении, глядя на дно своей рюмки. — Тогда ты, должно быть, слеп, — хихикнула Сакура, одним глотком выпивая собственное сакэ и потянувшись за бутылкой, а затем продолжила: — Так же слеп, как и Саске в отношении меня. Наруто повернулся к ней, на его губах мелькнула сочувствующая улыбка. — Ах, Сакура, не будь так строга к себе. Саске ненавидит всех! Вдох: — Нет, не всех. Выдох: — Нет? Назовите хоть одного человека, который нравится этому ублюдку больше, чем его собственная причёска в стиле «Утиная жопка» Вдох: Пауза. Выпивка. Ещё одна пауза. Выдох: — Ты. Он любит… любит… тебя, Наруто. Выдох: Мрачная атмосфера развеивается по маленькому питейному заведению, заставляя Наруто задыхаться настолько, что кажется, будто он задерживает дыхание. Если судить по остекленевшему взгляду в его глазах, то это может означать — он пытается сдержать слёзы. Вдох: Вдох: Вдох: — Наруто? Выдох: — Не достаточно, чтобы заставить его остаться. Сакура отвлеклась от своих воспоминаний и посмотрела на сидящего рядом с ней Наруто, того самого, настоящего. — Мне жаль? Он повернулся, печальная улыбка появилась на его губах, когда вновь заговорил. — Я сказал, что просто ненавижу то, что я… Я имею в виду, что нас было недостаточно, чтобы заставить его остаться, — вздохнул мужчина, подняв камень и швырнув его через нос пятому Хокаге. Сакура проследила, как тот отскочил от большой каменной маски её сенсея, и прислушалась, к разъяснениям друга относительно своего заявления. — Я просто имею в виду, — начал он, уже смущённый своим слишком откровенным признанием, — я рад, что он остаётся. Ну, знаешь, ради Сарады. Она будет намного счастливее. Но я… — вдруг запнулся. Сакура обернулась и увидела, как он почесал затылок слишком знакомым жестом. — Полагаю, я хочу сказать, что я… Сакура снова в том питейном заведении с сакэ в руках, снова на табурете, пьёт перебродившую рисовую воду из бутылки, которую они с Наруто использовали, чтобы утопить себя в ночь перед уходом. — Я просто хотела, чтобы меня было достаточно для него, — Сакура двенадцатилетней давности говорила в унисон с сегодняшним Наруто. — Я просто хотел бы, чтобы меня было достаточно для него, — повторил Наруто, уставившись на свои руки так, словно они были виновниками. Почему ты не прижал его к себе чуть крепче? — его глаза, казалось, вторили ему. — Почему ты не задержал руку немного дальше? Не прикоснулся к нему немного мягче? В самом деле, что она могла сказать на это заявление, не выдав себя? Ничего. Вместо этого она сделала всё, что могла: обвила его руками и притянула к себе достаточно близко, чтобы прижаться лбом в нижнюю часть челюсти. Одна рука дружески обняла его за плечи, другая упокоилась на груди. Она ощущала чужое сердцебиение, ощутила замедление под кончиками пальцев, когда выровняла своё дыхание с его. Глубокие вдохи, казалось, успокаивали того, если судить по прерывистой скорости сердца. Вдох: мужчина положил свою руку поверх её и прижал пальцы к своей груди. Именно в этот момент она решила принять окончательное решение за всех. Простить Наруто за то, что она слишком поздно полюбила своего мужа. Простить себя за то, что любила Саске слишком поверхностно. Простить Хинату за то, что та слишком сильно любила Наруто. И простить Саске за то, что он слишком тихо любил Наруто. Простить Саске за то, что он любил Сараду слишком откровенно. Простить Саске за то, что он никогда не любил её, Сакуру. Простить Саске. Выдох: — Наруто. Вдох: — Хм? Выдох: — Мне нужно, чтобы ты кое-что знал. Вдох: — Что такое, Сакура? Выдох: — Мне нужно, чтобы ты знал, что… Вдох: Выдох: — Знал, что я… Вдох: Вдох: Вдох: — Сакура, ты в порядке? Ты перестала дышать. — Наруто, я… — Сакура! Они оба повернулись, уставившись на раскрасневшуюся и довольно запыхавшуюся Хинату. Наруто быстро поднялся и подбежал к жене, дабы поддержать, пока она пыталась отдышаться. — Хината, милая, о Боже, что случилось? В чём дело? Наруто обнял её за плечи, откидывая женские влажные волосы со лба в слабой попытке успокоить. Сакура увидела, как слёзы навернулись на глаза молодой женщины. Затем, ко всеобщему удивлению, она заплакала. — Прости, — пробормотала та сквозь сдавленные рыдания. — Прости, Сакура, мне так жаль! — Что? — Сакура чуть не закричала, уже не в первый раз сытая по горло одним из многих эмоциональных проявлений Хинаты. — Что, Хината? Что? Что это такое? Хината икнула, вдохнула, затем ещё раз икнула, прежде чем отреагировать на почву у себя под ногами. — Он знает, — с трудом выдавила она. — Он знает, Сакура. Я не знаю, как… Сакуре не нужно было слышать остальную часть этого предложения, чтобы понять, что Хината имела в виду. — О, Господи, — застонала она, закрывая лицо ладонями, дабы попытаться подавить боль, ворвавшуюся в её чувства. — О, Господи, Господи… — Что? Что не так? Что происходит? — теперь Наруто переводил взгляд с одной женщины на другую, на его лице было ясно написано замешательство. — Кто и что знает? Хината, не сводя глаз с них обоих, ответила: — Он знает, что мы знаем… о… о тебе. И о нём. О вас обоих. Эта фраза, похоже, не избавила Наруто от его растерянности. — Обо мне? Что обо мне? Хината… — он вновь убрал её волосы назад, затем приподнял подбородок женщины так, что ей больше некуда было смотреть, кроме как ему в глаза. — Хината, что насчёт меня?.. Что ты рассказала ему обо мне? Страх в её глазах, казалось, задел струну в сердце Наруто. Если бы Сакура всё ещё прижимала руку к его груди, женщина, вероятно, почувствовала, как заколотилось его сердце в тот самый момент, когда он увидел во взгляде своей жены понимание того, что та скрывала от него в течение нескольких месяцев. — Он знает… — она тяжело сглотнула, храбро глядя мужу в глаза. — Он знает, что я знаю что…что… — Что ты его любишь, — закончила за неё Сакура. Наруто резко обернулся уставившись на Сакуру, как олень на свет фар. Она посмотрела на него прямо, уточняя: — Что ты влюблён в него. Лицо Наруто заметно побледнело, его руки безвольно упали с тела Хинаты. — Это не… — он повернулся к жене, его кожа стала белой от страха, руки заметно начали дрожать. — Я никогда… Но она не смотрела на него. Не обращая внимания на видимое беспокойство мужа, женщина повернулась к Сакуре, её широко раскрытые светлые глаза говорили о многом по сравнению с мягкостью голоса. — Сакура, прости, правда. Мне жаль. Я пыталась остановить его, но он… Ярость переполняла Сакуру. Более спокойным тоном, чем, по её мнению, Хината заслуживала, она задала вопрос: — Он — что, Хината? Голос женщины снова сорвался, слёзы в отместку потекли по её щекам. — Он ушёл. Он ушёл от нас, ушёл. Я не… — Ушёл? — заговорила не Сакура, а Наруто. — Ушёл? Хината, что значит «ушёл «, он просто… Он просто… Сочувствие Сакуры иссякло. Да, она жалела Хинату. Да, нынешнее выражение лица Наруто разбивало ей сердце. Но единственным человеком, о котором она могла думать сейчас, когда проносилась мимо этой парочки, была её маленькая девочка, чьё первое сердечное горе вот-вот будет подарено ей её глупым, эгоистичным отцом. Сердце Сакуры сжалось само по себе. Весь самоанализ вылетал в трубу, когда речь шла о её дочери. Одно дело, когда Саске пронзал сердце своей жены, и совсем другое — причинять боль их ребёнку. — Сакура! — она услышала, как Хината позвала её. — Сакура, подожди! Она не остановилась, повернувшись на запад и побежав к тропинке, по которой её муж уже бесчисленное количество раз уходил, дабы оставить её и Коноху позади. Хината последовала за ней на несколько сотен метров, но отступила, как и предполагала Харуно, несомненно, чтобы вернуться и объясниться с собственным мужем. Сакура, в свою очередь, не видела деревьев перед собой, ровно как и дороги, или ворот Конохи, или моста, который она пересекла, чтобы избежать региональных границ своей деревни. Харуно не видела ни страха, скрывающегося на лице Наруто, ни печали в глазах Хинаты. Женщина даже, наверное, не сможет разглядеть выражение удивления, которое наверняка отразится на лице Саске, если она догонит его вовремя. Всё, что Сакура могла видеть, это абстрактный образ своей маленькой девочки, с притворным безразличием наблюдающей посреди ворот Конохи за тем, как собственный отец в последний раз оставляет её позади.