***
С уездом нескольких Вольтури в Америку замок немного опустел. На душе Ренаты было тоже пусто. Порой ей казалось, лучше бы она тоже поехала туда с ними. Но Аро был иного мнения. Он говорил, что в любой момент они могут понадобиться и в Европе — отступники не дремлют. Тем временем дела Вольтури в Америке растянулись на долгие два месяца. Как оказалось, всё было серьёзнее, чем ожидалось. Наконец, до оставшихся обитателей замка дошли слухи. На земле, где шла война между югом и севером, орудовала группа вампиров, во главе которой стояла Мария. Безжалостно и с гордой грозностью она использовала свою непревзойденную силу и беспощадную мощь, создавая армию проклятых, жаждущую завоевания новых земель. Время тянулось невыносимо долго. Однажды Рената нашла в себе силы признаться, что дела за океаном интересовали её меньше, чем ожидание Элеазара. Её пугало предостережение Маркуса, но сквозь бессонные ночи она представляла его улыбку, его голос, руки, касавшиеся её шеи, губы, которые слились в прощальном поцелуе, когда они были наедине. Но по мере того, как время шло, сомнения начали проникать в её разум. В моменты слабости она задавала себе вопросы, стоило ли погружаться глубже с обманчивыми чувствами. Сомнения были как призраки: медленно подкрадывавшиеся, они окутывали Ренату тревогой. Как бы то ни было, если и Элеазар не был её истиной, то всё равно она ждала и переживала за него, — в конце концов, он боролся для всеобщего блага, а это уже для неё многого стоило.***
Долгожданный день возвращения Вольтури наконец-то наступил, и Палаццо преобразился в место праздника и радости. Кайус, Джейн, Чармион, Афтон и Алек, вернувшиеся с похода, были встречены с горячими объятиями и радостными криками. В тот день устроили пиршество. Кровь так и лилась на позолоченные кубки. Но Элеазара среди них не было. — Где он? — Рената поволокла Чармион за угол, пока другие праздновали. Выражение радости и одухотворённости сошли с лица подруги, подобно утихшей буре, вместо этого она уставилась на неё с обомлевшим выражением. — Он говорил, что служба в Новом Свете его изнурила, он отправился к себе на Родину. В эту минуту Ренату успело посетить множество мыслей, от «почему же я не отправилась с ним?» до «что могло произойти, чтобы Элеазар не вернулся сюда?», не увиделся с ней, наконец? — А когда вернётся сюда, он не сказал? — единственное, что Рената смогла выдать. Чармион замотала головой. Она сжала губы, обдумывая говорить ли ей то, что следовало, но, в конце концов, она заявила: — Это только мое наблюдение, но, мне кажется, сейчас он переживает то, что переживал каждый из нас: узнать, что такое быть Вольтури. Те походы, что были раньше, не сравнятся с этим. Нам пришлось проявить особую жестокость и беспощаду. Бывало, мы ночами казнили бедняг, только потому, что они навредили бы больше, оставь их живыми. Оказавшись в порту Флоренции, Элеазар сошёл на берег и отправился в свои земли, чтобы оправиться. Дай ему время, — она дружески положила ладонь на её плечо и снисходительно улыбнулась. В эту минуту Рената была благодарна, что та, в свою очередь, не лезла в душу с расспросами. Потерпеть ещё какое-то время разлуки будет трудно. Но у неё было плохое предчувствие.***
Прошло около трёх недель. Для вампиров этот срок сравним с долей секунды. Но для Ренаты он продлился вечность. В стенах замках раздавались тихие перешептывания: «Что с Элеазаром? Куда пропал махо?» Такое ощущение, что все догадывались, что происходило, но по чьему-то велению все держались нарочито невозмутимо, будто так оно должно было быть. Однако в выражениях лиц некоторых от Ренаты не ускользала толика досады и сомнения. То, что переживала она, было похоже на болезнь. Болезнь, которую ничем нельзя было излечить, но можно было облегчить её течение, закрыв на неё глаза. Сделав вид, что она ничем не страдала — она верила, что тогда болезнь сама по себе пройдёт. Единственное, от чего Рената не могла отказаться, — это снять подаренное Элеазаром ожерелье из кантабрийского янтаря. Уж очень оно на ней прекрасно смотрелось и, чего уж таить, оно было напоминанием о тех прекрасных днях, когда между ней и им что-то зарождалось. Вскоре выяснилось, что Деметрий пару раз выбирался в Испанию: Элеазар действительно находился там. Аро твердил, что пока не стоило его беспокоить, он был близок к тому, чтобы вернуться. И он вернулся в одну из ночей. Сердце Ренаты подпрыгнуло в радости, как только в горизонте она увидела его. Но чем ближе он подходил, тем явственнее она ощущала какой-то чужеродный запах. Солёное море, олеандр… Она не могла определить его глубинное происхождение, либо же ей не хотелось знать. — Элеазар? Он глубоко вздохнул. Его глаза были исполнены необъяснимой глубокой досады. В ночном пространстве они сияли огненно-красным светом, который переливался в золотистый. — Рената… Руки медленно обвили её плечи, и объятие превратилось в телесное выражение утешения и сожаление, происхождение которого она не могла определить. Элеазар мягко прижал её к себе, словно желая сказать больше, чем могли выразить слова. Он не мог решиться. Сказать это. Ренатой овладело навязчивое желание вырваться из этого безмолвного объятия, взять Элеазара за грудки и выудить всю правду. Всё это было такой глупостью. Особенно глупой она себя ощущала, вспоминая свой настоящий возраст. И вместе с тем, она ловила себя на том, что разыгрываемое с ней было похоже на то, что могло бы произойти с какой-нибудь юной девицей, впервые познавшей любовь. — Я должен поговорить с Маркусом. Рената тяжело хлопнула ресницами. Это было началом конца. Больше ничего не будет как прежде. Кожа, соприкасавшаяся с янтарём, начала на ней гореть, удушая отчаянием.